ГЛАВА 4
В ОБЪЯТИЯХ СНА
Светало. Массивные деревянные двери, эти два неумолимых великана – близнеца надежно закрывающих Тамирену от всего окружающего мира, в предрассветной мгле имели вид особенно грозный и устрашающий. С внешней их стороны несли свою вахту два стражника. Один из них, явно утомившийся от долгой бессонной ночи, прислонившись спиной к стене, дремал без всякого стеснения. Второй же, напротив, не проявляя никаких признаков усталости, нетерпеливо переминался с ноги на ногу, все время вглядываясь куда-то в даль.
- Когда, наконец, эта чертова повозка приедет! – воскликнул он, досадно хлопнув рукой о древко своего копья. – Наша смена уже подходит к концу, а ее все нет!
- Ничего, приедет, никуда не денется, - лениво ответил второй, зевая во весь рот. – Смена закончится, и мы пойдем спать независимо от того, приехала она или нет.
Но тот, похоже, и не думал обращать внимание на разумные рассуждения своего напарника, все также не спускал глаз с дороги, осыпая нерадивого возничего крепкими ругательствами.
- Вздуть бы его хорошенько за такое халатное отношение! – совсем разгорячился он.
Эти слова заставили другого стражника моментально проснуться.
- Даже не думай, Улаф, а то я тебя хорошенько вздую! – пригрозил он и продемонстрировал внушительный кулак. – Не собираюсь я больше отвечать за твои выходки, мне прошлого раза за глаза хватило. Тупоголовый задира, вечно натворишь делов, а спрашивают ведь с нас обоих! Вон она твоя повозка! Между прочим, почти что вовремя!
Из-за угла действительно вывернула большая деревянная повозка, груженная множеством бочек всевозможных размеров. Правивший ею возничий был укутан в длинный черный плащ, как и все воины Тенгилла, черты его лица тонули в полутьме капюшона.
- Рука Дающего да не оскудеет! – громко огласил он пароль, достигнув ворот.
Тот, кого назвали Улафом, смерил прибывшего с ног до головы угрюмым взглядом, словно свирепый тигр, которому наброситься на свою жертву мешают прутья собственной клетки.
- Что-то я тебя раньше не видел, - недоверчиво проговорил он, не сводя глаз с невозмутимого лица возничего.
- Как-будто ты раньше приглядывался, - быстро вклинился второй.
Он угрожающе глянул на напарника, и тот нехотя отошел от своей неудавшейся жертвы, процедив сквозь зубы «мы еще встретимся», громко стукнул два раза в маленькое решетчатое окошечко. Залязгали запоры и замки, тяжелый деревянный засов, шириной почти в два локтя, медленно и неохотно пополз со своего места; высокие ворота сонно дрогнули и, поскрипывая, раскрылись вовнутрь. Через открывшееся пространство в гнетущую тьму ворвались первые лучи восходящего солнца. Возничему было велено проезжать, и он, понукая вожжами свою лошадь, издевательски махнул рукой хмурому стражу, прикрыл глаза рукой от яркого света и въехал в долину. Улаф же провожал его взглядом до тех пор, пока их не разделили закрывшиеся ворота.
Несмотря на ранний час, жизнь в долине уже кипела вовсю. Первыми перед глазами возничего предстали кукурузные, картофельные, капустные и другие поля, на которых уже без устали трудились люди, словно они вовсе не уходили от сюда. Следом за ними бескрайним полотном раскинулись поля пшеничные и ячменные, переливающиеся на солнце золотом и бронзой. Дух захватывало от открывшегося великолепия, и тогда мысль о том, что местные жители частенько недоедают в таком богатейшем краю, казалась просто абсурдной. Однако это было именно так. Все эти несметные богатства лишь в жалких крупицах доходили до тех, кто их заботливо выращивал, львиная же доля доставалась тем подобиям людей в длинных сумрачных одеяниях, что постоянно снуют здесь без дела, раздавая только приказания, да удары плетью. Возничий, покосившись на работающих, на их натруженные спины, на слабые дрожащие руки, тяжело сглотнул и поехал дальше.
