Юрке исполнилось 16 лет, когда родители оставили его на неделю ухаживать за одиноким прадедом, достигшим своего 75-тилетия и вот уже более полугода прикованным к постели по случаю перелома бедра. Ноги ослабли у деда уже несколько лет. Ходил с трудом, неоднократно падал, разбивал себе то нос, то колени, и, наконец, закончил свой поход переломом.
Дед считал, что заслужил у детей право на супер уход и уважение. Сам же не интересовался ни чтением, ни рукоделием, ни доступным ему телевидением. Только игра в домино ещё привлекала его. Собой и своей физической формой не занимался, указания врача не выполнял. И, преодолев острый период болезни, не только не встал на костыли, но и утратил те свои навыки и возможности, которые имел до травмы. Обе ноги его, как рыбий хвост, представляли только балласт для тела. Мышцы атрофировались, забастовали и не хотели работать даже по передвижению в постели. Деду сделали перекладину над кроватью, прицепили петли для рук, с помощью которых он мог бы садиться, но он отказался и от этой возможности. Дед требовал, чтобы его сажали, ноги опускали и поднимали. Все виды мочеприёмников забраковал и ждал, когда ему поднесут любимую кружку, как праздничную чарку вина, чтобы слить туда мочу. Оправлялся на стуле с дыркой, куда его затаскивали с трудом дети и тут же принимал очистительные омовения. Всё это дед принимал без малейшего стеснения, как должное, и считал подарком судьбы разбудить ухаживающих среди ночи по случаю своей бессонницы. В чужие руки не давался, считая, что уход за ним будет не столь комфортен. Движением в его теле надёжно были заняты только челюсти, которые он тренировал три раза в день, точно по расписанию.
Вот такой подарок достался юному правнуку от замученных уходом и жаждущих отдыха предков. В однокомнатной квартире, дед – на кровати, ухажёр – на диване, проживали родственники уже более трёх дней. Юрка был шалуном, к учёбе относился с ленцой. Гонял на мотоцикле с друзьями, которые звали его Жоржем, увлекался роком и попсой. Но он был добрым и ласковым парнем, дома его называли Юрашей. Деда же звали Георгием.
Покружившись с дедом 24 часа в сутки без перерыва и смены обстановки, Жорж вспоминал друзей и развлечения прошлого, как жизнь в раю. Он с тоской выглядывал в окошко с шестого этажа. Видел там весёлых, свободных людей, иногда друзей, которые поначалу приглашали его погулять пару часиков. Но Юраша противился в нём такой вольности, боялся оставить деда одного и на полчаса и позволял себе отлучаться лишь в магазин на первом этаже родного дома на десять – пятнадцать минут за свежим хлебом и молоком. Единственным его развлечением оставалась музыка, которую он слушал постоянно, надев наушники и отключив себя от внешнего мира.
Дед мочился каждые 20-30 минут. В еде был привередлив. Зачастую Юраша тут же уносил предложенную ему еду и нёс другую. Кружка с молоком должна была наполняться ни на миллиметр больше или меньше положенного, а температура содержимого не превышать таковой в холодильнике. Дед требовал то укрыть его, то раскрыть через пять минут, повернуть его с боку на бок. Он даже не пожелал освоить езду на комнатной инвалидной коляске, куда его перетаскивал Юраша, а требовал от правнука извоза. Руки деда были сильными, без болезней, но желание получать всё из других рук было сильней. В молодости любимым героем деда был Илюша Обломов из романа Гончарова. Он воспитывал детей на его отрицательном примере, требовал от них высокой активности и трудолюбия, да и сам был трудолюбив. Теперь же он перещеголял самого Обломова, но считал, что достоин похвалы и за то немногое, что ещё соглашался делать. И горько жалел себя из-за неблагодарности детей.
Жорж возненавидел деда к четвёртому дню. Всё его поведение воспринимал, как издевательство над ухаживающим за ним правнуком. В голове его стали рождаться планы, как отомстить ненавистному Георгию. Принося утром тазик для умывания деду, Жорж капал в воду несколько капель нашатырного спирта, и старику приходилось умываться слезами. Ночью, когда дед храпел лёжа на спине с открытым ртом, а его вставная нижняя челюсть, с которой он никогда не расставался, плясала и подпрыгивала в свободном полёте, она частенько выпадала изо рта на пол. Проснувшись утром, дед растерянно искал её по постели, а находил лишь в обеденном супе, где она плавала, как яхта в солёном и перчёном море. Когда дед усаживался на стул с дыркой и вожделенно ожидал облегчения, в нужный момент под его стулом взрывались петарды, а Георгий от неожиданности подпрыгивал над своим троном. Во время игры с правнуком в любимое домино дед находил в своих руках парные кубики, заранее любезно примешенные Жоржем перед игрой, и никак не мог выиграть у юноши.
Они ненавидели друг друга. Ночью в недолгие минуты сна им снились одинаковые сновидения. Они душили друг друга от ненависти и просыпались в холодном поту от крика «побеждённого» Георгия.
Неделя подходила к концу, когда в лифтовой шахте их дома, этажом ниже возник пожар. Едкий дым просачивался через дверные щели в квартиру. Спуститься по лестнице ещё было возможно, но спуститься без деда Юраша не мог. Он стал тащить старика волоком на раскрытый балкон, где был доступ спасительного кислорода. Дед уговаривал Жоржа бросить его в комнате и спасать свою молодую жизнь, но правнук упорно тянул 95 килограммов его веса к месту спасения. Там, обнявшись и дрожа от перенесенного физического перенапряжения и стресса, они встретили подоспевшую помощь.
В них не осталось ненависти друг к другу. Каждый простил в себе все обиды и радовался продолжению жизни.