ИЗ СБОРНИКА "МОЁ БАБЬЁ"
ПРАЗДНИК РАЗОЧАРОВАНИЯ
У Лилии Васильевны Ноготковой было трижды цветочное имя. Три прекрасных цветочка соединила судьба в её образе: лилию, василёк и календулу. Это, конечно, её мамочка с папочкой постарались. Никто не мог додуматься, что у простого железнодорожника Василия Ильича Беляева какое-то необычное имя. Но когда родившуюся доченьку его матушка, не задумываясь, предложила назвать Лиличкой, жена Василия Ильича Катюша заартачилась. Что за имя такое? Никакое. – Лилия. Цветок. Да разве доченька – растение? А свекровь, вдруг осенённая какой-то идеей, подняла вверх руку:
– Да вы только вдумайтесь: Лилия Васильевна Беляева. И лилия, и василёк, а лилии – белые. Это знак Божий.
И мать девочки, Катюша, не стала больше возражать, а только восхищённо глянула на свекровь:
– Ну и мастерица вы, мама, выдумывать эти Божьи знаки.
И согласие воцарилось в доме, и даже некое тихое торжество. Ну, кто же будет отвергать такое имя? Весь Божий знак раскрылся при замужестве девочки. У её мужа фамилия оказалась простенькая – Ноготков, но бабуля тут опять подняла руку и сказала:
– Ноготков – это же Календулов!
Все стали хохотать, а новоокрещённый Календулов даже обиделся:
– Я – Ноготков, бабушка, не путайте.
– А ноготки что – не календула? Вот он, истинный знак Божий: у Лиленьки нашей теперь три цветка в имени, – торжественно сказала бабуля.
Все притихли, и восхищённо посмотрели сначала на бабулю, а потом и на Лиленьку – Лилию Васильевну Ноготкову.
Лилии точёны, изящны и прекрасны, и кого хочешь, задурят своим потрясающим… нет, не ароматом – запахом. Аромат – он предполагает нежность, неуловимость, тонкую игру оттенков. Запах же конкретен, напорист, дерзок и резок. У лилий, особенно белой, садовой дух сильный, густой и опасный: если уснуть в соседстве с букетом или даже с одним цветком, головная боль обеспечена надолго, а то и отравление.
Васильки просты, скромны, но полны чудесного очарования, взятого прямо из космических глубин густой небесной синевы. Когда летишь на высоте двенадцати километров – выше всех облаков, и если взглянешь в иллюминатор вверх, эту космическую глубину и увидишь. А посмотрите с земли на небо, стараясь пробить взглядом всю толщу этой дюжины километров. Там и найдёте все васильки, что выросли на краю огромного поля.
Календула, или по-простому ноготки, – один из дивных цветков, посланных людям для лечения, для умиления его солнечным видом и для очищения воздуха, которым мы дышим. Что за прелестный цветок! Всё лето, до глубокой осени на нём будут гореть крошечные солнца. А если вы возьмёте махровый сорт, да наделаете букетиков, от желающих иметь такой подарок отбоя не будет. А эта душистая, напоминающая запах прополиса, клейкость листьев и стебля! – Вы уже должны ощущать её на своих пальцах.
О, лето, лето! О, как же ты прекрасно, как ты желанно и всегда долгожданно! Особенно, если за окном вот-вот начнётся праздничный новогодний салют, а снега нет, идёт дождь и хляби земные не дают проходу.
Именно в преддверии такого Нового года Лилия Васильевна Ноготкова, белокожая, синеглазая красавица ждала в гости мужчину. (Попутно отметим, что к белой лилейной коже и синим, василькового цвета глазам очень было лепо выкрасить волосы в огненный календуловый цвет, что она и делала периодически). Ситуация складывалась как в театре: «Пришёл мужчина к женщине»… Невольно тем самым напоминая простую и местами банальную истину: вся жизнь – театр. А в театре – и драма, и комедия, трагедия и фарс, и всё делится на акты. И соответственно можно просто описать акт, происшедший с Лилией Васильевной в канун Нового года, но многие детали, присущие именно тому Новому году, очень необходимы в этом рассказе. Надо только назвать, какой год должны были встречать вместе Лилия Васильевна Ноготкова и её мужчина – бизнесмен Саша. А год был 1993-й.
