Куда ты увезешь меня, судьба... - соавтор В. Лыков

Эльза Арман
Девять часов утра, а уже как в печи! Еще не начался курортный сезон, отсасывающий основную массу народа в сторону моря, а город уже атакован Солнцем. Жаркий воздух тяжелыми парами окутывает спешащих по делам горожан.

Двери автобуса закрываются, и он медленно трогается с места. Изнывающие от зноя пассажиры без конца открывают окна и люк в крыше автобуса, переругиваясь с уже пострадавшими от сквозняков, шмыгающими носом.

- Следующая - Заводская. Проходите на заднюю площадку, здесь свободно! Не толпитесь у двери!

Наталья Геннадьевна вздрогнула от скрипучего голоса кондукторши и сразу проснулась. Кажется, она снова опоздает на работу. Сегодня сын уезжает в оздоровительный лагерь, и ей пришлось с вечера перестирать все необходимое, а утром сложить дорожную сумку и приготовить «тормозок» на дорожку, чтобы не проголодался в пути. Сама же позавтракать не успела. На работе со вчерашнего дня еще куча недоделанных дел, неподписанных бумаг, совещание это сегодняшнее… «До чего надоела эта бумажная возня... Слава богу – скоро в отпуск. А значит - можно будет отоспаться. И на воздух, на дачу, к грядкам, тяпкам, сорнякам…  На Сайпан в этом году опять не судьба... Вот в следующем году – обязательно! Куплю путевку, пошлю всех далеко! А сама уеду еще дальше, туда, где ласково плещется теплое море, и можно позволить себе полностью расслабиться...»

Водитель, будто тоже проснувшись, резко дернул автобус, и все пассажиры, как по команде, бултыхнулись назад, а потом вперед. Стоящий рядом с Натальей Геннадьевной потрепанный мужичонка едва успел удержаться на ногах и чуть не упал ей на руки. Что-то тяжелое в его пакете с затертыми ручками больно стукнуло ее по колену.

- Извините… - он растерянно отодвинулся на шаг.

«Какой неопрятный! Небритый… Волосы торчат в разные стороны.» - Наталье Геннадьевне хватило беглого взгляда, чтобы составить для себя его портрет. - «Брюки мятые. И карман надорван. Не женат, кому такой нужен...»

- Мужчина, вам говорю! И готовьте сразу за проезд, - кондукторша проплывает, едва касаясь поручней. Натренированное тело её колышется потными волнами. И как она умудряется не задевать пассажиров? В такой жаре всякое прикосновение чужого тела вызывает острое раздражение.

Снова вздрогнув от зычного окрика хозяйки салона, Наталья Геннадьевна обратила внимание на того, к кому было обращено замечание - на только что вошедшего молодого человека артистической внешности. Кондукторша отвлекла его от музыки в наушниках, и он стал двигаться в указанном направлении. Небритость и небрежность в одежде, в отличие от стоящего рядом неопрятного типа, его не портит. Даже наоборот – придает брутальности, заставляющей трепетать дамские сердца…

- О! Димыч, привет!

Белесый парень, стоящий прямо перед Натальей Геннадьевной, в полосатой футболке не первой свежести и длинных шортах, открывающих любопытным взорам ноги, густо покрытые такими же светлыми волосами, делает шаг навстречу красавчику, протягивая руку для пожатия.

- А я думал – ты пластом лежишь. Наши сказали – ты заболел, академ взял?

Тот, кого назвали Димычем, сначала делает вид, что не заметил обращенные к нему слова. Но длинная речь эта была произнесена достаточно громко и обратила на себя внимание окружающих. С вялой улыбкой, нехотя, он пожимает руку.

- Да нет, вот, как видишь, не инвалид пока, – он оглянулся и, понизив тон, почти шепнул, - Маман попросила кое-кого, сделали. За пузырь Бейлиза… Но ты ведь… никому?

- Конечно, Димон!

Пробежав взглядом по пассажирам, Димон останавливает его на девушке, сидящей на расстоянии протянутой руки от белесого. Она занята изучением содержимого толстой тетрадки. Едва заметно шевелит губами. По всему видно – едет сдавать важный для нее экзамен. Кивнув на девушку, Димон обменивается с собеседником вопросительными взглядами. Получив молчаливый отрицательный ответ, а затем - оценивающий положительный, он оглядывает ее с ног до головы, одновременно шаря в заднем кармане джинсов в поисках мелочи. Протягивает деньги кондукторше, не глядя на нее и продолжая разглядывать девушку. Пухлые щечки и шейка девушки, пальчики без колец, с коротко остриженными ногтями, блузочка меньше на размер (видимо, одолженная у подруги) выдают в ней простую девушку, не успевшую еще разжиться деньгами для приобретения цивильного прикида для выходов в свет. «Первокурсница, общежитская» - мелькнуло в голове молодого ловеласа.

