Do kриkа

Елизавета Борзая
Щелчок. Она никогда не оставляла цвета. Любое фото безнадежно вешалось на стену комнаты серым. Словно вxера она была ребенком, но вот уже год, не снимая черных очков, она смотрит прямо в глаза и презрительно молчит. Она говорит своими фотографиями. Так точно и беспощадно.
А сегодня такое голубое небо, и облака ласкают взгляд. Как в детстве она на цыпочках стоит, щурится и про себя хохочет. Только, чтобы не заметили. Она одним нажатием клавиши теперь навсегда это небо для себя. У шкафа, где когда-то была ее детская кроватка, на полу она сидела и вспоминала. Кадр за кадром. Идеальная жизнь. Только ни на одном фото нет ее лица. Везде счастливые люди, а ниже надпись маркером: «Моя жизнь». Знаете, это так просто. Просто представить, что это ты. Просто «щелчок», и это твое счастье.
Это небо сегодня висит такое голубое и милое. Теперь у не свое небо. Голубое, не серое- счастливое.
Девочка- Ева. Она давно повзрослела. Девочка пьет ром, заедает поп-корном и смотрит на стену. Где все, что у нее есть. Она давно забыла свою личную жизнь. Настоящую, вкусную. Она гордится лишь иллюзиями и этой стеной.
Думала, что удачливая и очаровательно странная. А на самом деле мнение о ней ни у кого в голове не витало. Просто о ней никто никогда не думал, ее не помнили.
Ребенок с серым воздушным шариком. Его улыбки достаточно, чтобы разукрасить сто фотографий. Девочка целует мокрый нос щенку, которого ей только что подарили, а тот, еле успевая лаять, лижет ей лицо. Тут и Новые года, восьмые марта и просто лучшие дни для человека.
В ушах переливается джаз, а в голове кричит ребенок, который хочет что-то свое.
Ева- девочка гений в области выяснений отношений. Девочка на грани отчаяния. Девочка- воспоминание. Чтобы с людьми заговорить, ей нужен был повод их ненавидеть. Чтобы говорить больно, смело. Она их боялась. На мобильном телефоне только мама, и кричать на крышах. Иногда забывала свой голоc и пугалась, когда слышала его на автоответчике.

От страха дрожали губы. Незнакомое чувство, когда в мгновение и обнять и влепить пощечину. Другие сны, странные фотографии птиц и луж во время ливня. Знала, что на зло себе влюбилась. И она презирала это чувство. Эту боль в легких, когда дышишь не его воздухом. Больше, больше этого горького на полу, в холодной ванне, а потом наблюдать, как живописно бутылка падает и распадается миллионами. Считала свою жизнь исключительной.
Фраза эта убила последние прекрасные порывы. Девочка Ева умерла, осталась лишь боль: « Что ты такое говоришь? Какая любовь? Любовь, когда друг друга любят, а если любит только один, то это не любовь, а лажа какая-то. Я тебя не люблю, слышишь? Не люблю…»
Мальчик ушел. Она осталась наедине с этими словами, что кружили у фотоаппарата.
Она последний раз окликнула его, он неторопливо обернулся. Щелчок, он теперь будет висеть у ее кровати…



