Последний день

Шевченко Александр Владимирович
1.

-Даа…. Плохо дело, - подумал я, выключил телевизор. Картинка схлопнулась в тонкую яркую черту посередине экрана, а затем в крошечную точку в самом его центре, а я уселся обратно на кресло.
В новостях передавали о сложной политической ситуации в нашей стране. Назревал какой-то серьёзный конфликт неведомых масштабов. Я опёрся головой на ладонь и призадумался.
Только что я вернулся с работы и, как обычно, посмотрел вечерние новости, а там такое. Я никогда в этом особо не соображал, но в этот раз меня прямо-таки одолело какое-то тревожное чувство. Надо сказать, со всеми тревожными и не очень мыслями я привык обращаться к выпивке. Так случилось и на этот раз. Я оделся и вышел на улицу.
Странное дело. Я правда не понимал, почему меня так встревожили сегодняшние новости, и я брёл по серым улицам нашего маленького городка, понурив голову. Я привык здороваться с каждым встречным – почти все мне знакомы ,а в этот раз я был как-то необычно необщителен. Не знаю, ждал ли я вообще в тот вечер встречи со своими знакомыми за кружкой, стаканом, рюмкой чего-либо горячительного или же ждал именно встречи с сами этим горячительным.
Нет, вы не подумайте, я не какой-то там пьянчужка, просто работа у меня достаточно тяжёлая. Я работаю в раннюю смену на заводе, который, кстати, в нашем городе один, так что почти все мои ровесники работают там же, и я уверенно иду к нашей пивной за встречей с ними. Там уже наверняка собрались мои друзья, с которыми я совсем недавно простился после смены на заводе словами «до вечера», который наступает, как заведено, когда ты переступаешь порог питейного дома. Народ мы простой, и это единственное наше развлечение. Те ребята из нашей школы, что были поумнее, выучились на врачей или юристов и переехали в другую часть города, а кто и в другую часть страны или планеты, кто поуспешнее. Так уж повелось в этом мире, что каждый занимает в нём своё место так ил иначе, рано или поздно. Не знаю, конечно, но мне кажется и всегда казалось, что я в этом мире вполне на своём месте.
Это место – и есть мой город, моя страна. Признаться, я люблю их.
Я добрёл до места ежевечерней встречи работяг всего нашего города. Не знаю даже, как его назвать. Это был и бар, и закусочная, и клуб. Сюда можно было завалиться подвыпившей компанией потанцевать под старые пластинки, заглянуть вечерком после работы и пропустить стаканчик-другой, а затем, не увлекаясь особенно, отправиться домой прогулкой под слепыми фонарями. Не грешно сюда было привести и девушку, сесть где-то подальше от стойки, взять чего-то перекусить и выпить вина, и уединённо ворковать в уголке, извиняясь то и дело перед девушкой за шум от компании, распевающей песни у стойки бара. И не важно, что когда эта девушка бросала тебя в один прекрасный день, ты присоединялся к той самой компании у стойки, тебя угощали, усердно заливая твоё горе, становящееся общим. Вы знаете, мы все любили друг друга как настоящие родственники. Возможно, это какой-то всеобщий синдром маленького города. Мне кто-то рассказывал, что в больших городах у людей даже не принято разговаривать на улице. То есть, если ты спросишь время, как пройти куда-то (у нас так не спрашивают, потому что у нас всегда понятно как пройти)  или попросишь сигарету – это нормально. Но вот если ты спросишь, как дела или как звать того человека или вообще что творится в его жизни, то это уже покажется странным. Мне до сих пор не верится, и я надеюсь попасть однажды в большой город за тем, чтобы проверить, так ли это на самом деле. Если это правда так, то я туда больше ни ногой, ей богу.
Здесь же всё проще. Я открываю дверь бара и слышу сразу несколько приветствий, на которые отвечаю с должной приветливостью. Первым я увидел своего брата. Он уже тоже успел заглянуть домой после работы, обнять жену, подурачиться с детьми, накинуть куртку и забежать сюда на полчаса.
-ну как ты, братишка? - спрашивает он меня, подводя меня к шумной компании наших друзей у стойки.
-ничего. А ты как? Как дома?
-отлично, правда-правда. Жена начинает сердиться, что ты к нам не заходишь. Что с тобой? Завёл кого-то ещё, кому можно прожужжать уши со своим вечным нытьём?
-ооо, нет. Никто не сможет выслушивать меня ,как вы вдвоём.
-так заходи. Завтра же заходи, хорошо? А то она убьёт меня, ей богу. Я уже не знаю, как ей объяснять то, что ты нас забыл и не заходил уже неделю. И малыши по тебе скучают. Ты их научил какой-то песенке, они хотят,  чтобы мы непременно спели её все вместе.
-Договорились. Надо захватить маму с папой. Семейных ужинов давно не было.
-Это ты прав. Но готовься. На таких сборищах всегда принято обсуждать  перспективы расширения нашей семьи, и тебе снова будут сватать всех знакомых девушек из тех, кто ещё не окольцован. Чего ты ждёшь, кстати?
