Нашествие с пустошей

                К. Велигина(afalina311071@mail.ru)


                НАШЕСТВИЕ С ПУСТОШЕЙ
                фантастический роман

                1.
       - У меня к тебе просьба, Скайфилд.
       - Я слушаю, ваше высочество.
       Оруженосец принца Филиппа Стивен Кэсли Скайфилд почтительно смотрел на своего господина. Вечернее майское солнце озаряло великолепный кабинет его высочества: оружие и восточные ковры на стенах, китайские вазы из тончайшего фарфора в человеческий рост, резные панели из пород драгоценных деревьев на стенах. Двое юношей смотрели друг на друга. Принц был довольно красив лицом, но фигура его казалась слишком тщедушной для его семнадцати лет, руки чрезмерно тонкими, а ноги, лишенные стройности и силы, были даже кривоваты. Его оруженосец, напротив, был очень статен и довольно высок. Светлые густые волосы его слегка вились, а необычайные, темно-сиреневого цвета глаза смотрели открыто и ясно, хотя вообще черты лица не отличались особенной тонкостью. Он был всего лишь двумя годами старше  своего юного господина, но выглядел гораздо умнее, мужественнее и приятнее принца. Разумеется, принц Филипп  был постоянно уязвляем  физическим и духовным превосходством Стивена (или просто Стива) над ним, будущим наследником престола, но никогда не показывал этого. Однако если представлялась возможность какой-нибудь досадной мелочью затруднить или унизить Стива Скайфилда  - обычно чужими руками - его высочество обязательно делал это. Ему нужен был серьезный повод, чтобы прогнать своего оруженосца, ибо отец Филиппа, его величество король Фридрих Первый, благоволил ко всем Скайфилдам и не согласился бы избавить сына от общества Стива просто по просьбе его высочества.
       Стив Скайфилд  даже не предполагал, что принц ненавидит его, ибо Филипп старался держаться с ним всегда ровно, ничем не выдавая своих истинных чувств. Точно так же смотрел он на него и теперь, сидя в своем великолепном кресле: смотрел, не отрываясь.
       - Я хотел просить тебя об услуге, - снова заговорил принц Филипп после недолгой паузы. - Она невелика. Видишь ли, - он доверчиво улыбнулся, - меня с некоторых пор очень привлекает одна молоденькая особа. Ты, конечно, знаешь ее: это леди Акто'ла, дочь герцога Роберто.
       - Которая из них? - спросил Стив, потому что в семье Актола было две молоденьких леди: сёстры Раджа'на и Рената.
       - Разумеется, младшая, - ответил принц. - Раджана слишком чопорна для меня. Слишком суховата. А Рената могла бы в скором времени стать настоящей подругой принца. Она очень недурна собой, ей уже шестнадцать лет. Но я не знаю, каково ее отношение ко мне. Поручаю тебе выяснить это, Скайфилд.
       - Слушаю, ваше высочество, - с готовностью ответил оруженосец. - Но каким образом?
       - Я уже знаю, как лучше всего это сделать, - с невинным видом молвил принц, подходя к Стиву  и кладя ему руку на плечо. - Видишь ли, герцог Актола жаловался, что никак не может найти подходящую гувернантку для своих дочерей: они ведь очень своенравны и непослушны. Придется тебе на время стать этой самой гувернанткой.
       - Мне? Гувернанткой? - Стив рассмеялся, уверенный, что его хозяин шутит.
       - Разумеется, тебе, - отозвался Филипп. - Я чрезвычайно щедро оплачу твою услугу. Ведь ты получил великолепное образование. А переодеться женщиной - нет ничего проще; главное, бриться вовремя. Из тебя получилась бы вполне приличная старая дева, к тому же, не такая уж дурная собой. Тебе будет... ну скажем, двадцать восемь лет. И тебя будут звать фрау Хельга Грюндорф (когда-то давно у меня была нянька с таким именем). Мне казалось, что она даже зевает по-немецки. А ведь ты отлично знаешь этот язык.
       - Да, но... - Стив в замешательстве взглянул на принца. - Но это рискованная игра, ваше высочество.
       - Не беспокойся, отвечать за нее буду я.
       - И потом... уже месяц, как идет война! - не выдержал Стив, и глаза его упрямо сверкнули. - Не кажется ли вашему высочеству, что на войне от меня было бы больше толку?
       - Но ты же успеешь попасть на войну, - мягко возразил принц. - Я прошу тебя стать гувернанткой только лишь на какую-то неделю.
       "Честный самоотверженный болван! - подумал он про себя. - И бывают же такие олухи, что так и рвутся воевать!"
       - Меня выдаст мой голос, - не сдавался Стив.
       - У всех гувернанток низкие голоса.
       - Тогда мои движения...
       - Не беспокойся, всё пройдет отлично. Ты просто должен будешь узнать обо мне мнение госпожи Ренаты Актола, вот и всё.
       - А если она его не выскажет?
       - О, выскажет, я в этом совершенно уверен, - беспечно заявил принц Филипп. Про себя он думал: "Только согласись, дамский любимчик! В конце недели я сорву с тебя маску, и все мы вдоволь посмеемся над тобой. После этого ты, конечно, сам откажешься служить у меня.
       Но Стив Кэсли Скайфилд не умел читать мыслей, если они не были написаны в глазах его собеседника, не были видны в движениях. Он поверил, что принц в самом деле влюблен в леди Ренату Актола и, собрав всё свое мужество, сказал с тяжелым вздохом:
       - Я сделаю всё, что желает ваше высочество.
       - Вот и отлично, - принц потрепал его по плечу. - Задача-то ведь несложная, а я щедро заплачу тебе, и ты отправишься на войну в чине командора, я тебе обещаю.
       Стать командором в девятнадцать лет! Стив едва не подпрыгнул на месте от радости. Он низко поклонился принцу Филиппу и поцеловал его руку, после чего был милостиво отпущен к себе.
       Через несколько дней принц пригласил к себе герцога Актолу и спросил его в конце беседы:
        - Вы всё еще ищите гувернантку для своих дочерей, герцог?
