***

ЗАПИСКИ ИСПЫТАТЕЛЯ

 С УТРА ПОРАНЬШЕ

                Дебаркадер «Заря» медленно покачивался на днепровской волне. Причаливал теплоход, прибывший с Запорожья. Колесный привод специфически чавкал, шлепая по воде лопатками. Кто-то кричал: прими концы. Потом дебаркадер резко качнуло и он начал переваливаться с боку на бок, норовя сбросить нас с крыши в воду. Но мы-то знали, что нам это не грозит, поскольку край крыши был надежно огорожен невысоким барьером, за которым начинался небольшой балкон. Вскоре на теплоходе «врубили»  на полную мощность музыку и звуки популярной мелодии «Созрели вишни в саду у дяди Вани»  нас окончательно пробудили.  В голове шумело, во рту смердило после вчерашнего самогона, купленного у тети Маси по полтора рубля за бутылку  и страшно хотелось чего-то выпить. Было половина седьмого утра и до открытия столовой оставалось целых полтора часа. Хотелось спать, но при таком грохоте музыки, это было уже не возможно.  Поэтому, свернув матрасы, мы побежали на пляж, начинавшийся сразу за дебаркадером.
                Мы – это компания командировочных испытателей, прибывших на Южно-Украинской МИС с разных концов Союза. Херсон в те времена был курортным городом,   и в летний сезон туда ехали на теплоходах туристы из Ленинграда, Москвы, Киева, Запорожья, Одессы и других городов. Мы же приехали работать, а устроиться в гостинице было крайне трудно. Поэтому место на дебаркадере – плавучей гостинице, было вроде как даже престижным. Вот только Мария Ивановна - директриса гостиницы  нас каждый раз выгоняла на крышу, когда приезжала крупная партия туристов и им в гостинице на берегу не хватало места. Так что ночевки на крыше были для нас не редкость. К тому же это была идиллия и там, на крыше, мы быстро знакомились, объединенные  общей крышей и чистым  звездным небом. Вчерашняя ночь не была исключением и добавила нам новых друзей.
                Искупавшись, мы побежали  в столовую. Перекусив вчерашним борщем, котлетами с макаронами и чаем, мы в половине девятого  были уже на остановке   у Предднепровского парка.  Сев в служебный автобус, мы поехали на «працю». Так, по-украински называется работа. Без пяти девять мы были на месте.
               В отделе испытаний, мы застали Ивана Кардаша и Виктора Минина. Лица у них были «опрокинутыми» и не трудно было догадаться, что вчерашний вечер у них был не менее активным, чем наш. Увидев нас, ребята взбодрились, но, узнав, что с собой  мы ничего не принесли - снова скисли.
              До открытия магазина оставалось два часа. Время тянулось удивительно медленно, и разговор  о работе как-то не клеился. К тому же начальник отдела Лось Мирон Давыдович опаздывал, и быстро уехать в поле на испытания  мы не могли. Вдруг  зашел Женя  Антонов, – заведующий соседней лабораторией и сообщил, что в «Зелинивку" привезли бочку с пивом. Все сразу взбодрились и побежали к служебному УАЗику уже стоявшему под «парами» в ожидании клиентом.. Служебный эскорт испытателей двинул к бочке с пивом. Через 10 минут  остатки вчерашнего пива  трепетно пенились в пивных кружках, поглощение которого разливало живительную влагу по всему телу. Выпив по две кружки залпом, мы покатил в обратный путь. Через 20 минут все были на работе в приподнятом настроении и бурно обсуждали вопросы предстоящей работы. К этому времени подошел и Мирон Давыдович.  Вид у него был помятый, а лицо злое. Он, уже знал, что его подчиненные «смотались» в «Зеленивку»  без него и поэтому готов был «рвать и метать». Но тут его вызвал директор МИС. Через 10 минут он вернулся с приятной улыбкой, излучая тонкий запах чеснока и самогона и, отдав необходимые распоряжения, мирно выпустил подчиненных  на совершение ратных  производственных подвигов. Рабочий день начался.  До открытия магазина оставалось пять минут.