-О боже. Ты начал заранее. Я подготовлю речь на завтра.
-Хахаха! Ну что ж. Подготовь лучше спутницу, с которой придёшь. Ладно. Пошли к братцам, они уже заждались.

Нашими братцами были все молодые мужчины с завода, которые собирались здесь, а так же все новички, что заходили сюда. Их спаивали первыми в качестве своеобразного обряда посвящения. После каждой такой встречи-попойки мы все становились друг за друга горой.
Наше братство возглавлял старик-владелец пивной. Он был инвалид войны и ковылял на одной ноге, разливая нам чего покрепче, а его помощники носились между столиками, разливая повсюду атмосферу дружественности, символом которой и был наш Старик. Иногда они пытались помочь ему или делать какие-то функции, вроде одаривания наших стаканов спиртным, но он бранил их и гнал прочь к столикам, а у стойки он был безраздельным хозяином. Он наизусть знал, кто что и сколько пьёт, знал даже, что заказывали за столиками и подгонял кухарок и поваров, чтобы они готовили быстрее, но не менее вкусно и по-домашнему, иногда даже не гнушаясь огреть какого-то нерасторопного помощника полотенцем, чтобы тот не заставлял посетителей ждать. Кстати, их не называли официантами. Как-то это было «не по-нашему», всё время повторял старик-хозяин. А никто и не спорил.
Наши друзья, как водится распевали песни, чокались, пили за здоровье друг друга, за успех нашего общего производства, за  технику безопасности и за охрану труда. Мы выпили за беднягу, который с месяц тому назад лишился двух пальцев на фрезеровочном станке и за то, чтобы ему выплатили достойную компенсацию, ведь он был нашим старым товарищем .
Вечер, надо сказать, был ничем не примечателен, и всё разворачивалось как обычно. Всё тут текло своим чередом, тихонько и размеренно. Так и этот вечер, как и сотни его предшественников. Я опирался на стойку и лишь наблюдал за весёлым вечером. Ничего не менялось в этом уголке уже долгие годы. Я узнавал себя в каждом из посетителей в разные периоды моей жизни. Вот мальчуганов гоняли от стойки и говорили, что не нальют им, пока им не стукнет восемнадцать, да и тогда поить их тут будут не охотно, ведь в таком возрасте трудно знать меру. Вон в уголке молодой парень шептал что-то своей девушке, она смущалась, хотя чувствовала себя уютно в этом месте: парень, одетый в белую рубашку, выбрал столик в неосвещённом уголке, но добыл откуда-то свечку и поставил в стройную вазочку  цветок, который подарил ей при встрече, а стол застелил красной скатертью, видимо, заранее заимствованной у хозяина, и у них получился вполне романтичный вечер. А вот и моя собственная компания шумела обо всём на свете на весь свет, доливая по стаканам утешение всех времён.  Я чувствовал себя частью этого мира, и я очень его любил в этот самый вечер.
-Ну что ты загрустил-то брат? Вон и стакан твой совсем опустел. Ну нельзя же так в самом деле!
-И впрямь, что-то со мной не то.
-Ну это, наверное, хандра какая-то или что-то вроде того. Ведь всё у тебя хорошо, а на тебе рожа  лимона кислей, а причину и не знаешь. Ну что произошло?
-Да что-то неладное. Сегодня посмотрел новости..
-Ой брось ты это дело! Не для нас это. Это чуждый нам мир. Все эти политиканы только и знают, что стращать мирных людей. Сильные мира сего. Это ведь мир совсем другой плоскости. У них там какие-то совсем другие проблемы, у них нет таких вот местечек как это, вот они и развлекаются, как знают. То договоры, то переговоры, соглашения, ссоры, миры-перемиры. Не лезь ты в это. Уж не захотел ли ты сам податься в политику? Спорю, что не захотел.  Так и живи ты своей жизнью.
-А как же так? Ну вот ведь чьими жизнями они там играют в своих этих овальных кабинетах? Как случаются войны? Разве это министры иностранных дел разных стран выходят на мировую арену надирать друг другу зады? Разве свои жизни они ставят на кон, объявляя  войны? Неа. Наши. Наши с тобой, да вон тех ребят у стойки, той парочки за столиком в углу, той компанией за большим столом, которые отмечают сегодня чей-то день рождения. Делов-то. Кто-то стал старше на год. Что тут отмечать? То-то и обидно, что нам это всё важно, а им нет, этим людям на экране. Но не станут же они делать что-то сами. Они знай себе клепают всякие распоряжения да постановления один за другим, а нам – выполняй! Вон тот старик-калека будет платить им налоги, если они решат, что налог нынче слишком мал. Но это решили они, а жить нам. Я не понимаю. Да. Ты прав. Разные у мира плоскости.  Но решения принимаем не мы. Понимаешь, что я тут подумал, ведь нашими с тобой жизнями распоряжается кто-то сверху. И я, к сожалению, не про Бога. А функции едва ли не те же они на себя берут. Сильные мира сего.. пФ. Тоже мне…
-Брат, - он похлопал меня по плечу и собрался было что-то сказать, но тут у стойки разразился какой-то шумный спор.