        - Да, ваше высочество, - ответил Роберто Актола, потомок древнего и знатного итальянского рода (фамилия "Актола" была несколько искажена неверным произношением местной знати, изначально она звучала немного иначе). Черноволосый и белокожий, он походил на исполинский экзотический цветок. - Моим дочерям трудно угодить, когда речь заходит о воспитательнице.
        - Я решил вам помочь, - самым любезным тоном объявил принц и позвонил в колокольчик. Тут же из соседних покоев появилась высокая представительная дама в скромном, но отлично сшитом платье, в строгих очках и чепце. Черты ее лица показались герцогу удивительно грубыми и непривлекательными. Дама присела в реверансе. Выражение ее лица было непроницаемым.
       - Это моя добрая знакомая из Тироля, фрау Хельга Грюндорф, - ласково сказал принц Филипп. - Она только что закончила обучение одной знатнейшей испанской синьориты, и я выписал ее сюда специально для вас.
        - Бесконечно благодарен вашему высочеству! - воскликнул герцог Актола, опускаясь на одно колено перед принцем и целуя его руку. "У нее отвратительная внешность, - думал он в это время про себя. - Хотя глаза... да, глаза бесспорно хороши. Что ж, может ей и удастся поладить с моими своенравными девочками. В любом случае женщина строгая, немка. Без всяких там французских замашек..."
       - Готовы ли вы ехать со мной, фрау? - спросил он вежливо.
       - Ja, naturlich, main Herr (да, конечно, сударь), - ответила гувернантка сдержанным низким голосом.
       Принц Филипп вызвал лакея и приказал:
       - Снесите саквояж фрау Грюндорф в экипаж герцога. Счастливого пути, герцог, рад был повидать вас!
       И он незаметно подмигнул почтенной немке. Та неловко поклонилась ему и вышла прочь в сопровождении лакея.
       ... Когда Стив забрался в экипаж, ему стало очень смешно. Одновременно с этим он был несколько удивлен: неужели принц затеял всю эту комедию из любви к Ренате Актола? "Проще было бы дарить ей цветы и ухаживать за ней, чем посылать меня ее "воспитывать", - резонно рассуждал про себя Стив. - Я не стал бы делать участником своего чувства ни одного постороннего человека, разве что открылся бы очень близкому другу".
        Ему и в голову не приходило, что принц Филипп доверяет ему меньше, чем своему последнему пажу, и вовсе не влюблен в Ренату Актола, хотя и считает ее очень привлекательной молодой девушкой.

                2.

       Три девушки с любопытством смотрели на свою новую гувернантку, высокую угловатую особу неопределенного возраста. Старшая из сестер, Раджана, надменная смуглянка с черными, блестящими, как у отца, волосами глядела немного свысока, пренебрежительно поджав губы: ей  было семнадцать лет, через полгода она заканчивала свое обучение, чтобы начать, наконец, как следует выезжать в свет и принимать участие в балах. Младшая сестра Раджаны Рената  держалась проще, весело, не без озорного лукавства бросая взгляды из-под скромно полуопущенных век. Она была действительно хороша собой: светлокожая, как отец, но с густыми светло-каштановыми кудрями, шапкой уложенными у нее на голове с помощью бесчисленных заколок и шпилек. В ее губах таилась улыбка, на щеках играл нежный свежий румянец, вся фигурка была тонка, ловка, грациозна. Третьей девицей, пришедшей познакомиться с гувернанткой, была племянница герцога, сирота, несколько лет назад взятая им на воспитание, Ассунта Брагацци. Ей было лет пятнадцать. Хрупкая блондинка, она была бы хороша собой, если бы не выражение туповатой ограниченности в ее больших голубых глазах. Она представляла собой существо посредственное, плохо воспринимающее обучение, скверно говорящее на иностранных языках и совершенно невежественное. Боясь показаться кокетливой, она во всем брала пример с Раджаны, которой искренне восхищалась, которую боготворила. Но Раджана держалась гораздо естественней и была более женственной, нежели бедняжка Ассунта. Последняя за что бы ни бралась, всё сохраняла вид неспособной ученицы - сосредоточенный, робкий, натянутый и необоснованно вызывающий. Ассунта не пользовалась среди молодых людей ни малейшим успехом; она казалась им настолько неинтересной, что они даже не посмеивались над ней между собой, как над некоторыми другими девушками, которые были хоть чем-то привлекательны; они просто о ней забывали.
      Теперь Ассунта Брагацци стояла рядом со своим кумиром "кузиной Жан", как она называла Раджану, и старалась угадать по ее лицу, как следует относиться к новой гувернантке. Своего мнения у нее обычно не было, а если оно вдруг появлялось, Ассунта пугалась и спешила подстроить его  под мнение обожаемой кузины Жан, чтобы как-нибудь ненароком не ошибиться.
       Под взглядами этих трех таких разных девушек Стив чувствовал себя не слишком-то уютно. Правда, он со всей серьезностью готовился к своей необычной роли и даже целую неделю брал уроки у одной бывшей бонны, научившей его правильной походке, стилю беседы и некоторым манерам, свойственным именно гувернанткам, но теперь он чувствовал, что для хорошего естественного подражания кому-либо надо учиться не меньше года. И он от всей души возблагодарил небеса, когда герцог Актола, сам того не подозревая, пришел ему на помощь.
       - Вы не говорите на нашем языке, фрау? - вежливо осведомился он.
       - Отчего же? Говорю, ich schpreche, ja, - поспешно заверил его Стив. - Mein Fater und mein Mutter... то есть, мои родители... хорошо знали ваш язык, господин Актола. Я, конечно, не очень хорошо знаю его... nicht besonders gut... но я люблю ваш красивый звучный язык и охотно буду объясняться на нем с моими уважаемыми воспитанницами
       И он учтиво поклонился.
       - Отлично, - кивнул  герцог. - Когда вы приступите к своим новым обязанностям?
       - Сегодня после обеда, с позволения вашей светлости.
       - Хорошо, - сказал герцог.
       Уходя в дом, Стив услышал голос Раджаны:
       - Интересно, долго ли продержится у нас эта старая перечница?
