Здесь в Вене, на построении дивизии, при вручении наград, нам зачитали Приказ Сталина с объявлением благодарности всем участникам боев за Вену, а потом вручили каждому «Памятное удостоверение» такого содержания:
« Участнику боев за освобождение столицы Австрии города Вены».
«Дорогой товарищ Аксёнов Василий Николаевич!
Приказом Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища Сталина от 13 апреля 1945 года за № 334 объявлена благодарность войскам 3-го Украинского фронта, в том числе и Вам, как участнику боев за овладение столицей Австрии - городом Вена.
В ходе боев за Вену наши войска разгромили одиннадцать танковых дивизий немцев, взяли в плен более 130 тысяч солдат и офицеров противника, уничтожили и захватили много техники и военного имущества врага. Командование поздравляет Вас, участника этих славных боев, с высокой наградой - благодарностью товарища Сталина и выражает уверенность, что в новых боях Вы будете воевать так же умело и отважно, по-гвардейски!»
Командир части. Подпись. Печать.
С наступающим праздником Первого Мая нас поздравил генерал Виндушев на построении при вручении наград 30-го апреля. А вот второго мая мы узнали о взятии Берлина нашими войсками. Эта весть была встречена как новый праздник, и мы его отметили на другой день, по-настоящему.
Для этого на зеленой лужайке парка нам вырыли две параллельные канавки, глубиной и шириной по полметра. Это импровизированный стол, если сесть, опустив ноги в канавку. Расстояние между канавками около метра. Это ширина стола. Так нас рассадили за этот стол. Стол получился очень длинный. Раздали праздничный обед; а к обеду спирт, разбавленный до нормы. Прежде мы прослушали поздравления политработников с Первомаем и взятием Берлина, а затем тосты за нашу Победу. Пили из алюминиевых кружек, за неимением рюмок, быстро пьянели, хотя старались хорошо закусывать. Не привыкли мы к подобным выпивкам. Ведь до этого нам никогда не выдавали боевые сто грамм, о которых говорят, что они положены, и о которых даже в песнях поётся. Наверное, потому, что нам, десантникам, не положено было, хотя в Венгрии в подвалах мы находили целые чаны виноградного вина. «Бор», - мы его называли и, конечно, пили целыми кружками. Это слабое виноградное вино. Вот так мы отметили и праздник Первое мая, и взятие Берлина. Но война продолжалась.
Нашу 9-ю гвардейскую армию было приказано передать с 3-го Украинского фронта, которым командовал генерал Толбухин, на 2-й Украинский фронт, которым командовал Малиновский. В полосе наступления Второго Украинского фронта находилась столица Чехословакии город Прага. Это позже мы узнали о восстании в Праге, об угрозе немцев рассправиться с восставшими, и об обращении восставших с просьбой о помощи к нашим войскам.
И вот 5-го мая мы большой колонной прошли по улицам Вены. Шли строем, некоторые строи шли с песнями, удивляя жителей Вены, стоящих на тротуарах, и выглядывающих из окон. Одна женщина посмелее подошла к строю, идёт с нами и что-то спрашивает или рассказывает. Возле неё идёт мальчик лет восьми. Командир нашего батальона вызвал меня, как переводчика, и попросил перевести ей, что хороший у неё мальчик, пока он мал, а вырастит - против нас воевать будет. Она отрицательно закачала головой, уверяя, что такого не будет. Спрашивала, закончилась ли война. Ещё нет, но скоро, - ответил я.
Уже смеркалось, когда мы перешли мост через Дунай. Уцелел этот мост, хотя немцы, уходя, пытались его взорвать, и уже подготовили к взрыву. Не успели немцы его взорвать. Наши гвардейцы-десантники, хотя не из нашей дивизии, успели его разминировать, хотя действовать пришлось в сложных условиях, при постоянном обстреле.
Пройдя мост, покинув Вену, мы всю ночь шли в северном направлении. Шли колоннами. Обстрела не было. Разведка доложила, что впереди на десяток километров немецких войск нет. Они в быстром темпе отходят. Нас догнала колонна автомашин, какого то артиллерийского соединения. Это грузовые автомашины, с пушками на прицепе. Нас рассадили по кузовам машин, и мы теперь уже на машинах поехали, поехали догонять немцев.
