Экранчик устало мигает красным – сейчас почти девять утра. Хотя на самом деле «утро» - не то чтобы относительное понятие, а уже нечто вроде легенды, полуправды, которой тешат детишек, родившихся в новом мире и не знающих, что такое солнце. Раньше, когда ночь только наступила, ориентироваться было сложно: глаза не желали верить, что теперь так будет всегда. Мы бродили с фонарями и факелами и все равно натыкались на столбы и падали в ямы. А потом Миха, умелец, смастерил для нас очки ночного видения – это и по сей день одно из лучших его изобретений.
Сегодня я без них – глаза таки привыкли к темноте за долгих три года. Адаптировались. Я почти на месте. Мы условились встретиться на одной из городских площадей. Точнее, раньше это была площадь, а теперь здесь лесистая местность. Новые растения растут катастрофически быстро, не в пример прежним…
Здесь почти спокойно: ни звука, ни огонька. Даже ветра нет (хороший знак). Отличное место для начала сегодняшнего пути.
Ты подкрадываешься ко мне первый, и не успеваю я развернуться, как в затылок мне упирается дуло пистолета. Я поднимаю руки и жду. Ничего не поделаешь, таковы правила игры – неприятной, но полезной. Только так и докажешь даже лучшему другу, что ты – человек, теплокровный, у тебя одно сердце и 46 хромосом, и что это действительно ты сам сидишь в собственном теле.
Ты засек меня первым – тебе начинать.
- Так, давай по быстрячку: один вопрос, но зато на засыпку. Вроде не спрашивал еще… Вот, слушай: в чем я был одет, когда мы впервые встретились?
Ну ничего ж себе! Еще спроси давай, какая была формула из задачки в билете по метрологии, когда ты помог мне написать экзамен, и нас все равно обоих выперли из аудитории. Ну не помню я, Ленька, не помню, хоть убей. Хотя… можно попытаться.
- Ну, на тебе была куртка твоя любимая, та самая, которую Славик пошил… рубашка в клетку и джинсы черные. И кеды почему-то. Ну что, все правильно?
Ты вздыхаешь и не убираешь пистолет. Черт, неужели неправильно? Не стоило пытаться…
- Куртка эта у меня появилась только два года спустя – странно, что ты не помнишь. Угадала про одни кеды. А я весь этот день в деталях помню.
Ой, только не начинай мне его пересказывать! У меня уже руки устали, хочется, блин, обнять тебя и пойти уже вместе на разведку, а ты тут со своими вопросами дурацкими, и обидами к тому же.
- Как я тебе в любви признался, ты тоже не помнишь?
Я закрываю глаза. Сегодня явно не мой день. А ведь действительно не помню – я ж тебя тогда не любила, ты первый инициативу взял. Вздыхаю и мотаю головой.
- Ленька, без обид, давай что-нибудь другое, ну что ты, в самом деле, зачем поднимать эту тему…
Давление пистолета на затылок становится чуть сильнее. Я пытаюсь сосредоточить внимание на мнимом просвете в темно-оранжевых тучах. Кто знает, может, и дождусь я солнышка когда-нибудь…
Если собственный парень меня сейчас не пристрелит.
- Вопросы задаю я. И пока не получил ответа ни на один. Думаешь, я кайф от этого ловлю? Думаешь, меня прикалывает держать тебя на прицеле, а? Думаешь, мне приятно осознавать, что это можешь быть вообще не ты, а тварь какая-то? Блин, да лучше б ты меня вообще разлюбила, лишь бы человеком была!
Завелся-то как, несчастье мое…
- Лень, ну полно тебе, остынь… Не может человек все в памяти держать, сам понимаешь. Вот вспомни сам, как ты сдавал сопромат – всего два билета из сотни не выучил, не успел. А тебе как раз шестнадцатый и попался. А препод строгий был, сказал, мол, вытянешь другой – выше тройки не поставлю. Вот тройку-то ты и схлопотал.
- Ты мне зубы не заговаривай! Не верю! И не поверю, пока на мой вопрос не ответишь!
Ветка хрустит у тебя под ногами. Боже, какая глупость – стоим вдвоем посреди Ленинградского леса (бывшей Ленинградской площади), ссоримся, я у тебя на прицеле… А вокруг может быть кто угодно. Мы их в шутку окрестили «новыми русскими». И как бы мы ни храбрились, как бы ни шутили бесконечными ночами у костров, а ведь боимся! Живем в военном режиме – сон по часам, вахта, слаженная работа, у каждого свое задание. И еще эти допросы. Собственной тени верить нельзя.