       - Разве она старая, кузина? - позволила себе усомниться Ассунта.
       - Принц Филипп сказал, что ей двадцать восемь лет, - заметила Раджана.
       - Принц Филипп так же разбирается в возрасте женщин, как и в рыцарских доспехах, - смеясь, молвила Рената. - Но мне почему-то кажется, что фрау Хельга не будет слишком притеснять нас.
       - Дети, придержите ваши языки, - строго сказал герцог. - Вы бываете слишком уж бесцеремонны и взыскательны.
       "Так вот, каково мнение Ренаты Актола о принце! - с изумлением подумал про себя Стив. - Она над ним смеется. Впрочем, девушки иногда посмеиваются над теми, кто им нравится. Им лучше не верить. А Рената... она, кажется, очень славная.  Хотя и менее скромна, чем Раджана и Ассунта. Но более естественна. И, по-моему, нестерпимая шалунья".
       Он строго нахмурился: шаловливые девушки ему не нравились. Никогда не знаешь, что придет им в голову - они ведь мастерицы на всякие глупые шутки, от которых добрым людям приходится солоно. "Скорее бы его высочество избавил меня от участия в этой комедии", - сказал себе Стив и со вздохом прошел в свою комнату вслед за человеком, несшим его саквояж.
       Комната оказалась просто, но со вкусом меблированной. Стены были оклеены коричневатыми шелковыми обоями с мелкими светлыми букетами цветов. Шкаф, бюро, кровать с легким простым пологом, два-три изящных недорогих коврика, свечи в бронзовом подсвечнике - вот и все, что увидел Стив Скайфилд в своем новом жилище. Окно было полузавешено темно-вишневыми бархатными шторами.
       - Если вам угодно, сударыня, я принесу сюда кресло, - сказал слуга.
       - Сиденье из конского волоса? - спросил Стив (ему сказали, что для дам очень важно, из чего сиденье; они не любят жесткой мебели).
       - Нет-нет, - возразил слуга. - Сиденье мягкое, шерстяное.
       - А... sher gut. Тогда, пожалуй, принесите, - милостиво отозвался Стив.
       - Прислать ли к вам горничную, чтобы она помогла вам разобрать вещи?
       - Oh, nein, danke (нет, спасибо). Я все разберу сама.
       Слуга ушел, а Стив запер дверь и, открыв шкаф, поглядел в зеркало с внутренней стороны дверцы. Он едва не расхохотался, увидев свое отражение. Из-под строгого чепца на него смотрело странное, с резкими грубоватыми чертами лицо; на высоком неровном лбу красовались нарисованные косметическим карандашом локоны, глаза глядели решительно, не по-женски четко обрисованные губы  были сжаты. Дама в зеркале имела бесспорно суровый и действительно какой-то немолодой вид, особенно из-за очков в роговой оправе. Стекла были, конечно, простыми, но в соединении с оправой придавали лицу несколько грозное выражение.
       - Старая перечница, - прошептал Стив и тихонько рассмеялся.


       После обеда он попросил барышень пройти с ним в классную комнату. Это был небольшой веселый зал, залитый солнцем, где стояли три парты из красного дерева, а на них лежали грифели и аспидные доски. Учительский стол был из простой сосны. На стене висела аспидная доска довольно больших размеров, а рядом на полочке помещался крупный грифель - специально для этой доски. Другую стену украшали две карты - страны и мира.
       Раджана, Ассунта и Рената заняли каждая свое место. "Фрау Хельга" начала свои занятия с урока географии, точнее, с тех знаний по географии, которыми обладали барышни. Выяснилось, что Ассунта знает только название столицы и двух-трех близлежащих городов; вид карты мира вызывал в ней ужас. Раджана и Рената отвечали охотно, они неплохо знали географию. Стив рассказал им об одной из богатых провинций родной страны. Рената внимательно слушала, Раджана поскрипывала грифелем, чтобы все запомнить, а Ассунта делала вид, что записывает; глаза ее стали еще глупей и испуганней, чем обычно, она не понимала  ни слова из того, о чем говорил Стив. Затем перешли к математике. В ней все три барышни оказались довольно слабы, а Ассунта, к тому же, до сих пор не научилась ни делить, ни умножать. Стив охотно простил девушкам их милое невежество, задал несколько простых примеров, помог их решить, после чего на сцену выступили история и родной язык. В знании истории лучшие результаты показала Раджана, а худшие, конечно, Ассунта. Она так путала исторические события, что они лишались простейшей логики. В родном языке пальма первенства досталась Ренате.
        Спустя полтора часа после начала занятий "фрау Хельга" объявила барышням, что "на сегодня всё" и спросила, не угодно ли им пойти в сад и поиграть с ней в мяч?
       - Мы предпочитаем волан и качели, фрау, - поджав губы, ответила Раджана.
       - Мне кажется, один раз можно поиграть и в мяч, - заметила Рената с озорной улыбкой.
       - В платьях неудобно играть в мяч,- заявила Ассунта, решив поддержать Раджану.
       - В таком случае мы оденемся по-мужски, - засмеялась Рената. - И в этом не будет ничего особенного, потому что некоторые мужчины  не прочь иногда нарядиться в женское платье.
      Стив побледнел и с ужасом взглянул на Ренату. Но ей, видимо, и в голову не приходило подозревать его; просто она шутила, желая подразнить Ассунту и совершенно не думая смутить "гувернантку".
       Они вышли в сад и принялись играть  в красивый сафьяновый мяч, бросая его друг другу. Постепенно все вошли в азарт, а больше всех - Стив. Кидая мяч Раджане, он так сгоряча поддал его коленом, что мяч, просвистев мимо Раджаны, попал в Ассунту и она, заверещав, повалилась на траву. Раджана вскрикнула, а Рената принялась звонко хохотать, прислонившись к стволу каштана. Стив онемел от досады на самого себя и кинулся на помощь Ассунте. К счастью, мяч попал ей  всего лишь в плечо, но она жаловалась, что ей больно, и отказывалась участвовать в дальнейшей игре.
       - Мы не будем больше играть, - успокоила ее Рената. - Мы лучше погуляем по саду, не так ли, фрау Хельга?