- Дааа, везет же некоторым! А я вот сопромат завалил, еду опять ловить Фролова, - продолжал белесый, не замечая, что его уже не слушают, - Не учил ни фига, вчера с пацанами гуляли до полтретьего, только потом вспомнил об этом козле… Опять, наверно, пошлет своей любимой фразочкой: «Идите, идите… Учите, учите… Приходите, когда выучите всё… А вы никогда не выучите…»

Собеседник слегка усмехнулся, уловив знакомые нотки. Ему тоже не раз приходилось слышать эти слова в свой адрес. Зато теперь ему целый год можно не вспоминать о преподах, хвостах, об угрозе отчисления… Он еще не все женские общежития посетил.

- Мужчина, вы недодали рубль! - бородавчатое, потное лицо кондукторши начинает раздражать Диму. «Вот жирная жаба!» - успевает подумать он, протягивая ей еще монету, и она проплывает дальше, обдав всю честную компанию запахом своего уже сомлевшего от жары тела. Девушка с тетрадкой на мгновенье оторвалась от чтения, нахмурила бровки и снова углубилась в чтение.

***

Наталья Геннадьевна закрыла глаза, но сон уже не шел. «Какой породистый образец этот Дима! Статная спина и слишком широкие для юноши бедра… Хотя – нет, ему даже идет.» Она представила его рядом с собой. Из почти совсем расстегнутой полупрозрачной рубашки слабое дуновенье ветра донесло до нее запах… Воображение непроизвольно стало рисовать неясные картины молодого мужского тела… 

"Длинные волосы его совсем не портят. И совершенно не нужно следить за бритьем шеи… Почему я об этом? Да он же похож на моего бывшего! Муж всегда подбривал волосы на шее, считая, что она выглядит грязно. Но она вовсе не выглядела грязно, его шея... Такой же стройный... был когда-то. Тоже музыку любил. Тот же обволакивающий взгляд. Только говорливее был. Помню первую встречу, когда ехали в колхоз, на картошку. Как анекдоты рассказывал! Песни пел под гитару! А когда оставались одни… И я молодая была, глупая. Влюбилась до безумия! Выдохнул: «Моя…», и губы сами ответили : «Конечно – твоя!» Дальше – как у всех. Девочка размякла, диван рядом… В первый раз даже не заметила, как все произошло… Боль, та самая боль первого раза… застала уже где-то там, парящую в невесомости блаженства. Да и боль ли то была? Плата за счастье быть с ним...

Где он, тот, без кого жить не могла? Жизнь закрутила, перемешала, все изменила. Работа, бесконечные левые подработки… Где та романтика, где его оптимизм и беспечная, открытая улыбка? Взгляд потускнел. Внимание перестал обращать... Если и смотрел, то устало так, как на покосившийся забор. А ведь я женщина! Я тоже хочу как в кино – платье с открытой спиной, танго в ресторане, корзину роз! Да ладно – корзину, пусть три штучки, но чтобы сам! И не только 8 марта. Хоть раз в жизни!
В последние годы каждый вечер – одна картина. Дежурство перед экраном с банкой пива в правой и чипсами в левой. С выкриками: «Ну давай, бей!», «Ну куда ты, …, подаешь!», «Козлы! Опять продули!»
В постели - лишь безмолвное пыхтение. Из слов – только дежурное «Завтра на работу. Спокойной ночи…» И утром - ничего. Молчком встает и сбегает, как трус с поля боя… Стал похож на Шрека – живот через ремень, спина колесом и лицом зеленый… Куда все ушло?"

Наталья Геннадьевна тихо вздохнула и вдруг тоскливое выражение на ее лице растворилось. В глазах сверкнула искра другого воспоминания.

"Вот Костик – другое дело! И занесло же его к нам в управление… Страшненький, конечно, на личико. Пока не поехали вместе в командировку, и не подумала бы, что смогу с таким… Умеет сделать даме приятное… Как жадно шептал: «Моя орхидея…» Не устояла – сдалась. Как там в его любимом стихотворенье? «Раздался… какой-то пленительный стон, … чего-то… раскрылся прекрасный бутон». Да… Вспоминаю эти горячие руки, горячее молодое тело… И вдруг, утром: «Простите, Наталья Геннадьевна. Этого больше не повторится.» Вот так! Цветочно-конфетный период закончился, не успев начаться. Точнее - конфетно-коньячный, длиной в командировку.

