ЖЕЛЕЗНЫЙ БОЕЦ.
- Эх, яблочко, куда ты котишься!?
В рот буржую попадешь, не воротишься! – лихо ворвалась в просторный кабинет секретаря заводской партячейки задорная припевка.
- Хорошо поют, - чуть улыбнувшись, погладил густые усы и одобрительно покачал головой секретарь парткома завода «Рабочий молот» товарищ Бибиков.
- Душевно, - поддержал партийного руководителя профсоюзный активист Попонов.
- Конечно, душевно, - раскрывая пошире окно, согласился с активистом товарищ Бибиков. – Раньше так душевно не пели. Вот вспомни Иван, лет двадцать назад, пошел бы ты вот так забесплатно работать?
- Да, ни в жизнь бы не пошел, - рубанул воздух Попонов. – Что я дурак что ли?
- Вот видишь, и я бы не пошел, потому как, жизнь в то время была для нас с тобой темная. Не знали мы тогда настоящего счастья, Иван. Помнишь, как мы боялись всех? Отца с матерью боялись, мастера в цеху боялись, а уж про инженера заводского мне и сейчас, как вспомню, так коленки дрожат. Уж больно противно эта сволочь в глаза смотрела, так противно, что просто мороз по коже. Форменная контра, одним словом. Не зря я его тогда… Ну, да, ладно. Тяжелая у нас с тобою Ваня жизнь была, а теперь посмотри, чего наша молодежь творит. Всё теперь для них открыто. Свобода, брат ты мой, настоящая свобода вокруг. А при этакой свободе, как не потрудиться на благо народа нашего? Как труду свободному не порадоваться? И мы с тобой организовали этот праздник труда освобожденного. Только мы с тобой. Весь завод на субботник вывели. Красота! У меня самого руки сейчас чешутся поработать. Вот встречу товарища Бакланова и тоже кирку в зубы да наследие прошлого крушить. Ух… Вон, вместе с ними, плечом к плечу и встану. Эх, яблочко…
Бибиков махнул рукой в сторону раскрытого окна да от всей души своей широченной вдохнул свежего весеннего воздуха. А там, на воздухе этом, развеселая молодежь с шутками да прибаутками громила старенькую, покосившуюся часовню. Часовня сперва никак не хотела сдаваться на милость бесшабашно-веселых разрушителей, но молодой напор оказался сильнее, рубленных в лапу стен, и стены те, жалобно заскрипев, стали клониться к земле.
- Молодцы, - потирая руки, искренне обрадовался падению первой сломленной стены парторг. – Не зря товарищ Сталин на последнем пленуме молодежь нашу хвалили. Не зря. Кстати, Иван, ты вчера по радио выступление Иосифа Виссарионовича слышал.
- Конечно, слушал, Петр Петрович, - для чего-то вытянул руки по швам Попонов. – Как же иначе-то можно? Я даже записал кое-что, правда, записи те на комоде оставил. На работу, уж больно, заторопился.
- Ну, и чего товарищ Сталин вчера про молодежь нашу сказал? – лукаво прищурился Петр Петрович, по всей видимости, подозревающий активиста в некотором лукавстве насчет записей. - Чего?
- Ну, как чего? – суетливо залебезил Иван. – Товарищ Сталин, прямо так и сказал …
Чего там товарищ Сталин сказал прямо, парторг узнать не успел, потому как, ворвался в партком без стука испуганный комсомольский вожак Костя Трещеткин.
- Беда, Петр Петрович! – прямо с порога заголосил Костя. – Форменная беда!
- Чего у тебя опять? – настороженно нахмурил бровь Бибиков, а Попонов сразу же облегченно вздохнул.
- Беда, товарищ парторг! Сущая беда! Товарищ Бакланов в прессовом цеху встал за пресс и работает.
- Как работает?! – вытаращил глаза парторг так, как не всякий вареный рак вытаращить сможет. – Да ты что? Да как же? А я чего здесь тогда стою? Да как же так-то? А оркестр, почему молчит? Кто допустил? Я же здесь специально с проходной глаз не свожу! А ты говоришь…
- Через задние ворота вошел он, - уже на бегу продолжал свой доклад Трещеткин. – А как вошел, так сразу пиджак скинул и к прессу встал. Задний кронштейн штампует.