Не путайте, пожалуйста, две последние циферки, не переставляйте их нечаянно, не меняйте местами: не 39-й, а 93-й. Хотя в той стране, порушенной великой и необъятной Державе, где должны были вместе встречать Новый год двое совершенно незнакомых друг другу людей, было равнозначно: что 39-й, что 93-й.
Что тогда, в 39-м, кажется, финская война началась, кровь людская локально проливалась, что в 93-м – опять же, кровушка народная, локально, в столице пролилась.
Что тогда, в 39-м, начало мировой войны уже было для многих народов разрухой и бедствием, что в 93-м в России – почти такая же разруха, и почти одинаково многим было негде взять хороших продуктов, красивых платьев, модельных туфелек, чтобы достойно встретить этот прекрасный и любимый всеми праздник. На рынке почти всё было, а вот деньги имелись не у каждого. Да ещё психология старая мешала: люди боялись рынка, потому что в прежние времена там царствовала спекуляция, цены заламывались запредельные. И поэтому все ждали, что вернутся магазины, государственные почти дармовые цены и система распределения по блату.
Все ждали, что будет прежняя жизнь и прежняя трудовая повинность, когда можно было делать вид, что каждый занят работой, и получать зарплату согласно штатному расписанию. Никто не верил, что хаос и спутник его – бардак – воцарились в стране надолго, а может, и навечно.
Ой, мы вам до сих пор не сказали главного: откуда одинокая женщина Лилия Васильевна Ноготкова узнала про бизнесмена Сашу, и как бизнесмен Саша узнал про Лилию Васильевну Ноготкову.
Нашей героине было всего ещё тридцать пять лет, и одной ей очень не хотелось оставаться в новогодний вечер. В тридцать три года она пережила потерю: её муж, милиционер, выполняя задание, засиделся в засаде, простудился и умер. Кто был женой милиционера или другого оперативного работника, или кто дружил тесно с женой милиционера, тот знает, что «сидеть в засаде» на общемилицейском и общеоперативном условном языке значит… Ну, сами понимаете, что это значит, когда муж не приходит ночевать домой.
А как Иван Иванович Ноготков сумел простудиться в этой самой «засаде», это вы попробуйте догадаться. Его жена Лилия Васильевна была недогадлива. Ей обязательно надо было, чтобы Иван Иванович рассказывал всю подноготную этой засады, которая и повлекла за собой острую пневмонию, а потом и привела его к гибели.
У «засады» было восточное имя – Гюзель. Совсем, как газель. Это теперь такая ассоциация с автомобилем, а в то время, когда несчастье случилось с Иваном Ивановичем, газелью однозначно была изящная оленья сестра. Гюзель совсем на неё не походила. Скорее это была перезрелая лосиха, склонная к беспорядочному спариванию: у какого дерева остановилась, там её самец и покрыл. Муж у Гюзели был ревнивец, басурман нецивилизованный. Ему всё равно было, кого он с женой заставал: слесаря, или милиционера, или адмирала. Отобрал всё обмундирование и отпустил в трусах и майке босиком по снегу на пробежку из одного конца города в другой. Какой скандал!
Свои же менты Иван Иваныча подобрали, дали ему какое-то трико и шлёпанцы, и привезли домой на оперативной машине. Но хлипкая у него оказалась натура. А может, болезнь получилась не излечиваемой…
Оставшись одна, Лилия Васильевна долго-долго вспоминала своего Ивана Ивановича. А потом решила, что она ещё молода, что ей нужно обязательно, хотя бы для здоровья, завести мужчину.
