Одинокая, исхудавшая и изголодавшая душа, словно в насмешку заключенная в оковы хрупкого тела.
Запустив в волосы руки, он морально мучил себя, наказывал, сам еще не зная за что. Может быть за его успех, который он думал, мог достаться кому-то более достойному, а возможно за свою хрупкость, граничащую с величием. Перед ним лежал листок, полный строф и предложений, рассыпанных в хаосе, он искал вдохновение в единственном верном для него сейчас слове, но мысли спешили вернуться с небес вдохновения на землю. Снова внутрь-к своим мечтам. Отбросив ручку, он встал. Идеально прямая осанка, тонкая белая шея, угловато-прекрасное лицо и темные волосы-вот его портрет. Он будто сошел с листов романа о прекрасном искусителе, либо он был ангелом из Эдема. Такой же темный мрачный номер, как и его лицо, освещало только одинокое бра, его мысли неслись куда-то далеко за пределы этого города.
Его душу грызло и поедало отчаяние, оно прожигало все внутри, как кислота. Робкие шаги в сторону пианино и вот он уже сидит перед белыми и черными клавишами. Несмело прикоснувшись к ним, его обуревает страх. Он же не умеет играть. Зачем пытаться, спрашивается, но в голове уже рождается мелодия, и мозг дает пальцам указания к действиям. Тишину разрывает тягучий и томный первый звук. «Да, да…Это оно»,-пролетает в его мыслях. Мелодия словно ступеньки- вверх и вниз. Мысли устремляются к глазам брата, иногда таким грустным, что эту грусть ему не скрыть даже от себя. За всей этой деловитостью и смехом прячется такая же надломленная и одинокая душа, находящаяся в смятении.
Его глаза, такие же. Зеркальное отражение моих. И он не видит тихого света, что тянется через все эти долгие и утомительные года успеха. Может быть, и у него есть свой мир, о котором он может только мечтать. У меня он есть. Я придумал свою жизнь, другую жизнь. Там нет толпы тех, несчастных безудержных и безумных детей, что ходят на наши концерты. Мне их действительно жаль, они еще дети хоть и в обличии взрослых. Разве может взрослый довериться практически незнакомому человеку и так наивно и чисто любить? Мелодия повторяется и повторяется и это успокаивает, я начинаю вспоминать ее лицо. Но это больно, даже лишь потому что физически этот человек никогда не находился рядом. Ее волосы цвета падающей гаснущей звезды, они почти пепельные и карие живые глаза. В моих мечтах наши встречи всегда безмятежны и отзываются какой-то эйфорией во всем теле. Она рассказывает мне странные вещи, которые не каждый поймет. Другие миры и сказки-она это любит. Что могу сказать ей я? Что у меня внутри, что я сожалею, что ее волосы не щекочут мое лицо в реальности, и я не могу найти этих глаз и этого голоса? Наверно мне лучше молчать, потому что звезды, пролетающие над нашими соприкоснувшимися головами лучше всяких слов. Я не знаю, кто я и где начинается она. Нам хорошо молчать вместе. Мой голос закрепляет мелодию и вот уже с губ срываются слова, которые пришли разве что из космоса. Получается нечто мрачное из недр моей души, то, что не спрячешь за штампом идеальной улыбки и не замажешь и всеми тональными кремами мира, а именно - душу. Я закрываю глаза и пытаюсь не думать о том, что я иногда фальшиво играю и даю словам боли и наслаждения срываться с губ и оставаться не осмысленными до конца, до глубины их сути. Я верю, в тебя и я обрету тебя снова, некогда потерянную. Мои обещания угасли, остается лишь монотонная мелодия. Вся фантасмагория обрывается резко на пике, будто так и начавшись.
Он кладет лицо на сложенные руки, осторожно, чтобы не развеять этот призрачный дым в его голове. В его тело прокрадывается усталость и сон, а в душу удовлетворенность и опустошение. Он засыпает, в его лице появляется мягкость и детскость. На листе брошенным им, выведено,- «But this is not my face and this is not my life»*.
*(англ.) Но это не мое лицо и не моя жизнь.