К празднованию Нового года все было готово. Или почти все. Холодец и сациви застывали в холодильнике, тесто для хачапури, накрытое полотенцем, подходило в кастрюле, разнообразные ингредиенты к салатам, отсвечивающие семью цветами радуги, ожидали своего часа "Х", пирожные, красиво разложенные на не менее красивых блюдах конца восемнадцатого века, по случаю приобретенные Машей на стихийном толчке возле Сухого моста, стыдливо выглядывали из-за оконных портьер, скрывавших, по мнению Нади, их местоположение от "любопытных взглядов". На хромированной плите, этом чуде двадцать первого века, выполнявшей столько операций, что простому смертному их всех запомнить невозможно было без определенного напряга всех своих извилин, что-то булькало, что-то пыхтело, что-то скворчало, а за прозрачным окошком духовки румянилась индейка, откормленная грецкими орехами и еще только вчера бегавшая в Абаше по двору, как божился продававший ее торговец, а теперь она, фаршированная рисом, яблоками, каштанами и всевозможными специями, возлежала на противне, как на царственном ложе, наливаясь соком и вкусом приправ.
Если вспомнить любимое выражение Машиной бабушки, все было "тип-топ". Можно было немного отдохнуть в ожидании предстоящей ночи, к которой большинство жителей нашей планеты относятся с благоговением и надеждой. Мгновение, которое является границей между двумя временными категориями, внушает мистическую уверенность, что вместе со скачком, совершаемым миром из года прошлого в год будущий, наша жизнь претерпевает такое же скачкообразное изменение, и все плохое, отрицательное, от чего хотелось бы избавиться, как по мановению волшебной палочки, подчиняясь магии необычности этого момента, останется в прошлом вместе с уходящим годом, а следующий начнется с нового листа и принесет только успех, счастье и чреду различных достижений. Подчиняясь этой полууверенности-полунадежде, загадываются желания, исполнение которых необходимо в наступающем году, записанные на бумажке, они сжигаются, а пепел, размешанный в бокале обязательного шампанского, выпивается под аккомпанемент двенадцати ударов курантов с мысленные повторением желаний в той же последовательности, в которой они были записаны на бумажке.
"И каждый раз мы надеемся, и каждый раз половина их не исполняется, но мы забываем об этом, потому что появляются новые желания и новые заботы, и в мыслях о них мы напрочь забываем о предыдущих, - размышляла Маша, которую в канун Нового года всегда тянуло пофилософствовать. - И все равно, Новый год – это самый любимый и самый желанный праздник, со всеми его волнениями и хлопотами. И мы будем четко, до мельчайших подробностей следовать ритуалу, выполнять порой смешные и нелепые предписания астрологов, заранее зная, что они нелепы и смешны, и не в них дело, а нас самих. Мы сами вершим свою судьбу, а не расположение планет или зверей в предстоящем году. Ну, а вдруг…"
В этот момент в ее мысли ворвался сперва настойчивый звонок в дверь, а потом и сам источник шума, прервавшего Машин экзерсис.
Эта была соседка Анжела, прозванная в народе "тайфун-Анжела" за свою неуемную энергию, сметающую на своем пути все и вся. Для нее не существовало в жизни никаких преград, но в том то и дело, что все ее начинанию чаще всего заканчивались ничем, потому что она обычно переключалась на что-то другое. В настоящее время она увлекалась астрологией, от общей картины мира перешла к частному и собиралась создать себе имя и скопить капитал составлением индивидуальных гороскопов.
Обежав Машину двухкомнатную квартиру и проверив все, что готовится к праздничному ужину, она ужаснулась:
- Как, у вас не будет на столе рыбы?! Фиш!! – повторила она, демонстрируя свои познания в английском языке, который в скором времени должен был стать вторым, если не первым государственным языком и знание которого вменялось каждому жителю страны.
- А причем тут рыба? – удивилась Маша. – Надя и так всего наготовила, что до Старого нового года хватит. И потом, ты же знаешь, она терпеть не может рыбу. А мне все равно, лишь бы самой не готовить.