Это так просто сказать. А где взять лишнего свободного мужчину в нашей стране? Особенно женщине не первой уже молодости, комплексующей по поводу своего невысокого роста, плотной консистенции, но имеющей претензии на умного и порядочного непьющего мужчину. Скажем прямо, что негде и неоткуда взять такого! Это уже не одна зрелая женщина сумела доказать. Мужички пошли всё жиденькие: по ментальности, по характеру, по духу, а многие так и мужской силы не имеют уже с момента молочно-половой зрелости.
Если кто помнит, то примерно в то же время только появились и были очень популярны газеты с купонами для бесплатных объявлений. Вспомнили? Очень хорошо. Можно было по тем купонам и квартиры менять, и машины покупать, и щенков с родословной продавать и даже знакомиться. Ну, не по самим бумажкам, а по объявлениям, которые на этих купонах бесконтрольно писали разные граждане, склонные к глумлениям разного вида.
Бизнесмен Саша как раз и решил пошутить. Хотя изначально он тоже не хотел встречать Новый год один, а так получалось, что в тридцать три года у него не образовалось ни кола, ни двора, ни жены, ни детей, ни бабёнки самой завалящей. Потому как никогда он не был бизнесменом. Сашей – был, с самого рождения. А бизнесменом не был. Он при какой-то фирме по производству ненужных бумажек состоял курьером. А посему был нищ, убог, без своего угла и без уверенности в себе. От рождения природа не одарила его ни ростом, ни крепким телосложением, ни, как видно, мужской способностью. Но он не захотел смириться с этими своими многочисленными недостатками, захотел иметь всё и сразу. Но и умом его Господь не одарил, и трудолюбием обделил. Совсем никакой.
Хорошо, что сам он этого не понимал и всё как-то хорохорился. Да что там говорить. Нашей Лилии Васильевне очень не повезло, но она тоже об этом не знала и ждала своего мужчину к празднику, и сердечко замирало, и планы были радужные.
И сподобился бизнесмен Саша на подлую в отношении женского пола шутку. Взял купон из газеты «Всё для вас» и написал: «Молодой бизнесмен желает встретить Новый год с милой домашней женщиной в тихом семейном кругу». За это его объявление схватились почти все дамочки в городе. У бизнесмена Саши была огромная почта, он даже прибалдел вначале. Стал читать, а там одно и то же: «Выбери меня, надоело влачить эту нищету…», «Вы не будете разочарованы, я умею быть подругой бизнесмена»…
И остальное – в том же духе. Нужны ли ему такие дамы? Кто бы ему самому предложил денег, а тут на него возлагаются надежды. Взял всю эту огромную кипу писем от милых домашних женщин и выбросил в окно с пятого этажа заводоуправления, из офиса своей фирмы, в которой он служил курьером. И постоял немного, глядя, как конверты полетели. Но потом спохватился. Новый год так не хотелось встречать одному. Как же ему теперь определять свою суженую: чей конверт вернётся к нему, туда и поедет.
Конверты с криками одиноких женских сердец, взывающих к молодому бизнесмену о спасении, никак не летели: они падали тяжело и грузно на землю, в позднюю осеннюю грязь. Но порывом ветра три конверта подняло-таки в воздух. Бизнесмен Саша замер в ожидании, даже протянул руки, чтобы поймать. Два письма, перекувыркнувшись в воздухе несколько раз, винтом упали в заводской бассейн, который был без воды, с самых ещё времён застоя. А одно послание зацепилось за карниз окна на четвертом этаже и там зависло.