Вскоре показались отдельные дома, тонущие в цветущих деревьях и клумбах, вокруг домов пестрой каруселью расходились множество грядок с овощами и зеленью; кое-где виднелись прозрачные купола теплиц. И чем дальше по дороге, тем чаше вся это картина повторялась, дома вскоре стали совсем теснить друг друга, оставляя между собой лишь узкие тропки. Это верный признак того, что город уже близко. Тамирена представляла собой причудливую путину, где все дороги постепенно сходились в ее центре – своеобразной столице этого необычного государства. Но столица эта не имела никакого названия, как, собственно, и четких границ, просто сельский пейзаж плавно переходил в городской, исчезали все признаки скромной деревушки, уступая место лавкам и магазинам, а тропки превращались в мощеные улочки. Край земледельцев жил бок обок с краем ремесленников и торговцев. И жили они дружно, не враждуя и не соперничая, даже наоборот, такое соседство, определенно служило им всем на благо, на общее совместное благо. Секрет такой дружбы был до смешного прост, – каждый человек уникален, как и его труд. Следовательно, ни о каком соперничестве не могло быть и речи. Как можно сравнивать, например, лютню и флейту? Они столь же непохожи друг на друга, сколь и прекрасны, сравнивать их до смешного глупо. Они не соперничают друг с другом, но, играя в унисон и дополняя друг друга, создают самую прекрасную музыку. Если это справедливо в отношении бездушных инструментов, то, тем более применимо к мыслящим людям, и все тамиренцы с детства были научены это простой, но важной истине. Это был их образ мышления, их девиз, их закон, с древних пор защищавший страну, как от междоусобных ссор, так и от внешних воин. Поэтому Тамирена и славилась на весь свет своим миролюбием, уникальным в своем роде.
Однако, с той поры, как в этой стране стали творить беспредел чужеземцы, многое изменилось. Тамиренцы, уставшие от нечеловеческой нагрузки, грубости и унижения, словно сами ожесточились. Их лица потемнели, впалые глаза не выражали ничего кроме безграничной усталости и полного равнодушия к окружающим людям, некогда бывшими их друзьями. И это самое страшное - когда от собственных страданий и повсеместного беззакония сердце охладевает и становится нечувствительным, будто спит. И чем дольше все это продолжается, тем крепче сон, тем труднее проснуться.
Возничий, наконец, достиг своего пункта назначения.
Недалеко от городской площади в прежние времена была пекарня, где по утрам готовили самый вкусный хлеб и множество сладких булочек с разнообразной начинкой. На этой улице никогда не спали долго, едва только забрезжит рассвет, как воздух тут же наполнялся манящими запахами сладкой сдобы и свежих лепешек. Тогда у дверей собиралась вся окрестная детвора, нетерпеливо тесня друг друга и ожидая главного пекаря, который по обычаю бесплатно угощал детишек свежеиспеченными лакомствами, нередко именно им первым выставляя на строгий суд что-нибудь новенькое.
Пекарни этой давно уже нет, как и самого пекаря, теперь на том месте располагался «Штаб воинов его светлости, князя Тенгилла», с примыкавшей к нему столовой. Именно туда и направлялся возничий. Достигнув крыльца заднего входа в столовую, он спрыгнул с козел на землю, выпрямился во весь рост, и лишь тогда стало ясно, что этот человек необычайно высокий. Он преспокойно передал свою повозку в руки рабочих, а сам, немного размяв усталую поясницу, завернувшись в свой плащ, медленно побрел по мостовой. Прохожие уступали ему дорогу, испуганно перешептываясь, а он, словно безмолвный великан, возвышаясь над всеми почти на целую голову, невозмутимо шел дальше. Вдоль улицы стройным рядом стояли каменные двухэтажные дома, и почти во всех первые этажи были сплошь заняты разными лавками и ремесленными мастерскими, и в каждой кипела работа. Швейная мастерская, обувная, плотническая, ювелирная - возничий поочередно оглядывал то одну, то другую медленным пронзительным взглядом. Те, кто случайно ловил этот взгляд, замирали, будто завороженные, другие же непонимающе переглядывались; были и те, кто, осторожно выглянув наружу, смотрел ему вслед, навлекая на себя и своих товарищей опасность получить удар плетью за «бездельничество». А безмолвный великан продолжал свой путь, скользя взглядом по витринам.