Мальчишка. Любит свои ролики. С сигаретой на них в клуб, его узнавали. И он гордился своим оригинальным стилем. Больше rock`n`roll а, больше блефа и подмигиваний.
Видимость «no problems», а глаза, голубые когда-то, аж серые от тоски. Но молчит и много курит. Не пьет, потому что тогда начинает рассказывать себя, а это горько. Наверное, и сам забыл, что эта жизнь разъедает его, что ему орать хочется: «S.O.S.» уже давно, чтобы, надрываясь и падая от изнеможения. Ему страшно. Он продолжает ездить в клубы. Ночь за ночью, сигарета за сигаретой, боль за болью.
Только когда на скорости, только когда пересыхает горло, а на поворотах забывается имя, тогда он чувствует себя немного живым. Он забывает имена своих нимфеток, фанаток, девушек, только статусы в аське говорят, что он скучает и… любит.
А он и не помнит, когда в последний раз он слышал о таком. Что-то нежное на слух- «любовь». Слова счастливых людей.
Он не врет. Никогда. Только так можно избежать ливня все новых и новых пустых знакомств. Тем ни менее пятьсот друзей в контакте постоянно хотят узнать, как у него дела. Глупо, он отвечает и уходит. Так жизнь загнала его в угол. Любил считать счастья.
Не свои, чужие, тех, кто пробегает мимо. Перевалило за тысячу, за грань. Нервничает, потому что не может плакать.
В комнате запах бергамота и сигарет. Окно разбито давно, сквозь него виднеется мегаполис. Сидя на столе , свесив ноги на улицу, он кидал в людей бумажные самолетики. Как в детстве. Только никто не должен знать. Один в комнате, в квартире, на всем свете.
Он не спит на своей серебряной кровати и не ест в дорогих ресторанах. Он ночует в дешевых клубах и кричит по утрам в своем бассейне. Под водой, чтобы аж гремело.
Знаете, когда-то он даже любил. Думал, что до безумия. Целовал ее ресницы. А она лишь попивала мартини. Они лежали на траве под утро, и он сдувал росу с ее щек. Он идеальный романтик, он хотел быть ее. А она хотела больше мартини и огней. Тогда он сломал рамки, завел девченку -собаченку, убил в себе смотрящего на звезды и стал мальчиком шлюхой.
Шел по улицам и притягивал взгляды независимостью от всех, презрением и улыбкой глаз из-под огромных очков. Улыбкой подонка. Люди шли. Много людей, новые лица, восхищающиеся, завистливые, адские. Личные марионетки.
Знаете, как больно быть кукольником поневоле?
«Оставьте в покое!» Каждое утро, глотая хлорку, слыша с глубины, как каждую минуту звонит мобильный. А потом гламурно целовать щечку за щечкой, задыхаясь от передоза духов, смеяться и шутить метко, глупо, популярно.
Ночью же, пачку за пачкой, слушать голос на автоответчике той, что раньше сожгла красоту его души. Пепел. И с отчаянием после гудка оставлять коротко:
«Верну.. прости»
Без гордости, жизни вообще, без неба, красоты, света. Сушь в душе, пустые кристаллы глаз и такая прелесть- мечтать жить.



*
Стена. Водой. Она фотографировала убегающих домой людей. Этим она ярче чувствовала свою свободу, свои корни, которые ни в чем не нуждаются. Водяные бомбы убивали день, превращая его в серое, непонятное, пустое. Люди кричали и неслись по домам, сбивая воду в комки огромной холодной стихии, что разлеталась так гордо и в миг исчезала. И эта вода превращала фото в чудо. Где человек руками разводил бриллианты в воздухе.
А он был прекрасней всех. Ролики не были видны из-за хрустальных брызг. Он летел. За ним армия бесконечной стихии. Принц. Уничтожал для нее черту между мечтой и реальностью. Поражал величием. Она не видела глаз, она не различала движений. Она любовалась танцем человека и воды. В тумане вихря, скорости. Щелчок. Она давно промокла и не чувствовала рук от холода. Водяные ресницы, тяжелые, будто чужие делали каждый вдох, как очередной кадр, она доверяла своим глазам и фотографировала вместе с ними.
И незаметно для себя она, как ребенок, впервые увидевший бабочку, шаг за шагом все ближе к нему.
- Ты что, меня фотографируешь? Юный папарацци? Тебе скучно жить?
- В Интернет не отправлю…
- Мне параллельно. Исчезни.
- Красивые фото. Лица все равно не видно. Никто не поймет, что это ты.
- Хорошо, вали.
- Не взглянешь?
- Нет.
А у нее сразу столько слов в голове, столько комплиментов и детских «представляешь?», она могла бы даже побежать за ним, но спохватилась и медленно тяжело опустила руки в огромные карманы плаща. Фотоаппарат грустно болтался на шее. Мальчишка уплыл с горы, казалось, что с такой скоростью передвигаются только самолеты. Будто поток воды подгоняет все вниз и вниз. Она сейчас только поняла, что за всю ее жизнь это был первый человек, который смотрел ей в глаза, который подходил так близко, что можно было слышать его дыхание. Стучало в висках. Будто стучала и молил о помощи маленькая Ева, которой так хотелось пронестись за мальчишкой по лужам, догнать и накинуться на шею, как к спасителю.
- Беги!
Такой сильный дождь. Сквозь мокрые пальцы будто проносилась вся жизнь вместе с этим безумным ветром. Ева не знала, зачем бежит, просто ей хотелось догнать, впервые в жизни догнать того человека, который ей do kриkа нужен…