Мы оба повернулись, посмотреть, не назревает ли драка, а оказалось, что Старик опять бранился на кого-то. Его помощник тащил на кухню коробки с алкоголем, а кто-то из компании ухватился за одну из бутылок и старался вытащить её. Старик запротестовал:
-А ну-ка положи её на место, ты за неё не заплатил!
-Поспорим на её стоимость, что я пронесу её по всему бару, держа её на своём лбу? – выпалил подвыпивший рабочий двухметрового роста.
-Это дорогая водка, а не то пойло, с которым можно проделывать подобные фортели, детина. Я специально заказал её для праздников, а не для твоих цирковых номеров. С высоты твоего роста она точно расшибётся в дребезги. Ставь на место.
-При всём уважении, но я всё же попробую.
Старик запричитал, но не послал никого из помощников остановить огромного рабочего.
Ловкач установил бутылку на лоб расставил ноги пошире и руки в стороны как будто он пытался поймать мешок с сеном, падающий с высоты. Сделав первый шаг, бутылка пошатнулась, все ахнули, и он замер. Старик смачно сплюнул в угол, уже вычитая стоимость из выручки: он знал, что не сможет стребовать с пьяного выплат каких-нибудь компенсаций. Тем временем бутылка перестала качаться и прочно осталась стоять на лбу работяги. Он продолжил идти, медленно, балансируя всем телом, держа бутылку по возможности ровно, но она всё больше качалась с каждым его шагом.
-Да не сможешь! – выкрикнул ему кто-то.
-Не говори под руку, сможет, - ответили ему.
Но нет. Он не смог. Она пошатнулась ещё разок и всё же упала с его лба, что он даже не успел поставить рук, и бутылка шмякнулась прямо об пол. Ну мы думали, что она сразу же превратится в стеклянную кашицу, но она даже как будто подскочила от пола и едва не встала снова стоять.
-Огооооо!....
-Дед! Из чего же сделана это бутылка? По виду стекло, а брякнулась так, что тебе скорее придётся чинить пол, нежели бояться, что её кто-то снова уронит.
-Ну-ка дайте-ка её сюда, - скомандовал хозяин кабака, насупив брови. Ему передали бутылку, он постучал по ней кулаком, побил её об край стойки, но бутылке было всё ни по чём.
-Хм.. Я даже не ожидал..
-Дай-ка и нам попробовать, - попросила толпа и вынула из его рук бутылку. Её снова роняли об пол, били по краям столов, один бывший десантник даже попытался разбить её об лоб, но едва не упал в обморок, попробовав это сделать. Как только кто-то из толпы предложил назначить приз тому, кто сможет её разбить, старик всё же выудил её из пьяных рук и водрузил на полку среди старых коллекционных напитков.
-Ну теперь это наш талисман!
-Даааа!...
-Старик, но зрелищ нам на сегодня маловато, - сказал снова кто-то из толпы. Включи-ка нам телевизор, авось что интересное покажут.
Над стойкой висел старый телевизор, который вещал нам один канал, и, конечно, он также находился в полной власти нашего старика.
-Включи этот ящик, старик, вдруг что-то интересное есть?
-Нет. Сегодня он не работает.
-Как не работает? Что с ним? Нужна помощь в починке или что?
-Нет и всё.
-Ну а новости? Скоро же будет ночной выпуск новостей.
-Тем более. Нечего там смотреть вам.
И тут я понял, что Старик тоже смотрел вечерние новости. Возможно, он озадачен этим так же, как и я, и знает, что, не одного его это может погрузить в тяжёлые думы, а он привык видеть на лицах своих посетителей лишь улыбки, потому усердно отговаривал их от этой затеи:
-Нет и всё! – заключил он. –Да и вообще дело ночное уже, уж полночь почти. А ну-ка давайте-ка по домам. И так почти вы одни и сидите. В наше время рабочие работали, а не пили, а если и пили, то не столько, как вы, - разворчался дед.
-Да и то верно. Засиделись мы опять.
-Ну ступайте, ступайте.
Все вышли из кабака, пьяной толпой выжались в свежий ночной воздух, хлопнул десяток крепких рукопожатий и все разошлись кто куда. Брат, немного опершись на меня, попросил проводить его до дома.
-В общем, право слово, не думай ты об этом всём, братишка. Сейчас твоя проблема номер один – это разговор о твоей холостяцкой жизни на завтрашней встрече с родителями. Ох и посмеёмся, когда мама будет сватать тебе всех дочурок своих соседок и подруг.
-Тебе смешно, а мама, наверное, и правда волнуется.
