В далёком пионерском детстве была у меня подружка Таня. Весёлая, веснушчатая, синеглазая девчонка с копной светлых непослушных волос, которые она старательно завязывала в конский хвост. Танюха-заводила обладала непоседливым характером. Мы с ней были словно родные сёстры, с первого класса неразлучны, чего только не вытворяли. Главной страстью, объединявшей нас, была любовь к прекрасным принцессам. Играть в принцесс нам хотелось где угодно и сколько угодно. Мы тогда учились в четвёртом классе и нас только-только приняли в пионеры.
В те времена учеников в нашей школе было очень много и занятия приходилось проводить в две смены, и нас четвероклашек спрашивали, в какую смену мы хотим ходить в школу? Мы с Танькой попросились во вторую смену. Времени до занятий много, делай что хочешь, дожидавшись, пока родители уйдут на работу, мы тут же приступали к делу или у неё, или у меня дома. Как только шаги родителей затихали мы приступали к распределению ролей, кто из нас сегодня будет принцем, а кто – принцессой. Обычно мы менялись ролями. Определившись, начинали готовить костюмы.
Читая сказки, мы видели цветные иллюстрации к ним, шикарные наряды принцесс, их бальные платья, и нам неизбежно приходилось включать фантазию. Для создания красивых нарядов в ход шли чистые, желательно новые постельные простыни из шкафов. В четыре руки тут же на столе и на коленках кроили, а потом шили из них широкие юбки в пол, подвязывая их поясами. Для создания головного убора принца мы доставали большие махровые полотенца и вертели из них тюрбаны, украшали их материнскими брошами и бусами, а потом надевали на свои дурные головушки. Трико для принца – тренировочные штаны папы, большими стежками расшивали аппликациями из разноцветных остатков материи. Блузы принцу и принцессе украшали кружевами, добытыми из маминой шкатулки. Всякий раз нам хотелось наиграться, но и не опоздать на первый урок.
Однажды зимой, распределяя роли, кто из нас будет принцем, а кто принцессой, роясь в постельном белье, Танька воскликнула.
– Слушай-й… Как нам повезло! Сегодня мама оставила свою каракулевую шубу дома. Значит, сегодня я – принцесса в шикарном манто, а ты – принц, а завтра поменяемся, ладно?
– Давай, – согласилась я. – Сейчас сделаем тебе юбку, достанем туфли на каблуках и, надо бы накраситься. У тебя есть косметика?
– Не-а, – протянула расстроенно Танька, – косметичку сестра забрала. Она с ней в институт умчалась, но ничего, что-нибудь придумаем, – и она задумалась, наморщив хорошенький носик.
– Слушай! У Ленки есть масляные краски! Она часто выходит с мольбертом на природу, хочет художницей стать.
–Ух ты! – обрадовалась я, – тащи их скорее! Давай губы нарисуем. Только чур, ты красным цветом мажешь, а я розовым.
Танька недоверчиво посмотрела на меня и сказала.
– Ты же принцем будешь. Тебе-то зачем губы красить?!
– А я хочу быть прекрасным принцем, – ответила я, потому что мне тоже очень хотелось накраситься. – Я буду принцем Уэльским.
– А-а… Ну ладно, – сдалась Танька, и мы склонились над коробкой с красивыми тюбиками.
Через пару минут, толкаясь у большого зеркала в прихожей, мы нарисовали себе губы в пол лица. Получилось замечательно, но нам показалось этого мало, и мы изобразили на глазах зелёной и синей красками тени, а для пущей красоты чёрным подвели брови. Танька оглядела меня, себя в зеркало, решила – маловато, её широкая душа, паря в творческом экстазе, требовала, чего-то, более интересного.
– А ты видела этого принца Уэльского? А я видела в журнале. Он на фотографии сидит в большом кресле нога на ногу и курит, поэтому чтобы было похоже, ты будешь курить сигару. Сейчас мы возьмём тетрадный лист и скрутим из него папиросу.
Танька вырвала из тетради лист в клеточку и протянула мне.
– Э
Эх, жаль, табака нет, но можно попробовать поролон покурить, вон он между оконными рамами торчит. Пойдет?
– А то! – обрадовалась я оригинальной идее и новому занятию.
Выдрав поролон, раскрошив «табак», мы свернули козью ножку и быстро набили её доверху.
– Ты главное очки на кончик носа спусти и сиди себе покуривай с умным видом. Давай ещё тебе на плечи натянем папин пиджак и сделаем из полотенца с розочками тюрбан. Будешь принц Уэльский на приеме у индийского раджи.
– Ага! – обрадовалась я.
В папином пиджаке, с тюрбаном на голове, с накрашенными губами розовой масляной краской, я, как понимаю сейчас, являла собой устрашающее зрелище. Для схожести с принцем пришлось спустить очки с толстенными линзами на кончик носа, у меня с детства была сильная близорукость, подпереть одной рукой Эйфелеву башню-тюрбан, намотанный на голову, для пущей важности закинуть ногу на ногу. Сигара, накрепко прилипшая к масляной краске, браво торчала у меня изо рта. Танька сбегала на кухню за спичками, бодро чиркнула и поднесла горящую палочку к кончику сигары.