Маша, уже заканчивая фразу, поняла, что не должна была ее произносить, потому что сама дала возможность Анжеле продемонстрировать свое новое увлечение, чем та и мгновенно воспользовалась, пустившись в долгие объяснения. Из ее пространной речи Маша только поняла, что, то ли Нептун находится в Козероге, то ли Уран приблизился к Рыбам, но на новогоднем столе обязательно должны присутствовать рыбы.
- Не важно, в каком виде, это на ваше усмотрение, но фиш обязательна! – заключила новоиспеченный астролог. – А не то …
- А не то, что будет? Чем твоя рыба лучше курицы или индейки? – удивилась Надя, вошедшая в комнату и не слышавшая большую часть астрологического прогноза. Маша даже испугалась, что Анжела начнет по второму кругу объяснять про Юпитера и Нептуна, но та коротко отрубила.
- Рыбы в этом году отвечают за семейное благополучие, а так как в этом доме две незамужние женщины, да еще одна на подходе, - сказала она, намекая на Нинку, шестнадцатилетнюю дочку Нади, - то вы просто обязаны об этом подумать. Кстати, если вам обоим на себя наплевать, то хотя бы пожалейте своих подруг, которые собираются отмечать этот праздник с вами. Если вы, курицы, собираетесь в одиночестве куковать оставшуюся жизнь, то они наверняка не планируют себе такую участь.
Недаром говорится, что наглость города берет. Такой напор и апломб поколебал обычно уравновешенных женщин, они переглянулись, и Надя сказала, что приготовит рыбу, если её привезут, так как она, обычно сама совершавшая все покупки, в данный момент не может отлучиться из-за занятости другими блюдами, требующими особого внимания. Впрочем, если Маша приглядит на кухне, то она смотается на базар.
Маша, не в пример большей части прекрасной половины человечества, терпеть не могла шопинг и все, что связано с этой увлекательной для других процедурой. Подруги подшучивали над этой ее особенностью, говоря, что бриллианты не ее лучшие друзья. А что она могла поделать, если даже в ювелирном ей становилось дурно, и через пять минут выскакивала из магазина, обмахиваясь платком.
Но готовить она тоже не любила. Не то чтобы не умела. Умела, и очень неплохо. Да и как она могла не уметь, когда ее родная бабушка была в их семье знаменитым кулинаром и могла из ничего сотворить нечто, от которого ее сотрапезники были в восторге. Просто Маша не любила это занятие и считала часы, проведенные на кухне у плиты потерянным из жизни временем. Сейчас мгновенно взвесив два нежеланных варианта, она из двух зол выбрала меньшее и согласилась пойти на рынок за рыбой. Нина, которая хорошо знала особенность особенности характера тетки и то, что Маша в последний раз была на базаре лет пять назад, да и то не в предпраздничный денно, вызвалась сопровождать ее, дабы та не потерялась среди озверевшей от вечного несоответствия цен и платежеспособности толпы.
- И не возражай, Маша, - безапелляционно произнесло это шестнадцатилетнее чудо с зеленоватыми глазами и длинными обтянутыми вечными джинсами ногами, готовое заниматься чем угодно, но только не уроками. – Ты там одна потеряешься.
В шестнадцать лет человек пребывает в уверенности, что все, кто старше двадцати пяти дремучие старики, требующие, чтобы их водили за ручку, иначе они просто пропадут из-за своей немощи и непонимания окружающей действительности. Маша, сама не так давно прошедшая через этот период и еще помнившая его особенности, не стала убеждать племянницу в своей компетентности и дееспособности, тем более, что вдвоем все-таки веселее выполнять столь нудное действо.
Надя была двоюродной сестрой Маши. Если точнее, родными сестрами были их бабушки. Но если Машина бабушка, Мария Филипповна была искусная повариха, то ее сестра, Надина бабушка, Юлия Филипповна готовить совсем не умела, даже больше – если она случайно заходила на кухню, от одного ее появления молоко сворачивалось, суп убегал, а жаркое подгорало. А Надя родилась с врожденной склонностью к стряпне и могла часами заворожено следить за манипуляциями бабушки Марии. В пять лет она уже знала секреты приготовления соуса "бешамель", в семь лет под присмотром своего кумира она в первый раз испекла торт, а десяти годам, когда родилась Маша, готовила для своей семьи. С годами ее умение только совершенствовалось, вот только работала медсестрой, так как заботы о слегших в постель сперва бабушки, а затем мамы, потребовали от нее профессионального умения.
