ГЛАВА 27
ВЕЛИЧАЙШЕЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
А потом, прямо во дворе, палачи сдернули со Спасителя голубой хитон, переодели ЕГО в короткую, красную одежду без рукавов, застегивающуюся на правом плече, водрузили на голову колючий терновый венок, а в руки сунули палку вме-сто царского скипетра. Под всеобщее улюлюканье стали из-бивать плетьми, имевшими по пять хвостов неравной длины. В конце каждого хвоста были прикреплены железные грузи-ла, чтобы рвать кожные покровы. Но и этого показалось изу-верам мало. Богочеловека за вздернутые руки привязали к столбу, дабы удобнее было хлестать по спине, груди, животу. Два дюжих живодера, сломав беззащитному пленнику пере-носицу, с усердием мясников колотили его по голове.
Господь молчал, но еле уловимые подергивания лицевых мышц говорили о том, что ОН терпит невероятную боль. На-род, наблюдая кошмарное зрелище, вопил от удовольствия.
– За что мне такое наказание, – плакала я, обнимая по-лумертвую подругу, – видеть страдания того, на кого при-выкла молиться?
– Любимый, – шептали пересохшие губы бедной Марии, – любимый…
Среди радующихся избиению, вероятно, были и те, кото-рым ОН когда-то помог...
– Неужели они не поняли, над кем издеваются? – рыдала я, чувствуя тошноту от вида побоища. – Неужели не ощутили божественную энергию, исходящую от НЕГО? Даже самого гнусного маньяка нельзя осудить на подобное, а то – Бог!
– Переоденьте его в свои одежды, – приказали мучите-лям фарисеи.
Стащив со страдальца багряницу, те же палачи натянули на божественное тело рваный голубой хитон, а в руки во-ткнули дубовый крест высотой в два с половиной метра. На нежную, залитую кровью грудь изверги повесили табличку с надписью: «Я – Бог».
– Он не Бог! – мерзко заголосили местные попы. – Сме-нить табличку!
– Прокуратор против, – послышались отдельные голоса из стада центурионов.
И тогда Сын Божий, шатаясь и падая под тяжестью ноши, пошел по гористой местности. За пределами города к шест-вию присоединились два приговоренных разбойника и пла-чущие женщины, одна из которых, пробившись через плотное кольцо стражников, вытерла идущему на смерть лицо своим платком. Высокий мужчина, по виду – земледелец, растолкав вооруженных до зубов насильников, выхватил крест у упав-шего Иисуса, чтобы донести его до места казни.
Голгофа была рядом. И тогда, повернувшись к толпе, бредущей за ним, Мессия с грустью проговорил:
– Дочери иерусалимские, не плачьте обо мне, но плачьте о себе и о детях своих. Потому что скоро придут дни, когда будут говорить: счастливы те жены, у которых нет детей. То-гда скажут люди горам: обрушьтесь на нас, и холмам: по-кройте нас.
– Какой позор, – прошептала стоящая возле приговорен-ного немолодая женщина в белых одеждах. – До сих пор так казнили только преступников, чтобы каждый иудей знал, что на кресте распят проклятый.
Наконец, процессия взобралась на гору. Магдалина висе-ла на моем плече, совершенно обесточенная. Я крепилась изо всех сил, хотя эти силы покидали и меня. Крест закопали в землю, поставив под него тумбу, к которой его прибили. Кра-сивые ноги Спасителя намертво приколотили к этой прокля-той тумбе, а руки, принесшие так много добра соотечествен-никам, к поперечной перекладине креста. Дикая боль лишь на мгновение исказила небесные черты Бога.
– Смотрите, смотрите, – забормотали зеваки, пропуская вперед ослепительно красивую женщину, – это – его мать.
Я оглянулась. Богородица стояла рядом со мной, расши-рившимися от ужаса зрачками взирая на своего сына, свою кровиночку.
– Нет! – заорала я, пробиваясь сквозь плотное кольцо мучителей. – Нет, ОН должен жить!
