Любовь и волки

Евгений Габелев
Любовь и волки

Надо любить женщин, а не думать о них. Потому что когда думаешь о них, то начинаешь думать не о них,  а о том, любят ли они тебя, и о том, кого они любят кроме тебя, и кого они любят вместо тебя, и с кем они всем этим занимаются, независимо от того, что они по отношению к тебе в это время чувствуют.

Мысли это чувства, доведенные до логического завершения. Чувства это мысли, кишащие в теле. Рожденные плотью и укорененные в мясе. Ощущения, соединенные со словами. «Я ее люблю» -  чувство. «Я ее люблю, и по этому буду делать вот это и еще вот это» - мысль. «Хочу есть» - голод. «Займусь получением хорошего образования, чтоб иметь хорошую работу и всегда быть сытым, занимаясь любимым делом.» - здравый смысл.

Здоровью предшествуеет выздоровление, любви — влюбленность, мышлению — свобода. Семя и взрослый организм не сущности, но этапы. Болезнь и заболевание — не разные вещи, а разные названия. Танец и танцор — не одно и то же, но и не два. Любовь и Ненависть это не агнец и лев, но один и тот же лев. Только в профиль. Страсть есть имя желания. Желание это желание изменений. Сменить голод на сытость. Открыть закрытую дверь. Сделать так, что бы картинка ожила. Или наоборот, остановить мгновение.

Почему есть день влюбленных, но нет дня ненавидяших? Или дня отверженных? Значит ли это, что им отведены остальные триста шестьдесят четыре дня? И разве это не одни и те же люди, но в разное время? А то и в одно. Особенно, если они не любят, а думают о любви. Когда вы любите зайца, вы его едите. А не думаете о сложности его жизненного пути и глубине ответных чувств к вам. И вам все равно, если вас за это называют волком.

Волки и зайцы

Для того что бы есть, не обязательно быть хищником. Волк ест зайца не потому что плохой, а заяц — хороший. И не от того, что ненавидит зайца. И даже не от того, что его любит. Просто так заведено. В отличае от христианина, едящего плоть бога своего и запивающего его кровью от великой любви к нему. Волк не верует в зайца. И вряд ли поклоняется ему. Да и заяц не верит в поедаемую им травку. Он вобще о ней не думает.

И трава не помышляет о зайце. А когда и помышляет, то ей же хуже. Ибо всякое бытие есть бытие-к-смерти, но совершенно не обязательно об этом помнить. Ведь если помнить, то у вас два выбора. Готовится к смерти или отменить ее. Второе есть удел богов. Первое же объединяет невротиков и мудрецов. Разница лишь в степени получаемого удовольствия. Невротик ненавидит смерть, а значит и себя, как смертное существо. И возможно, виноватое. Ведь невиновных не казнят. Во всяком случае, так его учили в детстве.

От того он не только ненавидит смерть, но и любит ее. Потому что любить, это значит хотеть. И не просто хотеть, а хотеть изменить по собственному произволу, образу и подобию. Обладать и владеть. Невротик есть мастер смерти. Поскольку точно такие же чувства он испытывает и к жизни, то приходится ему разрываться между двумя зайцами. От непрерывного разрыва он выглядит усталым и немножко странным. Хотя обычно удается их совмещать, будучи живым и мертвым одновременно. Для того надо жить так, словно не живешь. Любить так, словно ненавидишь. Нелюбить то что любишь.

Мудрый есть мастер жизни. Это волк. Он не ждет, пока заяц разорвется надвое, погнавшись за двумя зайчихами, а завтракает всеми троими. И прекрасно себя чувствует. Равно как и перед лицом смерти. Он не любит и не ненавидит ее. Она для него что трава для зайца. Умри ты сегодня, а я завтра. Главное не перепутать. Потому мудрость растет из внимательности, как любовь из грамотно наведенного макияжа. Зоркий глаз можно обмануть, но на третий день он замечает, что в темнице нет одной стены. Тогда его не догонишь. Ведь мудрость это не только неторопливость, но и скорость.