Как там у Вольтера? «Страсти! Это ветры, надувающие паруса корабля. Они его иногда топят, но без них он не может плавать.» Недолго плавала… Потом бегала по врачам… Расплывшееся в улыбке «я вас поздравляю» - Шок! «Как – не хотите? Вы ведь хотели родить сыну сестренку.» - «Мы с мужем… не готовы». Потом слезы в подушку, дурные сны… 

Как муж догадался? Не говорила никому. Только Галке, самой близкой подруге. Не простил, пришлось расстаться. Он, конечно, тоже не ангел. То пятнышко помады на воротнике… Кстати, Галка тоже любит брусничный цвет… Перед глазами его растерянный взгляд насквозь. Попытка оправдаться, типа «икрой вчера угощали…» Глупо…

Начальница, с ее наигранной вежливостью: «Нам очень жаль, Наталья Геннадьевна, но Константин Викторович лучше сможет разобраться в тонкостях вашего проекта…» Крыса, правду девчонки говорят! Крыса и есть! В этих своих узеньких очочках видит только свое отражение. Ну и Костика, с недавних пор… Как он сверкнул глазами-то! А она вдруг покраснела, пытаясь скрыть улыбку… Молодец, парень! Следующую окучивает, повыше… Правильный ход…"

***

Воздух на улице дрожит, кажется, асфальт так и не отдал всего накопленного тепла в душную, теплую, словно парное молоко, ночь. Утреннее солнце, решившее сжечь, выпарить город, обрушилось и закрутило людей в пыльном мареве будничного дня. Город ощерил зубы и уже вот-вот проглотит своих жителей и медленно переварит их в душной утробе офисов.

- Алло, да...

Наталья Геннадьевна открывает глаза. Белесый юноша уже не стоит перед ней, занял освободившееся место. Обреченно вздыхая, Димочка приглушает музыку и переводит взгляд с красотки за окно:

- Привет, мам... В автобусе… Где-где, у Сереги ночевал. У него День рожденья был... Да, с ребятами… Девочки? Ну были, конечно, мам… Ну сотовый разрядился… поэтому не сообщил. Ладно, мам, я потом перезвоню…  Вот выйду из автобуса… Да, сразу, обещаю! Пока, мам. Целую.

На последних словах он лукаво снова посмотрел на девушку. Ее глаза уже не бегают по строчкам. Еще немного - и она прячет тетрадку в сумочку и переводит взгляд в окно.

«Чего это он разглядывает меня? Может, блузка расстегнулась?»

Танечка оглядела себя, торопливо пригладив блузку на груди и сведя еще плотнее свои пухленькие ножки. Ей осталось сдать последний экзамен, и она перейдет на второй курс. Эту сессию она обязательно должна сдать без троек, чтобы снова не остаться без стипендии.  А иначе - что она скажет маме и родным, когда вернется на каникулы в Константиновку? В голове, как молитва:  «Николай Николаич, ну что вам стоит поставить мне четверку? Ну зачем мне, будущему дизайнеру, эта дурацкая математика!»

По совету Юльки, подруги и соседки по комнате в общежитии, она оделась так, чтобы понравиться преподавателю – строгая белая блузка, классическая юбочка, подчеркивающая форму ног, в обязательном к случаю капроне и в босоножках на невысоком каблучке. Макияж соответствующий. Юля полчаса колдовала, приводя в порядок невыспавшееся лицо подруги после бессонной ночи. Когда спать, всю ночь вместе шпоры строчили. И одежду свою дала, все почти подошло по размеру. И даже золотую цепочку, с розовым прозрачным камушком - капелькой.

Танюша была благодарна судьбе, что ее поселили с этой умной девчонкой, которая давала правильные советы, как жить в городе, как не попасть в дурную компанию и вообще – как себя вести, чтобы никто не догадался, что ты всю свою предыдущую жизнь прожила в деревне.

«Чего он навис надо мной? Как от него воняет!…  Всю ночь вагоны разгружал, что ли? Или это не пот… Фу, противно!» Она с трудом сдержала зевок. «Как спать-то хочется!»