КАК-ТО В  ПЯТНИЦУ НА ПЛЯЖЕ.

                Лето кончалось, но жара в Херсоне была Июльская.  Сегодня был неудачный день. Намечавшиеся испытания не состоялись, и мы поехали домой сразу после обеда. Прихватив трехчетку портвейна, мы с Иваном Кардашом мирно тряслись в ремлетучке по дороге к городу. Беседа была занятная, а медленное подпитие из одной бутылки  делало  беседу еще интереснее. Но вскоре бутылка закончилась и Иван, постучав водителю, велел ему остановиться у магазина недалеко от завода «Стеклотары» Взяв еще по бутылке водки на нос, мы заехали на дикий пляж, расположенный прямо за «Стеклотарой.  Иван отпустил ремлетучку, и мы остались с ним вдвоем на пляже в окружении куч песка, завезенного на завод баржами. 
                Было тихо и дул легкий освежающий ветер, вызывающий волнение камыша и рябь воды в котловане,  куда драга закачивала из Днепра песок. Расположившись между котлованом и Днепром, мы, разложив закуску и открыв бутылки, мирно расположились на кучах песка, чтобы продолжить начатую в ремлетучке беседу. Разговор «клеился» и, испытывая наслаждение от общения, мы не торопясь, говорили «за жизнь» и попивали охлажденную водку. Допивая вторую бутылку, мы увидели перед собой двух девушек, подбежавших к нам с каким-то парнишкой, которые начали объяснять, что в котлован минуты три назад нырнул какой-то парень и до сих пор не вынырну. И впрямь, оглянувшись, мы увидели вещички, лежащие от нашего места метрах в двадцати. Парня мы не видели, но девушки говорили, что он нырнул. Рассуждать было некогда, и мы стали нырять в котлован,  надеясь достать утопленника. К этому времени прибежали еще какие-то парни, и вскоре один из них  вынырнул, держа за волосы утонувшего парня. Вытащив его на берег, все единогласно констатировали, что он покойник. Парень был совсем молоденький не более 17 лет. Губы его успели посинеть, а из носа сочилась слизь, создавая брезгливое ощущение и в то же время ужас смерти. Будучи в хорошем подпитии, мы, с Иваном не сговариваясь, стали его откачивать. На нас смотрела уже собравшаяся толпа неизвестно откуда появившихся пляжников. Парень продолжал лежать без признаков жизни, и тут мне пришла идея сделать ему искусственное дыхание «Рот в рот». Положив на его посиневшие губы рубашку,  я не без чувства брезгливости,  начал периодически вдувать ему в рот воздух.  После четвертого выдоха, парень вдруг дернулся и   стал постепенно розоветь. Взбодренные этим, к операции спасения подключились девчата, и кто-то успел добежать до телефона в будке охранника и вызвать скорую помощь. Я держал руку на пульсе и чувствовал как его сердце сначала рывками, а потом все более и более равномерно начинало биться. Парень жил, но в сознание не приходил. Вскоре подъехала скорая помощь, и парня положив на носилки, унесли. Доктор сказал, что будет жить. С тех пор мы его не видели, но каждый раз, выпивая, мы обязательно вспоминали с Иваном этот случай. Возможно, это и был самый героический поступок в нашей жизни. А сейчас, когда в живых уже нет Ивана, мне почему-то захотелось рассказать о нем. Ведь не привези он меня на пляж, вряд ли тот паренек остался бы жить. А теперь живет, и, наверное, вспоминает мужиков вернувших его к жизни.