       - Конечно, фрейлейн, так будет лучше, - подтвердил Стив, очень довольный тем, что Ассунта столь легко отделалась; ведь удар в плечо пустяк, боль быстро пройдет.
       - Пойдем в беседку, милочка, - сказала Ассунте Раджана.
       - И не надоело вам сидеть в этой беседке! - всплеснула руками Рената. - Нет, я ни за что туда не пойду. Фрау Хельга, - она схватила Стива за руку, обтянутую до локтя нитяной перчаткой. - Пойдемте, я покажу вам наш пруд с лебедями. Впрочем, нет, это тоже очень скучно. Придумала! Я покажу вам наш замок с озера, он особенно красив, когда глядишь с лодки. Не бойтесь, я хорошо гребу, мы не утонем. Ведь вы согласны? Ну скажите, что согласны!
       - Ja, ja, naturlich, - рассеянно  пробормотал Стив. - Как вам будет угодно, фрейлейн Рената.
       - Ах, вы такая милая! - и Рената от души чмокнула его в щеку, покрытую слоем пудры. Пудра и спасла Стива, ибо он покраснел под ее прикрытием так отчаянно, что готов был немедленно провалиться сквозь землю.
       Рената повела "гувернантку" к небольшому, но очень красивому озеру в центре парка. По желанию герцога за озером очень тщательно ухаживали. Оно было чисто, песчаные берега полого спускались к воде, и на них были выстроены купальни  для самого Актола, его дочерей и гостей. Озеро окружали великолепные старые развесистые деревья, а к аккуратным мосткам из свежего дерева были привязаны легкие лодочки с навесами и без навесов, очень чистые и красиво выкрашенные. На их сиденьях лежали мягкие коврики. Рената ловко влезла в лодку, хотя была одета в пышный легкий шелк, и хотела помочь фрау Хельге, но оказалось, что та уже сидит на одной из скамеечек и, слегка прикрывшись скромным веером, с любопытством рассматривает вёсла.
       - Как вы проворны, фрау! - воскликнула удивленно и не без уважения Рената. - Можно подумать, что вы не впервые сидите в лодке, и забраться в нее вам не стоит ни малейшего труда.
       - Да, это так, фрейлейн, - ответил Стив. - Там, где я служила прежде, в Испании, было много лодок... Меня научили спускаться в них и даже немного грести, ведь в мои обязанности  входило катать по морю молодую синьориту.
       - Вы самая необыкновенная гувернантка на свете, - призналась Рената. - Но грести я вам не позволю. В этой лодочке я всегда гребу только сама! Это моя привилегия, и я всегда ею пользуюсь.
       Она отвязала лодку, села и взялась за весла. Лодка была маленькая, без руля, построенная специально для детей и женщин. Единственное неудобство заключалось в том, что гребущему приходилось то и дело оглядываться через плечо, чтобы знать, в каком направлении грести. Все остальное было исключительно легким - и вёсла, и сама лодка. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Рената без особых усилий привела лодку в движение, и та стрелой полетела по синей озерной глади. Девушка гребла правильными сильными движениями, не обращая внимания на рассыпавшиеся по по плечам волосы, красиво золотившиеся на солнце, точно жженый сахар. Синие яркие глаза Ренаты тоже блестели, как две новых монетки.
       "Удивительно хороша, - думал Стив Скайфилд, поглядывая на нее из-за своего простенького веера цвета летучей мыши и испытывая какое-то глубокое волнение. - Просто несказанно хороша. Так бы и глядел на нее, не отрывая глаз. Ведь я не могу предложить ей руку и сердце, не такого уж я знатного рода, да и беден. Что ж, хотя бы вволю насмотрюсь на нее, пока это еще возможно..."
       Он мог беспрепятственно осуществлять это свое желание, ибо Рената Актола не смотрела на него. Она глазами искала вид на замок повеличественней и поживописней, дабы сразу поразить и потрясти этим видом фрау Хельгу Грюндорф.
       Наконец вид был найден, и Рената воскликнула:
       - Взгляните, фрау! Отсюда замок Актола можно писать маслом, это будет лучший пейзаж на свете, не правда ли?
       Стив не очень охотно отвел взгляд от ее лица и посмотрел на замок. Вид замка действительно был великолепен и грандиозен: белые итальянские башни утопали в свежей майской зелени, сам замок казался изящно-неприступным, он словно дразнил и манил к себе зрителя, в нем было что-то веселое, нечто, противоположное готике с ее мрачной загадочностью, живое, южное, свойственное  некоторым образцам итальянской архитектуры, но без французского легкомыслия. В этом дворянском доме мирно уживались между собой веселье и власть, очарование и отсутствие кокетства, свобода и сдержанная строгость линий, утонченная красота и здоровье лучших народных традиций. Зрелище столь насыщенной и при этом стилистически выдержанной архитектуры никого не оставило бы равнодушным. Стив тоже был потрясен тем, что увидел. В волнении он привстал с места, забыв даже на секунду о Ренате Актола, и с жаром произнес:
       - Вот настоящий аристократический дом! Одно жаль: сейчас идет война и, может статься, враг доберется сюда. И тогда... одна надежда: они не станут разрушать то, в чем увидят свое будущее имущество. Они, конечно, не умеют ценить красоту, наши северо-восточные земляки, всем известна грубость и косность их нравов. Но они неимоверно жадны! Возможно, эта их черта и спасет прекрасный замок Актола - и прочие замки, подобные ему...
       Тут же он осекся и со страхом взглянул на Ренату, успев сказать себе: "Боже! Я погиб!" Она и в самом деле  смотрела на него с безграничным изумлением, растерянностью и даже некоторым испугом.
       - Простите, фрейлейн, - сухо сказал он, поспешно садясь и вновь прикрываясь веером. - Просто я очень впечатлительна... К тому же мне вспомнились благородные слова его величества, всецело совпадающие с моим мнением, и я с чувством повторила их вслух. Прошу вас простить меня.