Бизнесмен Саша вдруг представил себе ту, чьё письмо хотело вернуться в его руки, но не дотянуло совсем один этаж. И он помчался вниз. Ввиду того, что завод был разграблен и поделён на ваучеры, он простаивал. Всё заводоуправление было сдано под офисы крошечным Наполеончикам: простые завотделами хотели быть генеральными директорами, обычные счетоводы становились главными финансистами, секретарь-машинистка из совхозной многотиражки превратилась в главного редактора женского журнала. Кто был ничем, тот стал всем. И курьер Саша со спокойной совестью думал про себя, что он бизнесмен: ведь работал он в коммерческой фирме.
Внизу был кабинет руководителя какой-то фирмы. Руководитель сидел важный и был чем-то очень занят. Он так рявкнул на просунутую в дверь Сашину голову, что голова мгновенно исчезла и больше не повторяла своего действия.
Тогда Саша, рискуя жизнью, высунулся из окна находившегося рядом холла, схватился за пожарную лестницу и, подтянувшись немного, достал-таки застрявший кусок бумаги с посланием от Лилии Васильевны Ноготковой.
Вот он, знак Божий: только одно её письмо и попало к бизнесмену Саше!
«Дорогой друг! Мне понравилось Ваше предложение. Так хочется, чтобы в этот Новый год рядом был надёжный мужчина. Позвоните мне, и я Вам назову свой адрес…».
Это очень ему подходило. Именно тихий семейный вечер у милой домашней женщины. Но до Нового года далеко ещё, почти месяц, и бизнесмен Саша не стал торопиться. Ему пока надо о себе только заявить…
Лилия Васильевна, не получив скорого ответа на своё приглашение, корила себя. И как это она дошла до такого, что начала писать письма на объявления о знакомствах из газеты «Все для вас». Но надо было позаботиться заранее о встрече Нового года. Так ей не хотелось одной под звон курантов пить шампанское, чокнувшись с толстым зелёным бутылочным стеклом. Не только это, а ещё надоевшее одиночество, а ещё неуёмная женская страсть, заставили её, стыдясь самой себя, читать объявления о знакомствах и писать письмо молодому бизнесмену. Она ведь тоже влачила нищенское существование, как и многие в то время разрухи, безденежья и безработицы.
У неё была работа и почти что любимая, с той лишь разницей, что до разрухи она книги читала и выдавала читателям, а теперь она их продавала. И благодаря тому, что люди не начитались в былые времена, и вопреки тому, что им было не на что тратить накопленные за годы социализма, но из-за дикой инфляции истаивающие, как весенний снег, деньги, книжки уходили влёт. Чтобы как-то избежать окончательного обесценивания своих запасов, люди скупали всё подряд: сигареты, тушёнку, книги, ткани, наждачную бумагу, нитяные перчатки, лампочки, инструменты – всё, что попадалось под руки и что можно потом потихоньку продавать, чтобы на вырученные деньги как-то сводить концы с концами.
Хозяин издательства откапывал где-то раритеты для выпуска. В прогаре он не был. От торговли кое-что перепадало и Лилии Васильевне. На это она и жила, и поднимала своих двух детишек, Сашу и Машу, сестрёнок-погодок. Вообще хозяин был хват: менял пошехонский сыр на крышки для консервирования, а крышки выменивал на металл, а металл на жидкое стекло, а его – на бумагу, а на бумаге печатал книги. Сыр он брал на заводике в маленьком городке Мормышевске. Взамен сыра предлагал бланки для отчётов и какую-то мануфактуру…
Надо быть похлеще самого Остапа Бендера, любимого героя Лилии Васильевниного работодателя, Антона Фёдоровича Кислякова, чтобы такие дела проворачивать. И проворачивал, и у него это прекрасно получалось.
Антон Фёдорович Кисляков всплыл на волне чудовищных дефицитов, инфляции и всеобщего слома и разрушения старого уклада. У него ловко получалось: как фокусник, неизвестно откуда брал шарик и неизвестно куда его вкладывал, а потом взмахивал платком и уже не шарики – зайцы, петухи, морские свинки – разбегались в разные стороны.