Как только колонна наших автомашин, пересекла границу Австрии, и вступила на территорию Чехословакии, нас встретили жители первого же села. Все жители с цветами вышли на дорогу и с криками «Наздар» приветствовали наши войска. Колонна притормозила, но не останавливалась. Девушки дарили цветы, парни, что посмелее, - целовали их. Встречали нас в Чехословакии, как своих освободителей, ведь немцы угрожали расправиться с восставшей Прагой, а мы спешим на помощь Праге.
Впереди крупный чешский город Зноймо. Здесь, на подъезде к городу немцы обстреляли нашу колонну. Остановились наши машины, попрыгали мы из кузовов, развернулись вправо и влево, залегли, выполняя команду. Стрельба вскоре прекратилась, и мы на тех же машинах въехали в город Зноймо, но, не останавливаясь, поехали дальше. Оказалось, что немцы просто выставили на дороге перед городом заслон, в виде пулеметных точек на одной или двух машинах. А, обстреляв нашу колонну автомашин,и заставив её остановиться, снялись и уехали. Они обеспечивали отход крупной колонны немцев, которые спешили, чтобы успеть сдаться в плен американским войскам, а не попасть в плен к нам.
Это было 8-е мая. В полдень на пути нашей колонны, на дороге мы увидели разбросанные, видимо, с самолёта, листовки. Это были листовки на немецком языке. Перевести одну такую листовку меня вызвал комбат в свою машину, остановив всю колонну автомашин. В листовке от имени Нового Германского Верховного Командования всем немецким частям, приказывалось прекратить военные действия с 24 часов по среднеевропейскому времени. Я ещё раз прочёл и перевёл содержание листовки.
Да это же конец войны. Эта весть сразу разлетелась по всем машинам колонны. Но мы же преследуем немцев, бегущих сдаваться в плен к американцам. Для нас это ещё не конец войны. Наша колонна автомашин остановилась на дороге, вдоль которой стоят, будто в строю, винные подвалы. Открыли несколько подвалов, и, не трогая больших чанов, взяли по одному бочонку виноградного вина на машину. Приказали пока не вскрывать, - пить будем позже. Быстро поехали дальше.
Немцы, задерживали наше продвижение не только путём выставления заслонов на дороге и обстрела колонны. Были случаи, что они оставляли на дороге танк, развернутый боком, в таком месте, где его не обойти машинам. Нашим машинам приходилось съезжать с дороги через кювет, объезжая этот брошенный танк или самоходку. Танк был исправен, но у него закончилось топливо. С топливом было плохо и у наших автомашин, о чём докладывали некоторые из водителей.
Так мы доехали до города с названием «Моравске-Будеёвице». Почти вся колонна здесь остановилась. У большинства автомашин закончилось топливо, или топливо в бензобаках было на исходе. Некоторые гвардейцы пошли искать топливо у местных бюргеров. Всем машинам нужен был бензин. Дизельных машин в колонне не было.
К нашей машине подошел русский парень, которого, по его словам, угнали на работы в Германию, а потом он попал вот к этому чешскому бюргеру. Он сказал, что знает, где у бюргера две бочки топлива. А нас просил, чтобы мы у его бюргера взяли для него велосипед, на котором он хочет поехать домой. Две бочки топлива мы действительно обнаружили в сарае, но хозяин уверяет, что это не бензин, а лигроин. Что он называет лигроином, мы не знали, но из бочек по канистре налили для пробы. Да, это был не бензин, хотя машина завелась, а потом с выстрелами из выхлопной трубы, немного проехала. Но и нашу машину остановили на окраине, где стояли и другие машины. Ведь это машины артиллерийского соединения, и они будут ждать здесь, когда им доставят топливо. А нам надо выполнять свою задачу по преследованию уходящих немцев. Нам приказано было раздобыть лошадей и организовать обоз.
И, действительно, обоз был организован. Лошадей и повозки раздобывали у местных бюргеров. Поехали по хорошей асфальтовой дороге на повозках, запряженных парой лошадей. Но продвижение было уже не таким быстрым. Лошади долго бежать не могли, и часто шли шагом. Вот здесь некоторые гвардейцы в населённых пунктах стали находить велосипеды, и ехали на них, спеша догнать, уехавшие вперед, повозки. А мне достался дамский велосипед. Я никогда раньше не садился на велосипед и считал, что не умею кататься на велосипеде. А тут я легко сел на дамский велосипед, поковылял немного, и поехал более уверенно. Жаль, не много я проехал, другие, севшие на велосипеды раньше, проехали больше до того места, где стоял генерал, и отбирал велосипеды.
