Поделись и властвуй

               
               
     Есть у меня хороший приятель. В одном доме живем с незапамятных времен. Общаемся не часто, но всегда с пользой для мировоззрения. Любим в выходной день посидеть на лавочке во дворе, покалякать. Макарыч сухенький и дряхленький старикашка, но в ритуальных услугах не нуждается.  Дух имеет здоровый и способности недюжие. Газеты читает, телевизор смотрит, правда, лишь тогда, когда уши не заложены и в глазах сильно не рябит. Погода нынче переменчивая. Все-то знает про современную жизнь мой приятель. Купим, иногда «маленькую», прополощем рот, и посиживаем, на солнышко щурясь. Говорит, обычно только Макарыч, всезнайство из него, так и прет:
     - Раньше мы социализм добровольно-принудительно строили.  Конца и края не было этой тягомотине. Робили до седьмого пота, а  все одно — дохлый номер. А капитализм-то быстрехонько состряпали. Конечно, не ты и я,  савки проржавелые, а олигархи большие и малые.  А такие, как мы, нынче свободны, отдыхают на доброе здоровье, отработали свое.
     Покривив беззубый рот и, почмокав губами, Макарыч продолжает:
     - Кумекай,  мой милый, что такое капитализм. Система, при которой  капитал — всему голова. Не зря про него толстенные книги писал этот самый,  как его? Ну что на льва похожий...
     У нас в главном законе прописано, что каждый труд должен быть вознагражден, то есть задарма и место заднее от стула отрывать нечего. Ежу понятно, что только птички бесплатно поют. А теперь смотри. К примеру, выборы народных избранников. Разве это не работа для нас? Вставать надо ранехонько, причепуриваться, подошвы калечить, добираясь до избирательного участка. А там еще долг отдавать. Какой долг, кому, зачем? Мы никому ничего не должны. На участке грамотеи сидят. Паспорта глазками сверлят, бюллетени выдают. Они, что, забесплатно мельтешат? А торгаши, что избирателей, как голубей добрым хлебушком заманивают,  и они свой  куш не имеют? А эти самые избранники, выбившись в люди,  разве не будут, как у Христа за пазухой жить, как сыр в масле  кататься. Мать их за ногу.
     А ты только представь, — возбужденно продолжает Макарыч, входя в раж, — Приходишь на избирательный  участок. А там пусто, никакой толчеи. Одни электронные автоматы стоят, да полицаи сидят для порядка. Каждая партия, участвующая в выборах, свою электронику выставила, и на ней такса прописана. И тут главное показать, что ты не лыком шит. Хочешь заграбастать побольше, выбирай партию, у которой такса приличная, а если не избавился от нравственных предрассудков, оставайся в дураках. Суешь в щель хитроумной штуковины паспортину, а после регистрации получаешь четверть «лимона». Теперь можно дальше отдыхать, но уже красиво. Берешь ноги в руки и домой.  Радости полные штаны, как-никак, что-то обломилось. Не благими посулами сыт, а капитал имеешь. А  партийцы, что малую таксу предлагали — в накладе. Так им и надо, жадюгам. Бляха-муха.
     Наслушавшись Макарыча, я выпадаю в осадок. Не бред ли это сивой кобылы.
     - Так ведь честь и совесть можно потерять, — нерешительно вставляю я. Не моргнув глазом, старый хрыч злорадно ухмыляется:
     - Честь и совесть нам нынче ни к чему, они привилегия элиты. Осваивай, мой милый, политическую азбуку, не то пропадешь. Хватит медяки считать. Честь и совесть с нас годами  выдавливали, ни капли не осталось.
     Яростно стуча клюшкой о землю, Макарыч не унимается:
     - А того, кто вышел в депутаты либо исполнителем государевым  стал, контролировать надо крепко.  Ему-то честь и совесть по чину полагаются. А чтобы их не терял, вшить ему надо в заднее место микрочип. Крыша поехала, шизо взяло — пусть красная лампочка на башке моргает и сирена улюлюкает. Заглянул под юбку молодухе-секретарше — пусть зеленая светится. На деньги казенные позарился, взятку удумал взять — желтая полыхает. Вот какая модернизация нам нужна  для борьбы с коррупцией.
     - Правильно ведь мужик мыслит, — заключаю я, —  сначала поделись, а потом уж властвуй, а нам, "бессовестно-правдивым", жить по-человечески надо. И не верить радиопризывам: Всему свое время! Все будет хорошо!