Бибиков испуганно передернул плечом и прибавил без того уже на редкость скорый шаг. Секретаря райкома товарища Бакланова заводской парторг весьма уважал, а потому и основательно побаивался. От Бакланова, как впрочем, и от любого другого настоящего партийного руководителя, всегда чего угодно, можно было ожидать. Вон на прядильной фабрике, он половину строительного цеха в кутузку определил только за то, что первому секретарю обкома фабричный забор не понравился. Все плотники по нужной статье пошли, а бригадир их, так тот вообще японским шпионом оказался. Товарищ Бакланов его лично разоблачил. В два счета с этой продажной скотиной смог разобраться. Моментально. Железная у него хватка.
- Не дай бог к секретарю нашему под горячую руку попасть, - подумал парторг, пробегая мимо плохо покрашенной стены и врываясь в шумное помещение прессового цеха.
Вслед за парторгом в цех вбежали еще человек шесть, прибившихся к встревоженному руководителю по дороге.
Просторный цех встретил вбежавших невообразимым шумом. Натужно визжали со всех сторон трудяги - трансмиссии, скрипели да лязгали изношенные кривошипы, жалобно стонала, страдающая в многочисленных штампах листовая сталь и часто стучал паровой молот, уверенно отбивая какой-то замысловатый, только ему одному ведомый, такт.
Секретарь райкома, одетый в темно-синюю рубаху поверх широких кавалерийских галифе, торопливо укладывал в раскрытый штамп промасленные заготовки. Почувствовав приближение к своему рабочему месту взволнованной группы местных руководителей, он обернулся, помахал подошедшим рукой и приветливо им улыбнулся. От этой улыбки у парторга даже слеза на глаз навернулась, и тут же от сердца отлегло. Не рассердился товарищ Бакланов на просчет заводского партийного руководства в вопросе достойной встречи. Совсем не рассердился.
- Хорошо-то как, - подумал Бибиков, утирая со лба обильную испарину. – Хорошо.
И вот тут случилась настоящая беда. Нельзя было парторгу расслабляться. Штамп, в который районный секретарь только что положил очередную заготовку, вдруг протяжно заскрипел, подозрительно охнул, а потом, звонко щелкнув, выплюнул из своих внутренностей блестящий обломок.
- Колонка обломилась, - прошептал, стоявший по левую руку от парторга, пожилой смазчик Михеич. – Видно заготовка наперекосяк в матрицу легла? Бывает.
- Да не волнуйся ты так, товарищ секретарь! - засмеялся молоденький прессовщик Кузин, работавший за соседним прессом. – У всех так по неопытности бывает! Я тоже бывало, колонки не раз ломал. Не переживай!
- Я тебе сейчас покажу, щенок, «по неопытности»! – внезапно взъерепенился районный начальник, лихо перекричав производственный шум. – Да я же с двенадцати лет на заводе! Я ж рабочий потомственный! Да я любой штамп, как свои пять пальцев знаю! Щенок! Диверсия это! Я вас всех здесь на чистую воду выведу! Всех!
У товарища Бибикова от этого крика подкосились колени, а главный инженер завода, безжизненно осел на кучу промасленной ветоши. Пока его приводили в чувства, рассерженный секретарь райкома ушел широким шагом по своим важным делам, а в толпу испуганных заводчан втиснулся бледнолицый гражданин небольшого росточка и с кривым носом.
- Кто это? – шепотом спросила активистка женсовета Нюша Шагова комсомольского секретаря.
- Тише ты, - цыкнул на любопытную женщину Трещеткин. – Это же следователь НКВД товарищ Чекин. Из области к нам приехал в прошлом месяце. Большой человек. Он любого врага за версту почует и моментально в бараний рог скрутить норовит. В один момент гниду давит. Настоящий большевик.
- А с виду плюгавый, вроде? - недоуменно пожала плечами Нюша, и пробралась поближе к следователю, чтобы рассмотреть его получше.
А товарищ Чекин между тем обозрел исподлобья взволнованных заводчан и строго обратился к только что пришедшему в чувства главному инженеру.
- Слышь, инженер, а где тут у вас кабинет поприличней для следственной работы подыскать можно?
- В парткоме лучше всего, - вежливо подсказал следователю товарищ Бибиков, и подхватил следователя под локоток. – Пройдемте, пожалуйста, товарищ Чекин. Пойдемте, я покажу. Пойдемте.
В партком пошли все, прихватив с собой смущенного Кузина, хмурого Михеича и дрожащего начальника цеха.