А Ленька, ты ж ведь увлекся этим делом, прифанател, можно сказать. Вообще-то первым идею допросов предложил Колян. Он у нас всегда был конкретно повернут на всякой нечисти, тварях потусторонних, духах и всякой такой лабуде. Эти новые русские для него прямо подарком стали, он их изучать повадился, вон сейчас даже работу по ним пишет (и сколько бы Миха не высказывал ему, что бумага в дефиците, он и слушать ничего не желает). Маньяк! Так вот, собрались мы все однажды у костра, делиться ежевечерними новостями. А Колян возьми и скажи, мол, ребята, времена нынче страшные, не знаешь, кто тебе друг, а кто враг. Живем будто в сказке, тварей вокруг немеряно, каких человеческая фантазия не создавала. А самое ужасное – паразиты могут притвориться нами. Раньше это было только в кино, а теперь вот она, реальность – взяла нас за горло. Давайте, говорит, придумаем какие-то слова секретные, пароли…
В общем, Колян умница, не зря пересмотрел кучу дурацких ужастиков. Эх, как мы шутили поначалу, перекидывались цитатами, текстами песен, анекдотами, даже теоремами. А тебе, дураку, в голову взбрело старые обиды ворошить.
- Леня, это уже не смешно. Давай свой последний вопрос, я отвечаю, ты перестаешь мне угрожать, и мы идем уже на разведку. Столько времени потеряли, блин! И вообще, мне холодно, погрел бы хоть, любитель допросов… Лень, ау!
Ведь ты молчишь последние три минуты. Давление ствола на затылок ослабевает, и вот я слышу глухой удар – оружие падает в гнилые листья. Неужели наконец-то поверил мне? Давно пора…
Плавно поворачиваюсь и сразу же понимаю, что не хотел ты на самом деле пистолета выпускать, ой как не хотел. Ты смотришь на него, как на драгоценный камень, упавший в пропасть. А потом переводишь взгляд на свою руку – обычную, ничем не примечательную, с часами на металлическом ремешке, и вот ремешок лопается, и звенья падают на землю…
Кость ширится, растет на глазах. Рука молниеносно меняет форму. Но суставы не ломаются, не выкручиваются – просто растут, как будто им так и положено, как будто процесс эволюции ускорился в миллионы раз, и я наблюдаю за видоизменением облика человека. Наблюдаю, как загипнотизированная, нет – как завороженная, как героиня старой сказки, повстречавшая дивное существо в темном лесу.
Ты раздаешься в плечах, быстро растут новые кости, гребни, надбровные дуги. Крыльев нет, нет и хвоста. Глаза начинают светиться в темноте – не желтым и не красным, а так, сероватеньким. Часто моргая, они подергиваются прозрачным третьим веком.
Разошедшаяся по швам одежда свисает, как старая черная кожа. Жесткая грива устремляется на спину, ползет вдоль прямого позвоночника.
А шея – тонкая, подвижная, жилистая, да так и держится на ней маленький серебряный крестик. Сбоку пульсирует жилка. Миха всегда говорил – целься туда, не прогадаешь…
- Леня, родненький…
И, пока рот не превратился еще в клюв, я слышу, что ты успеваешь что-то сказать. Последнее слово перед перерождением – и это прозвище, которым всегда называл меня только ты. Секрет! Об этом никто не знает.
Все-таки Ленька!
А еще – теплокровный…
***
Десять утра, небо все так же в темно-оранжевых тучах, ветра нет, осадков не предвидится, уровень радиации для жизни неопасен. Идем на северо-запад. Кажется, ты прекрасно видишь в темноте. А вот передвигаться нормально еще не научился, не привык – постоянно чуть не падаешь. Да ничего, ничего, я держу.
Справа метров через четыреста – стоянка. Туда нельзя. Увидят тебя, откроют огонь. Попробуй им объясни, кто ты такой на самом деле – и слушать не станут. Командир рявкнет: «Пали!», и простимся с миром в одно мгновение…
А новые русские – так те на меня, на человеческое существо, набросятся. Есть среди них одиночки, а некоторые и стаями ходят – куда тебе одному меня защитить, на части разорвут, проглотят и не подавятся…
Нас никто больше не примет. Придется как-то выкарабкиваться самим. Блин, нужно с тобой поговорить, обсудить планы на сегодня, решить, куда идем, чем будет питаться, где оружие достать… Знаю, знаю, ты тоже многое хочешь мне сказать. Да не волнуйся, придумаем что-нибудь, найдем способ разговаривать, как раньше.
Жаль, что часы твои сломались, это ж я их тебе на день рождения подарила, помнишь? Еще жарко как было! Вообще славный был денек. Ну и бог с ними, с часами – у меня вон какие навороченные есть, тут тебе и время, и уровень радиации, и календарь, и еще куча всяких полезных примочек. Миха собирал.
Ну а теперь… прощай, Миха. И ты, Колян, прощай. И ты, Янка. Прощайте все, не увидимся больше, чужие мы теперь.
Зато у меня есть ты.
Дурной мой Ленька.
Моя любимая нечисть.