КРАСНЫЙ РАЙ

       Стояла поздняя осень,  когда я вновь приехал в Херсон для подписания протокола испытаний моей машины. Добравшись до МИС, я едва успел застать сотрудников лаборатории, которые отправлялись в Ялту, чтобы подписать там протоколы  испытаний систем капельного орошения.  Погода без того сумрачная и мерзкая окончательно испортилась и, когда мы садились в УАЗик, повалили крупные хлопья снега.
        В УАЗике я увидел давно и хорошо мне знакомые лица:
сотрудников коломенского КБ и научных сотрудников головного Союзного Института по технике полива. Были там и начальник лаборатории агроиспытаний МИС – Мирон Давыдович Лось и ведущие инженеры Иван Кардаш и Виктор Минин.  Увидев меня, буквально как снег свалившегося им на голову, они издали  одобрительный клич, и я сразу понял, что лишним я не буду. После коротких расспросов: как, что и почему, все стали готовиться к «отплытию». Предстояла длинная дорога, а с утра, как обычно никто еще не опохмелялся. Так, что решили начать не мешкая. Кроме меня все были во всеоружии и, естественно, первым начал Иван Кардаш.
Он достал  шмоток сала и бутылку самогона непонятно откуда. Стаканы взяли у водителя, который постоянно их держал в бардачке машины. Самогон был пресквернейший, но сало, что надо! Так что первая прошла, и атмосфера как-то сразу потеплела. Вскоре прекратился и снег.  Подъезжая к Красногвардейску, мы  успели не только допить что было, но и выспаться. В Красногвардейске хорошо пообедав, и пополнив запасы горючего добротной столичной водкой, мы поехали дальше. К перевалу мы подъезжали уже проголодавшимися,  и окончательно протрезвевшими. Погода разгулялась настолько, что мы сняли пиджаки и раздвинули стекла в УАЗике.  Мы ехали  по историческим местам, где когда-то Кутузов вел бои,  и где ему выбило глаз. Дорога была узкой и извилистой и до перевала оставалась несколько  метров, когда влево от дороги мы увидели небольшую площадку с оригинальным строением и какой-то надписью типа таверна. Решили выйти и заправиться, так как теперь до самой Ялты закусочных не предвиделось.
          Расположившись вокруг столика, мы заказали по двойной яичнице и по жареной свинине.  Несколько поросят бегало в загоне на краю площадки, подтверждая, что нас будут кормить самым доброкачественным товаром. Яркая блондинка в   костюме гусара приветливо нас обслужила, после чего столичная водка пошла с особым аппетитом. Когда мы садились  в УАЗик, то оказалось, что шесть бутылок мы уплели «за милую душу».
            В Ялту приехали ночью после  двенадцати часов. Но город жил своей курортной жизнью и  о плохой погоде в Херсоне никто и не подозревал.  Даже ночью  вдоль какой-то ярко освещенной улицы видны были  тропические цветы, и чувствовался пряный запах кипарисов  и соленый запах моря. 
          Пополнив запасы хмельного, мы поехали куда-то в горы. УАЗик качало из стороны в сторону, мотор  сердито рычал, извергая какие-то проклятья и видимо грелся, поскольку водитель дважды подливал в радиатор воду, но к месту назначения мы все же добрались.
         Был третий час ночи, но площадка, на которую мы  выехали, была освещена светом, струившимся из окон гостиницы, которая называлась: «Красный рай».  Мирон Давыдович дал команду: слезай, приехали, и мы потянулись к проему настежь открытой двери.
Мы сразу попали в большой холл, посредине которого стоял длинный стол со скамейками  по обе стороны. Гостиница казалась не жилой, но вскоре откуда-то появился заспанный мужичек и Мирон Давыдович стал ему что-то объяснять.  Впрочем, скоро  из дверей вдоль стен холла начали выползать какие-то лица, и незаметно вокруг стола собралась компания человек в 10-12. Начались  знакомства, обмен воспоминаниями и, в конце концов, оказалось, что все со всеми когда-то   встречались на производственной ниве различных МИС.  Как-то незаметно распили еще шесть бутылок и тихо мирно прошли на чистые мягкие постели гостиничных коек.
       Стояла теплая удивительная ночь, и в раскрытые окна комнаты доносились  разноголосые голоса цикад. За окном падали звезды, а по всему телу распространялась сладкая головокружительная истома, завлекающая в  сказочный мир сонного царства. 