Генерал приказывал каждому аккуратно поставить велосипед в ряд, в котором уже стояло с полсотни велосипедов, а самому бегом догонять своих. Вот так на дорогах Чехословакии я научился ездить на велосипеде. А велосипеды передали представителям из сел для раздачи хозяевам. Видимо пожаловались жители, что отбирают у них велосипеды, а скорее всего, сам генерал увидел в этом нарушение порядка и дисциплины.
Река Влтава протекает юго-западнее Праги а, перейдя на территорию Германии, она уже называется рекой Эльба. Или река Влтава впадает в Эльбу, но всё равно можно считать, что река Эльба является продолжением реки Влтава. Так вот под Прагой на реке Влтава 12 мая 1945 года и произошла встреча нашей 9-ой гвардейской, Воздушно-десантной армии с американскими войсками. Встретились мы на большом мосту, свернув вправо от направления на Прагу. В Прагу раньше нас вошли наши танки с северного направлени.
Американские войска, остановившиеся на мосту реки Влтава приняли к себе в плен всех немцев, которых мы догоняли. Но они пропустили через мост все танки, артиллерию и другую солидную технику, а немецких солдат заставили бросить стрелковое оружие на нашей стороне у моста. Вот мы и увидели горы винтовок и автоматов, небрежно брошенных в большие кучи. На нашей же стороне оставлены и старые грузовые машины, тенты с которых мы в дальнейшем использовали для палаток. Здесь у моста мы расположились лагерем, и жили в палатках около месяца, ожидая подачи эшелонов для отправки нас на Дальний Восток.
Первые дни наши взаимоотношения с американцами были самыми тёплыми. Мы ходили, обнявшись вместе с новыми нашими друзьями. Они приезжали к нам машинах, на «Виллисах», - это легковые машины типа «Джип». И наши гвардейцы ездили к ним, как в гости. Угощали они нас своим сухим пайком, удивляя упаковкой и ассортиментом суточного набора пайка. Все три коробки суточного пайка (завтрак, обед и ужин) закрыты и покрыты слоем парафина для влагостойкости. В коробках баночки консервов, пакетики кофе и чая, сахар, галеты и даже жевательная резинка. Конечно это был офицерский паёк.
Американские солдаты вели себя тактично, показывали обмундирование, каску двойную, карабин самозарядный. Форма одежды напоминает наш лыжный костюм тех времен или комбинезон из мягкой теплой ткани коричневого цвета. Шея не сдавлена воротником на пуговицах, лацканы открыты. Никаких белых подворотничков не подшивается. На ногах ботинки, закрытые обшлагами брюк комбинезона. Каска двойная, поэтому верхнюю стальную каску можно снять и использовать для набора воды и умывания, а на голове остается пластмассовая каска того же цвета. Карабин похож на наш карабин, но самозарядный, в магазине пять патронов.
Три дня мы свободно ходили через мост, а потом на мосту поставили шлагбаум, и, кажется, по нашей инициативе. Всякое общение прекратилось. Политработники стали нам разъяснять, что Америка наш временный союзник, что Америка капиталистическая страна. Но, через несколько дней, по какой то договоренности в верхах, на дипломатическом уровне, американцы начали возвращать нам пленных немцев. Через мост большими колоннами пошли мимо нас строем пленные немцы. Их конвоировали наши солдаты. Конвойных было очень мало. Казалось строй пленных идёт без сопровождения. Но всё же конвойные были и шли с карабинами наперевес справа и слева строя, но с большим интервалом. Очень много пленных немцев передали нам американские войска. Колонна шла дня три в светлое время суток.
Наши гвардейцы не только наблюдали движение колонн. Они производили взаимообмен обуви. Вызывали из строя пленного немца, идущего в хороших сапогах, предлагали снять сапоги, а примерять ботинки, в которые мы все были обуты. При этом, всячески пытались объяснить, что в ботинках им будет легче в предстоящем «Походе на Восток». Вот таким образом все наши гвардейцы переобулись в сапоги. Разумеется, обменом все были довольны, и никаких возражений не было.