-А что ж не волноваться. Уж скоро двадцать пять, а всё холост. Посмотри на меня. Я никогда не думал, что так рано женюсь. Я тоже ведь раньше думал о том, что надо гулять, гулять, ещё раз гулять, не забывая о перерывах на прогулки, не связывать себя ни на секунду. В итоге я очень рано женился. И что, ты думаешь, я не счастлив? Счастливей меня нет человека А эти холостяцкие гуляния ушли для меня в прошлое. Я вспоминаю о них с улыбкой, но никак не задумываюсь о том, чтобы их вернуть за место того, чем я награждён сейчас. У меня красавица жена, которая души во мне не чает, что меня удивляет больше всего, как такой дурень, как я, смог привлечь её, она родила мне двоих славных пацанов, и я не знаю, о чём мне ещё мечтать. Наверное, о том, как ты однажды приведёшь в дом какую-то красавицу и объявишь, что женишься, а через годик, скажешь мне, что я стану крёстным твоих детей, пускай это будут тоже парни. У нас у обоих будет по два сына, мы сможем играть в футбол перед домом, когда они подрастут, а иногда объединяться в одну команду, чтобы обыгрывать наших соседей или просто надирать им зады в случае разногласий…
-Мечта..
-Мечтаааа….
-Послушай, что это за звук? – я остановился и притих, вслушиваясь.
-Не слышу, а что?
-Да тихо ты. Прислушайся, - я сосредоточился и поднял указательный палец.
Брат замолк и тоже прислушался, слегка пригнувшись к земле. Мы стояли посреди улицы, мощённой булыжниками, и где-то вдалеке раздавались гулкие удары. Как будто на эту булыжную мостовую сквозь огромное сито просеивали огромные валуны, и просеивали так ритмично и очень размеренно, высыпая каждый раз ровное количество камней на дорогу. Звуки приближались и становились всё тревожнее. Непонятно было, бежать или наоборот пойти навстречу странному звуку.  Не решив ничего, мы стояли, дожидаясь того, что мы увидим из-за поворота.
На улицу упали длинные тени и мы различили в них человеческие фигуры, а через секунду на улице показались солдаты, мерно и тяжело маршировавшие по ночной улице.
-Ну вы и напугали нас солдатики! – выдохнул с облегчением мой брат. –Куда это вы в столь поздний час?
-Не твоём дело, быдло, пьянь овцерылая!
-Что? Кто это ещё пьянь овцерылая? Да я между прочим стихи на досуге пишу! А ну-ка или сюда!
-Брат, успокойся, они же всё-таки вооружены, - остановил я брата, а он уже успел засучить рукава рабочей рубахи и почти кинулся в драку на роту солдат.
-Что за наглость?
-Солдатики, вы бы и впрямь повежливее. Странно всё-таки, куда идут солдаты в двенадцать ночи. Вот мы и просили, - сказал я.
-Военная тайна, - бросил кто-то нам из марширующего строя.
-Во дела. Хамьё бритоголовое, - сказал брат, провожая строй взглядом.
-Странное дело. Может, это и не солдаты вовсе. Солдаты вроде всегда дружелюбнее бывали.
-А кто же? Мятежники в военной форме? Идут свергать правительство? Хахаха, ну нет уж. Солдаты как солдаты. Просто хамы. Аж настроение мне испортили, - сказал брат и сплюнул в сторону. Солдаты продолжали громыхать своим маршем по улице, удаляясь всё дальше, утягивая за собой свои тени. Мы проводили их взглядом и направились дальше своей дорогой.
-Да вон и твой дом уж рядом. Иди да ложись спать. Утро вечера мудренее. Завтра всё обсудим, жене привет, детишкам тоже. Скажи, что я обязательно зайду. И сообщи маме с папой с утра.
-Хорошо брат, ну бывай здоров!

Он махнул мне рукой и побрёл к дому, шаря в кармане в поисках ключей, которыми он гремел на всю улицу пока не достал их из широкого кармана.
А я повернулся и пошёл вниз по улице в надежде всё же погулять ещё перед сном, спустился к реке. Такая тоска давно меня не одолевала, и я не узнавал сам себя. Шаркая ногами на фоне ночной тишины, я брёл в бессознательных поисках то ли мыслей, то ли эмоций, то ли простого свежего воздуха вместо чувства опьянения, подаренного этим вечером. Поворот за поворотом я гулял по родному городу, проникаясь его магией, столь заметной именно в ночное время. Как странно люди говорят о том, что любят город. Как это возможно? Что понимает под этой любовью каждый из них. Я понимаю каждого, но не могу осознать , за что же лично я так преданно люблю этот старый пыльный городок, в котором я прожил всю свою жизнь, практически не отлучаясь из него. Наверное, улицы, наверное, дома, наверное, люди. Что придаёт ему такой шарм? Бог весть. А может быть, просто важно, что я здесь рос и переживал здесь самые важные моменты своей жизни, и эти воспоминания корнями проросли в эти стены и разбитый асфальт улиц. Интересно, есть ли у человека жажда родины или он живёт всегда там, где ему удобно? Неужели нет у человека желания всегда иметь свой дом, свою тихую обитель, но именно одну, увязанную с одним лишь местом, а не дома на колёсах, не палатки и не шатры, с которыми бродят кочевники. Наверное, человеку всё-таки важна стабильность и уверенность в том, что есть в жизни неизменные вещи, которые всегда остаются на своих местах, где всегда ждут твоего возвращения.