О чем же думал роллер. Сигарета, ему нужна была сигарета, а этот проклятый дождь тушил все вокруг: сигареты, воздух и весну. Гул скорости и воды мешали ему слышать, как сзади за ним несется странная девочка в салатовых ботинках и с огромным глупым фотоаппаратом. Он думал о завтрашнем утре и о том, что лучше б его не было.
Знаете, ведь так бывает. Ты вот летишь по жизни, забывая дотрагиваться ногами земли, поэтому забываешь это чувство, ты летишь, пропуская вроде бы эту жизнь мимо, тебе ведь все равно. Осознание того, что летишь уничтожает логику. И вдруг ты вспоминаешь что-то важное, что заставляет приземлиться. Что-то забыл. Забыл, что жить от мечты к новой мечте нельзя. Надо осуществлять их. Что он немного забыл свой смысл, что вот ролики и там, далеко пачка сигарет, а больше ничего нет. И все восемнадцать лет никак не могут вспомниться. Тормоза сработали отлично, просто он редко ими пользовался. Скорее ролики сами останавливались прежде, чем успевал открыть глаза.
На небе что-то горит. От какое-то жутко серое. И кто-то там, наверху, пытается тушить этот ужасный пожар. До нас доносятся лишь капли. Обломки небесного мира.
Так странно подумал он и решил перестать дышать немного. Чтобы было совсем тихо, чтобы услышать тук-тук, чтобы: «Все-таки жив.».
Может, он бы часами здесь стоял, только кто-то с разгону сзади врезался в него, будто обнять хотел, а потом передумал. Зачем эта странная девочка за ним шла?
- Зачем ты меня преследуешь?
- А ты уверен в этом своем выводе?
- Да, вполне. Так поделись, нафига я тебе сдался?
- Ну… Может потому, что…
Сейчас так хотелось крикнуть, что ей хоть кто-то нужен, потому что прикосновений других людей она давно не ощущала, потому что плачет чаще, чем меняет батарейки на фотоаппарате. Потом отхлестать по щекам этого незнакомого человека, а дальше просто стоять и ждать, что он скажет…Чувствовала,­ что сейчас начнет неуравновешенно всхлипывать и рыдать, поэтому решили срочно решать, как выкрутиться. Фотоаппарат… Лежит рядом, капли, будто не замечая, что только уничтожили чью-то жизнь, продолжали живописно скатываться по его обломкам на черный асфальт. Безумная злость.
- …А я и не преследовала тебя. Я просто бежала домой, а ты, явно наркошка, под кайфом тут столбом застыл посреди дороги. Ты сломал мне фотоаппарат, ты, урод! Я просто хочу, чтобы ты дал денег на починку, а если он мертв, то на новый! Ты слышишь меня?
- Слышу прекрасно, но кто тут из нас под кайфом, если я убил твой фотоаппарат, ты не угомонишься, пока я не сколочу ему гроб? Значит, не шла за мной, ладно, а зачем бежишь, не следя за дорогой?
От этого парня веет чем-то последним: наверное, надеждой и вздохами. Ему было все равно. Одежда его промокла давно, видно, что странный этот под дождем с самого его начала.
- Я бежала домой, понимаешь, от дождя. Нормальные люди не любят болеть, чтобы не лежать с градусником и соплями в воскресенье, когда с друзьями она давно договорились пойти на пикник. Они спешат домой, чтобы укутаться в покрывало, пить капучино и говорить о глупостях со своим парнем, который на другом конце города пьет такое же капучино синхронно с ней.
А вслух она сказала только первое предложение, остальное же легонько пролетело в голове, чтобы уколоть свой же разум за больное.
- Я тебе не верю. Хоть и ливень, а я вижу, что ты рыдаешь, не умолкая. Иди, отоспись.
- Только попробуй свалить. Ты сломал дорогущий фотик! Думаешь, все так просто. Минимум, ты будешь мне обязан надолго. Так, что нам придется познакомиться..
(В этот момент она внимательно посмотрела ему в глаза, но не заметила ни искорки реакции.) А максимум новый фотоаппарат.
- Хорошо устроилась. Нашла меня в Интернете? Из серии «Давай дружить» только поагрессивнее. Очень оригинально.
- Мистер популярность? Не вдохновляет. Просто верни денег.
-Я тебе не должен.
- Еще как должен!
-Я даже не буду пытать спросить так глупо, чтобы не давать денег, как я могу отплатить, потому что ты сразу придумаешь что-то свое девичье и наивное.
- Ты о чем?
- Ну, типа: ой, а давай ты сделаешь вид при моих подругах, что мы мило общаемся, я за это тебе смогу простить.
Он так кривлялся и давился своей гордостью и сарказмом, что казался ей сущим дьяволом, которого так и тянуло поцеловать.
- А это милая мысль! – сказала она, чтобы надавить на глупое воображение.- Только мой дорогой фотик достоен большего. Станешь моим парнем на две, нет, три недели!
- Ты рехнулась? Я как бы прикалывался, а ты реально стукнутая?
- Да, представляешь? Ну, денег дашь, а то замерзла!..
- Зачем денег? Я лучше тебя в кафе свожу, милая.
Он сказал это так наигранно, что Ева испугалась. Потом было просто возмутительно и романтично к тому же. Он со словами: « Моя девушка не должна мокнуть под дождем!» закинул ее через плечо и потащил куда-то. Ролики сильно скользили, вода капала со лба. Она немного побаивалась этого неадекватного красавчика, обломки старой жизни серели все дальше и дальше. Она решила творить глупости…
«Следует для красоты игры непонимания кричать и брыкаться, что ли..»
Она смеялась над собой и над тем, что мир тесен и ей попался такой же одинокий полусумасшедший идиот, как и она.
А о чем думал мальчишка.
Он тоже знал, как ей нужна эта смешная игра. Ему она нужна была безумно.