ИВАН КАРДАШ

            1992 год был не лучшим годом начавшейся в стране перестройки. Спрос на мою машину стал постепенно падать. Денежные обвалы следовали один за другим. Цены менялись каждый день. Мое предприятие лихорадило.  Да и МИС практически перестала испытывать Союзные машины, так как он развалился.  МИС превратилась в хозяйственное предприятие. Отдел испытаний закрыли.  Иван Кардаш попал в больницу с диагнозом: инфаркт. Его тут же отправили на пенсию по инвалидности.  Он оказался за порогом бедности. Мирон Давыдович еще держался и даже открыл свое малое предприятие, но и оно не давало дохода.
              Я, надеясь поправить дела  своего предприятия, сделал отчаянную попытку, вложив все средства  в новую более совершенную машину.
          Собственно для этого я и приехал на Херсонский Комбайновый завод.  Узнав о болезни Ивана Кардаша,  я решил его навестить. Эта была наша последняя встреча. Мы сидели втроем: я, Иван и его супруга Лариса. Иван практически не пил, пригубив  две небольшие рюмочки, и бутылку мы допивали с Ларисой. Она жаловалась на жизнь, что с уходом Ивана с работы  они стали буквально голодать, что младшая дочь Танюшка, пошла работать  медсестрой, бросив учебу, а старшая подалась на заработки в неизвестном направлении. Будучи больным, Иван все-таки устроился сторожем на стройку рядом с его домом. Лариса жаловалась, что Ивану до сих пор не платят денег,  а только все обещают. Жаловалась, что объект какой-то сомнительный и кто, и что там строит непонятно.
           Вот  на такой печальной ноте мы расстались, договорившись  снова встретиться в конце недели.
             В пятницу, приехав на завод, я узнал печальную новость, что Иван скончался во время дежурства на объекте. Что, как и почему никто не мог объяснить толком.  Похороны были назначены на субботу.
          Иван был человеком общительным, и на его похороны собралось много народа. Хоронили его на Киндийском кладбище. На гражданской панихиде я в последний раз увидел многих его друзей, с которыми,  благодаря Ивану, меня столкнула жизнь.  Пили молча и вспоминали  о многом. Многие утверждали, что его,  якобы задушили в сторожке, поскольку ночью с объекта было вывезено много строительного материала. Предполагали, что Иван пытался помешать ворам, но был задушен. Впрочем, с его инфарктом, он мог умереть и сам от стресса.  Подавать в суд на расследование никто не стал. Все уже знали, что это бесполезно. Но, добрую память об Иване сохранили многие. После его смерти  Херсон потерял для меня свою привлекательность. Казалось, что с Иваном, ушло в небытие и то время нашей  беззаботной жизни, которая уже никогда не возвратиться и которую уже никто не сможет ощутить так близко, как ее ощущали мы.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
             Через два года после смерти Ивана умерла и  его супруга Лариса. Старшая дочь так и не объявилась. Танюшка до сих пор работает медсестрой и у нее прекрасная дочка: вылитая мама. У Мирона Давыдовича так же умерла супруга, и он повторно женился. Получает неплохую пенсию и на жизнь ему хватает. Два года назад мы с ним и директором МИС Мигалевым  отпраздновали встречу, помянув  общих друзей и, конечно, Ивана. В прошлом году я встречался с заводчанами, делавшими мою машину. Никто из них уже не работает на заводе.  Да и завод перестал выпускать дождевальные машины. Но многие живы, а жизнь продолжается!
 

РЫБАЛКА В «ПАХТА АРАЛЕ»