Кряжистый стражник ткнул мне в лицо огромный воло-сатый кулак, разбив в кровь губы.
– Вот дрянь, – прорычал он, – только подойди еще раз!
Божественная мать, отрешенно взглянув на неожиданную защитницу, протянула святую ручку с белым платком к мо-ему растерзанному рту.
– Изверги, уроды, маньяки! – кричала я, чувствуя горя-чее прикосновение металла к своим плечам. – Вы все подох-нете, а ОН будет жить. И ЕМУ будут молиться, потому что, Иисус – Бог и Сын Божий! Ад ожидает вас и проклятия на века вечные!
Град хлестких ударов обрушился на мою многострадаль-ную голову и моментально свалил наземь. Грубые сандалии замелькали перед глазами, целясь в рот, которым я изрыгала проклятия. Небо закружилось передо мной, превратясь в ма-ленькую, тусклую точку.
– Умираю, – успела подумать я, прежде чем окунулась в спасительную, манящую тишину, – умираю вместе с НИМ. За НЕГО. Какое счастье!
– Очнись, – попросил меня жалобный, тонкий голосок, – надо уходить. Очнись.
– Это качели, – порадовалась я, наслаждаясь ритмичны-ми колебаниями воздуха, – это – детство. Но почему так силь-но кричат?
– Землетрясение, – прорыдал кто-то над моим ухом, – вставай.
Я нехотя открыла глаза. Прелестная Магдалина стояла на коленях перед избитой подругой, вытирая кровь с моего лица подолом своего платья.
– Где Иисус? – не узнавая своего голоса, прошептала я.
– ОН умер, – заплакала Мария. – ЕГО снимают с креста.
– Кто? – попыталась я встать на ноги.
– Друзья, – отрешенно молвила несчастная. – Иосиф Аримафейский и Никодим.
– Мне нужно подойти к Христу! – поднимаясь на четве-реньки, прохрипела я. – Я должна видеть ЕГО!
– Пойдем, – подала мне нежную руку напарница.
Бездыханное тело Господа, обернутое льняной тканью, бережно нес на руках высоченный богатырь с темной оклади-стой бородой. Рядом, помогая поддерживать израненную го-лову растерзанного Спасителя, шагал мужчина небольшого роста.
Заставив подняться непослушные ноги, преодолевая штормовые порывы ветра, я побрела к тому, ради которого готовилась к смерти. Неверной рукой прислонилась я к пре-красному лбу усопшего, оттирая с него остатки драгоценной крови и смешивая ее со своей.
– Тебе плохо? – обеспокоено заглядывая в мои зрачки, поинтересовалась скорбная подруга.
– Очень, – стараясь не опрокинуться наземь, простонала я. – А где Мария?
– Она в пещере, в которой скоро погребут ее сына, – за-дохнулась от слез Магдалина.
Неожиданно яростный вихревой поток, взбешенный со-вершившимся злодеянием, повалил навзничь мое ослабевшее тело, поднял его вверх, и я стремительно полетела над темной горой – местом величайшего преступления человечества.
Меня кувыркало в воздухе, словно акробатку в цирке, но страха не было: безразличие к жизни отныне прочно посели-лось в моем растерзанном сердце. Безразличие к жизни и не-нависть к живущим.
Пролетев приличное расстояние, я плюхнулась в неболь-шую речушку, заросшую камышом. Вдоволь наглотавшись пропахшей тиной воды, я поплыла в сторону берега, возбла-годарив Бога за то, что умею плавать. Буря внезапно прекра-тилась. На высоком небе засияла полная луна, застрекотали цикады: природа безмятежно наслаждалась покоем, будто и не было страшного убийства. Выбравшись на довольно кру-той берег, я поняла, что замерзла и сильно проголодалась. Сняв промокшую одежду, я разложила ее на траве, чтобы подсушить на свежем ветерке.
