Столица камбоджи

               


В  добрые  стародавние  времена,  когда  еще  Камбоджа  не  была  Кампучией,  а  ее  столица  Пномпень  обозначалась  двумя  словами  через  дефис – Пном-Пень,  учился   я  весьма прилежно  в  седьмом  классе    одной  из  школ  старинного,   известного  на весь  мир,  городка.
В  нашем  "сборном"  классе  были  ребята изо  всех  окрестных  деревень, и   численностью  он  был,  помню,  поболе  сорока  душ.  Ничего  удивительного  в  том  не  было,  поскольку  послевоенные   дети   рождались,  как  грибы   в  лесу   после   летнего,  теплого  дождя,   а  школьных  зданий  строить  не успевали.  По  пять-шесть  параллельных  классов  занималось  в  три   смены  в  нашей  переполненной  школе.
По  прошествии  времени  подзабылись  многие  одноклассники,    стерлись  в  памяти  их  лица  и  имена. А  вот  Вальку    Котова  помню  до  сих  пор!  Ничего в  нем  не  было  примечательного,  выдающегося  ни  в  облике,  ни в характере,  ни  в  манере  поведения.  Скорее  наоборот,   он  был  хил,  тщедушен и  неказист. Белобрысый  и  до  безобразия  конопатый,  низкорослый  и   узкогрудый,  молчаливый  и задумчивый,  он мне почему-то  запомнился   больше  иных  задир  и  краснобаев,  коих  в  нашем  классе,  как  и  в  любом  другом,  было  больше,  чем  предостаточно.
В  свои  тринадцать  лет он напоминал  маленького  деревенского   мужичка,  несущего  на  своих  плечах    долю  нелегкого  груза  крестьянской  жизни  того  времени.    Косец   и  пастух,  дровосек  и  землекоп,  и  еще,  Бог  знает,  кто – чувствовалось,  что  он  в совершенстве,  в   отличие  от  нас,  владел  этими  земными  профессиями, помогая  родителям  добывать  хлеб  насущный.
После  летних  каникул  он появлялся  осунувшийся, весь  выгоревший  и  вылинявший  на  солнце до  неузнаваемости,  отчего  волосы   становились  почти  белыми,  а  на  лице проступали  шелушащиеся   пятна, указывающие  на  явное  нарушение  обмена  веществ в  его  неокрепшем  организме.  Красноватый,  облупившийся  от   загара нос,  белесые   брови  и ресницы,  еще  более  резко  обозначившиеся  веснушки,  подчеркивали,  что  его  лето в  отличие  от  нашего  не  было  сладким,  праздным  и  пустопорожним.
В  фуражке с  надломленным  козырьком  и  не  по  росту  (с  плеча  старшего  брата  или  в  отцовом)   пиджачишке, в  заляпанных глиной  кирзовых  сапогах,–  весной  и  осенью,  в  дождь  и  в  непогодь  месил  он  грязь  между  городом   и  селом – три  километра  туда  и  столько  же   обратно –  в  походе  за  знаниями.  Непременным  его  атрибутом  была сумка  из  грубой кожи,  в  которой  обычно  пастухи  носят  свой  нехитрый провиант,– на  длинном  ремне, напоминающим  фитили  в   керосиновых  лампах  моего  детства.
Каждый  раз  он тихо  и  незаметно  появлялся  в классе,  молча  занимал  свое  место  за  партой,  раскрывал  знаменитую  сумку, доставал  учебник,  тетрадку  и  ручку.  Обреченно  смотрел  перед  собой,  не  выражая    лицом   никаких  эмоций  по  поводу  предстоящего  урока.  Учился  он  неважно,   если  не  сказать  скверно,  а  то  и  вовсе  отвратительно. Умудрялся  за  весь  урок  не  произнести  ни  одного   слова,  даже  если  его  и  вызывали  к  доске.