Я погрузился в  мысли о своём доме и как будто стал слышать музыку. То ли выпитое давало о себе знать, то ли в нашей округе откуда ни возьмись завелись ночные музыканты. Я прислонился к стене и опёрся об неё головой, закрыл глаза, чтобы слегка перевести дух, снять опьянение и шум в голове, однако музыка всё звучала. Я сполз по стене вниз и уселся, уперев руки в голову. Голова ужасно болела, не заглушая для меня музыку в голове.
Внезапно она прекратилась, я стал засыпать, как вдруг кто-то окликнул меня:
-Молодой человек, у вас всё в порядке?
-Да, да, конечно же, - промычал я, поднимаясь с земли и отряхивая штаны.
-Вы сидели на асфальте. Что-то случилось? Вам плохо? Вам нужен врач? – спрашивала девушка, стоявшая в двух шагах от меня.
-Нет, благодарю. я просто слегка перепил, и в голове начало ужасно шуметь, но при этом я слышал музыку, так странно, вроде даже неплохую музыку.
-Спасибо, - сказала она, застенчиво улыбнувшись.
-За что спасибо? – спросил я и тут же заметил сонными глазами в её руках футляр для скрипки и сумку с нотными тетрадями, -Так это вы играли? Что, правда? Вы скрипачка?
-да, я недавно выучилась.
-так вы профессиональный музыкант? Я не знал, что они ещё остались в нашем городе. Думал, перевелись все.
-а неужто вы их переводили?
-а то как же. Особенно неместных, иностранцев, переводили их песни неясные на наш язык и лад, да пели в кабаках.
-ах вот как переводили! На нашем курсе и впрямь было мало студентов, поэтому и музыкантов в округе будет немного. А кто-то и уедет отсюда наверняка покорять столицы мира.
-а что же вы здесь делаете?
-признаться, я играла возле старого театра: люди часто бродят там вечерами, особенно такими, как этот, а я решила слегка подзаработать и играла для них, а потом увлеклась и заигралась до ночи. В моём доме не очень-то и поиграешь. Хозяйка квартиры вечно смотрит телевизор, старая ведьма оглохла, а поэтому он кричит как диктатор на всю квартиру, я сама не слышу, что играю.
-вы всегда так зарабатываете?
-к сожалению, да. Это мой единственный шанс сводить концы с концами.
Судя по всему, она была сиротой, потому что жила на съёмном жилье, да и похоже, не получала от родителей помощи, а этому могло быть причиной лишь их отсутствие. Я решил не интересоваться. А она, признаться, была крайне мила, и верил я в данном случае не выпитому алкоголю и притуплённому в ночи зрению, а исключительно своему вкусу. Она запнулась, и опустила голову. Она точно была сиротой. Что-то безумно грустное было в её глазах, глубоко, глубоко, прячущееся за силой и самоотверженностью, которую они излучали.   
-почему бы нам не прогуляться? – предложил я.
-давайте. Вы проводите меня до дома?
-конечно. Это далеко?  А нет. Не важно. Я провожу вас, как далеко бы вы ни жили.
-разве в нашем городе есть далёкие друг от друга места? – усмехнулась она.
-хах, вы правы. Вы здесь с рождения?
-да, и готова поспорить, мы могли не раз видеться где-нибудь. На бульваре или в театре, или в парке.
-должен признаться, я работаю на заводе и редко посещаю места вроде театра или бульвара. Как вы видите, я довольно грубый и неотёсанный человек.
-нет, я этого не вижу. Вы мне кажетесь интересным и интересующимся человеком. Вам же понравилась моя музыка.
-само собой. Однако это не выдаёт во мне интеллектуала. Это же всё равно, что любить прогулки или хорошую погоду.
-да вы точно ценитель.
-ну что ж, давайте на ты?
-конечно, я боялась, что вы не предложите, а сама такая робкая, что не начала бы сама.
-ты робкая? Но смелая, судя по всему? Часто ты так увлекаешься и гуляешь одна по улицам, когда из средств обороны одна скрипка?
-и то я бы скорее умерла, чем разбила бы её кому-то об голову.
-вот опять я выдал в себе простака: я разбил бы.
-ну, ты шутишь. Не смог бы. Тяга к прекрасному в тебе чувствуется. К тому же это подарок моего отца, последняя память о нём, - она опустила голову и шла, медленно ведя рукой по парапету набережной. Она была совсем одна в этом городе, да и в целом мире.
-мамы у меня тоже нет, - продолжила она, - но это всё слишком грустные истории для такого прекрасного вечера.
-я сочувствую.
-не стоит. Хотя нет. Я верю тебе. А вот и мой дом. Спасибо, что проводил.