          Пахта - Арал – первое коллективное хозяйство созданное Советской властью на территории Средней Азии в 1929 году. Но еще в царское время, здесь жили люди и осваивали землю, за которой закрепилось название «Голодная степь». Еще в те времена по приказу Великого Князя Константина, здесь был прорыт огромный канал. Во времена Советской власти, он стал называться каналом имени Кирова. Вокруг него было создано ряд совхозов, по тем временам передовых, оборудованных самой современной техникой. Там впервые в Союзе  была испытана  немецкая дождевальная техника знаменитой   фирмы «Сименс-Шукерт» и уже через два года создан первый Советский дождевальный аппарат «ВНИИГИМ-1». Под руководством отца Советской мелиоративной науки академика Костякова, там проектировалась оросительная сеть, разрабатывались научные методы исследований,  проверялись дренажные системы для рассоления земель, пришедших в негодность во времена дикого освоения  этих земель столыпинскими переселенцами из России.
           К 1972 году это было самое передовое хозяйство в Средней Азии и  одно из показательных в Союзе. Здесь проходили практику студенты института «Патриса Лумумбы»,  ВНИИГИМа, ТИИМСХа. Здесь работали коллективы многих  Всесоюзных научно-исследовательских институтов, включая наш институт  САНИИРИ.
Вот в этом хозяйстве мне предстояло показать новую дождевальную машину, впоследствии названную ДФД – 80.
            Я прибыл туда со своей группой исследователей. На месте мне выделили сварщика, квалифицированного слесаря и известного в совхозе тракториста - немца по национальности. Надо сказать, что в совхозе было очень много немцев, и именно благодаря ним совхоз стал кузницей механизаторов. Там был свой техникум, поставляющий кадры на всю Среднюю Азию.
           Мы смонтировали  машину  за полдня и к вечеру успели опробовать ее работу на соседнем оросителе.  Кроме нашей группы на опробовании никого  вроде бы и не было, но весть о новой «дожде валке»  быстро облетела весь Совхоз. К вечеру к нам в гостиницу приехал начальник отделения «Коминтерн» и сказал, чтобы я завтра к  восьми часам утра был в приемной директора Совхоза.
            Утром я уже сидел в приемной, и вскоре меня вызвали. Директор Хван был номенклатурным партийным работником сталинских времен. Весь  его вид внушал какое-то непонятное тревожное чувство страха. Однако со мной он начал говорить довольно приветливо, и попросил подготовить машину  к демонстрации на завтра, поскольку завтра   в его совхозе намечалось совещание всех руководителей области. 
           Демонстрация прошла успешно. И хотя, я успел предупредить руководство института по рации о предстоящей демонстрации, начальство опоздало, и приехало, когда все руководители  совхозов уже разъехались. Тем не менее, они успели осведомиться о результатах демонстрации у местного руководства отделения, и я стал в их лице героем дня. Мой директор  станции НИСТО  Акыл Адылович Адылов и  руководитель отдела  орошения САНИИРИ Лактаев  Николай Тимофеевич, как-то сразу перешли на  дружелюбный тон.  Сказав, что с них причитается, поскольку я «не ударил лицом в грязь» и показал институт с лучшей стороны, предложили отметить это дело. Около шести часов вечера мы выехали на Сыр-Дарью  рыбачить.
          Пойма Сыр- Дарьи начиналась прямо от границы соседнего отделения Совхоза, и мы  выехали туда на двух машинах: Адыловском  «Бобике» и грузовом «ГАЗоне», на котором приехал  заместитель НИСТО по научной работе Масленников Виктор Максимович. Среди этой солидной компании, я был самый молодой и чувствовал себя как-то сковано.