Так работал Антон Фёдорович: планов громадьё, мечты самые дерзкие, обещания самые неисполнимые, денег – как у цыгана вшей. Он очень любил Остапа Бендера, словно безвременно ушедшего друга. Лилия Васильевна негромко и не вслух называла его деяния остапобендеризмом. И как-то Антон Фёдорович всё же услыхал это её фирменное словечко.
– Напрасно, Лилия Васильевна, вы это слово с такой иронией произносите. Я вам ещё подброшу премию за такое словечко, оно мне льстит, – сказал ей как-то начальник.
И Лилия Васильевна поперхнулась своим словесным «новообразованием» и прикусила язычок. Она очень боялась, что Антон Фёдорович её уволит. Как же ей тогда Сашу с Машей поднимать?
Антон Фёдорович, человек, не намного старше её, но, видно, хорошо и крепко битый за дерзость своих замыслов в прежние времена, был её и мудрее, и опытнее, и увереннее.
– Я так понимаю: если народ желает быть обманутым, и с радостью сует голову в заготовленную для него петлю, то зачем же его разочаровывать. Остап Бендер – тут самое то. Человек смелый… Дерзкий мечтатель… Беззастенчивый махинатор…
– Обманщик, – вставила Лилия Васильевна не совсем уверенно.
– Я бы не стал его так примитивно клеймить, – сказал Антон Фёдорович. – Остап – это избавитель от внутренних противоречий, которые есть в каждом из нас. Как он всё делает изящно! Он никогда не разочаровывает тех, кто жаждет обманываться. «Я сам обманываться рад», – помните нашего классика? Вот есть, например, «Царская таблетка». Это же остапобендеризм в натуре. Ну, где вы видели, чтобы одна таблетка излечивала весь организм и сразу, и при этом «знала» бы, куда ей можно, а куда нельзя? Но люди верят, они жаждут, они готовы всё за неё отдать, чтобы излечиться в один глоток от того, что у них развивалось всю жизнь. Проглотил таблетку и ты здоров. Ну, хотят они этого, так дайте же им волшебную таблетку! И Ося тут как тут – пожалуйста! – Антон Фёдорович вдруг резко перешёл на личность своей подчинённой Ноготковой: – Вы, наверное, тоже хотели бы такую таблетку иметь?
– Нет, нет, – испугалась Лилия Васильевна. – Это, должно быть, и дорого и вредно?
– Ну, а если бы я дал вам нужную сумму, вы бы таблетку проглотили? – не отставал от неё Кисляков.
– Да что я: кролик подопытный?!
Лилия Васильевна уже нервничала. Не к добру её начальник с ней разговорился. Уволит, наверное.
– Вы и Остапа Бендера не любите? – то ли спросил, то ли предположил Антон Фёдорович.
Лилия Васильевна не стала отвечать, потому что пришли покупатели, и она постаралась заняться с ними надолго, чтобы Кисляков ушёл. А он и не стал ждать ответа от такой клуши. Всё равно ей не понять всей романтики образа, придуманного Ильфом и Петровым.
В преддверии Нового года – примерно за две недели до него – бизнесмен Саша, наконец, позвонил Лилии Васильевне.
– Я получил ваше письмо. Думаю, что мы встретимся. Я не мог позвонить сразу, был в командировке. И сейчас должен уехать дней на десять. Я вам позвоню двадцать седьмого декабря.