Зайцы и овцы

Овца это заторможенный заяц, склонный к соборности. И от того отчаянно нуждающийся в пастухе. На роль последнего приглашается специальный волк, выучившийся играть на свирели. Музыка услаждает, а община дает чувство общей судьбы. Для полного счастья не хватает национальной идеи. Ее отсутствие позволяет рассуждать об особой судьбе овцы и ее непознаваемой душе. Овцу рассудком не понять, аршином общим не измерить.

Тонкие ножки с атрофированными мышцами и мозгами подавляют мысль о стремительном беге. Есть места счастливые, но ей туда не надо. Ибо там обитают чудовища. Долг перед волком свят. Стыдно жить как заяц на воле. Овца горда отдать жизнь ради счастья волка. Он защитит ее в трудный час от надвигающихся со всех сторон полчищ тигров и слонов. Ведь нет для слона большей заботы, нежели денно и ношно злоумышлять против овцы. Ибо овца есть свет миру. Слон же, как известно, охотится во мраке.

Из поколения в поколение передаются легенды о могучем волке, защитившем солнце. Не раз дерзновенные слоны уже посягали пожрать его, и посягнут еще не раз. И наступит мрак, и прервется свет, и воцарятся бездуховность и царство наживы. И лишь могучий и славный волк не дает свершиться злодейству. Важно сплотиться вокруг него и не разбредаться кто-куда. Ведь овца это не только вкусное мясо и ценный мех, но и моральный пример миру. Так что, кормление волков есть дело чести и долг каждой уважающей себя овцы.

Иногда взглянуть на овец приходят зайцы. Они стремительны и любопытны. И очень важно сохранять бдительность, ведь под заячьими ушами скрываются острые слоновьи бивни. И лишь наивные юные овечки, обманутые пропагандой, не замечают того. Приходится их отдавать волку, ведь если твой глаз искушает тебя, то разбегись побыстрее да и наколись им на острые ветки. А если твоя овца искушает тебя, или в безумии мнит себя стремительным зайцем, то отдай ее тому, кто умеет ее есть. Ради ее же  пользы.

Овцы и любовь

Овца есть одно из немногих существ, познавших смысл жизни. Она предназначена в пищу. Тогда у нее два выбора. Знать это, или не знать. Неведенье — удел богов. У овец свои боги. Их величие в том, что бы принести себя волку на блюдечке. Смертию смерть поправ. Знать о своей участи означает гордиться ей. Придавать оправдание. Или стыдиться. Последнее есть болезнь овец-невротиков. Первое же делает овцу здоровой, тучной и счастливой.

Хорошая овца гордится своим волком и счастлива быть его едой. Ради него она блюдет себя в чистоте и остерегается упать в канаву и переломать ноги. Ее маленькое сердце полно верности и тихого счастья. Она любит когда ее едят. Но не любит говорить об этом. Если вы ее спросите, она не признается. И вообще, сущесствуют вопросы, на которые приличные овцы не отвечают. А приличные козлы их не задают.

От того молодые мужчины в своей компании любят называть женщин овцами. Они говорят: «снял овцу»... Вы пробовали «снять пантеру»? Попробуйте, и почувствуйте разницу. Но мужчины не любят говорить об этом. Если вы их спросите, они станут все отрицать. Есть вопросы, которые бесполезно задавать козлам. Тем более, мнящим себя волками. Впрочем, плох тот козел, который не мечтает стать волком. Еще хуже тот, кто им уже стал.

Вместе с клыками волк обретает голод. Это то, что овца называет «способностью любить». Зов желудка становится потребностью сердца. Сердце рождает свободу, свобода рождает мысль. «Я ее люблю, и по этому буду делать вот это и вот это...» Вой становится песней, а когти — резцом скульптора. Их взмах отсекает лишнее. Рассекает до кости, сдирая шкуру и обнажая плоть. Любовь есть пиршество. Дух это плоть, котрой мало себя. Мир это дух, решившийся попробовать все. Надо любить и пробовать, а не думать о том, зачем любить.