-постой. У меня есть кое-что сказать. Я смотрел эти дурацкие фильмы, где принято что девушка приглашает к себе парня сразу же после первого свидания, глупость в самом деле, но знаешь, у меня другое предложение. Я приглашаю тебя к себе. Завтра у моей семьи ужин. Знаешь, мне серьёзно влетит за то, что я до сих пор не женат и всё такое. Нет, я не зову тебя на мне жениться, то есть выходить замуж, хотя это не значит что я против, но в любом случае я хотел бы, чтобы ты была со мной там и подыгрывала мне. У меня очень забавная семья. Каждую нашу встречу мама очень вкрадчиво рассказывает мне о своих соседках и потом плавно переходит к описанию их дочерей. Боже, я наслушался того, какие они все чудесные. Одна вышивает крестиком, а вторая прекрасно поёт, тогда как третья просто божественно готовит. Отец в это время молча жуёт ужин, но, когда мама начинает тихонько всхлипывать, что не увидит рождение третьего внука, отец начинает меня ругать как бывало в первом классе за двойку или разбитое в школе стекло. У них уже есть  два внука, но они никак не уймутся, пока я холост. Мой брат женился и сейчас растит двух славных парней. Они ещё малыши, конечно. Недавно я заходил к ним и мы разучили вместе какую-то глупую песенку, но ты знаешь, у них такие голоса.. заслушаешься, а с другой стороны очень мило и смешно их слушать. Они мечтают спеть эту песню всей семьёй. Не понимаю, зачем им это. Но дети же наверняка тоже что-то понимают в этой жизни, да глядишь и получше порой, чем мы, пожившие да повидавшие. В общем, поверь мне, пусть я и выпил, но я искренен и пусть пока не зову тебя стать моей женой, но зову тебя присоединиться к нашей семье на один вечер.
-это так мило. Я с удовольствием.  Я давно не была на такого рода мероприятиях а вечернее платье висит не тронутым с выпускного в консерватории.
-так ты ещё и в консерватории училась? Так ты не отсюда? Разве в нашем городе есть консерватория?
-да, это как раз то здание, у которого ты заснул.
-да, похоже, что и правда тяга к прекрасному на лицо.
-я с радостью приду. К тому же , может быть, я бы смогла подыграть вашему хору?
-поверь, я ничего в этом не смыслю и не представляю, как звучит вокал со скрипкой, но я рад, что ты согласилась.
-ну, тогда до завтра?
-да. Я зайду за тобой вечером. Жди меня.
-До завтра, - она махнула мне рукой, стоя на ступеньках своего подъезда.
А я шёл по улице спиной вперёд и разглядывал её, машущую мне на прощание, ничуть не боясь упасть и завалиться навзничь, я размахивал ей в ответ обеими руками. Она сначала заулыбалась мне, а потом даже засмеялась, зажгла свет, открыла дверь и исчезла за ней  в домашнем свете, бьющимся из её окон.

Я засыпал на диване, укрывшись пледом , под бормотание телевизора. Ночной магазин на диване рассказывал про миллионы ножей с нержавеющими ручками, про надувные матрасы и тренажёры для похудания, пока не сбился на серые помехи часам к двум ночи. Они шуршали как дождь. Да потом и дождь начался. Это всегда так успокаивает.  Я начинал клевать носом и дремать,  всем своим тело ощущая, что это один из лучших дней моей жизни.


2. 
Я проснулся я от холода и шума. Передо мной не было телевизора. Моя комната, рвалась на части и с грохотом летела вниз. Весь дом рушился у меня на глазах, комната обрушилась ровно до середины, мои ноги свешивались с дивана, а под ними – высота пяти этажей. Я запрыгнул на диван, затем свалился с него на спину и пополз к двери. Ковёр, диван, тумбочку утянуло вниз. На улице лил дождь и громыхало странно пламя. Я не сразу сообразил, что это бомбёжка. Негде было набраться опыта. Я бежал по лестнице, которая сыпалась подо мной, где-то перескакивая на нижние ступеньки, где-то падая на них. На лестнице уже было полно народу. Снаряд угодил в наш дом, и выжившие молниеносно кинулись к выходам. Кто-то не успевал, и их утягивало вниз за падающими бетонными плитами и стенами, кто-то валился с рушащейся лестницы, падал с двух-трёх пролётов и ломал себе все кости. За ужасными криками раненных и просто паникующих периодически слышались разрывы снарядов, окатывающие раздетый дом бетонной пылью и дымом.
Под домом был сооружён подвал, в котором хранили всякие консервы и тому подобное. Сейчас огромную часть запасов вышвыривали прямо на улицу, чтобы освободить место для укрытий. Наш дом рухнул до того как все успели спуститься в убежище. Сам я упал со второго этажа, когда очередной снаряд нанёс дому сокрушительный удар, и эта постройка без стен, уже не имевшая права называться домом рухнула как карточный домик от лёгкого дуновения.
Меня присыпало обломками и доверху накрыло пылью, а когда я поднялся дверь в убежище была плотно закрыта. Так или иначе мне надо было проверить своих родных, и я бросился бежать.

Я не узнавал свой родной город. Каждая секунда приближала его облик к первозданному виду этих мест. Бомбы словно ковши взметали в воздух весомые куски асфальта, и улицы пропадали под дождём осколков и ломанного бетона и камней. Под дождём пыль превращалась в грязь.