– Ну, давай, затягивайся! Вдыхай в себя воздух через сигару, – и я затянулась… Перед глазами возник огненный круг в котором летали яркие звёздочки, на ходу превращавшиеся в каких-то чёрных мух. В горле появилось ощущение удушья, а потом и вовсе ощущение отсутствия гортани. Через секунду лёгкие отказались принимать эту гадость, и я, начав задыхаться, закашлялась так, что Танька испугалась. Очки и тюрбан полетели на пол, мои глаза вылезали из орбит, а руки судорожно схватили собственное горло. Надо было бы, конечно, схватить Таньку за горло, но не до неё мне было, да и приличные манеры принца Уэльского не позволяли душить даму сердца, мы же не знали, что при горении поролон выделяет синильную кислоту.
Именно в этот момент в квартире раздался громкий настойчивый звонок. Я продолжала кашлять, а принцесса испугалась и побежала к двери, путаясь ногами в маминой каракулевой шубе.
На пороге стояла старушка, Танькина соседка по лестничной клетке. Бабушка, возвращаясь домой из магазина, почувствовала на лестничной клетке запах дыма, услышала удушающий кашель и решила проверить, что творится за дверями соседей. Увидев Таньку в каракулевой шубе, путающуюся в простынях, с размазанной масляной краской по лицу, соседка лишилась дара речи и глотнув воздуха, выпалила.
–Танечка! Чем это вы с подругой занимаетесь? Вот я вечером родителям расскажу, что вы тут вытворяете! Откуда такая вонь? У вас ничего не горит? А почему та девочка так сильно кашляет?
Танька с перепугу захлопнула дверь перед носом соседки и прибежала ко мне.
– Слушай! – заговорщически зашептала она, – давай её проучим. Как пить дать нажалуется. Вон она опять куда-то уходит, слышишь, у лифта шаркает?
Мы прислушались. Точно. Старушка села в лифт и поехала вниз. Тогда я спросила Таньку.
– А как мы её проучивать-то будем?
– Легко, – сказала Танька, – сейчас возьмем ножницы, подстрижем немного мамину шубу, она и не заметит, потом натолкаем мех в замочную скважину в её квартире. Она придёт, а ключик-то не вставляется. Вот.
Сказано – сделано. Мы вооружились ножницами, благо, их оказалось целых две пары и задумались, где лучше срезать мех, чтобы было не очень заметно.
Находчивая принцесса прошептала.
– Давай срезать по бокам под рукавами, и снизу можно, всё равно подолом землю мести.
Целый час мы дружно работали ножницами. Чихали, кашляли, подстриженный мех забивался в рот, нос, уши, глаза, прилипал к краске на наших лицах, но мы упорно трудились. Наконец, перед нами выросла приличная кучка меха. Мы быстро повесили шубу на вешалку в шкаф и приступили к исполнению мести. Всего десять минут потребовалось на то, чтобы булавками затолкать мех в замочную скважину и ещё пять на то, чтобы заткнуть оставшийся мех под дверь. Радость переполняла наши сердца.
Мы так старались, что опоздали в школу, и совсем забыли, про свои, перемазанные масляными красками, лица.
Вспомнив о школе, мы бросились в ванную, смывать краску, но, к нашему ужасу, высохшая краска мылу и воде не поддавалась. Тогда я вспомнила об ацетоне и бензине. Мама частенько оттирала юбку или брюки бензином, когда неудачно садилась на свежеокрашенную лавочку. Но в Танькиной квартире их не водились, поэтому решили оттирать краску одеколоном «Шипр». Краска оттиралась плохо, и через некоторое время в зеркале мы увидели две свекольные рожицы. Опустошив пузырёк одеколона, мы побежали в школу.
Вечером, как только я вернулась домой, состоялся страшный суд. Возмущённая мама вместе с негодующим и, держащим в руках солдатский ремень папой взяли меня под белы рученьки и повели на расправу к Танькиным родителям.
На кухне сидели господа присяжные заседатели: плачущая Танькина мама с подстриженной каракулевой шубой в руках, разъяренный папаша с масляными красками и хихикающая старшая сестра Ленка, косящая глазами на кучу грязных простыней в коридоре на полу. Посередине кухни стояла старушка – прокурор и обвинитель в одном лице. Как выяснилось позже, она вообще, не смогла войти в свою квартиру, и ей пришлось вызывать слесаря.
Нас с Танькой поставили в середину адова круга, и начался перекрестный допрос.
– Зачем стригли шубу? Кто мех в отверстие для ключа запихивал? Кто ведёт себя не по-пионерски? Кто простыни испачкал? Кто краски брал? Куда подевался одеколон и почему по всей квартире валяется жжёный поролон? И догадываемся ли мы с Танькой, кого сейчас будут прилюдно сечь ремнями?
Ленка ехидно хихикала. Мой отец вертел в руках орудие будущей расправы, а мама со слезами на глазах извинялась и перед соседкой, и перед Танькиной мамой. Вредная старушенция жаждала крови и настаивала на том, чтобы нас выпороли сейчас же, чтобы не повадно было в другой раз. Мы с Танькой рыдали в два голоса.
Пороть нас не стали, наказали другим способом: лишили общения друг с другом и прогулок на ближайшую неделю.
Прошло много лет. Мы выросли, жизнь раскидала нас в разные стороны, и лишь иногда накрывают воспоминания о нашем счастливом, весёлом, пионерском детстве.