Разница в десять лет между сестрами не мешала их нежной дружбе. Надя с первого дня опекала Машу и заботилась о ней. Машиной родной сестре Оле уже досталось меньше внимания, так как к тому времени, когда та родилась, Наде надо было заботиться о бабушке и матери, потом началась эпопея с замужествами, появилась Нинка, а с ней новые заботы. Оле по возрасту скорее была ближе Нинка-Картинка, прозванная так за свою красоту и схожесть с книжными красавицами, героями детских книжек. Они так и дружили парами – Надя с Машей, а Нинка с Олей, но все четверо любили и стояли горой друг за друга.
Череда мужей, переездов с квартиры на квартиру закончилась тем, что Надя вместе с дочкой вернулась в опустевший после смерти родных дом с твердой уверенностью отныне не пускать в свое сердце никаких представителей сильного пола и посвятить свою дальнейшую жизнь подрастающей дочери и любимой работе. Правда, было одно но. Ей больше нравилась работа кулинара, она считала ее творческой, требующей кроме мастерства еще и вдохновения и сравнивала с итогом работы художника, так как ее блюда по оформлению скорее напоминали законченную картину, или композитора, потому что послевкусие от таящего во рту хачапури или крохотных, на один укус мясных пирожков, навевало воспоминания о счастливом детстве и родительском доме, как старая мелодия, случайно ворвавшаяся в наши уши при переключении каналов телевизора или донесшаяся из открытого окна соседнего дома. Надя предприняла пару попыток устроиться поваром в ресторан, но в одном у нее попросили международный сертификат, во втором надо пройти обязательное тестирование на определение уровня логического мышления и знания английского языка, и Надя, которая с детства терпеть не могла любые экзамены, оставила все попытки и продолжала работать медсестрой в Арамянц-больнице, хотя и там периодически проводилась сдача тестов, но с этим она пока справлялась.
А вот с родительским домом произошла накладка. Старый тбилисский район, состоявший преимущественно из одно- двух-, редко трехэтажных домов, приглянулся инвесторам, которые как мухи на мед слетелись для строительства многоэтажек на этой бесценной земле. Взамен небольшого трехкомнатного домика Наде были обещаны две четырехкомнатные квартиры под ключ в новом красивом доме, построенном на том же месте. Надя с дочкой переселились в снятую и оплаченную подрядчиком квартиру. Но стройка застопорилась, подрядчик разорился, и Надя оказалась на улице. Вместе с ней в таком же положении оказались ее соседи и еще много людей, вложивших деньги в это строительство. Все они судились с фирмой-банкротом, но конца тяжбе и тем более удовлетворения оказавшихся без крова людей не было видно.
Так Надя с Нинкой-Картинкой оказались у Маши, потому что снимать даже крохотную квартирку на свою мизерную зарплату ей было не по силам. А Маша была и рада – все же вдвоем, точнее втроем веселее, тем более, что благодаря Наде вопрос приготовления пищи, самого скучного, по мнению Маши, занятия в мире, был снят с повестки дня.
У входа на рынок Маша и Нинкой поклялись не выпускать друг друга из виду и в крайнем случае держать мобильную связь. Базар оглушил своей многолюдность. Казалось, что это был огромный единый организм, состоящий из миллиона людей-молекул, находящихся в постоянном хаотическом движении. Он дышал, двигался, шумел, распадался на отдельные молекулы, а потом собирал их обратно. Он и Машу с девочкой мгновенно вобрал в себя, чтобы закрутить, лишить воли и подчинить своим законам.
Какое-то время Маша двигалась, стараясь краем глаза видеть Нину. Та, не испытывая никаких комплексов, уверенно пробивалась в толпе, оказываясь то впереди, то позади Маши.
Услышав в многоголосой толпе родную речь, Маша непроизвольно повела головой в ее сторону и прислушалась. Как крыса, повинуясь звукам дудочки крысолова, пошла она на эти голоса, даже не сознавая, почему она это делает.