Сейчас  я  думаю,  что  это  был  уникальный  ученик,  оригинал,  другого  такого  больше  в  природе  не  существовало.  Не  запомнить  его  было  просто  невозможно!        Он  умудрялся  не  успевать  почти  по всем  предметам, да  вернее –  по  всем,  если  не  считать  за предмет  поведение,  за  которое  тоже  в  четверти  выставляли  оценки. И   в   самом  деле,  единственное,  за  что  его  нельзя  было  упрекнуть,  так  это  за   поведение, потому  что,  как я  уже говорил,   был  он тих  и  скромен,  застенчив  и  незлобив.
Случай,  о  котором  я  хочу  рассказать  и  благодаря  которому  Валька Котов  врезался  в  мою  память  навсегда,  произошел  на уроке  географии, за  неделю  до  нового  года.  У   неуспевающего  по  одиннадцати  предметам  Вальки  Котова  затеплилась слабенькая  надежда  вытянуть  двенадцатый  предмет  на маленькую  троечку.   Это  узрела  наша географичка,  путешествуя  взглядом  по  журналу  на  последнем  в  полугодии  уроке.  Женщина  она   была  сердобольная  и  добрая,  а   поэтому   и  кинула  незадачливому  ученику  спасительную  соломинку.
  –Ну-ка,  Котов,  ступай  к  доске  и  покажи  нам  столицу  Камбоджи,– нараспев  произнесла  Руфина  Михайловна,  и,  как давным-давно  решенное  дело, изготовилась  в  ожидании  желанного  ответа.
Уж  чего-чего,  а  показать  на  карте  материк,  страну  или  город  считалось  делом  нетрудным  в  географии.  Это  не  то  что  рассказывать  про  изотермы  или  изобары. Но  Валька, как  мы  уже  представляем  его,  был  необычным  учеником.
Нахохлившись,  как воробей  в  лютый  холод,  обреченно  вздохнув  и  сгорбившись,  потопал  он  к разноцветной  карте,  которую  дежурные  заботливо  примостили  в переменку  на  классной  доске.
Все притихли,  ожидая  с  интересом, что  из  этого  получится.  Не  лишенные  чувства  братской  солидарности  и  дружеского  сострадания,  мы  в  душе  переживали  за собрата  и  горячо  желали  ему  достойно  выйти  из  неудобного  для  него  положения.
Вот  он взял  указку,  подумал  немного  и  уткнул  ее конец  в  середину   Индийского   океана. По  классу  было  пронесся   вздох  разочарования.  Но  Валька  был  не так-то  прост,  как я  расписал  его  в  начале  рассказа!  Смекнув,  что столицу  надо  искать  не  на  воде,  а   на суше,  он медленно повел  указку  вверх,  на  ходу  соображая  что  к  чему,  и  надо  же  тому  случиться –  уткнулся  в  нижнюю  оконечность  острова  Индокитай!  Спиной  он  явно  ощутил теплую  волну  нашего  сочувствия и  моральной  поддержки  и  начал  уверенно  обследовать  побережье  полуострова. Учительница,  более  чем  мы  заинтересованная  в  том,   чтобы  ее  ученик  благополучно  выплыл  из  Индийского  океана,  не  замечала,  как  рассеянно  бормотала:  "так-так"…  так - так",  чем  еще больше  уверила  Вальку,  что  именно  здесь  и  стоит  искать  злополучную  столицу Камбоджи.
 Те  из  читателей,  кто  еще  не   забыли  географию  и,  в  частности,  представляют  на  память  многоцветную  карту материков  и  континентов,  наверняка  помнят,  как  изрезана  бухтами  и  бухточками,  заливами  и  лагунами  западная  оконечность  полуострова  Индокитай,  где  как  раз   и  находится  столица  экзотической  Камбоджи.  Именно это  обстоятельство  и  сыграло  злую  шутку  с  незадачливым  учеником. Неудивительно,  что  он  долго  не  мог  отыскать  главный  город  тропической  страны, хотя  и  тыкался  указкой,  как  слепой  котенок,  именно  в  то  самое  место  на  карте!