Секретарь партячейки сразу же посадил следователя на свое место, а сам уселся по правую его руку, туда, где должен был сидеть заместитель Бибикова. Заместитель же, после жесткой, но непродолжительной схватки с профсоюзным активом, оказался слева от Чекина. Остальные расселись кто как смог, только для Нюши Шаговой осталось свободное место возле товарища Бибикова. Когда суета по выбору достойных мест завершилась, следователь неторопливо оправил новенькую гимнастерку с потертым орденом и молвил своё слово народу.
- А дело-то у вас здесь завертелось серьезное, граждане мои дорогие, - внимательно осмотрев всех из-под жидких бровей и протяжно вздохнув, начал он. – Прямо скажу, вонючее дело. Это не просто вредительство, это четко спланированная диверсия. И ведь удумали всё как по-умному. Всё предусмотрели. На самое святое в нашем районе, на первого секретаря райкома решили руку свою подлую поднять. Здесь без тайной организации никак не обошлось.
- Ой, батюшки ты мои, - чуть слышно в гробовой тишине прошептала Нюша Шагова. – Неужто и до нас шпионы добрались.
- А ты как думала, Нюшка, мы хуже других что ли? – строгим шепотом осадил активистку секретарь парткома и опять стал внимательно слушать следователя.
А тот в это время серьезно задумался.
- А Нюшка-то, ничего, - размышлял он, искоса бросая взор на встревоженную Нюшу. – Тощевата, правда, чуток, но ничего. Клавка-то буфетчица, конечно, справнее ее будет. Здесь уж ни к какой бабке не ходи. А с другой стороны, тощие, они ой какие заводные. Эх, в бане бы на неё глянуть…
Товарищ Чекин немного поерзал на стуле и тоже с какой-то стати погрозил пальцем в сторону активистки.
- Не обошлось, - быстро собрав пальцы в кулак, громко бухнул по столу следователь. – Буржуазия, она не дремлет! Стережет она нас! Мы чуть зазеваемся, а они уж тут как тут! Так и норовят буржуи подлые наше светлое будущее испоганить. Да только мы им этого не позволим! Верно, товарищи?!
- Не позволим! - откликнулись все за исключением Кузина с Михеичем. – Всех к ногтю прижмем!
- Да ты погоди, товарищ следователь, прижимать-то, - хриплым голосом вмешался в общее одобрение Михеич. – Разобраться надо сначала. Колонка лопнула – эка невидаль. У нас в цехе их в день почитай штук по пять да по шесть кряду ломается. Правда, летают они редко, но всяко бывает… Производство, ведь. Что ж теперь из-за каждой колонки следствию проводить?
- Что? – прошипел Чекин, устремив свой беспощадный взор на смазчика. – Ты, на чью мельницу воду льешь, контра? А если бы эта железяка твоя в товарища Бакланова попала? Или еще хуже, в товарища Сталина?
- Как в Сталина? - аж привстал со своего места Попонов.
- А так, - властным взмахом руки посадил активиста на то же самое место следователь. – Вот, положим, проезжал бы сегодня товарищ Сталин на своем автомобиле мимо нашего города да захотел бы с товарищем Баклановым поговорить. А ему говорят, что первый секретарь на завод отъехал по делу серьезному. Пришел бы вождь трудового народа к вам в прессовый цех, открыл бы дверь, а прямо ему в голову железяка летит. А?
- Неужто на самого Сталина покушались, - прикрыла ладошкой алый рот Нюша.
- А ты как думала? – стукнул ладонью по столу заводской парторг. – Враг, он никогда не дремлет. Он спит и видит, как бы чем в голову вождю нашему попасть. Верно, товарищ следователь?
Однако следователь опять парторга не услышал, он вновь задумался.
- Тощевата-то она, тощевата, - проворно закаруселили мысли в Чекинской голове, - а грудь-то вон какая выдающаяся. Ишь, как торчит. Надо будет, сейчас же, после следствия прижать её в коридорчике. Там тесно у них, вот я и подстроюсь к ней как-нибудь. Выдающаяся грудь. У Клавки, она, конечно, помощнее будет, но пора бабе той укорот дать. А то смеяться надо мною вчера удумала. Я тут жилы с врагами революции денно и нощно рву, а она насмехаться... Другой бы на моем месте к ней и вовсе бы не подошел, а я лишь оплошал чуть-чуть. Раньше не смеялась, а тут вдруг завелась. Может, нашла еще кого? Ну, погоди, стерва. Я тебе еще посмеюсь. Я всех хахалей твоих к ногтю прижму. Всех! Как вшей их давить буду! А Нюшка эта, интересно, сейчас с кем живет? Надо будет сегодня же у Бибикова узнать. А Клавка, все-таки стерва. У, сволочь!