Русский язык в последние годы усиленно "вымывался" из интернационального Тбилиси, в котором веками бок о бок с гостеприимными грузинами уживались потомки Навуходоносора и царя Давида, армянские ремесленники и азербайджанские зеленщики, немецкие колонисты и польские врачи, а еще чехи, венгры, французы, англичане, курды, езиды, украинцы и еще много и много представителей других народов и национальностей.. Поэтому на тбилисских улицах наряду с гортанной грузинской речью можно было услышать и украинскую напевную мову, и мингрельскую скороговорку, и армянский литературный язык, и своеобразный язык марнеульских азербайджанцев. И над всем этим вавилонским смешением языков и наречий звучал русский, служивший языком межнационального общения. Теперь же большинство русских покинуло страну, на процветание которой верой и правдой трудилось столько лет, а язык исчез сперва из официального употребления, потом из телепередач, кинотеатров, школьных программ, наконец, с улиц. Каждый раз для этого издавался полуприказ-полураспоряжение с соответствующим обоснованием невозможности употребления языка народа, мановением палочки, вернее декретом президента превратившегося из братского в оккупанта. И вот теперь русский остался только где-то в окраинных дворах и домах на полулегальном положении.
Маша языковых трудностей не испытывала – одинаково хорошо владела как родным русским, так и не менее родным грузинским. Кроме этого, благодаря бабушке-немке так же свободно владела немецким и неплохо английским, который изучала в школе. На работе и в общественных местах она преимущественного говорила на грузинском, с одноклассниками и однокурсниками – на какой-то невообразимой смеси грузинско-русско-английских слов, являющихся тбилисским молодежным сленгом, ну а дома, а также с родными и близкими в обиходе был только русский язык, так что нехватки в общении на родном языке у нее не было. Но сегодняшняя реакция на говоривших по-русски, показала, насколько её ушам не хватало этакого "русского фона", русской речи, звучавшей не для нее, но являвшейся неотъемлемой частью ее жизни.
Говорившие, а это была небольшая группа из трех мужчин и одной женщины, обсуждали качество приобретенной рыбы и достоинства блюд, которые из нее можно было приготовить. Особенно горячился невысокий худенький мужчина, в котором явно угадывался житель Авлабара, ему густым басом неторопливо отвечал высокий здоровяк с густыми вьющимися пшеничного цвета волосами и такими же густыми, но смоляными усами. Женщина вообще отмалчивалась, и было заметно, что к теме беседы большого интереса не испытывала. Третий мужчина, лет сорока-сорока пяти, среднего роста, чуть полноватый, но довольно-таки спортивный, с внешностью, о которой говорят "европейская", потому что с первого взгляда нельзя точно определить национальную принадлежность ее обладателя. К нему, как к третейскому судье апеллировали остальные члены компании.
Маша возликовала в душе, что случай вывел ее именно на людей, которые профессионально разбирались в вопросе, в котором она, мягко говоря, была не совсем компетентна. Набравшись мужества, а она воспитывалась в строгих правилах, что девушка из приличной семьи никогда не должна обращаться к незнакомым людям, тем более на улице, произнесла:
- Тысячу раз извините, но я случайно услышала, что вы знаете толк в дарах моря, а я в этом вопросе полный профан. Не могли бы вы уделить немного времени и помочь купить мне рыбу к новогоднему столу.
Её слова сопровождали умоляющий взгляд и самая лучезарная улыбка из арсенала, которым владеет любая девушка. Мужчины не могли устоять перед просьбой очаровательной девушки и галантно согласились, а женщина, оглядев Машу с головы до ног, фыркнула и отвернулась.
Компания направилась в близлежащий рыбный магазин. Но что ни отбирали "армянин" и "славянин", как их про себя окрестила Маша, третий "европеец" браковал. Их попутчица демонстрировала нетерпение и несколько раз постучала по часам. В конце концов, "европеец" сказал остальным:
- Вы езжайте, а я сам помогу девушке. Ну, милое создание, - обратился он к ней, когда его товарищи, послушав его, удалились. – Раз уж мы остались вдвоем и наши интересы на какое-то время сошлись, давайте познакомимся. Меня зовут Виктор.