Топот конских копыт и свет приближающихся факелов заставил меня натянуть непросохшее белье на онемевшее от холода тело и юркнуть в камыши. Всадники остановились буквально в двух шагах, разговаривая между собой на незна-комом мне языке, который я тоже прекрасно понимала.
– Русалка, говоришь? – слезая с лошади, переспросил мужчина с голыми ногами в нелепом одеянии от древнего итальянского кутюрье.
– Видел своими глазами, – не покидая насиженного мес-та, смущенно оправдывался юноша в забавной мини юбке.
– А мы сейчас ее поймаем, – закатывая белые одежды за пояс, засмеялся ловец русалок.
– К чему прятаться, – вылезая из укрытия, подумала я, – без людской помощи мне не выжить.
– А, вот и она, – обрадовался охотник за привидениями. – Кто ты, красавица?
– Подруга Праведника, – стараясь не стучать зубами, с гордостью продекламировала я.
– А-а-а…, – раздосадовано протянул древний римлянин, – Тогда ты поедешь со мной.
– Куда? – напряглась я.
А впрочем, мне все равно! Я хочу находиться рядом с Иисусом! Возможно, смерть приблизит меня к НЕМУ.
– Увидишь, – буркнул мужик и, не тратя времени даром, небрежно закинул меня на лошадь.
Скакали мы недолго. Въехав в Иерусалим, предавший своего Бога, мы обогнули здание храма, чтобы повернуть на-право; и оказались там, где совсем недавно избивали Христа. Роскошный дворец римского наместника, не мучаясь от уг-рызений совести, спокойно почивал, наслаждаясь снами, ко-торые милостиво посылал ему всемогущий Отец казненного.
– Переодень ее в сухое белье, Ребекка, – приказал по-путчик выбежавшей на шум женщине, – а завтра скажи про-куратору и жене его Прокуле, что она здесь.
– Хорошо, – повиновалась рабыня.
Огромные комнаты дворца были пустынны и холодны. Служанка завела меня в какой-то темный закуток, раздела до-гола, уложила в мягкую постель и накрыла теплым шерстя-ным одеялом. Мне вспомнилась Онорина. Где она сейчас? Наверное, думает, что я погибла. А я вот живу, несмотря на отчаянное желание умереть.
Утро пришло внезапно. Шумно распахнув скрипучую дверь, бесцеремонно вошла Ребекка, положила на постель бе-лоснежное тканое платье и попросила одеться, чтобы немед-ленно пойти за нею. Широкие, светлые коридоры дворца прокуратора подпирались массивными колоннами, полы, ис-кусно покрытые разноцветной мозаикой, чрезвычайно сколь-зили. Несколько раз я упала, но, игнорируя ссадины на коле-нях, с достоинством предстала перед круглолицым мужчиной и его царственной женой. Они горделиво восседали на вели-чественных тронах и с интересом наблюдали за мной.
– Мы рады видеть подругу праведника, – после неболь-шой паузы заговорил хозяин дома.
– Избавившись от Учителя, вы принимаете у себя уче-ницу? – вздрогнула, как от пощечины, я.
– Я не мог пойти против воли народа, – поморщился Понтий Пилат. – К тому же, Иисус называл себя царем, но нет в Иудее царя кроме Ирода Антипы.
– Христос – Спаситель и Царь царей! – не сдержавшись, закричала я. – ОН – Властелин наш небесный!
– Почему же тогда Спаситель не спас себя? – взметнул порыжевшие на солнце брови римский наместник.
– Своей кровью Сын Божий хотел искупить грехи чело-вечества! – всхлипнула я.
– Странный способ искупления грехов, но, тем не менее, Иисус мне очень понравился, – беглая улыбка слегка тронула жесткие губы прокуратора. – Вероятно, есть в нем что-то бо-жественное.
– Накануне я видела сон, – вмешалась в разговор царст-венная Прокула. – Погибший праведник в золоченых одеждах и нимбом над головой, коленопреклоненный, стоял перед че-ловеком, излучающим свечение. Тот человек был в несколько раз выше Иисуса, он благословлял Христа, называя сыном своим. Утром я слезно умоляла супруга пощадить пленника, но муж мой не смог спасти его. Зато предатель убит.