       Рената молча всплеснула руками, после чего обрела, наконец, дар речи:
       - О фрау Хельга! Никогда не подумала бы, что найду в вас такую преданность нашей державе. Вы очень патриотичны. Это прекрасно. Но вы напугали меня!
       И громко, с облегчением рассмеявшись, она призналась:
       - Простите меня, но когда вы говорили свою пламенную речь, мне на несколько минут показалось, что вы вовсе не  почтенная гувернантка, а пылкий молодой человек, готовый немедленно сразиться с врагами моей родины.
       - Oh, nein, - пробормотал Стив, прикрывая лицо веером, как щитом. - Я просто бедная впечатлительная женщина. Wie schaden! (Как жаль!) - прибавил он искренне. Его сердце в самом деле рвалось сейчас на войну, по крайней мере, в ряды формирующихся войск. Он невыносимо страдал при мысли, что в скором времени какие-то несносные мужланы с северо-востока овладеют его прекрасной  любимой страной  и во главе ее поставят какого-нибудь своего негодяя, да еще, пожалуй, сделают из него короля, вторую верховную власть после Бога!  С них станется... Тут он снова бросил осторожный взгляд на Ренату, но уже без прежнего волнения. "Я не должен обольщаться красотой леди Ренаты, - сказал он себе, - не должен любоваться ею. Понятно ведь, что мне никогда не стать ее мужем. Даже если я был очень знатен и богат, мы, вероятно, не сошлись бы характерами; она, пожалуй, все время насмехалась бы надо мной!"
       Так он мужественно защищался от зарождающейся в нем любви. Губы его упрямо сжались, глаза стали почти сердитыми, хотя в душе он понимал, что обманывает самое себя. Ведь он видел, что при всем своем озорстве Рената Актола очень добра: добрее Раджаны и Ассунты. Она, конечно, вряд ли стала бы всерьез  насмехаться над ним, но ведь надо же было ему как-то отгородиться  от своих чувств к ней!
      Рената задумчиво подвела лодку к мосткам. Навстречу ей уже бежал герцогский лодочник, чтобы помочь ей выйти из лодки и закрепить лодочный трос  у деревянного причала. Он подал руку ей, а после фрау Хельге, но, к его удивлению, гувернантка, погруженная в размышления, не обратила на него внимания и с завидным, чисто машинальным проворством взобралась на мостки. Рената поблагодарила лодочника, а сама украдкой продолжала наблюдать за фрау Хельгой. Еще никогда в своей жизни она не встречала такой неженственной, самостоятельной и решительной особы. Если бы не очки, чепец, веер и платье Рената готова была бы поклясться, что перед ней мужчина! Впрочем, она не раз слышала, что если в семье страстно мечтают о сыне, а рождается дочь, очень возможно, что эта девочка будет со временем обладать мужскими чертами характера и даже порой чувствовать себя мужчиной. "Наверно, родители фрау Хельги мечтали о сыне", - решила Рената.
      - Не хотите ли посмотреть моих лошадей? - спросила она гувернантку.
      - Pferden? Ja, naturlich, - ответила "тиролька", обмахиваясь веером.
      - С удовольствием, - прибавила она.

                3.

       Стив Кэсли Скайфилд сидел у распахнутого окна своей комнаты и смотрел с высоты третьего этажа на зеленый, шелестящий и щебечущий множеством птичьих голосов пышный парк. Под ним было мягкое кресло с шерстяным сиденьем. Вот уже три дня как он добросовестно исполнял обязанности гувернантки  при трех юных леди  и успел довольно хорошо узнать их. Рената Актола несмотря на его честное сопротивление всё больше нравилась ему, невозможно было противиться ее очарованию. Раджана оказалась не так уж чопорна и черства, как можно было вообразить при первом знакомстве с ней. Она прекрасно вышивала и играла на лютне. Бедняжка Ассунта оказалась еще более неразвитой, чем на первый взгляд - неразвитой во всем, кроме шитья. Шила она гораздо лучше и скорее обеих сестер. "Ей бы стоило родиться портнихой, этой племяннице герцога, - не раз думал Стив. - В ее лице мануфактура потеряла целый десяток бесценных работниц! Без сомнения, ее поставили бы во главе нескольких швейных цехов, она могла бы завести свое собственное дело и жила бы, пожалуй, не беднее, чем теперь, а смысла в ее жизни было бы куда больше!"
       Все три девушки очень любили верховую езду, но Рената была самой смелой наездницей. Ее гнедая в белых "чулках" кобыла Астра была горячей лошадкой, но Рената не боялась летать на ней галопом, с развевающимся шлейфом серебристо-зеленой амазонки. У Раджаны был спокойный сдержанный  серый в яблоках конь, очень красивый и статный, а Ассунта Брагацци боялась садиться на лошадь, которая была бы выше ее тихой смирной пони Эмми. Эта последняя знала только шаг да легкую рысцу; другим аллюрам ее даже не обучали.
       И девушки, и гувернантка были пока что довольны друг другом. К Ассунте Стив был снисходителен, а сестры Актола проявляли в учении довольно яркие способности, показывали бесспорную понятливость, ум и хорошую память. Они совершенно не терпели, когда кто-либо пытался учить их правилам хорошего тона  или тем светским манерам, которые они еще не до конца постигли. Это было причиной, вынуждавшей всех прежних гувернанток оставлять свое место. Но Стив был далек от того, чтобы учить благородных девиц вести себя в обществе - он и сам не блистал безупречностью манер. Поэтому девушки  искренне привязались к своей странной гувернантке с таким, с их точки зрения, удобным характером.
       К тому же Стиву нравился сам замок Актола. Этот веселый дом любил гостей, балы, званые обеды, изобилие. Здесь темные коридоры, фамильные портреты, сумрачные винтовые лестницы не тревожили воображения, тут не являлись призрачные фигуры в белом, не слышались по ночам беспокойные вздохи или горькие стенания. Помещения здесь были светлыми, портреты глядели открыто и бесхитростно, лестницы были прямыми, с площадками и широкими перилами, на них лежали мягкие ковровые дорожки приятного для глаз цвета; лучи солнца охотно находили приют во множестве здешних комнат, а вечерами здесь было светло от свечей.