Последнее ругательство получилось у следователя вслух, и потому в парткоме опять повисла гнетущая тишина.
- Это ты про кого Иван Лукич? – первым решился уточнить предназначение ругательства парторг.
- Чего «про кого»? – встрепенулся Чекин и опять обвел всех суровым взглядом.
- Ну, кто сволочь-то у нас на данный момент?
- А ты будто не знаешь? – погрозил Бибикову пальцем следователь.
- Заговорщик главный?
- Он, гад!
- А фамилия его как? – постарался подобраться поближе к следователю Трещеткин. – Как звать величать гада этого?
- Узнаем скоро и фамилию! – вновь грохнул кулаком по столу Чекин. – Всё узнаем, только сейчас разберемся, кто товарища Бакланова именно за этот пресс поставил и сразу всё на свои места встанет. Кто?
- Да, никто, - вместо прямого ответа развел руками комсорг. – Он сам туда встал.
- А почему именно туда?
- Так куда же ему еще вставать-то было? – решил тоже сунуться в разговор прессовщик Кузин. – Остальные-то пресса все заняты были. Ведь смена только началась. Субботник у нас сегодня. Некуда было больше ему встать. Был один пресс свободный, он туда и встал.
- Так, так, так, - забарабанил пальцами по столу товарищ следственный работник. – Свободный пресс, говоришь?
- Свободный, свободный, - чаще всех закивал головой комсорг. – Другого не было, товарищ следователь.
- А почему? – резким ударом ладони по столу, мигом прекратил все кивки заводского актива следователь. – Почему не было? Кто за тем прессом должен был стоять?
- Как кто? – не унимался Кузин. – Активист наш цеховой должен был стоять. Костя Самохин.
- Кто такой?
- Да, так, - махнул рукой основательно смутившийся парторг, - в партию мы его приняли недавно. Видно, ошиблись. Сегодня же с ним, так как надо разберемся. После обеда бюро соберем и поправим ошибочку свою. Не сомневайтесь, товарищ Чекин. Всё, как надо сделаем. Ишь, чего удумал. На субботник решил не ходить. По первое число ему всыплем, товарищ Чекин. Мало не покажется.
- Подожди, Петрович, - удивленно развел руками Митрич. - Это как это – всыплем? Ты же сам Коське сказал, чтобы он сегодня за пресс не вставал, а шел вместе с другими обалдуями часовню рушить. Сам послал, а теперь «всыплем»?
- Да как ты смеешь?! – так резво вскочил со своего стула Бибиков, что стул тот с грохотом отлетел к стене. – Это клевета, товарищи! Ты на кого пасть разинул, подлец?! Ты на партию руку поднял! Да я же тебя контру за партию нашу в порошок сотру!
Пока парторг с пеной у рта кричал на смазчика, комсорг Трещеткин поднял упавший стул и вежливо пододвинул его к засаленным штанам Петра Петровича, но тот на стул не сел. Он, негодуя, тряхнул головой и резво обернулся в сторону следователя.
- Придумают же люди, - улыбаясь, пожал плечами парторг. - Как это я интересно мог прессовщика с рабочего места снять? Я вам что, начальник цеха что ли? Это он всеми работами заправляет. Мы и на парткоме так решили, что ответственность за организацию субботника в цехах лежит на начальниках. Только на начальниках! Пусть он и отвечает теперь.
- Да я-то здесь причем? – вскочил, присевший у двери на лавке плешивый очкарик. – Вы что, товарищ Бибиков? Сами же вчера требовали ….
- А ты не юли! - резко перебил начальника парторг, часто оглядываясь на следователя. – Ишь, как ужом завертелся! Развел в цехе бардак, а как отвечать, так сразу в кусты! Не выйдет! От нашего карающего ока тебе, сволочь, никуда не деться! Мы тебя мигом на чистую воду выведем! Вместе с товарищем Чекиным и выведем!
- Тихо! – швырнул на стол химический карандаш Чекин. – С начальника тоже спросим! Придет время, и спросим, а сейчас давай сюда Самохина этого!