***

Эта невыносимая жара давила уже с утра. Дима проснулся в общежитии у своей раскаленной спросонья подружки. Вчера вечером он познакомился с ней в ночном клубе. Ему польстило, что она назвала его Демоном, и он решил, что остаток этой ночи проведет у нее. Так и вышло. Девушка не стала изображать не идущую к ее внешности невинность. Потусив еще немного, они поехали к ней домой. Дальше он мало что помнил. Обласканный женским вниманием, он не ценил его из-за избытка. К тому же он не любил девушек утром. Весь вечерний шарм, к которому так трудно противостоять, мгновенно слетал с них в его глазах утром…

«Как же ее звать-то? Черт, забыл…»

«А она ничего, эта телочка, такая аппетитная, молочная, неплохой экземплярчик... Пухленькая такая, розовая. Просто персик!  Может даже – не надкушенный... Надо бы с ней попробовать замутить... Она конечно, не так опытна, как наши самочки. А может, она с филфака? Будущие педагоги хороши в сексе!»

Наметанный глаз Димы оценил натянутость пуговок на блузке и мысленно уже помогал им расстегнуться. То, что под блузкой, взволновало его, как это случалось не раз, когда старое уже поднадоело, и глаз сам начинал искать новый объект вожделения.

Она была удивительно похожа на его первую любовь, Аленку из 9-го Б. Он мимолетно, раз за разом кидал взгляды сверху на ее грудь, такую же классную, упругую, которая задыхалась от зноя в ненужном ей лифчике. Он сжал ладонь, вспомнив, как она удивительно гармонично смотрелась в его длинных пальцах. Эта эротическая картинка всегда возникала в его голове, стоило появиться блондинке со слегка вьющимися волосами.

Он уловил её волнующий запах. Заметил, как капельки испарины, выступившие на коже девушки, стекают между ее грудей. Рубиновая капелька тоже стремилась сорваться со своей цепи и укатиться туда вместе с ними. Ее груди притягивали его, он пытался представить их без одежды. В какой-то момент он словно почувствовал их горьковато-солоноватый вкус. Закрыв глаза, Дима уже представлял себе, как ищет языком убежавшую с цепочки розовую капельку, и не сразу найдя, передает ее зубами благодарной хозяйке, наслаждаясь ее милой благодарной улыбкой. Он облизал губы и оглядел автобус. Пожилая грымза в очках, откровенно пялившаяся на него, тут же отвернулась. По губам Димочки скользнула презрительная ухмылка.

Танечка уже устала сидеть без движения, смущенная неослабевающим вниманием этого наглого парня к своей персоне. Она внимательно изучает пробегающие мимо полосы дорожной разметки, деревья и дома. Однако её тело, словно кусок пластилина, плавится под взглядом молодого человека. Девушка попыталась поймать отражение его лица в пыльном оконном стекле и даже в нем смогла разглядеть его на удивление огромные ресницы, и одновременно - как его губы расползаются в улыбке. Краснея, Танюша вновь отвела взгляд на бегущие мимо столбы.

За окном пыльный город. Часто попадаются старые деревянные дома. На их фоне вычурно смотрятся новомодные рекламные щиты.
 
***

Стоило автобусу тронуться, как пакет в руке Владимира нелепо болтнулся, и кажется - задел по ноге сидящую рядом женщину бальзаковского возраста. На всякий случай извинился. Внутри него тоже все дернулось, кислотно накатило под горло, вкусом изжоги, вечной спутницы гастрита и похмелья. Курица и молоко в пакете приятно холодили ногу. Туманным взглядом еще раз оглядел автобус, как бы извиняясь за все.

Он всегда неловко чувствовал себя в общественном транспорте. Всю жизнь ездил и всю жизнь неловко чувствовал. Резковатый, немного сладкий запах женских духов царапнул по ноздрям его, и Владимир невольно для себя и как-то незаметно провалился в воспоминания. Когда это было? Зачем теперь память возвратила его туда, в то жаркое душное лето...

Почти такой же автобус, только фанерный, скрипучий - трофейный автобус, какие только по рабочим окраинам и сновали. Он, молодой, кучерявый, распаренный, в рубашке навыпуск и в широченных по моде брюках, стоит, опираясь на ручку сиденья. Кто она была - эта молодая девушка, как у неё сложилась судьба? Ничего он не знал о ней. Только томик Э. Войнич в по-девичьи  мягких ровных руках с красивыми пальчиками. Что это за Э. Войнич и о чем была книга, он не знал тогда, не до книжек было…

Почему именно этот момент, ничего вроде бы не значивший в жизни Владимира, вспомнился ему? Он не мог отвести взгляда от её шеи, от плавного лебяжьего изгиба её и упоительного пушка волосков, выбивающихся из-под косы. Маленькая ровная родинка пленительно таилась в их завитках. Острое желание поцеловать эту родинку пронзило Володю. Он с трудом отвел взгляд, почувствовав, как белая мраморная кожа девушки начала наливаться румянцем под его жадным взглядом. Запах девичьей испарины, смешавшись со сладостью каких-то, наверное, трофейных тоже, духов, какие доставались иногда по случаю из деревянных резных шкатулочек, щекотал его ноздри, возбуждая молодую плоть. 