       Стив без конца надеялся, не проговорится ли Рената о своих чувствах к принцу Филиппу, но она говорила с сестрами, отцом и своей гувернанткой о чем угодно, только не о принце. Когда же Стив постарался сам навести ее на разговор о его высочестве, он потерпел неудачу. Рената не сказала ему ничего, кроме общих фраз о том, что у принца недурной французский выговор или о том, что его высочество любит собак и охоту, как и ее отец. Видимо, Филипп  не интересовал ее, она совершенно не думала о нем, а когда все-таки думала, то ничего не могла о нем сказать, разве что каких-нибудь две-три любезных банальности из чувства вежливости: все-таки это был королевский сын и наследник престола, нехорошо было бы совсем обойти его вниманием.
       Совершенно случайно Стив узнал второе имя Ренаты. Однажды, сидя в парке с интересной книгой из герцогской библиотеки, Стив услышал голос Ассунты, нетерпеливо звавшей:
       - Натти! Натти! Тебя кузина Жан ищет!
       Она подбежала к скамейке, на которой сидел Стив, продолжая оглядываться по сторонам в поисках двоюродной сестры.
       - Кого вы зовете, фрейлейн? - полюбопытствовал  он.
       - Ой, вы здесь, фрау Хельга! - Ассунта увидела его. - Вы не знаете, где Рената?
       - Кажется, она уехала кататься верхом. Разве вы её звали?
       - Да, конечно. Кузина Жан ищет ее.
       - Но вы говорили "Натти"...
       - Да, я всегда называю Ренату "Натти", с детства, - призналась Ассунта.
       - А фрейлейн Раджану - "Жанни"?
       - Ну нет! - Ассунта возмущенно фыркнула и с осуждением взглянула на фрау Хельгу. - Какая же Раджана "Жанни"? Она кузина Жан. А Рената слишком легкомысленна, чтобы я называла ее иначе, чем "Натти".
       Ассунта повернулась и побежала к дому, чтобы доложить Раджане о неуспехе своей миссии, а Стив задумался  и в рассеянности написал веткой на песке: "Натти Актола". Тут же он густо покраснел и стер написанное.
       ... Стив вспомнил об этом теперь, сидя в кресле у окна, и, не выдержав, улыбнулся смущенно и радостно. Потом вздохнул и трезвым взглядом, уже не отягченным воспоминаниями, посмотрел на парк. Взгляд его упал на одну из аллей. Он увидел всадника, приближавшегося к дому. Это, конечно, был сам Роберто Актола: Стив узнал его одежду и коня. Он хотел уже перевести глаза на какой-нибудь более интересный предмет, но вдруг насторожился: ему показалось, что герцог покачнулся в седле. Теперь Стив ясно видел, что его светлость сидит  как-то нетвердо, точно пьяный, и голова его в шапочке с перьями, то и дело клонится на грудь. Конь скакал довольно резво, и Стив невольно испугался за отца Ренаты. "Боже! - мелькнуло у него в голове. - Да он же сейчас упадет с лошади, он может убиться".
       Не думая больше ни о чем, Стив со всех ног бросился прочь из комнаты, сбежал вниз по лестнице  и, забыв, что он - степенная фрау Хельга, выскочил в одно из открытых окон второго этажа  ближе к конюшне, ловко упал на траву, перекувырнувшись через голову, в одно мгновение вскочил на стоящую у конюшни пони Эмми, собственность Ассунты, и так пришпорил бедняжку каблуками, что та полетела стрелой не хуже какого-нибудь горячего скакуна. Она была расседлана и не взнуздана, но Стиву было не впервой управлять такой лошадью. Он быстро очутился  возле аллеи, на которую уже въезжал герцог, и, спрыгнув на землю, схватил его коня под уздцы и заставил остановиться. Герцог был очень бледен. Его светлая кожа стала почти мраморной, глаза были полузакрыты. Стив подхватил его под руку, потом подмышки; это было нетрудно, так как Актола уже начал сползать с коня. Стив уложил его на траве почти бесчувственного, сбегал за водой к роднику и  облил герцогу голову, потом выдернул из своего чулка несколько  шерстяных ниток и, подпалив их, сунул под нос герцогу. Тот очнулся.
       - Фрау Хельга? - прошептал он. - У меня, кажется, что-то с сердцем... Мне стало нехорошо несколько минут назад...
       - Mein Herr, не тревожьтесь, - ответил Стив. - Сейчас я позову слуг, мы перенесем вас в замок и позовем врача.
       Так он и сделал. Вскоре герцог уже лежал в своих  покоях, и врач осматривал его. Он сообщил, что у его светлости был серьезный сердечный приступ. Больного спасла только своевременно оказанная помощь, сказал врач.
       Герцог ответил ему слабым голосом:
       - Это фрау Хельга Грюндорф, гувернантка моих дочерей... Это она спасла меня... Позовите нотариуса, я непременно должен упомянуть фрау Хельгу в своем завещании... Спасение моей жизни стоит большего, но долг благодарности я пронесу через все те дни, что остались мне на земле, я не изменю ему.
       Явился нотариус. Гувернантке фрау Грюндорф было завещано две тысячи английских фунтов. Никто, кроме нотариуса, врача и Ренаты, случайно услышавшей   
их беседу, не узнал об этом; Стив Скайфилд - также. Герцог не любил  разговаривать с людьми, ниже его стоящими, даже если он был обязан этим людям своим здоровьем или, как в данном случае, жизнью. Кратко и учтиво поблагодарив фрау Хельгу за ее находчивость, его светлость забыл о ней, занявшись своими повседневными делами.

                4.

