О самом страшном...

Владимир Водолей
       Байки от капитана Мицова.
       Расслабляться капитанам судов и шкиперам барж во время навигации на Дунае непозволительно: тут же река накажет. Меняется фарватер, бывает, всплывают старые мины, размывает камни и затонувшие плавсредства. Отказывает техника, не выдерживает сталь. Однажды на моих глазах чуть ниже порта Рени, идущий вниз с шестью баржами-секциями болгарский «Георгий Мамарчев» при развороте полностью перекрыл Дунай: лопнул трос, стягивающий ряды секций поперёк. В это время акваторию порта проходил тоже вниз какой-то крупный греческий сухогруз. Он отчаянно загудел: столкновение было неизбежным. Капитан толкача среагировал мгновенно: дал полный ход вперёд, ряды секций опять сложились, открыв фарватер, дав дорогу сухогрузу.
       В то время на толкаче капитаном был Мицов, юморист и гуляка, непререкаемый авторитет среди речников. С виду этот болгарин был похож на уроженца страны Узкоглазии, со щёточкой усов а-ля Торонага. Неизменно при встрече он говорил одно слово: «Как?», затем следовало обращение к своему артельщику: «Бутилочка коньяку на стол. А лучше — две». Ему принадлежало множество острот, к сожалению, забытых. Он говорил: «В Рени есть только два сезона: сезон пили и сезон гирязи. Женщина — как хрустальный бокал, очень хрупкий. Поэтому нужно иметь шесть, а лучше — двенадцать». Сам он имел две: одну в Болгарии, другую в Союзе. Если он уходил на ночь к русской жене, то до утра его толкач стоял у понтона. Мицов не боялся начальства из БРП (Болгарское речное пароходство) и всегда выполнял план. С экипажем жил в дружбе. Правда, однажды вышел из себя. Молодясь, живя на две семьи (он говорил — «воюя на два фронта»), капитан скрывал седину, подкрашивая волосы определённым красителем. Однажды он попросил своего матроса купить ему такой краситель. Тот не расслышал или перепутал номер, а Мицов не проверил по надписи; получилось, как у Кисы Воробьянинова. После окраски волосы приобрели фиолетовый цвет, да и с лица пятна не отмывались. Голый капитан, приоткрыв дверь душевой, долго кричал, чтобы к нему привели того барана, кто купил краску — он его тоже покрасит. Стояли в порту у причала, к счастью для матроса. Итак...
       Это было в мой первый рейс отговорным (ответственным) капитаном. Шли мы с караваном, попали в аварию, и одна из моих барж получила пробоину. Поставили остальные баржи на якоря, а тонущую подхватили и уткнули носом в берег. Стоим, работаем машинами, иначе баржа сползёт. Сообщили по радио в пароходство, оттуда обещали прислать помощь. Ждём. Я тогда молодой был, всё принимал близко к сердцу. Сижу у себя в каюте и плачу. В это время шёл вверх маленький югославский буксирчик с двумя баржами. Баржи встали на якоря, а буксирчик подошёл к нам и его капитан поднялся на борт. Заходит ко мне в каюту, поздоровался и спрашивает: «Зашто плакаш?» Я объясняю, что аварию совершил и мне страшно, что потом будет со мной в пароходстве. А старичок серб говорит: «Има два типа капетана: кой имал хаварию и кой буде имать. Я за тридесять година у капетанах, загубил два брода (буксира) и седем шлепове (барж). И не едан путь (ни разу) не было боязно. Само едан путь было боязно, кад моя жена меня поймала на другой. То был великий страх, до сих пор помню, за двадесеть година отышло (прошло). Све буде уреду (Всё будет в порядке). А ты — «страшно»!