В  качестве  подсказки  читателю,  а,  вернее,  как  пояснение  к  тексту,  отмечу,  что  в  те  стародавние  времена  столица  Камбоджи  обозначалась  двухсложным  словом,  в котором  слоги  писались  через   дефис,  как,  скажем,  у  нас:  Улан-Уде  или  Йошкар-Ола.  Учитывая,  что  город  был  недалеко  от  западного  побережья  полуострова,  и его   название,   напечатанное    черным  шрифтом  на фоне  таких  же  черных  линий,   обозначавших  испещренную   бухтами  береговую   границу страны,  частично  терялось. Легко   читалась  только  вторая  часть  слова,  напечатанная  на  зеленом  фоне  плодородной  камбоджийской  равнины.  Если  бы  Валька Котов  знал  это,  он  давно  бы  ликовал  в  душе  от  сознания того,  что   успевает  в  полугодии   хотя  бы  по  географии.  Только  вряд  ли бы   это   отразилось  как-то  в  его   душе,  а  тем  более на  лице…
То,  что  он  уже  "въехал"  в Камбоджу,  и   осталось  только  расправиться  с  ее  столицей,  он,  интуитивно,  чувствуя  нашу  реакцию,  не  сомневался.  Оставалось  сделать  последний  шаг!  Скорее  даже – маленький  шажок.  И он его сделал!
Валькина указка  уперлась  в  кружок  с  черной  точкой  внутри, указывающей  на  населенный  пункт  с миллионным  населением.  Неглупому  от  природы Вальке  потребовались  доли  секунды  сообразить, что  название города подчеркнуто  жирной  чертой  не  случайно  и   свидетельствует  наверняка  об  его  особом  статусе.
В классе  повисла мертвая  тишина. "Ну!…  ну!–  простонав,  первой   не   выдержала географичка.  Она  сдвинулась  в  его  сторону,  и      две  ножки  ее  стула  оторвались  от  пола.
Валька  набрал  воздуху  в  легкие,  еще  раз  глянул  на  карту  и,  повернувшись  к  учительнице,  рубанул: "Пень!"
– Что?…– Руфина  Михайловна  мгновенно  изменилась  в  лице.  Она  еще  дальше выдвинулась  в  сторону  доски,  повернувши  голову  боком  и  открыв  рот,  не  то  от  удивления,  не  то  желая   удостовериться,  правильно  ли   расслышала  ответ,  и   тихо  повторила: "Что?!…"
– Пень…–на  этот  раз   с  меньшей  убедительностью, скорее растерянно  и  вопросительно  ответил  он,  поочередно  взглядывая  то  на карту,  то  на  учительницу,  обескураженно  моргая  при  этом  выцветшими  ресницами.
Класс  грохнул  так,  что  задрожали  стекла,  как  по  команде,  как  будто  по  сигналу, в   одно мгновенье  данному  свыше. Кто  лежал  на  парте, кто  бился  об  нее  лбом  в порыве  неудержимого  хохота,  кто  смахивал  выжатые  смехом  слезы, –  от  души  разрядились   все   до  единого –  неистово,  в  диком  восторге.
И  только  Валька,  казалось, оставался  ко  всему  безучастен  и  равнодушен. Он  хмуро  ковырял  указкой  подшитый  нос  валяного  сапога  и  ждал  команды  вернуться   на  свое место. Не  знаю,  какая  буря  бушевала в его  душе, но  на обветренном  лице  не  дрогнул  ни  один  мускул.
"Сам  ты – пень…"– только  и  смогла промолвить  учительница.  И  получилось  это  у  нее  это  как-то  безобидно  и  беззлобно,  устало  и  отрешенно, как бывает  всегда,  когда рушится   мечта  или  не  оправдывается  надежда,  для  исполнения  которой   было  потрачено  неимоверно  много  сил…
А  что  же Валька?  А  ничего.  Встречал  Новый  год  успехами  в  учебе,  не  успевая  за полугодие  ни  по  одному  предмету,  если  не  считать  поведения.  Ведь,  как  я  говорил  в  начале  рассказа,  человек-то  он  был  неплохой:  смирный  и  покладистый,  добрый  в  душе  и  незлобивый…