– Иуда уже повесился? – чувствуя дрожь в коленках, прошептала я.
– Иуда? – стремительно встал с места Пилат Понтий-ский.– ЕГО ПРЕДАЛИ ВСЕ, КОГО ОН НАЗЫВАЛ ДРУЗЬ-ЯМИ.
– Но именно с вашего позволения стражники издевались над Богом! – сжала кулаки я.
– Я приказал не дробить ему колени во время казни, не продлевать его мучения, – покачал головой римлянин, – велев дать испить уксуса вместо вина.
– И на том спасибо, – горько усмехнулась я. – Где сейчас тело Господа?
– Члены синедриона похоронили Его в склепе Иосифа Аримафейского, – внезапно оживилась Прокула. – Муж рас-порядился выдать им прах несчастного.
Почувствовав острую боль в лодыжке, я без разрешения царственных особ присела возле небольшого фонтанчика, огороженного мозаичной оградой и нечаянно взглянула на свое отражение в воде: странным образом кровоподтеки ис-чезли, уступив место нежной, здоровой коже.
– Любуешься собой? – прокомментировал мое поведе-ние прокуратор. – Кстати, я могу устроить будущее подруги Иисуса, дав за ней неплохое приданое.
– Не надо, – вставая на ноги, грубо оборвала я итальян-ца, – мне ничего не надо.
Развернувшись на скользком полу, обругав про себя ме-стные компании, занимающиеся отделочными работами, я, провожаемая удивленными взглядами могущественных вла-дык маленькой Иудеи, удалилась с гордо поднятой головой.
ГЛАВА 28
КОМЕДИАНТ
В городе праздновали Пасху. Толпы торжественно оде-тых людей шатались по узким улочкам чистенького, ухожен-ного Иерусалима.
«Если бы не вездесущий песок, тротуары бы блестели, как в современной Европе», – с интересом оглядываясь по сторонам, подумала я.
Да, настоящее казалось фантастикой, но в столице древ-ней Иудеи имелись в наличии туалеты, общественные бани, водопровод, стадион и даже летний театр.
– И это в первом веке нашей эры! – почему-то вспоми-ная загаженные подъезды российских городов третьего тыся-челетия, с завистью вздохнула я.
С любопытством осмотрев местные достопримечательно-сти, я устало присела на краешек скамьи в маленьком уютном скверике. Было жарко и хотелось пить.
– Ах, какая красавица, – совсем по-кавказски прицокнул языком широкоплечий, темноволосый мужик в серых одеж-дах. Симпатичное лицо его с синими очами и аккуратным прямым носом показалось мне крайне безобидным.
– Вы спокойно можете флиртовать с женщинами после того, как предали страшной казни своего Бога? – с презрени-ем подвергая анализу самодовольную физиономию обаятель-ного незнакомца, холодно заявила я.
– Я – всего лишь комедиант, а потому не принимал уча-стия в экзекуции, – спрятал от меня вспыхнувшие недоволь-ством глаза незнакомец.
Судя по одежде, это был итальянец: серая туника и крас-ный плащ, скрепленный на плече блестящей пряжкой, под-черкивали принадлежность мужчины к непобедимой Римской империи.
– И то ладно, – злобно усмехнулась я. – Тем не менее, напрасно вы кичитесь своим происхождением. Ваши нацио-нальные армии нагло захватили огромные территории, пора-ботили свободных прежде людей и сделали их несчастными. У нас тоже был «герой» наподобие вашего Тиберия, звался тот «герой» Гитлером.
– Тише, тише, – перешел на шепот новый знакомый. – В Иерусалиме нельзя ругаться: сеньориту могут арестовать. А где это: у вас?
– В России, – с пронизывающей болью вспоминая роди-мые пенаты, печально обронила я.