Лилия Васильевна, склонная к идеализации мужчин, тут же понапридумывала себе всякого про бизнесмена Сашу: и что он очень занят бизнесом – всё время по командировкам разъезжает, и что он очень оценил её интеллект, который был виден по её письму, и что он обязательный и романтичный. Ведь он не оставляет времени на знакомство и предварительные встречи. Так, без подготовки, интереснее встретиться…
Конечно, она рисковала. Пригласить в семью незнакомого мужчину: не видя его перед тем и не имея представления о том, как он выглядит, добрый ли он человек или дурной. Она сильно рисковала. И не только собой, но и своими детьми. Ведь мог любой мерзавец оказаться на месте бизнесмена Саши. Но женщина тридцати пяти лет была наивна и глупа на этот счёт. Ей так хотелось вдвоём с близким человеком встретить Новый год, чтобы навсегда разделаться и с опостылевшим одиночеством, и заедающей её нуждой, и с недостатком мужских гормонов, который плохо сказывался на её здоровье… Она готова была ради этого и на такие необдуманные поступки.
Бог, глядя на неё с высоких небес, только головой покачивал. Всё, что он мог для неё сделать – это прислать именно бизнесмена Сашу, трусливого и недалёкого мечтателя о тёплом семейном уголке. Саша не способен был на надругательства и прочие жестокости. Тут Господь её оберегал: Божий знак работал. Всё остальное она сама должна была организовать. И Лилия Васильевна старалась.
Когда бизнесмен Саша позвонил ей во второй раз, она его ждала так, как ждёт морячка своего моряка из дальнего плавания. Она уже стояла на воображаемом пирсе и, сложив ладошку домиком над глазами, чтобы не слепило солнце, с нетерпением и радостной пеной от внутреннего брожения её женских соков, вглядывалась и вслушивалась в окружавший её мир. Сладко замирало сердце, и счастливая нега томила всю её натуру. Да только за одно это ожидание она его уже любила!
Чтобы показать себя хорошей хозяйкой Лилия Васильевна озаботилась приготовлением угощения. В магазине, кроме коровьего вымени ничего не лежало. Вымя было Лилии Васильевне по карману. Но она не знала, как его готовят. И тут её выручила тоненькая синенькая вылинявшая книжечка про то, как можно делать блюда-обманки: из простой селёдки – красную икру, из кефира – густую сметану, из вымени – превосходные отбивные. И она взялась за дело.
Сначала вымя вымачивают, почти весь день, потом варят в двух водах с добавлением белого вина и мяты. А когда оно куском остынет, его нарезают стейками – такими ломтиками, величиной с ладонь и толщиной в полсантиметра. Можно посолить, поперчить, специями припудрить, обвалять в сухарях или муке и обжарить в масле. Никто не усомнится, что это не сами телячьи отбивные вам подают! Очень даже съедобно и вполне вкусно. А что делать? Год стоял на дворе 93-й.
Когда наступил канун праздника, Лилия Васильевна нарядила своих девчонок Сашу и Машу, спешно привила им хорошие манеры – на всякий случай: в какой руке держат нож, в какой вилку, как пользоваться накрахмаленными салфетками и когда надо пойти спать, пожелав остальным счастливого Нового года. Они накрывали вместе стол, протирали ножи, вилки и ложки из праздничного набора, купленного ещё в те времена по разнарядке заводского профкома, которому принадлежала библиотека, где тогда работала Лилия Васильевна. Вместо настоящей ёлки установили синтетическую и украсили ёлочными игрушками ещё из Лилиного детства.
Пока хлопотали, в дверь позвонили. Придержав пылкий интерес детей, мать указала им на дверь другой комнаты и велела пока не выходить. Сама пошла открывать, зная, что это пришёл долгожданный мужчина, бизнесмен Саша.
…Разочарования особого не наступило. Как и восторга. Но коль «особого» не наступило, то какое-то всё же было. И оно отразилось на лице синеглазой и белоликой женщины с огненными, цвета календулы, волосами.
Но только на миг!