Он произнес свое имя с ударением на последнем слоге.
- Виктор? – переспросила Маша, ставя ударение в привычном месте.
- Нет, Виктор, - повторил мужчина, акцентируя второй слог. – А вас как зовут?
- Мэри, - почему-то выпалила Маша.
Сказала и тут же прикусила губу, потому что из всех вариантов имени Мария, этот по отношению к ней никогда не употреблялся. Как ее только ни звали, кроме Маши – и Машутка, и Муся, и Маня, и Мурка, и Муля, и даже Мулине, но только не Мэри. Но Виктор не удивился – имя Мэри было довольно распространенным в Тбилиси.
Он повел Машу в другой ряд, где тоже был рыбный магазин. И тут откуда-то сбоку вынырнула Лариса.
- Как хорошо, что я тебя встретила, поможешь мне с покупками. Мне еще надо кое-чего купить, а сумки уже такие тяжелые, что руки отваливаются. Ты постереги их в стороне, а я пробегусь по рядам, - на одном дыхании протараторила подруга.
- Извини, Лара, потом-потом, мне некогда, - прокричала ей в ответ девушка, стараясь не выпускать из виду Виктора, который, ловко лавируя в толпе, пробирался к нужному им магазину.
Маша радовалась, что так легко и быстро отделалась от подруги, а еще, что ее не отвлекает обычно часто звонивший мобильник, видимо Нинка где-то рядом следует за ней, просто из-за толпы не может подойти ближе.
Виктор скрылся в магазине, девушка устремилась за ним следом, но в помещении мужчины не оказалось, видимо он сразу же вышел из второй двери. Маша зашла в соседний, но когда прочесала взглядом присутствующих, убедилась, что и здесь его не оказалось. Выйдя наружу, она услышала крики подруги, звавшей её.
Лариса стояла на пороге общественного заведения, которое раньше в народе именовали "Ме и Же", а теперь после перехода с кириллицы на латиницу перекрестили в "Уинстон Черчилль". Лара страдала хроническим, или как шутили подруги стоическим колитом, который приобрела в результате плодотворных усилий по превращению симпатичной пухленькой блондинки в эталон среднестатистической красоты "90-60-90". Желаемых сантиметров она добилась, но в довесок к ним получила болезнь, приступы которой настигали ее в самое неподходящее время и в самом неподходящем месте.
- Машка, скорее сюда, пригляди за вещами, - вопила Лара, не обращая внимания на окружавших их людей. Она всегда следовала девизу – "что естественно, то не безобразно", особенно в экстремальной ситуации.
Маша, поспешила на помощь к подруге, решив, что с Виктором разберется попозже. Поставив сумки Ларисы возле ног и облокотившись о стенку, она решила выяснить, где девочка. Полезла в карман за мобильником и тут же поняла, почему он молчал. Оказывается она впопыхах захватили старый, без сим-карты. Он при всем желании и не мог звонить. А ее мобильный со всеми номерами телефонов остался дома, включенный на подзарядку. Где теперь искать Нинку? Она наверно в панике, из-за того что не может дозвониться.
- Лара, дай твой мобильник, я, старая курица, свой забыла дома, - попросила она подругу.
- Возьми, он внутри в кармашке черной сумки, - ответила из кабинки Лариса.
Маша достала Ларискин телефон, тот оказался опять новый со всякими наворотами и прибамбасами. Телефоны был Ларисина слабость. Она их меняла постоянно, причем всегда оставалась в накладе, так как предыдущий продавала за полцены, а новый всегда дороже себестоимости, так как эта была новая модель. Подруги всегда уговаривали ее чуток подождать, когда цена упадет вдвое, она соглашалась с их доводами, но ни разу еще не смогла утерпеть, чтобы не купить новый понравившейся ей аппарат. Вот и сейчас Маша держала в руках очередное чудо техники, пока она разобралась в нем, ей показалось, что прошла вечность. Девушка набрала домашний телефон, чтобы попросить Надю позвонить дочери, чтобы та перезвонила Ларисе. Номера телефонов она наизусть не помнила, да и зачем их запоминать, когда под рукой электронная память. Наизусть она знала только домашние номера – свой, Лары и еще одной их общей подруги Ксюхи, и то потому, что их она помнила с доисторических времен, когда еще не было мобильников.