Всё новые и новые снаряды как огромные пальцы щелчками обивали углы домов и словно пощёчинами выбивали их стены. Я сам едва не угодил под обвалившуюся стену одного из домов. Город пустел на глазах и терялся в своих же обломках.
Люди шумели и толпились у входов в убежища, и, затихая, ложились на землю, услышав свист нового снаряда, который вполне мог унести на этот раз их жизнь. Я своими глазами видел, как один такой прямиком угодил в толпу людей, не попавших в убежище. Вот только что я их видел, а вот и нет никого через мгновение. Только воронка, ставшая братской могилой.
Я бежал дальше, чтобы проверить своих родителей и брата. Из некоторых домов я слышал оклики, чтобы я срочно забежал в укрытие, но я отмахивался, не вдаваясь в объяснения. Они ответно отмахивали рукой и прочно захлопывали двери.
Мной руководило множество чувств, прочное первое место из которых занял страх. Боятся даже солдаты в бою, а я не был солдатом и не служил в армии, поэтому впадал в ступор, услышав или увидев новый разрыв бомбы. Я прятался за какой-то хлипкой стенкой или в воронке, не решаясь бежать дальше. Вместе с тем, я не мог спокойно укрыться в убежище, так как не был уверен, что у моих близких всё в порядке. Что там с мамой? Что с папой? Как брат и его семья? Как та девушка, что с ней? Каждые десять метров страх подкашивал мои ноги и я отыскивал укрытие, в котором проводил ещё по десять минут, приводя себя в чувство убеждениями, что надо, позабыв страх, бежать дальше.
-Что ты тут засел? Нужна помощь! Срочно! Давай сюда! – окликнули меня, а когда я подбежал к ним, то увидел растянутого на носилках парнишку лет пятнадцати без обеих ног. Он кричал от боли. Когда его зацепило, он упал в обморок, но теперь пришёл в себя и дурел от боли, не зная, что с ним. Никто из нас не решился сказать ему, что он никогда больше не будет ходить. Нас было четверо и двое носилок, на соседних поместился раненый старик, который, скорее всего уже умер. Мы взялись по парам нести носилки.
-Куда его? – спросил я, перекрикивая шум разрушений города вперемешку с шуршанием ливня.
-Пока что в убежище, а когда это всё затихнет – к врачу. Пока постараемся помочь лекарствами, которые найдутся в укрытии, - сказал мой напарник.
-Что со мной? – спросил парень.
-Тебя зацепило, ты ранен. Ничего, выкарабкаешься, - сказал  мой напарник и посмотрел на меня, как бы приглашая разделить с ним эту ложь.
-Конечно, братишка, всё будет путём.
-Чёрт, это должно было случиться, - сказал напарник, - все газеты пестрили какими-то заголовками про какой-то конфликт.
-Да… видимо, это и правда что-то нешуточное началось.
-Да вот только что же теперь делать?
-Ну, наверное, пока мы живы, мы должны жить.
-Чертовски глупая мысль, если подумать о том, что нам предстоит. Вот мы и пришли, давай внесём его. Аккуратнее по лестнице.
-Эй! Старик, похоже всё-таки умер, - крикнула нам вторая пара носильщиков.
-Что вы хотите спросить? Я не знаю, что делать в таких ситуациях!!- выпалил мой новый товарищ.
-Думаю, не стоит нести его внутрь. Мало кто порадуется, что мы принесли им покойника. Тем более неизвестно, сколько вам придётся там пробыть.
-Вам? Ты что, не с нами?
-Мне надо отыскать родителей и брата.
-Безумец, оставайся здесь! Они в порядке. Везде идёт эвакуация, и всех перегоняют в эти убежища, - меня попытались удержать за рукав, что меня почему-то разозлило.
-Не держи, мне надо проверить, - крикнул я, выдернул руку и припустил вверх по лестнице. За мной скрипнули засовы, и я понял, что пути назад, наверное, нет.
В то же мгновение меня подбросило в воздух новым взрывом, и я грохнулся на кучу обломков, исцарапав всю спину и руки.
Дом моих родителей стоял не тронутым, как единицы домов в городе. Стёкла его были забрызганы грязью, а дверь в убежище был плотно закрыта. Я поднялся в дом до квартиры родителей. Это был благополучный дом, и я не нашёл тел на лестницах или ещё где-то в доме. Я решил, что они успешно спрятались в убежище. Не успел я сообразить это , как стена прямо рядом со мной со скрежетом как будто порвалась и стала сползать, увлекая за собой крышу. Из окна я успел углядеть дом, где жил брат, и пустился к нему из рушащегося дома.

Я бежал, подворачивая ноги на каждой неровности, падая на обломки, разбивая коленки в кровь. Вся земля разрываясь летела вверх от взрывов, комья земли, рваные клочки асфальта, металлические обломки.  Это был сущий ад. Меня бросало по улице. Я ушиб голову об стену дома, но пытался продолжать бег в том же темпе, как будто стараясь убежать от бомбёжки.
Кому мы не угодили? И почему именно наш город?