– И где находится эта Россия? – приоткрыл рот любо-пытный собеседник. – Никогда не слышал о таком царстве. Кстати, император Гитлер тоже любит мальчиков?
– Каких мальчиков? – ахнула я.
– Хорошеньких, – хихикнул комедиант.
– Тьфу ты! – сердито сплюнула я на мостовую – Почему Мадим не забирает меня отсюда?
– Какой Мадим? – переставая веселиться, насторожился римлянин.
– Мой друг, – невольно вздохнула я. – Или был им.
– Странное имя, – озадаченно протянул мужик. – Кста-ти, меня зовут Фарий Ставр. А вас?
– Алиса Смирнова, – отрешенно представилась я.
– Звучит необычно красиво! – широко улыбнулся Фа-рий. – А где вы сейчас живете, Алиса?
– Нигде, – пожала плечами я. – Следующей ночью мне негде будет приклонить голову.
– Но это же здорово! – просиял господин Ставр. – Чрез-вычайно хотелось бы видеть вас комедианткой!
– Этого мне только не хватало! – хмыкнула я. – Хотя … на моей родине артисты – одни из самых богатых и почитае-мых людей.
– Благодарение бессмертным богам, я немедленно пере-бираюсь в вашу замечательную страну! – возрадовался пора-женный известием собеседник. – Солнценосный кесарь Гит-лер не будет против моего приезда?
– Не будет, – милостиво предоставляя итальянцу преда-ваться несбыточным мечтам, фыркнула я.
– Сеньорита Алиса! – внезапно опомнился новый знако-мый. – Сейчас начнется веселое представление с моим уча-стием, а потому я приглашаю вас посмотреть его!
Шустро вскочив с насиженного места, обнадеженный ар-тист потащил меня к летнему театру, смахивающему своими формами на стадион. Усевшись в первом ряду, я с любопыт-ством осмотрелась по сторонам. Если судить по облачению, то меня окружали одни римляне, но кое-где кучковались и продвинутые иудеи.
Вездесущие представители сильного пола, напялив на се-бя маски, залихватски играли женские и мужские роли. Об-жора Макк, хитрец Буккон, похотливый старик Папп и шар-латан Досеен всячески соревновались между собой в тупо-умии. Затем на арене появился мим с пантомимой и сольным танцем. Зрители громко зааплодировали.
– Наша жизнь – фарс! – раздвинув ноги, бодро выкрик-нул Фарий, а потом надломился в талии и птицей взлетел в воздух, выделывая бескостными конечностями замысловатые кренделя.
Немолодой лопоухий толстяк, неуклюже подражая экс-центричному акробату, кулем свалился на желтый песок сце-ны, вызвав одобрительный смех у профанов, возомнивших себя истинными ценителями искусства.
– Какая гадость эта ваша заливная рыба! – прорыдала я, обратив на себя внимание молодого человека, одетого в во-енную форму, на груди которого блестел серебряный панцирь с изображением солнца.
– Что вы сказали? – удивился солнценосный господин. – Вы любите рыбу?
Так как желания обсуждать с навязчивым дилетантом не-сравненное творчество Эльдара Рязанова у меня не было, я возмущенно взмахнула ресницами и отвернулась.
– Сеньорита любит рыбу? – продолжал допытываться бравый вояка. – Кстати, сейчас ваш покорный слуга едет к морю, чтобы отбыть на корабле из этой варварской страны в Грецию, а затем и в великий Рим. По вкусу ли красотке такое путешествие?
– Не по вкусу, – показав зубы, огрызнулась я. – За кого здесь меня принимают?
– Не хотите прокатиться со мной, Квинтом Курионом? – возмутился назойливый сосед по скамейке.
– Не хочу, – обозлилась я.
Теперь уже он сверлил меня прищуренными стальными глазами.
Отвратительное шоу внезапно закончилось. Чрезвычайно довольные нелепым представлением, оживленные зрители неохотно встали со своих мест и неторопливо направились к выходу.