           Подъезжая к Сыр-Дарье в кузове «ГАЗика» мы заметили, что на противоположном берегу коллектора, вдоль которого мы ехали, в тине стоит баран. Он видимо спустился напиться  и завяз. Выбившись из сил, он уже не двигался и мирно ожидал своей кончины. Виктор Максимович заметил, что надо бы спасти барана, но Адылов сказал: «Ничего с ним не случится, – пастух вытащит» и мы поехали дальше.
            У устья коллектора, съехав с дамбы, мы оказались на травянистой лужайке заросшей со всех сторон камышом. Место было видно обжитое, поскольку рядом был след от кострища и вырыт в земле котлован для очага.  Водители поставили свои машины так, чтобы можно было ночью осветить фарами площадку пикника, и стали разматывать удочки. Адылов куда-то направился вдоль берега реки, а мы  стали рыбачить. Но клева практически не было, да и крючки были под мелкую рыбу. Правда, трех сазанчиков грамм по 250-300 мы все же поймали.  Но тут возвратился Адылов и привел какого-то бродягу с двумя огромными сомами каждый килограмма по два, три. Все сразу взбодрились, а Виктор Максимович тут же начал их разделывать. Ведро с водой уже кипело и он начал туда опускать увесистые куски сомятины. Через полчаса мы уже сидели за достарханом, так называется по-узбекски импровизированный стол, накрытый на земле подстеленной мешковиной.   Адылов произнес короткий тост: «За тебя Виталий» и мы, звонко чокнувшись стаканами, начали опорожнять тару. Это был практически спирт, разбавленный градусов до шестидесяти и Адылов, выпив полстакана первым, внимательно наблюдал за   тем,  какое впечатление на нас произведет его напиток. Все, конечно, поняли, что это спирт, но вида не подали и, закусив свежими помидорами, быстро набросились на уху.  Уха нас удивила не меньше. Виктор Максимович оказался прекрасным поваром и такой ухи я уже никогда и ни где не ел. Она была крепко перченной и извергала аромат каких-то необычных снадобий, что я, уроженец Ташкента, никогда и не нюхал. Белые, без единой косточки куски сомятины, пропитанные ароматом снадобий, буквально таяли во рту, оставляя чувство необыкновенного наслаждения. Компания погрузилась сразу в атмосферу дружеской эйфории, пошли шутки и анекдоты. Пили за науку, за институт и каждый должен был произнести тост по кругу. Водители включили фары своих автомобилей и вокруг нашего достархана закружили мириады комаров, москитов, жуков и огромных медведок, которые периодически падали прямо на достархан.
            Пикник подходил к концу. Бродяга, принесший рыбу, лежал смертельно пьяный, а Адылов опять отлучившись, вскоре вернулся с садком рыбы,   волоча его по земле, где вяло, подергивались два огромных карпа. Один из которых, как выяснилось дома, весил около пяти килограммов. Возвращаясь назад, мы остановились у места, где застрял баран. Он был  на том же месте, но увяз уже до половины туловища и был абсолютно неподвижен. «Издох» - сказал Виктор Максимович  и постучал кулаком по кабине «ГАЗика»  Водитель Адылова, сбросив одежду, залез в коллектор и поплыл на противоположный берег. Но вскоре встал и пошел бродом, так как  воды там было чуть выше пояса. Оказавшегося живым барана, он вытащил и успешно доставил к нашему берегу. Мы бросили его в кузов и поехали в гостиницу. Вымывшись в теплом душе, мы улеглись спать. Завтра предстояло возвращение в город. Мое научное крещение состоялось. А рыбалка с пяти килограммовым карпом и тридцати килограммовым бараном  запомнилась на всю жизнь.