Трещеткин быстро сбегал на улицу и привел, часто хлопающего мохнатыми ресницами Костю. Вообще, до этого дня, Косте в жизни везло можно сказать по крупному. Всего ему природа отвалила сторицей, ничем не обидела: и силой, и красотой отметила, и язык у парня подвешен так, что дай бог каждому так подвесить. Одним словом, был Костя Самохин парнем, хоть куда. Всё ему было по плечу. Вот и от вызова в партком ничуть парень не смутился. Вызвали и всё тут. В первый раз что ли?
Самохин немного помялся у порога, и смело шагнул к парторгу.
- Чего звал, товарищ Бибиков? - громко спросил Костя, протягивая парторгу широкую ладонь. – Говори скорее, а то спешу я. Решили мы еще сегодня крест с городского храма сбросить. Нам в городе этот опиум для народа не нужен. Колька Самсонов уж за веревкой побежал.
- Не я тебя Самохин позвал, - не замечая протянутой руки, процедил сквозь зубы Петр Петрович. - Не я. Вон, товарищ следователь с тобой поговорить желает. Прокололся ты сегодня, брат. Гадом ты, Константин, оказался. Маскировался под нашего, маскировался и прокололся. Верно, товарищ Чекин?
Однако товарищ Чекин парторга не услышал. Не до парторга ему сейчас было: мысли разные опять в голове его засуетились.
- Ишь, как лыбится гад, - думал следователь, сверля своим взором переносицу Самсонова. – Этот бы с Клавкой не сплоховал. Вон он, какой справный, будто жеребец, ногой дергает. Клавке бы с ним не до смеха было. Вот, дура. Она думает, что если мужик здоровый, так и сила у него. Нет уж, врешь! У меня сила. А может, он тоже к Клавке ходил? А может, и теперь ходит? У, гнида! Сейчас. Сейчас ты у меня досмеешься! Не до Клавки тебе скоро будет.
Чекин быстро поднялся из-за стола, подбежал к Самохину и, глядя прямо ему в глаза, прокричал визгливым голосом:
- Ты на кого руку поднял, гнида?!
- Чего? – не понял вопроса Костя.
Очень не любил следователь, когда его переспрашивали. Ну, прямо заходился весь, услышав вопросительное слово на свои прямые расспросы. Вот и сейчас зашелся. Он сразу же хотел ударить парня кулаком в голову, а потом поддать коленом поддых, но не сумел. Самохин ловко перехватил руку разъяренного дознавателя и легонько оттолкнул его от себя. Чекин запнулся ногой за стул, на котором сидел Попонов и грохнулся на спину.
- Да что же ты делаешь, сволочь! – взревел Бибиков, вновь вскакивая со своего места. – Ты кого бьешь! Ты карающий меч революции с ног сбил! Да мы тебя за это ….
Следом за парторгом на Костю налетел почти весь актив и два, неведомо откуда взявшихся, милиционера. Свалили Самохина разом. Свалили и прижали лицом к полу. Пока Костя падал, товарищ Чекин поднялся и боевым соколом нырнул в возбужденную кучу актива. Там он проворно нащупал ладонь Самохина, ухватился за безымянный палец и стал безжалостно ломать его. Костя застонал и задергался от боли, но помощники следователя были начеку. Скоро палец хрустнул, и стон Самохина перерос в дикий вой. Потом силы оставили парня. Он уже не сопротивлялся, а только жалобно выл. Следователь же, наоборот, крутил палец и творил спрос с превеликим старанием.
- Признавайся сволочь, - монотонно требовал он от поверженного на пол Кости. – Ты диверсию сотворил! Ты на жизнь товарища Сталина покушение готовил! Признавайся, гад!
- Я, я, только палец пусти, ради бога, - наконец прохрипел Самохин. – Пусти только. Не могу больше терпеть.
Товарищ Чекин деловито отряхнул галифе и прошел к столу. Следом за ним по своим местам расселись и его добровольные помощники. Следователь достал из сумки лист бумаги и, макнув перо в чернильницу, быстро стал составлять признательный протокол на стонущего Самохина. Парторг Бибиков тем временем, устало вздохнув, повернулся к Нюше Шаговой.
- Вот так мы и боремся Нюша с контрой разной, - развел он руками. – Тяжело. Не хотят сволочи жить по-человечески, да только мы все равно не сдадимся. Всех выведем под самый корень их гадкий. На то мы сюда и поставлены лично товарищем Сталиным.