.

Теплый пол, а на нем много полных пепельниц. Главные интересные факторы квартиры, потому что остальное настолько идеально симметричное и продуманное, что дизайн, казалось, создал от роду талантливый робот. Если на одной стороне стены на 30 см от угла висит лампа, то на другой стороне тоже. Нет ошибки на вид, ни на миллиметр.
- Странно живешь…
- На свою жизнь посмотри.
После этого почти диалога они долго молчали. Он курил, а она смотрела, как он курит. Пауза затягивалась на пятнадцать минут, но оба были довольны ее присутствием. А когда пачка закончилась, он спросил:
-Есть хочешь?
И они пошли на кухню, где было много еды, у которой срок годности никогда не закончится.
- Я такое не ем. Хочу дожить до новогодних подарков внуков.
- Роди сейчас сына, пусть он станет малолетним папой.
- Хочешь, я сделаю салат?
- Валяй.
Потом она долго освобождала овощи из целлофановой тюрьмы, а он смотрел, как она освобождает овощи из целлофановой тюрьмы.
- Зачем ты их моешь, они, скорее всего, даже созревали в целлофане…
- Не знаю, привычка, и так время быстрее проходит.
- Зачем?
-Что зачем?
- Зачем, чтобы время уходило? Быстрее?..
- Не знаю, может, потому что оно у меня всегда медленно тянется, а так, вода течет, я смотрю, зелень мелькает, время немного торопится.
- Ты очень странная.
- А ты подумал, что я серьезно на счет игры в пару.
- На то она и игра, чтобы не было серьезно. Ты ведь одинока…
И вот сейчас она действительно это поняла. Что фуфловая жизнь, что фотоаппарат никогда не спасал, что она не знает имена всех своих одноклассников, а они не поймут, что она из их класса, если встретятся с ней взглядами на улице.
- Да, одинока. А ты не так уж крут.
- Почему?
- Просто я не могу найти у тебя недостатков…Сказала­, что на ум первое пришло.
- Да, я неудачник. Я боюсь смотреть в глаза и держаться за руки. Последний раз просыпался счастливым только в пять месяцев.
- Нет, ты не лузер, ты просто тоже одинок. Но ты очень даже крут при этом остаешься.
- Идиотка.
Она делала узоры ножом по яблоку, а он курил. Мобильный разрывался, чайник кипел, дождь кончался. Они сидели на полу, а по телевизору МУЗ ТВ без звука.
- Встретились два одиночества, однозначно, зря. В чем смысл будет этой наши игры, тебе ведь не до кого нет дела? А меня не послал нафиг, когда порола бред про «верни, идиот, деньги!»
Безэмоциональное хихиканье и снова тишина.
- Тебе не все равно, что я такое? Просто немного отдохнем от своей жизни. Без правил, ладно? И будто друг о друге все знаем.
- Без проблем. И когда у нас первое свидание?
- Вчера.
- Тогда стоит активно целоваться.
- Сделай чай.
-Ладно.