Города как такового уже и не осталось, и я бежал по знакомой некогда улице, не узнавая ни одного метра на ней, всё было загримировано в краски войны. Весь в грязи я свалился на дверь, вырванную из дома, и мне казалось, что сейчас меня накроет чем-то тяжёлым, закопает прямо здесь вместе с этой железной дверью.
Я так боялся этого. И вот это пришло. Не наша игра захватывает нас своими правилами. Где-то наверху кто-то что-то не поделил, и вот все мы прячемся в убежища от бомб, а наши дома сравнивают с землёй.
Свист снаряда послышался где-то вдалеке, и я, лёжа лицом к земле, мог только приблизительно понять куда он летит. Казалось, он направлялся куда-то к остаткам города, но затем я слышал его всё громче ближе к себе, боясь даже думать о том, что летит он прямо в меня. Тем не менее я не мог пошевелиться.
-Ты что там залёг, старина? – окликнули меня сзади, и я расслышал быстрые шаги, переходящие в бег, и всё приближающийся снаряд.
Меня буквально дёрнули с земли и кинули куда-то за груду обломков, а через секунду раздался взрыв, и нас с моим спасителем накрыло новой порцией осколков нашего города.
-что ж ты ждал, старина? Пока тебя совсем убьёт? – сказал мужчина и вытер лицо от грязи. Я узнал брата.
-Брат! Ты цел!
-Ух ты! Так это ты? Слава Богу, ты цел! Чёрт, я и не знал ,как тебя отыскать, - выпалил он в ответ и обнял меня.
-Как твои?
-Все укрылись, а я побежал за тобой, когда увидал, что твой дом рухнул.
-Как родители?
-Они успели спуститься в убежище ещё до того как всё началось. По радио заранее стали передавать сообщения, да ты видно не слыхал.
-Нет. Когда я проснулся, мой дом уже рассыпался в труху.
-Ну да и хорошо, что все целы.
-Что это за место? Ты узнаёшь его? Где мы?
-Нет… совсем другой город. Хотя погоди-ка. Эта дверь, на которой ты улёгся. Похожа на дверь нашего кабака. Погляди.
-И правда. Она. Так мы где-то около него. Осмотрись.
Ни черта вокруг не было. Сплошные горы обломков, как будто каменный карьер.  Ни одного намёка на существовавший тут город. Всё порушено и лишь обломки прошлой жизни.
-Постой, вот ведь и барный табурет, на котором ты вчера просиживал штаны, - сказал брат, поднимая обломки табурета.
-Где же наш Старик? – спросил я, в общем-то без надежды найти его.
Мы чётко увидели следы, где стояли стены. На их месте уже ютились груды мусора и рассыпанного бетона, всё тонуло в дожде.
-Старика мы спасти не успели, - промолвил брат, разводя руками и смотря по сторонам.
Ничего не осталось от места наших ежедневных встреч. Всё было разрушено к чертовой матери.
-Что это там блестит? – спросил брат, указывая на обломки около меня.
Я запустил руки в груду ломаного бетона и вынул нетронутую бутылку водки. Ту самую, которая не разбилась не смотря ни на что. Лежала себе целёхонькая посреди всего этого разорванного на куски хлама.
-Ты смотри-ка! Она ведь точно как мы, как наш город, как вся наша страна. Ничего не боится. А ну-ка, давай-ка отхлебнём из неё, - предложил брат.
Я присел на кусок стены и откупорил непробиваемую бутыль. Крепкий запах ударил в нос, мы выпили по одному глотку. Ужасно крепкий вкус, твёрдый запах и холод разлился внутри нас и тут же согрел. Мы сделали ещё по глотку.
-давай за нашу родину, за стойкость, за непробиваемость. Мы всё преодолеем, не смотря ни на что, - предложил брат.
-за нас. И дай нам Бог.
Дождь прекратился. Упал последний снаряд, вдалеке от нас. Последние клочки города безвольно рухнули на улицу, как усталый человек после работы, забываясь сном. Наш город не уснул, он умер ,и больше его нет.
-Это война, брат? – спросил я.
-Да видать так..
-И что с нами будет?  Как нам дальше жить? У нас нет дома, нам некуда идти, мы не умеем воевать, но нам придётся. Почему мы? Нашей судьбой опять бессовестно распорядились, как будто карты на стол скинули. Им на нас плевать. Они погубят тысячи таких как я и ты. Как нам дальше жить?
Брат сделал ещё один крепкий глоток и поставил бутылку.
-Запомни, мы будем жить, пока мы живы. И никак иначе. Нам есть за кого жить и за что сражаться. А значит выхода у нас другого нет. Война.

Над разбомблённым городом засияло солнце и птицы на уцелевших деревьях принялись петь. Ещё немного и люди вышли из убежищ, чтобы оказаться на уже незнакомых улицах родного города. Они видели груды развалин, обломки, искарёженные дома, упавшие мосты, выкорчеванные фонари и солнце сияющее над влажными руинами.
С сидел на обломке стены, смотрел на лица людей, не видя в них ни единой надежды на будущее, читая в каждом взгляде мысль о том, что это и есть наш последний день.