После этих слов Нюша так восхищенно посмотрела на Бибикова, что рука того непроизвольно пала на коленку активистки и медленно поползла вверх. И всё бы ничего, но заметил эти поползновения товарищ Чекин, а как заметил, так опять мысли в его голове захороводили.
- Ишь, чего творит, кобель, - мысленно разозлился следователь. – Прямо из-под носа у меня бабу падла уводит, и думает, что ему это с рук сойдет. А эта дура замлела аж. На Бибикова, как незнамо на кого, глядит. Дура, право слово дура. Думает, наверное, что он мужик настоящий. А может он и с Клавкой моей тоже также? Он ведь каждый день в райкомовскую столовку ходит. Тоже, поди, её за ляжку цапал? Зажмет в буфете и давай щупать. И она вот так же млела. Стерва! Врешь, гад! Да я тебя ….
И тут товарищ Чекин услышал вежливый голос парторга.
- Быстро мы гада обезвредили, - улыбался Бибиков, - а теперь может в столовую пройдем. Там готово уже всё.
- Куда пройдем? – окончательно очнулся от своих мыслей работник строгих органов.
- В столовую заводскую.
- Рано нам еще в столовую, рано. Вы, что думаете, такую диверсию он один сотворил?
- А как же? – раскрыл рот Попонов. – Не один, что ли?
- Ясное дело, что не один, - грохнул кулаком по столу Чекин и опять ринулся на скорчившегося от боли Самохина.
Еще раз сломанный палец парня оказался в умелых руках следователя, и опять закипела дознавательская работа.
- Говори, тварь, кто надоумил тебя товарища Сталина убить! – брызгал во все стороны слюной Чекин. – Кто!
Самохин уже не выл, а визжал от боли. Так дико визжал, как только коты на живодерне визжат. У всех от визга этого кровь стыла. А следователь не унимался. Он упорно продолжал гнуть больной палец и свою линию. Когда парень стал захлебываться от визга, Букин схватил его за волосы, и, указав пальцем в сторону Бибикова, проорал в ухо очередной вопрос.
- Он тебя на диверсию подбил!
- Он, - чуть слышно прохрипел Костя и потерял сознание
Парторг от такой неожиданности аж со стула упал, а весь актив отпрянул от него, как от прокаженного и только милиционеры, четко выполняя свои обязанности, быстро уложили скулящего парторга возле неподвижно лежащего Самохина. Испуганная Нюша тут же упала на широкую грудь профсоюзного активиста Попонова. Только Попонов, предугадав каким-то седьмым чувством, исходящую от Нюрки угрозу, ловко перекинул её на грудь комсомольского вожака, а тот куда-то дальше.
Признался Бибиков в своих подлых намерениях скоро, а как признался, так сразу же и сообщника своего выдал. Попонов также гадом оказался и после непродолжительной борьбы выдал всех своих агентов в составе комсомольского актива.
Ночевать товарищ Чекин пошел в барак к Нюше. Там ей, как активистке, отгородили отдельный угол, потому и ночевать следователю было удобно. Нюша над ним совсем не смеялась, а только часто моргала карими глазами и жалась к стенке. Опасалась, видно, чего-то…
А на утро товарищ Бакланов докладывал о районном происшествии наверх.
- Банду мы на заводе «Рабочий молот» разоблачили, - бодро вещал он по телефону областному секретарю. – Крупную банду. Эти сволочи на товарища Сталина покушение готовили. Вот, паразиты! Во все заводские структуры пробрались, гады. Секретарь парткома главарем у них оказался. Да только племянник Ваш, товарищ Чекин, быстро всю эту свору на чистую воду вывел. Настоящий железный боец революции он. Побольше бы нам таких. Все сознались!
- А ты, куда смотрел, Бакланов? - сразу же после доклада стал отчитывать подчиненного областной начальник. – Ты как такого безобразия допустил?!
- Так я же сам на след их вышел, - стал торопливо оправдываться Бакланов. – Я же специально на завод пошел. Первым в самое полымя, так сказать, сунулся. Я нутром эту банду почуял.
Через месяц товарища Бакланова наградили орденом, а через три расстреляли, как врага народа. Буфетчица райкомовской столовой Клава вместе со всеми клеймила позором подлого наймита мировой буржуазии, а потом, затаившись в буфетной подсобке, горько плакала отчего-то. Плакала до тех пор, пока вечером товарищ Чекин за ней не зашел. Следователь внимательно посмотрел нет ли мужчин в буфете и они пошли...
Конец.