Внезапно на его пути оказалась старушка с большой корзиной цветов. Зазевавшись по сторонам, она наскочила на него со всего размаху, корзина со всем содержимым повалилась на мостовую. Цветочница, до смерти испугавшись, упала на колени, собирая дрожащими руками рассыпанные букеты, еле слышно причитала и каждую минуту ожидала, что вот сейчас на нее щедро посыплется ругань и крепкие удары за нерасторопность. Но возничий, скрестив руки на груди, молчал и не предпринимал никаких действий. Удивленная цветочница, наконец, осмелилась поднять голову. Едва встретившись взглядом с возничим, все слова моментально оборвались, старушка застыла на месте, широко раскрыв глаза, букеты из наклоненной корзины снова посыпались на землю. Возничий в то же миг поспешно переступил через них и, как ни в чем не бывало, пошел дальше неторопливой царственной походкой. Цветочница же, так и не поднявшись с колен, еще долго провожала его странным взглядом.
Возле галантереи возничий на мгновенье остановился. За прилавком стоял Саймон, бывший бургомистр Тамирены. Он нервно постукивал пальцами по столу – гость в черном плаще его явно не радовал. Хоть бы прошел мимо… Но возничий, шагнув в его сторону, распахнул дверь. Звякнул колокольчик, возвестивший о приходе покупателя. Тоже мне покупатель! Глаза бы мои тебя не видели, злодей проклятый! «Покупатель» слегка усмехнулся, будто прочитав мысли хозяина лавки, закрыл за собой дверь и снял капюшон. Саймон от неожиданности слегка вскрикнул, непроизвольно шагнул назад, словно не веря, что перед ним живой человек, хотел, было, что-то сказать, но возничий приставил палец к губам, призывая его молчать. Выглянув на улицу через витрину, бывший бургомистр позвал помощника, поставил его за прилавок вместо себя, а сам вместе с посетителем отправился в подсобку, подальше от посторонних глаз. Там два мужчины порывисто обнялись.
- Не думал, что когда-нибудь еще тебя увижу, Орвар, тем более в таком виде!
Саймон, взглянув на друга снизу вверх, насмешливо потрепал край черного плаща – символа тяготеющего над ними ига.
- Не в такие еще маскарадные костюмы придется наряжаться ради дела, дружище, - ответил Орвар, хлопнув друга по плечу.
Он стянул с себя плащ и брезгливо отбросил его подальше в угол. Саймон с не меньшим изумлением оглядел его причудливый костюм, до селе скрывавшийся под длинной черной материей. Порванные, исшарканные штаны неприятного грязно-серого цвета и кое-где все в заплатках, точно в таком же состоянии находилась потрепанная куртка, казалось, не стиранная с момента пошива, рубашка же отсутствовала совсем.
- Ого! – воскликнул Саймон, - Вижу, маскарад продолжается. Что это за тряпье на тебе? Где ты умудрился довести одежду до такого плачевного состояния, ты выглядишь ведь, точно как пройдоха с большой дороги!
Орвару, видимо такие слова пришлись очень даже по вкусу. Он лукаво улыбнулся и с торжествующим видом развалился в стареньком кресле.
- Значит, образ получился правдоподобен? Отлично! Пусть лучше нас принимают за разбойников и попрошаек, нежели за тех, кем мы на самом деле являемся.
Саймон задумчиво почесал затылок.
- Весьма предусмотрительно, - заключил он, - Ты всегда был довольно предприимчив. Однако, находясь здесь, ты очень рискуешь. Причем не только своей головой, но и моей.
- С каких пор ты стал так труслив? Не замечал прежде этого в самом уважаемом и влиятельном человеке Тамирены…
- Зачем ты пришел? – внезапно прервал его Саймон.
Орвар замолчал, пристально глядя на собеседника, так что последний почувствовал себя до крайности неловко. В комнате повисла гнетущая тишина. Саймон заметно нервничал под колючим взглядом гостя, тот же не меняя позы, словно рентгеном просвечивал друга, извлекая и испытывая на прочность все его помыслы.
- Так-так, - протянул Орвар, постукивая пальцами по ручке кресла, - весьма теплый прием. Ну, чтож, видимо я ошибся и вошел не в ту дверь. Покорнейше прошу простить мне мою бестактность! Не подскажете ли, сударь, где я могу найти бывшего бургомистра Тамирены, смелого и ловкого человека? А то вы от одного моего вида, того и гляди, обделаетесь со страху.