Я страшно хотела пить и задыхалась от невыносимой жа-ры. Найти Магдалину в незнакомом городе не представлялось возможным, а потому я решила идти к месту казни. Слава Всевышнему, Иисус должен воскреснуть, а ОН не бросит че-ловека в беде.
– Вас вызывает Мадим, – сообщил Фарий, вырастая из-под земли.
– Мадим? – оглядываясь по сторонам, заволновалась я. – Где он?
– Во дворе дома напротив, – бесцеремонно хватая мою руку, неестественно улыбнулся комедиант. – Пойдемте!
Вскочив на непослушные ноги, я поняла, что необычайно устала.
За забором никого не было, только пара голоногих солда-тиков о чем-то переговаривалась между собой.
– Хватайте иудейку! – зычно скомандовал кто-то за моей спиной. – Мешок на голову!
Цепкие лапы взбесившихся жмуриков набросили на меня что-то невыносимо толстое, а затем скрутили веревками и грубо закинули на горячую лошадиную спину.
– А теперь, вперед! – победно проорал тот же проклятый голос. – Едем к морю!
Я задыхалась от жары и резкого конского пота, прокли-ная всех на свете мужчин, кроме единственного, того, кого распяли. Похищение проходило по одному и тому же сцена-рию. Сначала зазывали жертву в укромный уголок, накиды-вали ей на голову вонючий мешок и мчали ее на лошади пря-миком к цели. На этот раз целью был корабль, на котором пленницу насильно отправляли в далекое путешествие, а в качестве кого, не трудно было догадаться. Рабыней Алисе Смирновой быть еще не приходилось. Мадим же исчез, слов-но никогда его и не было.
Тряслась я бесконечно долго, или мне это только показа-лось. Томный гул приближающегося моря мог вдохновить кого угодно, только не пленного раба.
– Опускайте иудейку! – приказал кому-то знакомый ба-ритон. – Несите ее в трюм.
Мерзко смеясь и гортанно переговариваясь между собой, меня потащили вниз.
– Славненькую пташечку поймал Курион, – визжал от натуги один из грузчиков.
– Красивы женщины в этой дикой стране, – соглашался второй.
– Осторожнее, не помни входной билет на судно для Ставра, – хихикал первый.
«Ах, вот что: не прельстившись богатством и славой в России, комедиант продал почти незнакомую женщину, что-бы оплатить свой проезд до Рима», – поняла я.
Двое мужчин забросили «пропуск» в столицу империи на что-то жесткое и сняли с лица мешок. Комната, в которой я оказалась, была так мала, что в ней мог поместиться, пожа-луй, лишь один человек. Но вскоре явился тот, кто претендо-вал на соседство.
– Ты – моя рабыня, – с ходу заявил он, – но можешь стать и возлюбленной. Если захочешь.
– Возлюбленной рабыней? – с ненавистью рассматривая похитителя, переспросила я.
– Любовницей, – после небольшой паузы поправился античный жулик.
– И господин даст мне свободу? – горько усмехнулся «билет» до Рима. – Но я – свободная женщина!
– Мы, самая великая в мире нация, захватили пол-Земли, да и твою родину тоже, – похвастался Курион.
– Хайль Гитлер! Знаю, – вздохнула я, – у вас натураль-ная арийская кровь.
– Какая? – не понял Квинт.
– Голубая.
– Кровь у всех красная, презренная рабыня! – мгновенно завелся древний фашист. – Или ты наслушалась проповедей того сумасшедшего иудея, который ходил по вашей варвар-ской земле, таская за собой толпы бездельников?
– Римская империя станет самой ревностной поклонни-цей его проповедей, – покачала головой я.
– Откуда ты это знаешь? – с подозрением покосился на меня похититель. – Не изображай из себя пророчицу.
Он потянулся крепким телом уставшего воина, сделал шаг и оказался у моей постели.
– Раздевайся, – переминаясь с ноги на ногу, прорычал Курион.