- Я играю на фортепьяно и люблю шоколадное мороженое. Футбол с друзьями смотрю, не пропуская ни одной игры. У меня много друзей. Я очень ими дорожу. Однажды на спор сбил все кегли в боулинге кедом. Потом им неделю мыл полы. Обожаю эти маленькие шарики, через которые видно все вверх ногами и пить мартини с любимым человеком на балконе осенью. Девушка, которую я очень любил, уехала… в Канаду. Скучаю, но она ведь не вернется. Наше общение с недавнего времени ограничивается поздравлениями на праздники и каждый месяц « как живешь?» Боюсь, что вскоре расскажет, что вновь влюбилась.
- Правдоподобно.
- А вдруг все это правда. Как ты можешь отличить?
- Мы ведь решили без правил, значит, ты врешь, чтоб я не узнала тебя самого такого несчастного и пустого.
- Нашлась мне тут, психолог хренов. Теперь ты придумай себя.
- Ну, у меня далматинец живет. Мой лучший друг, помимо еще двух лучших, которыми дорожу очень. Мы часто ходим в город гулять у фонтанов. Пью зеленый чай и смотрю ужастики в обнимку с тостером. Так безопаснее. Когда-то я любила знакомиться на улице с людьми, говоря, что я турист с Фиджи. Это было весело. Сегодня какой-то странный тип сломал мой любимый фотоаппарат, теперь все фото с моего день рождения пропали, какой ужас.
- Надеюсь, ты шутишь…
- Да, я уже лет сто не праздновала день рождения.
- Это неправильно.
- Хм… Что же нам делать?
- Так, сегодня десятое сентября, сегодня у тебя день рождения. Пошли отмечать. Угощаю.
- И сколько мне исполняется?
- А сколько хочешь.
- Шестьдесят.
- Отличное число.

Ева смотрела на его профиль и думала, что именно вот этот тип своими проблемами и испортит ей остаток нервов. Странные игры наркомальчиков, которые уже из штанов выпрыгивают, чтобы дать понять всем, какие они на самом деле ранимые и милые, всегда заканчиваются глупо и просто. Они просто говорят, что наскучило и уходят дальше кутить, прокручивать свою жизнь, как перемотка на старых кассетах.
А он шел и думал, что это все он за зря. Что и жизнь испортит наивной девченке, а свою одинокую шкуру не обманет. Что хочет курить и, что у его бывшей девушки были такие же странно зеленые и настолько милые глаза. Поэтому он еще просто походит с ней рядом.
Они пили мохито. Он смотрел прямо в глаза, а она только в сторону. Так неудобно. Будто читает всю ее жизнь с подробностями. Мимо проходили странные люди. Он всех их знал, знакомил Еву, а потом они снова просто пили мохито.
- Ты наверное с лицемерием на ты…
- С чего ты взяла?
- Могу поспорить, что ты считанные реплики говорил всем этим людям. Что имя их запомнил только потому, что в контакте в сети каждый день их встречаешь.
-Будешь учить меня искренне жить?
- А почему бы и нет…
-На себя посмотри. Псих. Давай без личностей. Ты не ты, а я просто хочу отдохнуть.

Потом они гуляли. Молча. Она хотела взять его руку. Но так страшно было, что этот чокнутый быстренько передумает идти рядом. Она просчитывала каждый миллиметр между ними. Параллельно искала в нем то, чтобы могло ее привлечь, что могло бы ее влюбить. И ничего не нашла. Он просто был парнем, человеком, человеком, который с ней говорил, который с ней долго говорил, с которым она сидела за одним барным столиком. И это было замечательно. Докатилась до того, что любое живое существо могло быть для нее спасительной микстурой. Он не глядел по сторонам, а просто шагал, может, он даже не замечал ее. И ее руку, которая так нежно, искренне прикоснулась к его ладони. Как по фортепьяно промелькнули пальчики, и стало немного щекотно, но он делал вид, что не чувствует ее. Держа за руку. Она думала, что она законно теперь топчет эту планетку, что теперь та может не придираться, Ева доказала, что умеет жить.