Гость ничего не смог заметить, всё равно на лестнице было темно. Так же и Лилия Васильевна не рассмотрела всех несуществующих достоинств позвонившего в дверь бизнесмена Саши. И то, чего она не рассмотрела, она дополнила своим воображением. А на пороге стоял обыкновенный невысокого роста и щуплого телосложения гражданин в мохнатой искусственной шубке. Эти шубки были когда-то в моде, когда ещё жив был Лилин муж милиционер. Ему они такую же купили в военном городке, когда гостили у его брата. Все в пришедшем было вполне прилично: чистенько, аккуратненько. В руках он держал тортик и три штучки простеньких мелких гвоздик яркого алого революционного цвета. Бизнесмен, явно, был либо скуп, либо сидел на мели.
Сразу на пороге, она уже серьёзно озаботилась тем, чем же кормить такого важного в её личной жизни гостя. Но в самой глубине своих самых сокровенных мыслей она начала уже истязать себя по тому поводу, что мужчина совсем не из её снов и не её ментальности.
Она не бросилась на шею бизнесмена Саши, как ей представлялось в её одиночестве. Просто и сдержанно предложила ему снять шубу и пройти в ванную, чтобы вымыть руки…
Он послушной театральной марионеткой всё исполнил.
Ей уже хотелось зевать, она понимала, что встреча Нового года может не состояться. Но законы гостеприимства и жалость к этому существу в джинсиках и пёстром акриловом свитере, и снисходительность к сложившейся ситуации, и едкий сарказм по отношению к самой себе – всё это клубком, а точнее бешеным торнадо пронеслось по всей её внутренней организации. Хотя внешне она ещё оставалась улыбающейся и приветливой хозяйкой той самой милой семьи, о которой писал в своём объявлении бизнесмен Саша.
Гость оказался молчуном. Он понимал, что Лилия Васильевна слишком для него хороша. Но отступать было некуда и некогда: до Нового года оставалось два часа. Чтобы как-то занять гостя, Лилия Васильевна предложила ему посмотреть праздничную телепрограмму. Да что бы она делала без телевизора? На все её вопросы гость отвечал односложно: «да», «нет». Она попросила его рассказать о своей семье, он ушёл от ответа. У неё он тоже ничего не спрашивал. И Лилия Васильевна уже понимала, что гость с большими комплексами: косноязык, необщителен, стеснителен. Она старалась хоть как-то эти его комплексы устранить. Чтобы бизнесмен Саша ощутил себя в семье, она позволила дочкам показать свои рисунки, почитать праздничные стихи, которые они готовили в школе к утреннику. Но тот сидел, растерянно улыбался и был похож на сонного ёжика, которого нечаянно разбудили в самую зимнюю стужу. Детям надоело его развлекать, они уставились в телевизор.
Оставался последний шанс изменить скучный акт этого предпраздничного вечернего спектакля. Лилия Васильевна, прикидывая, что времени ещё очень много, а для проводов уходящего года даже слишком, всё же пригласила всех к столу.
– Давайте, проводим уходящий год, – сказала она традиционные слова.
Бизнесмен Саша, не выказывая нетерпения, направился к празднично сервированному столу.
Коровье вымя получилось славное: гость увлёкся и съел три куска величиной с добрую мужичью ладонь, так и не поняв, а что «оно» там было в золотистой хрустящей корочке. Воздушное картофельное пюре, розово-зеленоватые помидорчики собственного Лилина засола, баклажанная икра, хрустящие с перчиком слабосолёные огурчики дополняли лже-отбивные, а вот салат «оливье» и селёдка «под шубой» удались нехорошо – не было достаточно майонеза. А что поделаешь: майонез – дефицит, и горошек зелёный тоже дефицит, и колбаса, и селёдка – всё доставалось с большим трудом и в длиннющих очередях.
Бизнесмен Саша жевал её стряпню, как термитик: ему что ни дай – всё переработает на легкоусвояемое вещество.
Так скучно Лилия Васильевна Новый год ещё не встречала. Девчонки её, Саша и Маша, уже стали клевать носом, и она их отправила спать, заверив, что проследит за дедом Морозом, чтобы он не перепутал подарки.