– Обойдешься, болван, откушу нос, если приблизишься, – вспыхнула от негодования я.
Насильнику мое обещание не понравилось, тем не менее, сменив гнев на милость, он рывком свалил свою тяжелую тушу на скрипнувшую от возмущения кровать и с ненасытно-стью изголодавшегося тигра принялся облизывать неласко-вую «грязную иудейку».
– Ай! – заорал римлянин, когда мои зубы впились в мя-коть его соленой от пота великодержавной ладони. – Плебей-ка, иерусалимовская шлюшка!
Яркая кровь фонтаном брызнула из зияющей раны и оро-сила мое разъяренное лицо.
– Метробий! – корчась от боли, фальцетом завопил ра-неный. – Метробий!
Послышались тяжелые шаги, и светловолосый великан, упираясь головой в потолок, появился в проеме двери кро-хотной каютки. Обнаружив свернувшегося в позе эмбриона, окрашенного в революционный цвет высокомерного госпо-дина, богатырь молча взвалил его на плечи и удалил с моих ненавидящих глаз.
В животе заурчало. Припомнив, что не ела и не пила уже больше суток, я с радостью подумала о том, что Христос ско-ро должен воскреснуть. Или уже воскрес. Надобно бы внима-тельнее перечитать Библию!
В дверь нерешительно постучали, и в комнатку, играю-щую роль темницы, ввалился корабельный Илья Муромец, тот самый, утащивший несостоявшегося любовника «иеруса-лимовской плебейки».
– Ты, наверное, проголодалась, деточка? Помойся и по-ешь, – проворковал он и поставил передо мной кувшин с во-дой и миску с коричневым варевом, оказавшимся вполне съе-добным.
– Спасибо, очень вкусно, – напившись досыта и смыв следы преступления, я мгновенно проглотила похлебку, а за-тем поблагодарила доброго самаритянина. – Что со мной со-бираются сделать?
– Отправят в качестве подарка самому императору, – почему-то загрустил Илья Муромец, – Тиберий любит подар-ки. А теперь спи.
Заботливой рукой накрыл меня Метробий одеялом, по-отечески погладил по голове и вышел. Но капризный сон не шел к несчастной пленнице, игнорируя ее страстные призы-вы. Неожиданно завыл ветер, и судно затрясло так, что я, словно заправский спортсмен, стала совершать невообрази-мые прыжки без помощи всяческих мудреных приспособле-ний, вроде батута. Наверху затрещала мачта. Еще сильнее за-скрипели в уключинах весла невидимых гребцов. Зазвучала резкая команда, заиграла флейта, и свист кнутов надсмотр-щиков обрушился на спины людей, от которых зависели дра-гоценные жизни свободных пассажиров. Рев моря наводил ужас. Казалось, под громовые раскаты разверзлась бездна, готовая поглотить нас в любой момент. Застонала стена, от-деляющая меня тонкой перегородкой от воды, я закрыла гла-за, призывая на помощь Прекрасного Принца.
Через мгновение воцарилась оглушающая тишина. Радо-стно переговариваясь, наверху забегали десятки ног; глухой, пропитый голос заорал глупую песенку:
– Для моряка весь мир не в грош,
Другое дело – кружка,
А к ней, чтоб было веселей,
Хорошая подружка.
– Ты жива? – поинтересовался Метробий, заглядывая в каюту к будущему подарку императору. – Мы чуть не погиб-ли в пасти Сциллы и Харибды, но Посейдон сжалился над судном.
– Над ним сжалился Иисус, – унимая бешеное биение сердечка, прошептала я.
– Кто такой Иисус? – спросил великан, великодушно протягивая мне разбавленное вино. – Не тот ли праведник, которого пожалел Пилат Понтийский?
– Да, – вспоминая Великого Страдальца, заплакала я.
– Не плачь, – неожиданно погладил меня по плечу доб-рый моряк, – не плачь, тебе не будет плохо у Тиберия.