Мои ноги окончательно замерзли. Еще бы – стоять в мороз в тонких резиновых сапогах на одном месте – занятие на любителя. Хотя я топтался на одном месте около часа, скучно мне не было. Я рассматривал унылый позднеосенний пейзаж пытаясь уловить в нем то очарование, о котором писали классики. Лес, уже сбросивший окончательно остатки листьев, но еще не надевший белый саван зимы, маленькие лужицы на заброшенной дороге, подернутые утренней наледью, толстые рыже-коричневые столбы сосен,– все это настраивало меня на философский лад.
Вдалеке послышался заливистый лай Торы – черного ягдтерьера, и почти сразу за ней тонкий заливистый голосок Дины – ториной подружки. Судя по характеру лая, они гнали зверя. Я сразу же отвлекся от размышлений, перехватил поудобнее ружье и приготовился к встрече. Лай все приближался, и я уже гадал, кто же выскочит на меня – лось или кабан. Послышался хруст веток, ломаемых тяжелым крупным зверем, и вдруг внезапно собаки затявкали левее и удаляясь. Буквально через минуту все стихло. «Значит погнали на дальние номера», - подумал я. Но выстрела, рокового выстрела, означающего убитого зверя и конец охоты, не было. Я уже почти повторил подвиг генерала Карбышева, когда наконец за мной подъехал егерь и снял меня с номера – то есть забрал с того места, куда меня поставили.
Для тех, кто не знает сути загонной охоты, объясню ее в двух словах – охотники делятся на две команды – загонщики и номера. Далее егерь расставляет номеров на стрелковой линии – лесной опушке, дороге или просто в лесу на полянах и прогалах на расстоянии метров сто - двести друг от друга. Загонщики идут с другой стороны леса и гонят с шумом зверя на номеров – а те, в свою очередь тихо поджидают, на кого же выскочит чуткий лось или осторожный кабан. Именно в этом постоянном ожидании удачи, своеобразной лотерее с судьбой, и есть вся прелесть загонной охоты.
На капоте УАЗика поставлены бутылки, среди них и моя, с домашней можжевеловкой, ароматной, горькой и прозрачной как слеза, разложены нехитрые охотничьи закуски – бутерброды, лосиная тушенка и любимый деликатес – копченая медвежатина - темная, плотная, с вязким терпким ароматом и пряным вкусом. А еще - несколько термосов с горячим сладким чаем, к которым мы, после первой традиционной чарки, протягиваем озябшие руки. Мы обсуждаем сегодняшнего ушедшего лося – он ускользнул от стрелков, уйдя резко в сторону от загонщиков и номеров, и строим планы на завтрашний день.
Я протягиваю руки к металлической кружке, полной дымящегося ароматного чая, и она приятно обжигает мои ладони. Вдохнув аромат горячего чая, приправленный осенним холодным лесным воздухом, понимаешь, ради каких мгновений живешь на свете.
На следующее утро мы встаем рано, еще засветло – надо успеть собрать лодки, ведь сегодня мы собираемся забраться в один из самых глухих уголков Новгородской области, где до ближайшего жилья километров двадцать. Дорог туда нет, поэтому надо подняться вверх по реке около тридцати километров. На деревенской пристани сегодня столпотворение – пять лодок, среди которых и старые «Казанки», и «Хонды» и нарядная белый четырехместный глиссер, на котором поплывем мы. Усевшись на корму, рядом с капитаном (меня посадили туда не за выдающиеся лидерские качества, а как самого тяжелого), я собрал ружье, и, вдохнув утренний кристальный воздух, почувствовал, что охота началась. Мы резво отдали швартовы и тронулись в путь. Деревня проводила нас несколькими сонными огоньками.
Речка оказалась извилистой, глубокой и с быстрым течением, но наш мощный мотор легко взрезает ее обманчиво-спокойную воду. Навстречу нам задувал довольно сильный холодный ветер, и я быстро начал замерзать – ведь оделся довольно легко, мне сегодня идти в загон. Чтобы отвлечься от грустных мыслей о недосыпании и нарушенном тепловом балансе между мною и окружающей средой, я внимательно осматриваю крутые глинистые берега – вдруг за поворотом сидит бобер, или, вспугнутая нашим мотором, взлетит запоздалая утка. На этот случай на моих коленях лежит ружье, заряженное «пятеркой» и «нулевкой». Но берега пустынны, и только застывшие черные кривые осины смотрятся в воду и тянут к ней свои корявые ветви. Несколько из них уже почти упали – корни подточила река, но они упорно цеплялись за берег, за жизнь.