Когда они остались одни, тут и следовало бы по закону живой и жизнерадостной натуры Лилии Васильевны начаться интересному общению между мужчиной и женщиной. Как это всегда бывает: сначала какие-то остроумные разговоры, потом расспросы и задушевные беседы, после которых два человека уже больше, чем друзья.
Ничего подобного в этой ситуации не произошло. После боя кремлёвских курантов и шампанского попили чаю с тортиком, принесённым гостем. Тортик был вафельный с арахисом. Лилия Васильевна не любила и никогда не ела этот шедевр застойной кулинарии. Но чтобы не обидеть гостя, она отведала принесённого угощения, при этом похвалив его за внимание. На гостя и тут ничего не подействовало. Так же, как термит из далёкой саванны, он перерабатывал принесённый тортик, запивая крепким чёрным чаем, в который для экзотики Лилия Васильевна добавила малую толику сушеных мандариновых корок.
Бизнесмен Саша видел, что его переносят через силу. Он понимал свою невзрачность перед этой пышной дамой. И ругал себя, что пришёл в чужую для него семью, к совершенно чужой для него женщине. Он представлял для себя Лилию Васильевну ласковой и искушённой хищницей, ему не нравился рыжий цвет её волос, её плотное телосложение, ему неприятен был запах её духов, приторно-сладких. Его удручала старенькая мебель в её квартире, ему не понравились и остались чужими и вредными обе дочки Лилии Васильевны, две подрастающие щучки. Но отступать было некуда.
Лилия Васильевна никак не могла расшевелить полуокаменевшего у телевизора гостя. И видя, что он не поддерживает беседу и даже не старается, угомонилась наконец, и тоже стала смотреть на экран, где, как на зло, совсем непразднично, показывали какой-то польский фильм про вампиров. Тогда ведь выбора не было: только два канала и оба бездарно управлялись кем-то по старым доперестроечным схемам.
Бизнесмен Саша так и просидел до пяти утра неподвижным крючком в углу дивана. «Хоть бы в туалет сходил, – подумала Лилия Васильевна. – Чаю выпил много…». Но сказать это вслух она не решилась. Сам не маленький, должен знать, когда ему надо и куда. И в самом деле, Саша, сидевший, как приклеенный, зашевелился. Лилия Васильевна на всякий случай предложила:
– Может, вы ещё хотите кушать или попить чайку?
И даже отвечая на такой простой жизненный вопрос, бизнесмен Саша выказывает свою несостоятельность в принятии решений. Он говорит то, что говорят миллионы мужчин, не понимая, что в их ответе лежат взаимоисключающие два слова:
– Да нет…
И добавил так же нерешительно:
– Я... буду собираться... уже поздно…
– Рано, – тихо вставила Лилия Васильевна.
– Что? А да, рановато. Транспорт, наверное, ещё не ходит, но мне тут недалеко, пять остановок всего.
Как же ей было скучно! Никакого бизнесмена ей больше не надо. Поскорее бы этот ушёл. Хотелось спать. Раскинуть свой диванчик, стряхнуть с него крошки от тортика, расстелить чистую новенькую простыню, достать одеяло и утонуть в этой постельной неге. И не нужны ей никакие бизнесмены, если они все такие, как этот случайный гость; и никакие романтичные новогодние истории, если они все ограничены просмотром бездарного польского ужастика по единственному телеканалу.
Когда дверь за бизнесменом Сашей закрылась, он выпорхнул воробейкой на волю из чужого подъезда чужого дома. Побежал за угол трансформаторной будки, чтобы сделать то, о чём мечтал весь вечер, сидя на неудобном крошечном диванчике в чужой квартире, куда так глупо он попал.
Облегчившись, бизнесмен Саша заспешил, уже почти счастливый, по улице. «С Новым 1994 годом!», «С Новым 1994 годом!» – бежала, не угасая, строчка на фасаде ЦУМа.
В порушенной Державе праздник разочарования только вступал в свои права.