        Наступил день большого званого обеда, на который был приглашен и принц Филипп. В замке Актола шли торжественные приготовления к этому дню. Стив Скайфилд тоже ждал воскресенья с нетерпением: ведь именно в воскресенье принц Филипп обещал освободить его от обязанностей гувернантки. "Едва он это сделает, - думал Стив, - я тут же вступлю в ряды рыцарей господина Гранса, может даже, в чине командора, как обещал мне его высочество. У господина Гранса служил мой брат; вероятно, начальник рыцарей будет рад видеть меня среди своих подчиненных". Брат Стива погиб  два года назад на войне с турками, оставив в наследство Стиву  всё свое рыцарское снаряжение - великолепный плащ, блестящие доспехи, легкий острый турецкий меч, копье и украшшенный серебром и золотом щит - подарок самого короля. "Мой Марс, наверно, уже застоялся в своей конюшне, - мечтательно вздыхал Стив, вспоминая своего стройного вороного скакуна. - Я надену доспехи, сяду на него и... прощай, мирная жизнь. Прощай всё! И Рената Актола. Натти..."
        У Стива не было родных. Если бы не Рената, он даже не вспомнил бы о мире, который собирался оставить ради ратных подвигов. Но мысль о Ренате, о том, что придется с ней расстаться, несколько омрачала его радость по поводу грядущего освобождения от личины гувернантки  и вступления на путь боевой славы. Он думал о ней, вспоминал ее глаза, улыбку, когда не видел их воочию - и грусть то и дело овладевала его сердцем. Но затем  он поспешно начинал утешать себя: "Я вернусь с победой, увенчанный славой, осыпанный заслуженными почестями, в еще большей милости у короля, нежели теперь... Тогда я паду к ногам Роберто Актолы и буду просить у него руки его дочери с бо'льшими основаниями, чем если бы попытался сделать это сейчас".
       Между тем вести с поля битвы, вернее, "с полей", ибо их было много и становилось со временем еще больше, возмущали и заставляли трепетать  его отважную душу - трепетать от невозможности самому принять немедленное участие в сражениях. "Люди с востока страны", ва'гры, как их называли, с каждым днем все более приближались к столице. Ваграми называли бесплодные пустоши на востоке страны, а заодно и жителей этих пустошей - в знак презрения к их бедности и невежеству. Вагры не остались в долгу и прозвали тех, на кого шли теперь войной, сто'гры, что значит "обжоры". "Пустошники" не сомневались, что победят "обжор". Во главе их шел Кай Крэ'гет, человек очень бедный, очень сильный и чрезвычайно опасный. Ходили слухи, что он несколько лет пиратствовал в восточных морях, а потом еще несколько лет возглавлял шайку  сухопутных разбойников и славился своей жестокостью. Он награбил множество добра - и все ради того, чтобы переехать на юго-запад страны, ближе к столице, а там, с помощью своего богатства приобрести дворянство и войти в благородное общество. Он желал приобрести влияние при дворе, чтобы употребить его на благо своей восточной родины и населяющих ее "пустошников". Но аристократическое общество с презрением оттолкнуло вагра, который, обедая на золоте, не умел правильно взять вилку, а вино пил из пивной кружки или из горлышка бутылки. Впрочем, проявлять презрение к богатому человеку опасно, и вот король решил эту проблему: к вящей радости своих "обжор" он отобрал у Крэгета  всё его неправедно нажитое добро в свою казну, а самого его посадил в тюрьму, но Крэгет бежал оттуда. И теперь, полный величайшей ненависти к опозорившему и ограбившему его государю, он вел на него многочисленную армию. Едва стогры-"обжоры" отбивали атаку врага в одном месте, как этот враг с бесовской ловкостью  и коварством атаковал их с другого фланга. "Пустошники" уподобились мифической гидре: не успевали отрубить им одну голову, как на ее месте вырастала другая. Стив Кэсли Скайфилд не мог не признать, что вагры в чем-то правы, что король и знать не так уж неповинны перед ними. Но он дал себе обещание стать великодушным противником вагров, а после войны (он не сомневался, что король победит) решил употребить всё свое влияние, которое приобретет, защищая родину, на то, чтобы помочь "пустошникам" выйти из их бедственного состояния, стать образованными, богатыми, достойными уважения. Да, так он и сделает! Но прежде - и как можно скорее! - отправится на войну.
       Так Стив думал и в то воскресенье, когда Роберто Актола принимал гостей у себя в замке. Их приехало множество. Прибыл в богатом экипаже и принц Филипп.
Все превосходно пообедали, после чего  кто-то вышел в сад, кто-то прилег отдохнуть, а некоторые отправились осматривать замок. В гостинной остались герцог Актола, принц Филипп, Раджана, Рената, Ассунта Брагацци и господин Гранс, под началом которого находилось теперь около двух тысяч рыцарей. Через два дня все они должны были выступить на северо-запад, за реку Дион. Беседа шла о войне. Все, даже девушки, говорили о ней с увлечением, всех захватили события последних дней. Все показывали друг другу письма с бранных полей, полученные от друзей и родственников, с жаром обсуждали создавшееся положение. Скучал один только принц Филипп.  Он уже готов был поступиться тонкостью приличий и попросить девушек составить ему компанию  в небольшой прогулке верхом, как вдруг планы его переменились: он заметил "фрау Хельгу Грюндорф" и с восторгом подумал, что устроит сейчас презабавное разоблачение, которое в немалой степени развлечет и его, и всех прочих.
       Бедный Стив не подозревал, что' ему грозит. Затаив дыхание, он стоял у стены и самозвбвенно слушал выдержки из писем и комментарии к этим выдержкам господина Гранса. Вдруг он услышал резкий голос принца:
       - Довольно притворяться, Скайфилд. Долой маску!
       Стива словно сбросило с неба на землю. Однако он тут же подумал, что принц решил сдержать свое слово и избавить его от обязанностей гувернантки - правда, несколько странным образом, при всех. Глядя Филиппу в глаза, Стив спросил его в некотором замешательстве:
       - Уже теперь, ваше высочество?
       - Теперь, теперь, - подтвердил  принц каким-то странным, словно обличающим голосом. - Так будет лучше. Выйди в соседнюю комнату  и верни себе свой собственный облик.
       Очень довольный столь быстрой развязкой, но продолжая слегка недоумевать, Стив послушно вышел в соседнюю комнату, провожаемый изумленными взглядами заинтригованных хозяев и господина Гранса. "Ничего, - думал он. - Принц, конечно, всё объяснит им".  Он скинул платье и чепец, снял очки, смыл с лица пудру и фальшивые локоны, целую неделю украшавшие его лоб, и взглянул в зеркало. Всё было прекрасно. Перед ним стоял прежний юноша с шапкой светлых, чуть вьющихся волос, красивый, статный, в бархатном камзоле: настоящий дворянин - не хватало только шпаги.