- Не кипятись, - постарался уладить ситуацию галантерейщик, – тебе ведь прекрасно известно наше положение. Тенгилл со своими цепными псами все сильнее затягивает удавку на наших шеях, ты даже не представляешь, сколько горя мы хлебнули за последние годы.
- Мы, знаешь, тоже не пировали! – резко вставил Орвар.
- Тем более! Значит, мы понимаем друг друга.
- Вот именно! – Орвар сверкнул глазами и слегка понизил тон. - Я надеюсь, что мы понимаем друг друга, и в наших головах звучит одна и та же мысль – свергнуть нашего мучителя и положить его бесчеловечному правлению конец!
Саймон посмотрел на него как на безумца и от души расхохотался.
- Другого я от тебя и не ждал. Теперь мне все ясно - ты окончательно сошел с ума! Это невозможно!
Но Орвар поудобнее устроился в кресле, с его губ не сходила заговорческая усмешка.
- Напротив, друг мой! Подумай вот о чем: Тенгилл представляет себе тамиренцев, как слабых и беззащитных людей, не способных оказать никакого сопротивления. Он захвалил Тамирену почти без всяких потерь, и сейчас не особо интересуется, чем вы заняты в своих лавках и кузницах. Патруль ходит всего несколько раз в день и то для виду, они все здесь до дури самоуверенны. Это наш шанс!
- Возможно. Но все же, это большой риск, люди на это не пойдут.
- По-твоему люди не хотят быть свободными?
- Люди не хотят больше страдать! Ты видел, что твориться всюду - уныние и апатия овладели всеми сердцами. Они больше ничего не ждут, ни на что не надеются, и если вдруг все провалится, страшно подумать, что тогда Тенгилл сделает с Тамиреной!
- Вот именно для этого мне и нужен ты! – воскликнул Орвар с воодушевлением. – Некогда на тебя ровнялись, уважали, даже обожали. Уверен, твое влияние и сейчас не ослабло. Ты должен убедить людей, что попробовать стоит. Да, это рискованно, но подумай, что нас ждет в случае успеха. Игра стоит свеч!
Саймон все же колебался. Орвар разочарованно вздохнул. Встав с места, он подобрал с пола ненавистный черный плащ и, направившись к выходу, кинул через плечо:
- Рад был повидаться, друг. Видимо в этом доме меня одного заботит судьба Тамирены.
- Постой! – остановил его галантерейщик.
Саймон сделал по комнате несколько нервных кругов. Все это очень некстати. Ему стоило огромных усилий свыкнуться со своим новым положением, не мечтать напрасно и не высовываться. Ведь, если подумать, они не так уж и плохо живут. И зачем только он явился, этот неугомонный поборник свободы! Орвар живет в своем придуманном мире, где он почти божественно неуязвим, и уж точно никогда не признает, что проиграл. Они достаточно настрадались, чтоб рисковать теперь своим относительным спокойствием ради красивой, но недосягаемой мечты. А может быть Орвар прав, и он действительно просто превратился в труса?..
- У нас даже оружия нет, - сказал Саймон, задумчиво.
- Оружие не проблема, - услышал он уверенный и обнадеживающий ответ.
- Да?..
И лед тронулся. Саймон сделал еще пару кругов, однако теперь его взгляд преобразился, в движениях появилась прежняя порывистость и увлеченность. Орвар победно улыбнулся.
- И каков же твой план? – спросил галантерейщик, в свою очередь сверкнув глазами.
Поздний вечер. Яркие краски закатного солнца щедро брызнули на усталое небо и стены домов, когда возничий, наконец, покинул галантерейную лавку и, укутавшись в свой плащ, словно от холода, медленно побрел назад к Штабу. Там ему вернули его давно опустошенную повозку, и возничий отправился в обратный путь. Снова замелькали дома, улочки, тропки, сады и грядки. Снова слышно, как шелестит на ветру пшеничное и ячменное море, медленно закрылись тяжелые ворота за спиной. Родная страна теперь снова недосягаема. И тогда сердце захватила немая тоска…
Настоящий возничий, держась одной рукой за ствол дерева, а другой за голову, медленно встал. Рядом мирно стояла его повозка, бродяги-попутчика как не бывало. «Никогда больше не буду пить с этим типом…». Глянув на небо, возничий, решив, что сейчас утро, пыхтя, влез на козлы и отправился в долину, даже не заметив, что повозка пуста.