КИРГИЗСКАЯ МИС ИЛИ  МЕХАНИЗИРОВАННАЯ РЫБАЛКА

        Поселок Кант располагался   в 20 километрах от города Фрунзе  по дороге, ведущей к озеру Иссык-Куль. С левой стороны от дороги тянулась гряда  невысоких гор. Рядом с ними протекала река Чу, а справа проходил Большой Чуйский канал (БЧК). Примерно посередине располагалась центральная усадьба Совхоза и  административный корпус Киргизской МИС.
        Центральная усадьба была знаменита тем, что находилась посредине  искусственного леса, посаженного в  царское время в период покорения Россией  Туркестана.
         В Советское время, здесь была создана Машино Испытательная станция, испытывающая всю сельскохозяйственную технику, предназначаемую для данного  региона. Хозяйство МИС  славилось рекордными урожаями сахарной свеклы, овощных, зерновых, высокостебельных и плодово-ягодных культур. Именно для полива таких культур и была предназначена машина ДФД-80, которую мне пришлось испытывать здесь не один год, и где она получила «путевку в жизнь» на ранней стадии ее создания.
        В 1974 году на предприятии ГСКБ по ирригации был изготовлен первый     заводской образец машины, и я с группой конструкторов и сотрудников НИСТО приехал ее испытывать.
          В гостинице МИС собралось человек 20 испытателей только из Ташкента. Но были конструкторы и с других городов: Херсона, Москвы, Волгограда, Коломны, Душанбе, Алма-Аты.  Все приехали со своими  тракторами, комбайнами, дождевальными  машинами, фрукто-уборочными агрегатами, землеройной и другой, невесть какой, техникой. Со временем перезнакомились все, но  мы, орошенцы, заняли самые лучшие номера на втором этаже гостиницы и держались обособленно, поскольку  все друг  друга знали еще по работе в Ташкенте. Собственно говоря, номерами их никак нельзя было назвать, поскольку комнаты были большие, и  в каждой было по 6-10 человек. Но комнаты постоянно убирались, и два раза в неделю менялось постельное белье. На первом этаже была большая кухня, где можно было готовить обеды, а недалеко от гостиницы  была неплохая столовая, где можно было неплохо поесть. Мы предпочитали готовить сами, поскольку овощно-фруктовая продукция нам доставалась бесплатно и в самом свежем виде прямо с полей, где работали наши машины.  Я, например, очень часто приносил свежую картошку, причем настолько отмытую под струей  воды моей машины, что ее не надо было чистить. Для этого я приспособил небольшую насадку прямо на струеформирующем стволе и на нее вешал ведро с картофелем. К концу смены молодая картошка становилась белой, начисто очищенной от кожуры. По возвращении  в гостиницу, мы ее  сразу бросали в кипящую воду. Испытатели насосных станций  приносили ежедневно рыбу. Их передвижная насосная станция стояла на берегу реки Чу, где они  перекачивали воду из реки в реку, нарабатывая,  таким образом, часы.  Вдоль реки работали и экскаваторщики, которые рыли там котлованы с той же целью.  На ночь они соединяли их с рекой каналом, и туда заплывало много любопытной рыбы. Утром приезжали наши испытатели с насосной станцией  и откачивали из котлована воду, выбирая со дна  рыбу нужных размеров и затем, снова напускали туда воду. И так каждый день. Так  что недостатка в рыбе мы не испытывали, а процесс  рыбалки, когда из мутной воды  руками  доставалась рыба, доставлял не малое удовольствие. Я и сам неоднократно участвовал в этом процессе и скажу вам, что он гораздо увлекательней,  чем лов удочкой или даже сетью. Именно на Киргизской МИС, я познакомился со многими испытателями, с которыми потом не менее десятка лет периодически встречался и на других МИСах Союза.  Это была хорошая научно- производственная  школа. Это была настоящая школа жизни.