Дома трубку никто не брал. Видимо, Надя куда-то вышла. Маша начала паниковать. Она уже напрочь забыла про понравившегося ей Виктора, про рыбный заказ. Какой Виктор, какая рыба, когда в этой галдящей толпе потерялась маленькая девочка. Нинка в ее сознании из шестнадцатилетней, вполне самостоятельной и более находчивой и предприимчивой, чем она сама девицы, превратилась в трехлетнего ребенка, который толком не может объяснить кто он и откуда.
Подошедшую Ларису Маша встретила чуть ли не со слезами. Та быстро разобралась в ситуации, отобрала телефон и позвонила домой своему соседу Амирану, который по совместительству был мужем Машиной сестры, объяснили все Оле, та связалась с Нинкой и уже через пять минут Маша договаривалась с девочкой о встрече на выходе с базара.
- Как хорошо, Лара, что ты оказалась рядом, - успокоилась Маша. – Что бы я без тебя делала в этой ситуации, просто ума не приложу.
- Вот-вот, помни об том, кто твой лучший друг и никогда не отмахивайся от меня, когда я тебя что-то прошу, - не преминула напомнить Лара, а потом вдруг спросила. – Взгляни, это не тебе машет тот тип?
Маша проследила за ее рукой и увидела приближавшегося к ним Виктора, державшего в руках целлофановый пакет, из которого торчал рыбий хвост.
- Мэри, Мэри, - кричал Виктор, пытаясь обратить на себя внимание Маши.
- Ой, это же Виктор! – обрадовалась Маша. - А я про него совсем забыла.
- Какой Виктор? А почему он тебя называет Мэри? Ты что имя сменила? Ты уже не Маша? – закидала вопросами неугомонная подруга.
- Какая разница - Маша, Мэри. По мне, хоть горшком назови, только в печку не ставь, - отмахнулась девушка.
- Не скажи, а кто бедному Горшкову три года голову морочит, а замуж выходить не соглашается? – съязвила Лариса. – Чем он тебе плох? И красив, и не глуп, и при деле, а ты все носом вертишь. Как же, как же – мы, Уваровы не можем знаться с Горшковыми.
- Ты ничего не понимаешь, тут дело совсем в другом, - попыталась оправдаться Маша, но в этот момент к ним подошел Виктор.
- Мэри, где вы пропали? Как хорошо, что я вас нашел. А то я бы не знал, что делать с этим чудовищем, - сказал мужчина, протягивая Маше внушительный пакет. – Надеюсь, я вам угодил.
- Конечно, угодили, и не просто угодили, а спасли меня. Большое вам спасибо, - рассыпалась в благодарности девушка. – Сколько я вам должна за ваши мучения?
- Ничего вы мне не должны. И потом, какое же это мучение угодить такой красивой девушке, это удовольствие, а за удовольствие денег не берут.
- Ну, что вы, Виктор, - смутилась девушка, - как я могу принять от вас такой подарок.
- Молча, - пошутил мужчина. – Считайте, что это новогодний подарок.
- Все равно мне очень неудобно. Как мне отблагодарить за ваше участие, отзывчивость, наконец, за потраченное на меня, совсем постороннего человека время.
- А вы дайте мне возможность попробовать приготовленное из этой рыбки, чтобы успокоить и свою и мою совесть, что мое время было потрачено не впустую
- Конечно, приходите, - легко согласилась Маша, обрадованная тем, что их знакомство продолжится. – Только заранее предупреждаю, что готовить буду не я, а мама этого бесенка, - произнесла она, указывая на подошедшую с другой стороны Нину.
Надя в тот вечер превзошла саму себя. Ее искусство кулинара было выше всяческих похвал, которые расточали гости.
Через месяц она работала шеф-поваром в ресторане Виктора, а еще через три месяца он уговорил ее выйти замуж.
В сентябре состоялась свадьба Маши с Горшковым.
Но фамилию она оставила свою. Уварова.