Трудные времена
Мой отец всегда точно знал, когда у Вероны Пензештадлер наступали трудные времена. В такие дни Верона - санитарка лечебного корпуса - была устойчиво приветлива, отзывчива и скромна. Она переставала пинать мокрой шваброй ноги отдыхающих, сидящих у кабинетов в ожидании процедур. Ведро с грязной водой ставила на пол тихо и аккуратно - чтобы невзначай не расплескать. Доктору в такие дни она лучезарно улыбалась и раза три за смену радушно обращалась к нему: "Гутен таг, Михаил Иванович".
Трудные времена заканчивались, когда заканчивалось безденежье - в день зарплаты. Расписавшись в бухгалтерской ведомости о получении денег и поместив шесть советских червонцев в потертый кошелек-"поцелуйчик", Верона кардинально менялась. Замыкалась. На лице появлялась надменность и все ее поведение свидетельствовало о том, что на Верону вдруг обрушивалась внезапная глухота, немота и слепота. После выхода из санаторной бухгалтерии Верона превращалась в аристократку, которая всем своим обликом провозглашала, что лишь нужда заставляет ее мыть общественные коридоры. Она переставала здороваться с доктором, приобщать его к языку великого Гете и демонстративно не отвечала на удивленные реплики отдыхающих, когда те пытались избежать натиска ее швабры.
Ближе к пенсии у Вероны все реже и реже случались трудные времена, "голубая кровь" проступала даже в осанке, синдром аристократки приобрел скульптурную завершенность. Швабру в санаторном коридоре Верона толкала впереди себя с прямой спиной, вздернутым подбородком и стиснутым ртом.
- Научилась экономить деньги, - шутил мой отец.