Евгений пел с детства. Он громко орал в яслях, голосил в детском саду, с удовольствием ходил на все уроки пения в школе. Пение давалось ему гораздо лучше, чем остальные школьные предметы, даже физкультура. Частенько, придя домой, он вынужден был давать дневник отцу на подпись.
Далее следовала словесная расправа над нерадивым учеником:
– Русский – два, математика – два, физика – два... Физкультура, это уж ни в какие рамки… забыл форму – два! Растяпа! О! Пение – пятёрка… Господи! Этот дeбил ещё и поёт!
Сегодня Евгений Петрович выступал на сцене одного маленького московского клуба с песней. Песню он взял хорошую, не какую-нибудь чукотскую народную «Что вижу – то пою».
Вижу, зал небольшой, однако
Потолок черный-черный, как фрака -
Красным, желтым горят рамп глазницы -
Это мой выступленье. Красиво.
Ыыыыыыыыыыннн...
А любимую с детства. «Чуть помедленнее кони» Владимира Семеновича Высоцкого. Этого исполнителя Женя почитал и уважал не только за умные, сердцем пропетые песни, близкие каждому неравнодушному российскому человеку. Голоса у них были похожи. Петрович пел с хрипотцой, тщательно подражая своему кумиру.
К выступлению он готовился заранее и основательно. Не доверяя всяким звукооператорам, привёз чемодан собственной аппаратуры, микрофон, усилитель. Установил оборудование на сцене, и сел на первый ряд рядом со своей женой ждать, приглашения на сцену.
На сборном концерте, устроенном местной префектурой в честь дня города, каждый артист исполнял одну, максимум две песни. У Евгения всего-то одна песня, но зато какая! Он сидел и с тоской глядел на выступавших. Его жена, Люся, была совершенно счастлива, что её вывели в свет. Она радостно хлопала каждому исполнителю и кричала «браво». Отпел заунывным голосом какой-то мужичок с взъерошенной шевелюрой, в потёртом джемпере в шашечку, белёсых джинсиках и кроссовках, судя по манерам из грузчиков, которые в свободное от работы время поют под гитару песенки собственного сочинения. Следом на сцену выплыла престарелая опереточная певица, вынужденная от безысходности пробовать себя в шансоне. Гремя объёмным ожерельем и браслетами, она напоминала рождественскую ёлку. Закатив глаза, вероятно, думая, что выглядит театрально,– дама напоминала курицу, собирающуюся вот-вот снести яйцо.
О! Ещё одна, дама бальзаковского возраста из тех, кто молодится до последнего, лишь бы держаться на плаву. Странно было слышать тоненький голосок, вылетающий из недр объёмной фигуры. Наконец отголосив, «толстая пискля» громко объявила в микрофон его выход.
Евгений Петрович встал, посмотрел на жену взглядом полководца перед сражением, расправил пиджак, подтянул штаны, вышел на сцену включил свою аппаратуру, взял микрофон и запел. Зал охнул. Из недр его аппарата раздалась фонограмма с оригинальной аранжировкой. Настолько необычной, что слушатели не сразу поняли что это? То ли марш, то ли реквием. Женя делал её сам. Пропустив вступление песни, он громко «запел», не попадая в собственную фонограмму. Он ревел, точно медведь-шатун, потревоженный в берлоге охотниками:
– Чу-у-ть, пом-м-м-медлен-н-нее кони-и… Чу-у-у-у-ть помедленнее..
Раздался раздражённый выкрик:
– Чуть побыстрее! Пойте быстрее.
Но Евгений Петрович никого не слушал. Что они понимают в пении!? Главное – петь громко и доходчиво, со всею душой, а «рык» придаёт солидность и пугает молодых девиц.
Две девушки, сидящие за столом недалеко от сцены, громко зашептались.
– Ты не знаешь, кто его привёл? Это же ужас, как он поёт! Рычит, как недобитый кабан.
– Было бы у меня ружьё, я бы его пристрелила, чтобы не мучился, – громко зашептала вторая девица.
– Видимо своим пением он убивает время, – зашептала первая.
– Он выбрал страшное оружие, – отозвалась вторая.
Евгений грозно сверкнул глазами на девиц и окончательно отстал от фонограммы. Теперь он пел сам по себе. А капелла. Фонограмма закончилась, а Евгений Петрович ещё только допевал куплет, поэтому припев у него получился без музыки. Закончив рычать, он посмотрел в зал с видом рыцаря одержавшего победу. Жена встала во весь рост и восторженно начала хлопать супругу. Евгений Петрович слегка поклонился залу.
О чём-то шептавшиеся девицы, громко захлопали в ладоши и радостно выкрикнули хором «браво». «Курицы довольны», – удовлетворённо подумал Евгений расправил грудь и выдохнул:
– Тогда сейчас я спою ещё одну песню.
Девицы аж рты ладошками прикрыли и вновь яростно зашептались между собой:
– Что он нам собирается спеть? Прошляпин хренов, – но тут же смолкли, наткнувшись на испепеляющий взгляд жены Евгения Петровича.
И он без музыки басовито затянул со сцены:
У меня есть девчонка что надо,
Только с фейсом ей не повезло:
Её зубы, как у Маргарет Тэтчер,
Да и вес у неё сто кило.
Неожиданно в зале раздался треск, потом громкий стук падающего стула, а следом и звук плюхнувшегося тела. Один из зрителей, тучный юморист, слегка расслабившийся в буфете, развлекавший зрителей анекдотами до начала концерта, в попытке подпеть исполнителю активно заёрзал на стуле, и тот развалился.
Администратор концерта, выронил из рук программку, не выдержал и «турманом» взметнулся на сцену. Он вырвал микрофон у медведя-ревуна и громко объявил:
– Дамы и господа! Перерыв десять минут. Проветритесь, покурите и ...мы вас рады видеть снова!
Во втором отделении концерта администратор уже не радовал публику своей широкой улыбкой, да и певец куда-то исчез. Администратор брал в гардеробе пальто, тщательно прикрывая подбитый глаз. Певец мыл в туалете холодной водой распухающий кулак.
В целом Евгений Петрович был доволен сегодняшним концертом. Он ведь, как певцом стал? Где – в скулу, где – по макушке, а теперь поёт себе и поёт, прокладывая путь на эстраду силовыми методами. Пусть по одной песне, ну и что? Умные администраторы не пристают, пока жена на подхвате, а дуракам всё неймётся:
– Зачем вы поёте под фонограмму?
Тьфу! Я под водочку и сплясать могу! – Евгений Петрович усмехнулся.
– Талантливый администратор – тот, кто умеет выбрать «жертву» по своим силам. Не важно уметь петь, важно хотеть петь!