ВИКТОР МАКСИМОВИЧ

        Виктор Максимович Масленников - заместитель директора  НИСТО по научной работе, работал на станции с момента ее образования. Москвич, прошедший по суровым дорогам войны, он, закончив Тимирязевскую Академию, был направлен  по  распределению в Среднюю Азию, да так там и остался до конца жизни.
         Он был старше меня на 15 лет, но, несмотря на большую разницу в возрасте и более высокое служебное положение, между нами установились хорошие дружеские отношения. Он, как и я, был изобретатель, и мы часто спешили поделиться новыми идеями. Но излагал он их, как мне казалось, очень путано и я далеко не сразу мог понять,  о чем идет речь. Начинал он обычно с главного и сразу начинал  интересоваться мнением, спрашивая: «ну как? Правда, ведь здорово». Я, ничего не поняв, начинал задавать наводящие вопросы, но ему уже было не интересно объяснять.  Лавина новых идей тут же извергалась из него, захлестывая первородную идею.  В конце концов, он предлагал стать мне соавтором и просил написать заявку и разработать чертежи. И здесь мне становилось не по себе, поскольку я никогда не подписывался под чужими идеями, да и сам старался никому не предлагать соавторство, поскольку знал, что соавторство только вредит делу. Однако жизненная практика показала, что начальство любит, а иногда даже настаивает, чтобы их включили в соавторы, причем, чтобы их непременно  поставив на первое место в списке авторов. Масленников был, пожалуй, исключением, поскольку сам был генератором идей.  Он, правда, обижался, что я не подписывался под его идеями, но  зла на меня не держал и, как заместитель директора, всячески поддерживал  разработку моих изобретений.
         Я был сторонником дождевальных машин и заведовал отделом дождевания, а он заведовал отделом капельного и  бороздкового полива. Еще задолго до моего появления на станции, он занимался дождеванием и участвовал вместе с ВНИИГИМом  во внедрении дождевания в Совхозе Пахта-Арал. В семидесятые годы, он заболел идеей машинного полива по бороздам, и сильно продвинулся в этом направлении,  опередив идеи многих иностранных фирм.  Например, он придумал гибкий трубопровод, который под действием сжатого воздуха сам расстилался по мокрому полю, выворачиваясь подобно чулку. Разместив  гибкий трубопровод на поле, в него подавали воду, и она из отверстий в трубопроводе подавалась в борозды
По окончании полива, трубопровод сматывался на барабан, обратно выворачиваясь наизнанку, и выносил на край поля все осадки ила осевшего в трубопроводе. Затем агрегат переезжал на новую позицию, где все повторялось сначала. Устройство Масленникова позволяло высвободить десятки поливальщиков, освободив их от тяжелого изнурительного труда с кетменем на грязном поле. Но именно это и служило препятствием для широкого внедрения его машины. Чем занять высвободившихся поливальщиков?  Впрочем, эта социальная проблема была и в дождевании и во всей отрасли механизации сельского хозяйства. Механизированный полив, который, казалось бы, решал проблему экономии воды, позволял решить проблему Арала и целый ряд социальных  и экологических проблем, оставался невыгодным для руководства Республики. Ведь механизированный полив, позволял более чем вдвое сократить расходы воды на полях,  делал ненужным дренаж, строительство, открытых каналов, крупных водохранилищ. А это было не выгодно Республикам Средней Азии, так как могло снизить финансирование и поступление средств из союзного бюджета. Сложившаяся инфраструктура  на фоне бороздкового полива и открытой оросительной сети, была республикам ближе. Механизированный полив и закрытая оросительная сеть пугали руководство. Они были не готовы к подобным преобразованиям. И хотя зарубежный опыт настойчиво подтверждал необходимость подобных преобразований, начать их никто не решался.
            Сейчас археологи смогли рассказать, что еще в четвертом веке до новой эры в Римской империи была развита широкая система  закрытых акведуков,  подающих питьевую воду в каждый дом Римлян. Подобная сеть была и в Египте. А вот  на территории Средней Азии, оросительная сеть строилась в земляном русле, через которое фильтровалось в почву много воды, что и служило всегда причиной выхода земель из сельхозоборота  вследствие подъема грунтовых вод,  и их активного засоления в связи с испарением. Древние цивилизации смогли  избежать эти проблемы, облицовывая акведуки цементом, а вот наша – нет.   В результате произошло то, что должно было произойти. Мы потеряли Арал и в конечном итоге пришли к тому, что освоенные земли вновь пришли в негодность. 
Эти вопросы  были  не безразличны ни Масленникову, ни мне. И хотя мы не сразу пришли к подобным выводам, свои идеи мы  старались высказывать  по возможности на всех научных совещаниях. Но к науке как раньше, так и сейчас не очень прислушивались. И производство развивалось по своим коммерческим законам далеко не самым полезным для общества.
        Мне повезло. Я сумел найти нишу для внедрения своей машины на Украине. Масленников, так и не смог довести свою машину до серийного производства. Он вскоре заболел. Врачи поставили диагноз язва желудка. Его оперировали четыре раза. Перед четвертой операцией я в последний раз навестил его.  Это был другой неузнаваемый человек. Кожа и кости. Но он все еще надеялся, что четвертая операция будет успешной и он поправится.  Но даже в таком состоянии он думал о своей машине и просил меня помочь его сотруднику довести ее до серийного производства. Просил, чтобы я помог оформить наследственные права его дочкам на его машину. Он надеялся, что дочки смогут получить солидное вознаграждение. Но этому не суждено было случиться.  Начавшаяся перестройка полностью лишила прав всех изобретателей. Его дочкам еще повезло. Они сумели уехать за границу. После смерти Масленникова его портрет как-то незаметно исчез с доски почета института. Появились новые молодые лидеры. Все старое ушло в небытие. Начиналось новое время, которое вскоре получило название БЕСПРЕДЕЛ.