С того памятного дня прошёл уже целый год. Этой осенью Ксюше тоже предстояло в первый раз пойти в школу. Но до этого было ещё так далеко...целый большой кусок жизни.
Девочка зашла в гости к другу, который оказался очень занят. С самым серьёзным видом Фёдор деловито сновал по двору, обыскивая сараи в поисках всевозможного старого хлама: картонных коробок, ветоши, прошлогодних журналов… В-общем, всего, из чего бы вышел Большой Костёр.
Весь найденный мусор он относил за дом и складывал в огромную кучу. Когда куча показалась мальчишке достаточно внушительной, он достал из кармашка выцветших джинсов коробок спичек и хвастливо провозгласил:
– Смотри и учись! Сейчас запалю с первой спички!
Федька скомкал старую газету, сунул её куда-то в недра мусорной кучи и туда же отправил горящую спичку. Заклубился легкий дымок. Огонёк шустро запрыгал с газетки на ветки, с ветки на сломанную табуретку, и вот уже вовсю загудело, затрещало, заискрило… Дети завороженно следили за тем, как исчезают в пламени бывшие когда-то нужными вещи, как они становятся кормом для их Большого Костра…
– Эх! Маловата куча вышла! – с сожалением протянул мальчишка, не отрывая восхищённого взгляда от своего огненного детища. – Постой, у меня же под кроватью еще целая стопка прошлогодних «Новостей» лежит!
Он тут же вскочил с травы и помчался в дом. Вернулся скорёхонько, но почему-то без газет, держа ладошки так, будто боялся расплескать налитую в них воду.
– Смотри, Ксюха! Что за чудо-юдо у меня под кроватью сидело! Думала, небось, принца нашла! – и мальчик, слегка приоткрыв ладони, показал ей маленькую земляную лягушку.
– Ой, какая прелесть! – восхитилась Ксюша.
– Прелесть?! Да ты что, обалдела? Вдруг бы она ночью на меня прыгнула, а я бы испугался и заикаться начал? – Федька был искренне возмущён. – Да ей за это… ей за это, вообще, смертная казнь полагается!
И мальчик, неожиданно для Ксюши, да и, похоже, для самого себя, бросил лягушку прямо в костёр.
– Ой, мамочка! – закричала Ксюша. – Что же ты наделал?! Зачем...?
Она чуть не плакала. Костёр пылал жарко, лягушку было не достать. И тут она увидела, как Федька побледнел и стал тяжко оседать вниз, словно тающий на сковородке сугроб. Потом закрыл глаза и упал головой вперед.
– Бабушка Серафима – а – а! – в ужасе завопила девочка. Да так, что её, кажется, и на другом конце села услыхали.
– Бегу! – отозвалась Серафима Ильинична, которая в это время была неподалеку: полола на огороде морковь.
Она подбежала, подхватила внука своими сильными руками и быстро понесла в дом, коротко расспросив Ксюшу о том, что случилось.
– Ох, окаянный! Лягушечку – животинку беззащитную, в огонь кинул! Это его Домовой теперь наказывает. Прости, Хозяин, неразумного! – бабушка Серафима горестно вздохнула. – Ты иди, внучка, иди домой. Я сделаю, что надобно. Цел будет непутёвый-то.
Ксюша со всех ног помчалась к маме. Она была потрясена, ворвалась в дом с горящими глазами и ещё с порога закричала:
– Мама, мама! А Домовой существует? Неужели, правда? А у нас он живёт? А где он? Он страшный? Я вчера гусеницу раздавила, теперь я умру?..
– Тише, тише, дорогая, – остановила «извержение вулкана» Алина Николаевна. Она в это время занималась тем, что отрывала хвостики с ягод садовой земляники. Женщина прекрасно поняла, что случилось нечто, напугавшее её впечатлительную девочку, но раз та выглядела сама живой и здоровой, торопиться было некуда.
– Садись-ка рядышком, – ласково сказала Алина Николаевна. – Вот так. Мне осталось перебрать совсем немного ягод. Хочешь помочь? А я буду рассказывать тебе про Домового.
Ксюша с готовностью бросилась мыть руки, а потом удобно устроилась рядышком с матерью возле большой миски алых пахучих ягод.
– Да, Домовой действительно существует, – торжественно произнесла мама.
– А откуда ты знаешь?
– Не перебивай. Знаю, потому что частенько с ним общаюсь.
– Как это? Он что, разговаривает с тобой? – опять встряла нетерпеливая дочь.
– Нет. Это я с ним разговариваю. Узнала я о нашем Домовом, когда твой старший брат Лёнька был совсем крошкой. Я только-только начала прикармливать его с бутылочки кефиром.
В тот раз кефир показался мне недостаточно тёплым, и я поставила его на стол, Лёньку положила в кроватку, а сама отошла к шкафу за чистой салфеткой. Открываю дверцу, роюсь на полке и слышу, как малыш тревожно ахнул, но тут же примолк… Повернулась и вижу: бутылочка стоит на столе пустая, а Лёнька весь облитый кефиром лежит! Глаза круглые от удивления, но не испуганные.
– А как ты узнала, что это был Домовой?
– Кто же ещё? Домовой, он Хозяином дома себя считает. За детками, за животными в доме приглядывает. Бывает, и покормит их, если считает, что хозяйка забыла это сделать. Может пошалить иногда. Вещь какую-нибудь нужную спрятать, глаза отвести. Вот вчера я носочек зашивала, иголочку с ниточкой в скатерть воткнула. Через секунду – хвать! Нет иголочки с ниточкой! – мама улыбнулась. – Полчаса искала. Так и не нашла…
– Ой, как это всё… страшновато, – задумчиво произнесла Ксюша. – Мам, а что надо сделать, чтобы Домовой не шалил, а помогал только?
– Уважать его надо. Кормить. Говорят, он за печкой живёт. Вот ты ему сегодня молочка на блюдце отнеси и булочку положи. А там посмотрим, как будет.
Мама положила в кастрюлю последнюю ягоду. Ксюша с опозданием сообразила, что заслушавшись, так и не помогла маме.
Остаток дня она провела с бабушкой Серафимой, помогая ей управляться с хозяйством. Они загнали в сарайчик кур с цыплятами, потом пошли на луг за козами.
Вечер выдался чудесный, остро и свежо пахло травами, набиравшими силу. Со стороны реки доносилось пение лягушек… Лягушек!
– Бабушка Фимочка, – робко начала разговор девочка, – Как там Федяня?
– Жив, поросёнок. Что ему будет-то? Добрый он, тут же и пожалел о содеянном, раскаялся. Тем и спасся. Простил его Домовой, но всё ж таки наказал чуток. Пока костёр ваш не догорел весь до последнего уголёчка, у Фёдора жар не спадал. Уж я его водой живой, наговоренной мыла-обмывала, а ладошки не спасла. В ожогах остались. Ну да ничего, до свадьбы заживёт. Впредь, умнее станет.
– Бабушка Фима, Домовой за лягушечку вступился, потому что она в доме была? – Ксюша всё вспоминала гусеницу, которую вчера сняла с капустного листа и раздавила. Если гусеница была не в доме, может девочке ничего не грозит?
– Конечно, милая. Может, Домовой сам её принёс, чтобы она мошкарню незваную из дому повывела. Под защитой лягушечка была. Ну-ка, внучка, сорви вон ту кленовую ветку да помани козу эту глупую, что же она домой нейдёт?!
Серафима Ильинична покрепче перехватила верёвки, к которым были привязаны козы, и разговор закончился.