И как бы не казалось нереальным их «за руку», но каждый вечер гулять по закату, не бояться одиночества. Они не говорили друг о друге, они придумывали все новые и новые счастья. Пили мохито и глядели по сторонам, где мир продолжал сходить с ума, влюбляться и забывать мобильные телефоны в джинсах, которые мама бросила в стирку. Мир смотрел на молчаливую парочку, будто хирургически пришитую друг другу, будто навсегда, будто жизненно важно, и пафосно говорили: «Психи!», а изнутри кто-то в них кричал: «Завидую!». И мир продолжал бегать, влюбляться и забывать деньги в куртках, которые мама бросила в стирку.
- Ева, почему ты не можешь жить самостоятельно? Боишься или как белые львы, просто не справляешься с ней, с жизнью?
- Ты еще не понял? Я замечательно жила, замечательно проживала и доживала, просто люди почему-то решили генетически для себя, что требуется общество, свет и улыбки, какими бы они фальшивыми ни были. Поэтому у меня серая кожа и прозрачные глаза.

Так они выживали. Вроде как все, вроде живые, вроде умеющие любить. Секретные, от них отражается солнце, как от щек игрушечных детей, которые всегда улыбаются, никогда не взрослеют и не крадут у родителей деньги на дискатеки и презервативы.

- А ты бы никогда добровольно не бросил все, не ушел навсегда, не перерезал все провода и вены. Даже не знаю. Ты же жуть, как несчастен, но, даже осознавая это, ты гордо фальшиво лыбишься, тратишь не свои, свои деньги, ты обманываешь свое жизнелюбие, которое уже давно просто на героине.
- Дорогая, у нас перед жизнью нет никаких обязательств. Ей все равно. А когда обратит внимание на нас, тогда и убьет, ведь она примитивно зла. А пока, зачем нарываться. Жизнь- карусель, так наслаждайтесь поездкой и попытайтесь не блевать.

*


А потом наступила зима. Какая-то недружелюбно холодная и прозрачная. Била минусом по мостовой. Парки умирали от одиночества. Люди, забывая о себе, погружались в работу, чтобы мчаться с минутами, часами, днями, чтобы избежать тех бесконечных счастливых моментов, чтобы пережить зиму в засаде серых будней. Чтобы как-то проснуться по дороге на работу, случайно заметив, что вот весна щекочет губы, чтобы улыбаться.
Ева держала его за руку, чувствуя, что не согревается, а лишь еще больше замерзает от его руки.

- Для тебя это важно?
- Нет.
- А ты хоть знаешь, о чем я говорю?
- Для меня ничего не важно.
- Не глупи. У тебя же есть что-то, что сохраняет и убаюкивает тебя.
- Давно утеряно.

Жалко, что в этот момент пол ногами не хрустел юный декабрьский снег. Просто что-то покалывало в висках. Попросила обнять, чтобы согреться.
Бар назывался как-то странно, там были зеленые стулья и много глупого дыма. Гулко играла музыка, но Ева чувствовала, что снаружи жизнь кричит и молит о радости.
Он обнял ее и уставился в сторону, она разглядывала меню и подпевала Флер, что мурлыкала вокруг.

И было так обычно, но все еще холодно. Слышала, как он тихо дышит и иногда замирает, будто вспоминает что-то важное.
- Здравствуйте, что будете заказывать?
- Два мохито.

Забилось, застонало, почему-то сердце ее начало волноваться, будто цепко, цепко и одиноко, одиноко. Тянулась кротко все ближе к его дыханию, взаимность и нежность переполняли.
А он так резко отодвинулся, что задел ладонью ее щеку так больно, песня закончилась, принесли заказ, они молчали.

Еве уйти хотелось, но он теребил ее мобильный в руках. Забрать- невольно стать ближе, а теперь это, как грязную иглу в вену- будущее убивает.
Они молчали. Мобильный мелькал у него между пальцев. Щека норовила болеть. И скорее от обиды и разочарования. Почувствовала ненужность и обман последних пяти месяцев. Что глупо было ступать за этой жаждой живого рядом.
Он не мог долго без сигарет. Поменял телефон на зажигалку. И она убежала. Запуталась в неестественно длинном шарфе и заплакала.