Тогда он наклонился, чтобы поднять оброненную девушкой книгу и украдкой посмотрел в её черные, глубокие, словно колодцы, глаза. Блондинка с пышной косой и черными, как бездна, глазами. На остановке он услышал в колокол радио песню:
 
Ах, эти черные глаза,
Кто вас полюбит,
Тот потеряет навсегда
И сердце, и покой...

От нее почему-то защемило в груди… Проехав свою остановку, он решил напроситься девушке в помощники и донести две ее увесистые связки книг до дома. Эх, молодость… Как прекрасно было ощущать неимоверное чувство уверенности в своих силах! Впереди были годы, полные счастья…

Владимир закрыл заслезившиеся глаза, чтобы не выныривать оттуда, чтобы сохранить  секунды пролетевшей жизни. Только теперь, в старости и в немощи своей уловил он остатки былого счастья. Картинки прошлого все чаще накатывали на него где угодно - в автобусе, в магазине, в очереди у окошка приёмки стеклотары…

- Следующая – университет! Готовимся заранее на выход! – развалившись на сидении рядом с выходом, обдуваясь и обмахиваясь сложенной газетой, кондукторша противным голосом объявила его остановку. Он еще раз бросил извиняющийся взгляд на женщину и на молодого человека, без стеснения пялившегося на девушку и, прихрамывая, двинулся к выходу.

***

- Молодой человек, вы выходите на Университете? – собравшись с духом, Таня вскинула глаза на заслонявшего проход молодого человека.

Снова наткнувшись на его откровенно-наглый взгляд, Танечка вспыхнула и решительно поднялась, одергивая на всякий случай юбку и настроившись применить силу, если понадобится.

- Мужчина, вы меня выпустите?

- Ни за что! Девушка, а как вас зовут? Вы в университете учитесь?

- Выпустите меня!

- Только если дадите телефончик. А давайте, я вас провожу? Я тоже выхожу.

Двери автобуса со скрипом открываются, парень первым вальяжно выходит и подает руку девушке. Она же стремительно проскальзывает мимо, в надежде как можно скорее скрыться от этого прилипалы в толпе студентов. Но как назло направляющихся в сторону университета не так уж много. Наталье Геннадьевне прекрасно видно, как девушка все быстрее перебирает своими каблучками. Молодому человеку ничего не стоит идти вровень с нею. Улыбаясь, он говорит ей что-то. Внезапно у нее подворачивается каблук, и Дима, пользуясь возможностью помочь, ловко подхватывает Тнню под локоток.

Сделав еще пару шагов, Танюша поняла, что скрыться от назойливого провожатого не удастся, и она продолжает свой путь, вынужденно опираясь на его руку.

Пара минут стоянки, и автобус снова продолжает свой путь. Наталья Геннадьевна, промокнув платком лоб, снова откинулась на спинку сиденья. Закрыв глаза, она практически дословно угадала слова, что будут сказаны сейчас Димой, и которые так и останутся невысказанными Танюшей.

***

Все эти люди, случайно оказавшиеся вместе здесь, в этой большой раскаленной коробке на колесах, спешащие каждый по своему делу, не подозревают, как легко может измениться их жизнь благодаря этим минутам. Они задевают друг друга, кто-то слегка соприкасается взглядами, кто-то исподтишка разглядывает, обменивается дежурными фразами со стоящими на опасно близком расстоянии. Кто-то из них через несколько минут равнодушно выйдет на остановке и побежит дальше по жизни, не вспомнив об этой поездке никогда. А для кого-то... Внимание, огнеопасно! Спичка чиркнет и зажжет другую спичку! Смогут ли они потом объединиться в один большой костер, переплетаясь и лаская своим пламенем друг друга, улетая ввысь и разбрызгивая вокруг искры? Или им суждено догореть в одиночестве...

Рассказ написан в соавторстве с Василием Лыковым.
Выражаю ему душевную благодарность за помощь и сотворчество.
Э.А.