Среди пленных, как, оказалось, были и власовцы, но они хранили молчание. Не известно, как наши органы с ними поступят, когда выяснят, что они русские, а воевали на стороне немцев, против нас. На нашем участке фронта случалось, что мы слышали их выкрики на чистом русском языке. Однажды, это было ночью, когда слышно даже издалека, один из них с матюгами угрожал расправой нашему замполиту гвардии капитану Остапенко Ивану Аксёновичу, о котором я уже упоминал. Ведь он нередко лично расстреливал, захваченных в плен власовцев, о чём было известно, оказывается, не только нам.
Так вот и здесь в проходящей колонне пленных один, по глупости своей заговорил по-русски, объясняя, откуда он родом. Что же, отвели его подальше, чем для смены обуви, и расстреляли. Хотя очень жаль парня, так искренне он обрадовался, встретив русских парней здесь, в Западной Европе. Но ведь он был одет в мундир врага, носил немецкие погоны и воевал он против нас.
Мне вспомнился недавний случай, когда по приговору военного трибунала был расстрелян наш русский солдат перед строем всей нашей дивизии. Это было в Чехословакии, где был организован показательный расстрел на поле возле того села, где этот русский солдат в пьяном виде застрелил отца, пытаясь изнасиловать его дочь. Но это уже Чехословакия, где нас считают освободителями, где мы должны показать, что такое преступление против братского народа у нас вот так наказывается. Все жители села были собраны здесь на окраине села, и весь личный состав дивизии был построен так, чтобы все видели это зрелище.
Здесь, в нашем лагере у моста, был случай отравления метиловым спиртом сразу нескольких человек. Один офицер умер, а несколько человек потеряли зрение, ослепли. Бочку спирта привёз заместитель командира полка по тылу. Пили многие, но отравились не все, многие отделались небольшим недомоганием, некоторых вылечили в санчасти.
В первых числах июня мы снялись с нашего лагеря у моста и походным маршем двинулись по дороге в южном направлении. За нами следовали повозки нашего обоза, перевозящие тяжелое снаряжение и запасное вооружение. Мы шли только ночью, так как днём идти очень жарко. На день останавливались на отдых, ставили лёгкие походные палатки и спали. Спали не все. Некоторых выделяли в поход за фруктами с вещмешком или ранцем в ближайшие сады. Приносили черешню, а потом, в основном набирали абрикосов на всю палатку. А вечером снова в путь. Шли всю ночь до утра, а то и дольше, пока солнце начнёт припекать. Останавливались на привал каждый час на десять минут. Проходили примерно по сорок километров за ночь. Но через три или четыре ночных перехода, давали сутки на отдых.
С вечера шли мы шли с песнями, которые, вероятно, слышны были на очень большое расстояние на этой равнине. Местность была равнинная до той поры, когда мы подошли к подножью гор и остановились на отдых на сутки. К этому месту привала мы подходили тогда, когда уже ярко светило солнце и было жарко. Мы здорово устали, пройдя более сорока километров. Но это нужно было для того, чтобы следующий переход, переход через горы, мы начинали со свежими силами. Этот наш привал был недалеко от города Братиславы. В Братиславу мы не заходили, она осталась где-то в стороне, а дорога поднималась в гору извилистым серпантином. Мы шли на Будапешт, хотя не знали, для чего он нам нужен, и только потом узнали, что нас оставляют в Венгрии, как оккупационные войска.
Из-под Праги до Будапешта мы прошли пешим маршем примерно 700 километров. Через месяц мы достигли пункта назначения. Это оказался остров на реке Дунай. Остров Чепель. На этом острове нам приказано строить себе жильё, типа зимних палаток. Палатки довольно большого размера, одинаковые по конструкции. Внутри размещаются нары справа и слева, а в середине не широкий проход. Низ палатки, цоколь, деревянный, а крыша из брезента. Пол, естественно, земляной, представляющий дно котлована глубиной около полуметра. Такие палатки нашего лагеря стояли в две линии, напоминая ровную улицу небольшого села.