Видимо, между кормчими было принято некое соревнование, поскольку все лодки отчаянно ревели моторами и стремились друг друга обойти. Наша белая красавица легко глиссировала между неуклюжих металлических утюгов и скоро вырвалась вперед. Спокойная гладь воды, вспарываемая нашей лодкой, и две мощные расходящиеся от кормы волны рождали у меня ощущение радости и силы.
Но вот мы почти приехали. Все расписались в ведомости, прослушали инструктаж, и поспешили по местам. Я, вместе с другими загонщиками отправился по тропе на противоположный край леса. Там мы растянулись широкой цепью, каждому выдали компас, и, по сигналу егеря, мы начали, громко топая, хрустя ветками и перекрикиваясь двигаться вперед.
Осенний лес был хорош – неяркое солнце освещало подготовившиеся к зиме деревья, рождая оранжевые блики на их стволах. На ветках маленьких осин и берез за ночь намерз слой льда, играющий на свету яркими, голубоватыми переливами, и иногда вспыхивая оранжевыми всполохами отражающегося в нем солнца. Образовавшийся за ночь ледок похрустывал под ногами; Обглоданные маленькие осинки, которые часто встречались мне на пути, говорили о том, что лоси частенько заходят сюда.
Внезапно я вышел на небольшую полянку и увидел на ней настоящее чудо: капли воды, падая с веток деревьев на кустарнички, образовали на них острые сталагмиты; подсвеченные солнцем те переливались, как рубины.
Голоса охотников зазвучали где-то впереди, и я понял, что здорово отстал, любуясь осенним лесом, и мне надо спешить, чтобы не разорвать цепь и не дать зверю уйти. С веселым боевым кличем я побежал, сверившись с компасом, вперед, и тут же угодил ногой в мочажину с ледяной водой. Плюнув на это мелкое неудобство, я побежал дальше, ломясь прямо сквозь кустарник; ветки хлестали меня по лицу, но я не обращал на это внимания, продираясь вперед, и производя шум, как будто здесь резвилась семья лосей.
Впереди и немножко сбоку от меня грянул выстрел; по характерному резкому звуку, напоминающему удар кнута, я понял, что стреляли из карабина; вот прозвучал еще один. Я понял, что зверь взят – в противном случае было бы беспорядочная стрельба в угон то есть, когда зверь проскочил мимо номеров и они стреляют ему вслед. Я слегка поторопился и вышел на стрелковую линию; охотник (я не помнил как его зовут), сказал, что ему по рации передали «лось взят». Мы с ним поспешили на место событий.
Лось лежал на поляне – гладкий молодой самец с тремя отростками на рогах. Вокруг него толпились охотники, фотографировали и поздравляли Стаса, которому посчастливилось завалить такую зверюгу. На морде лося был иней – осевший пар от его дыхания. В инее был и капюшон моей куртки – я тоже запыхался, промок, вспотел – мы с лосем играли на равных, и это была честная победа.
Обратное путешествие на лодке – тема отдельного повествования, так как пока мы разделывали лося, уже стемнело, и ехать обратно пришлось в темноте. К счастью, у нас в лодке был фонарь, и мы могла хоть как-то осветить себе путь, чтобы не вылететь на каком-нибудь повороте на берег. Меня посадили на нос, и доверили важную миссию путеводной звезды. Выхватываемые фонарем неверные очертания берегов создавали ощущение сюрреалистичности происходящего, а отсверкивающий в свете снег был похож на летящие навстречу звезды.
Впрочем, мне скоро стало не до любования красотами природы, поскольку мы набрали скорость, и снег начал больно бить мне по глазам, а встречный ледяной ветер – забираться под куртку. Через полчаса я уже окончательно замерз, при этом один мой бок, повернутый ветру, был каменно-холодным, зато другой – пылал жаром. Я еле вытерпел до конца дороги, чтобы не бросить фонарь и не лечь на дно лодки, потому что знал, что иначе мы перевернемся. Когда мы приехали, я уже не чувствовал своих ног. Только через час, в горячей бане, в которую мы пошли, разобрав лодку и уложив вещи (до утра оставлять было нельзя – начинался снегопад), все обмороженные места начали нестерпимо ныть и саднить. Но я не обращал на это внимания, так как мысль, что мы приедем домой с добычей была сильнее этих мелких неудобств.
Дома, разбирая рюкзак, я достал и мою охотничью куртку. Когда я встряхнул ее, чтобы развесить, из кармана что-то выпало. Это была маленькая березовая веточка. Посмотрев на нее, я сразу же вспомнил тот лес, где мы взяли лося, и мне снова нестерпимо захотелось на охоту.