Итак, школу я заканчивал, и нужно было думать, куда идти дальше. Единственный предмет, по которому я учился хорошо – это история, еще я неплохо знал литературу. Лет в 15 я решил, почему-то, что хочу учиться в МГИМО и быть дипломатом. Мой отец даже переговорил на эту тему со своим случайным знакомым, заведующим кафедрой в МВТУ им. Баумана. Тот сказал, что в МГИМО учатся дети дипломатов и партийных и иных руководителей, что это, с его точки зрения, правильно, они знают иностранные языки. А меня он может взять к себе, и я буду делать ракетные двигатели.
Но меня не интересовали естественные науки. Кстати, я не помню, что испытал какую-то особую горечь от того, что места в МГИМО были не для таких, как я. Мы прекрасно знали, что декларации о равенстве в СССР пустой звук. И позже, куда бы я не попадал, включая ТВ, везде сидели чьи-то «дети». И в той системе, которая возникла в СССР, это было нормально. Почему нужно отдавать хорошее место чужому ребенку, если можно отдать своему?
Речь идет о фундаментальном несовершенстве СССР в этом смысле. Твоя карьера была гарантирована только там, где работали твои родители. Так что если папа маршал, то сыну тоже лучше идти в армию, если папа профессор, то и сыну нужно становится ученым, если папа художник или режиссер, то и сыну туда же.
Тот же товарищ Сталин, который был так скромен и вообще был идеал, сделал своего сынка генералом, командующим ПВО Московского округа. Ну ведь неприлично!
Любопытно, что даже в разведку насажали «сынков», если судить по воспоминаниям бойцов «невидимого фронта».
Так куда мне идти? Я не знал. Я любил историю, но не с моей же подготовкой соваться на истфак МГУ?
Кстати, пока «свежая» сталинская номенклатура не была многочисленной, при приеме в институты царило равенство. Все было очень просто. Был некий понятный стандарт, те знания, которые должен был знать выпускник школы. И эти знания он мог получить хоть в селе на Дальнем Востоке, хоть в обычной школе в Москве. Он приезжал поступать в вуз, и с него спрашивали этот стандарт и не более того.
В мое время уже были спецшколы, которые давали выпускникам преимущества. И не было стандарта. В качестве дополнительного вопроса, уже могли спросить все, что угодно.
Я все-таки решил поступать на истфак МОПИ, учителем я быть не хотел, но другие истфаки мне были недоступны. Но и в МОПИ я не поступил, не набрал нужное количество балов, кстати, претензий никаких не предъявляю, у меня действительно была не ахти какая подготовка. Потом пошел работать в Шереметьево. Мне там нравилось. Осенью меня должны были призвать в армию. Я бы отслужил, вернулся в Шереметьево, закончил бы какой-нибудь заочный техникум, и сейчас бы катался как сыр в масле.
Минимум был бы управленцем среднего звена, а может быть, и повыше поднялся. Получал бы свои пять тысяч баксов. Имел бы свой достаток, садился бы к компу, заходил на АПН, а там некий, нищий Самоваров статейки публикует. А я бы ему комментарии вмазывал - плохо за Родину борешься! И Сталина не любишь. А уж не купили ли тебя, братец, за 30 серебряников?
Ну не будем мечтать, не сбылось мое счастье. А все почему, а потому, что власть понимала, что как-то нужно помогать тем, кто был поставлен в неравные условия, и придумала рабочие факультеты при вузах. Если у тебя есть год рабочего стажа, то ты проходишь собеседование, поступаешь, учишься год очно, за этот год тебя натаскивают по четырем предметам, потом ты сдаешь экзамен и поступаешь уже на первый курс.
Я не хотел уже никуда поступать, хотел в армию, чтобы государство от меня отвязалось, в принципе, армия была единственной, существенной повинностью, не считать же серьезным делом поездки «на картошку» или «на базу».
Но отец настоял, чтобы я поехал и попробовал поступить на рабфак МОПИ. Я съездил, экзамен по истории там принимал декан истфака, по-моему, он был просто дураком, на редкость у него было тупое выражение лица. Но я опять же его не виню, ибо не сдал на пятерки.
И тут отец нашел еще рабфак в МГПИ. Я отказался ехать наотрез. Но он упросил съездить, потратить два часа ради него. Поехал. И на тебе! Там оказались нормальные люди. Провели со мной собеседование по истории, помню, что Альтаир Иванович Шаша, с кафедры педагогики, не знал, что Алексей Толстой написал пьесу об Иване Грозном, а я как раз ее читал накануне, книжка 1946 года издания, если не ошибаюсь. Поговорили о Наполеоне, о Стендале, о том, как он описывал поход в Россию, туда-сюда, и меня рекомендовали. Решающую роль в этом сыграла Валентина Петровна Круговых. Ей понравилось то, что я читал Стендаля.
Потом я пошел сдавать литературу. Передо мной этот предмет сдавал армянин. Молодая преподавательница спросила его о «военной прозе», о романах Бондарева, Бакланова. Армянин застенчиво сказал, что в Ереване он о таких писателях не слышал, но может рассказать об Оганесяне и Петросяне. (Фамилии я привожу условные). Преподавательница сказала, что теперь уже она не слышала о таких, на том они и расстались.
После этого армянина я блистал, как алмаз. И меня приняли, но что интересно. Когда я пришел потом на первый курс, то в своей группе с удивлением обнаружил, что примерно 2/3 студентов были подготовлены гораздо хуже, чем я после школы. И было очень странно, как они смогли выдержать конкурс в семь человек на место.
Когда я поступил в институт, то я подумал, что теперь весь мир принадлежит мне. Вот оно – чудо!
И я был полон желаний и был уверен, что «открою Америку».
Живи, где родился, и будешь счастлив! Все остальное суета!