Хрусталики люда мелькали над головой, руки и ноги онемели и тянули вниз. Красиво. Сине. Слышались гулкие голоса людей, которые суетились сверху. Зачем она пошла на этот чертов каток?

*

И белое-белое все. Такое чужое и колкое. Кто-то такой же белый что-то говорит и часто повторяет: «Крепись…». Мутно так. Болела голова, и летали синие бабочки. Как давно ей не было так параллельно, что она умирает, что врач качает головой, а в ледяной воде она пробыла почти десять минут. По холодной коже катилась кипяченая слеза.
Пусть. Пусть. Шоколадный пудинг на обед и потолок. Так самоуничтожались часы. Пришла мама, поплакала и убежала за телефонным звонком.
А за окном не шел снег. Это так неправильно. Просто было холодно. Болели руки, в венах осколки сердца, а в голове шум чего-то умирающего.
- Может, придешь, посмотришь, как в меня иголками тыкают по расписанию три раза в день?
- Тебе очень надо?
- Так придешь?
- Да…

За окном умирал очередной год. В это время умереть самому довольно легко- не так уж обидно.
Ева считала капли над головой. Просто только капельница впускала хоть какое-то разнообразие в палату, когда заканчивалась.
Кап-кап.
И когда он зашел, ничего не изменилось. Лекарства продолжали разъедать вены, а волосы грустно лежать на огромной подушке. Он осмотрел палату, спросил, можно ли здесь курить и, получив отрицательный ответ, подошел к кровати, взглянул прямо ей в глаза и:
- У тебя здесь неуютно.
- Знаю.
- Поправляешься?
- Неа. А ты видел, как я тонула?
- Да.
- Расскажи.

Тогда лицо его сделалось удивительно довольным, будто давно хотел это рассказать.
- Это было эффектно. Ты шла по люду в своем это бесконечном шарфе. Была расстроена, ведь я оказался равнодушным лицемером, а ты счастье планировала. Потом остановилась, как ледяная статуя, вокруг никого не было, закрыв лицо руками, и со спины было видно, что плачешь, по плечам, судорожно дрожащим.
- И ты глядел на это?..
Тишина.
- Неважно. Просто продолжай рассказывать.
- А дальше все очень быстро пронеслось. Ты упала. Провалилась резко так. И только шарф под конец медленно проскользнул за тобой. Долго никто не замечал, что кто-то барахтается отчаянно в хрустящей от холода воде. А потом кто-то поднял крик, тогда побежали люди, которым либо приспичило кого-то спасти сегодня, либо которым скучно живется.
- А ты наблюдал?
- Нет, немного постоял вдалеке, а потом ушел.
- Забавно…
- Что? Что не понесся спасать? Я не герой, не спасаю направо и налево всех подряд.
- …всех подряд…
- А ты не так уж важна. Думаю, уже это было продемонстрировано…­
- Да… Забавно.

А потом они не смотрели в глаза. Он смотрел на мертвые занавески, она на своих синих бабочек. Они были друг другу никто уже давно. Уже всегда. Только об это никто не знал. Ева тоже не знала. Она хотела яви. А он? Чего же он хотел? Несчастный мальчик без чувства страха и отчаяния. Просто уставший, просто далекий. Просто смотрит в сторону.
Просто это не та история, где они нашли друг друга. Это просто одна история, где кому-то не повезло, где кто-то плакал от странного положения мира вокруг.
- Пока.
- А меня Ева зовут.
- Андрей.
- Буду тебя вспоминать. А ты меня не будешь.
- Да… Ну, пока…
- Пока.

И даже не было такого, чтобы они узнавали друг друга в толпе. Она просто всегда смотрела только себе под ноги, а он... Он бы не узнал. Но если бы встретились, если бы узнали:
- А я фотограф. У меня муж и сын. Его Андрей зовут. А ты как живешь?
- У меня мопед. Может, пойдем, выпьем по мохито?
- Нет, спасибо, побегу лучше еще поживу…
- Ладно.

И она бы не оглянулась, а он. А что он? Он бы пошел выпить мохито. Он катается на мопеде и смотрит в сторону.