На берегу Дуная, а точнее, на берегу узкой протоки Дуная (ведь мы находились на острове, омываемом широкой протокой Дуная с одной стороны, и узкой протокой с другой), мы построили русскую баню. Для строительства лагеря нам привозили бревна и доски, запрещая спиливать местные деревья, которые здесь хотя и редко, но встречаются.
На острове много виноградников, есть и садовые участки. Наши гвардейцы, естественно, пользовались этими дарами природы, хотя иногда слышали далекие выкрики хозяев плантаций, такие протяжные «Камрад, нэм сабад». Вот так и венгерский язык познавали, причём, не в аудитория, а на практике.
Есть и город под названием «Чепель». Туда нас группами привозили на какие то работы. Видимо и город расположен на острове, так как не помню, чтобы мы проезжали мост через Дунай. Выезжали и в Будапешт по каким-то делам, помню, там мы фотографировались группами. Расплачивались венгерскими деньгами, которые назывались «пенгами», их нам недавно выдали. А вообще, жизнь на острове была настолько скучной, что мы прозвали его «Остров - Прощай молодость». Странно звучит, конечно, но это гак. Даже в каком то стихотворении, сочиненном одним из гвардейцев, были слова: «Здесь, даже летом нету мух, - они все вымерли от скуки».
Здесь мы услышали о первой демобилизации из армии. Демобилизации подлежали военнослужащие старшего возраста, а также военнослужащие, имеющие три и более ранений, лица, имеющие профессию агронома, бухгалтера, учителя и т. п. Кроме того, подлежали демобилизации студенты, призванные со вторых курсов институтов. Я не подлежал демобилизации ни по одному из этих пунктов, но я так завидовал тем, кто, какими-то путями, через санчасть добывал справки о трех ранениях, и демобилизовался. Некоторые гвардейцы писали домой, и им присылали справки о том, что они призваны со второго курса института.
Но я, сам призванный с первого курса института, знал, что не мог окончить первый курс и перейти на второй курс призывник 1925 года рождения. Это я смог до призыва поступить на первый курс института, потому, что был на год младше всех в классе. Поэтому я хорошо понимал, что всё это делается не честно, и мне тем более было обидно.
Все остальные военнослужащие составляли основу послевоенной армии и продолжали служить, как кадровая Советская Армия. А мы, оставленные здесь на острове Чепель, и уже построившие себе палатки, именуемые зимними казармами, являемся оккупационными войсками и входим в состав ЦГВ, - центральной группы оккупационных войск.
От скуки, и изголодавшись по учёбе, я подал заявление на курсы ГЗОС - государственное заочное обучение стенографии. Объявление это мне попалось в какой то небольшой газете. Не требовалось ни аттестата об образовании, ни других справок, а только заявление и плата за учебные пособия и заочную учебу. Мне довольно быстро выслали учебник стенографии для первого года обучения. Выслали из Советского Союза в Венгрию. По программе обучения я должен периодически высылать контрольные работы, задания на которые я получал в виде писем от преподавателя, вернее, от преподавательницы.
О стенографии я знал лишь то, что это метод быстрого письма, скорописи, а каким путем он выполняется, я не имел представления. Это любопытство также сыграло свою роль в выборе этих курсов. Трудности заключались в том, что надо было много тренироваться в написании множества значков, уметь писать их слитно, не отрывая карандаша. Надо тренироваться в скорости стенографирования, доведя её к концу первого года обучения до 60 слов в минуту. Первый курс так и называется: «Стенография для себя». Его я закончил, выполнив все десять контрольных работ. Но заканчивал его я уже в Советском Союзе.
Не остались мы зимовать в Венгрии в наших палатках, которые только называются зимними квартирами. Стало уже довольно холодно в ноябре. В декабре и командование, видимо, стало понимать сложность предстоящей зимовки в нашем лагере. Нам подали эшелоны и мы, погрузив всё наше вооружение, снаряжение, амуницию, поехали в Россию.
В городе Тула нам предстояло продолжать военную службу в гвардейских Воздушно-десантных войсках. Ведь мы оставлены после войны в составе кадровой послевоенной армии. О сроке нашей дальнейшей службы никто представления не имел, а мы так ждали демобилизации и возвращения домой. Ну, хотя бы в отпуск отпустили побывать у родных.