      Он вернулся в гостиную  и чуть смущенно, с кротким достоинством поклонился обществу.
       - Позвольте всё вам объяснить, господа, - молвил, вставая с места, принц Филипп. - Вы помните, господин Актола, тот день, когда я рекомендовал вам гувернантку Хельгу Грюндорф? Так вот, я сам был жестоко обманут. Позвольте вам представить, господа, моего недостойного оруженосца  Стивена Кэсли Скайфилда! Герцог, он узнал, что вы ищите гувернантку для своих дочерей, узнал, что я написал фрау Грюндорф, перехватил мое письмо и... мне стыдно, мне неприятно говорить вам об этом... он предстал передо мной в облике сей достойной особы. Негодник великолепно замаскировался, я узнал его только теперь.
       Краска бросилась в лицо Стиву, он посмотрел на Филиппа с беспредельным удивлением и ужасом. Он не верил своим ушам. Ему на мгновение показалось, что либо он спит и видит дурной сон, либо принц помешался. Принц же, не глядя на него, продолжал:
       - Почему ты сделал это, Скайфилд? Не желаешь признаваться? Тогда я скажу за тебя. Три месяца назад, в порыве откровенности  ты признался мне, что влюблен в благородную леди Ренату Актола и намерен похитить ее из родного дома, чтобы тайно с ней обвенчаться! Я тогда с негодованием прервал тебя, заявив, что не желаю больше слушать, и что нам придется расстаться, если ты не выкинешь этот безбожный и преступный вздор из головы! Потом я все-таки простил тебя ради доброго имени, которое ты носишь. И как же ты жестоко обманул меня, его светлость и трех невинных юных леди! Стыдись, Скайфилд! С этого дня ты больше не служишь у меня. Убирайся вон с позором из замка его светлости!
       Стив стоял, низко опустив голову и сжимая кулаки, сам не свой от стыда, отчаяния и гнева. Он не мог открыть правды, не мог прилюдно обличить принца, меж тем как тот оклеветал его перед многими, а главное, перед той, которую он любил. Открыв правду (которой, впрочем, вряд ли поверили бы) он грубо нарушил бы присягу, данную им королевскому дому. "Всё пропало... - отрывисто мелькало в голове у Стива. - Я не служу больше во дворце... Господин Гранс не возьмет меня в ряды рыцарей... Но главное Рената: всю жизнь она будет теперь презирать меня..."
       - Чего же вы ждете, сударь? - раздался дрожащий от ярости голос герцога Актола. - Подите прочь, вы и так слишком долго злоупотребляли моим доверием. Скажите спасибо, что я не вызываю вас на дуэль. И еще: поблагодарите меня, что я не велю всыпать вам плетей!  - выпалил он, уже совсем не владея собой. - Вы мерзавец и негодяй!
       - Отец! - остановил его спокойный голос Ренаты. - Не нужно так нервничать, вам это вредно, у вас сердце. А потом, разве вы совсем не испытываете благодарности к этому юноше? Ведь он четыре дня назад спас вам жиззнь!
        - Конечно, дочь моя, но ведь он...
        - Да, его высочество обличил его перед всеми нами, и мы, разумеется, потрясены, - в голосе Ренаты прозвучала едва ощутимая язвительная насмешка. - Как тут не быть потрясенными! Его высочество нарисовал нам портрет отъявленного мошенника. Но для полноты этого портрета мне, глупой девушке, не хватает речи обвиняемого. Господин Скайфилд, - обратилась она к своей бывшей гувернантке, и голос ее прозвучал как-то особенно мягко. - Неужели его высочество сказал нам о вас правду?
       Стив взглянул ей в лицо и ответил только одно:
       - Я давал, присягу, леди.
       И повернулся, чтобы уйти. Но Рената подбежала к нему и остановила его за руку. Затем она повернулась к обществу. Лицо ее дышало вызовом и решимостью, когда она заговорила сдержанно и холодно:
        - Так вот, господа, выслушайте теперь моё решение. Я высоко ценю жизнь моего отца в отличие от него самого, поэтому говорю вам, рискуя вызвать гнев его высочества: этот юноша не уйдет с позором из замка Актола! Он просто уйдет, потому что этот дом оказался по отношению к нему неблагодарным и враждебным...
        Она порывисто обернулась к Стиву:
        - И я прошу у вас за это прощения, господин Скайфилд.
        Она вновь обратилась к обществу:
        - По своей или по чьей-либо другой вине этот молодой рыцарь лишился сегодня места оруженосца. Поэтому даже если мой отец вычеркнет из завещания "фрау Грюндорф", я позабочусь о том, чтобы господин Скайфилд попал на подобающее ему место. Я знаю, он умен, образован, знающ, он патриот нашего отечества, и это не останется без награды. Простите меня, отец, простите, ваше высочество, но я говорю то, что думаю, и всегда буду делать это во имя блага людей достойных!
        При этих словах она вся вспыхнула, и ее темно-синие глаза блеснули благородным негодованием, даже презрением. Она не могла в эту минуту не презирать своих сестер, глядящих на Стива с выражением оскорбленного достоинства, не могла не презирать застывшего  в надменном себялюбии отца. Особенно же (она и сама не до конца понимала, почему) она презирала сейчас принца Филиппа, но не решалась ему это высказать, чтобы "достойный человек" Стив не подвергся еще большей опале.
       - Я провожу вас, господин Скайфилд, - произнесла она с достоинством. Отец сделал движение, чтобы остановить ее. Она устремила сквозь него долгий выразительный взгляд, и он, смущенный, сел на место, словно ребенок, не вовремя вставший из-за стола.
       Когда они вышли из дома, Рената увлекла Стива в уединенную аллею и взволнованно заговорила:
       - Господин Скайфилд! Вы можете довериться мне. Расскажите мне правду, прошу вас.
       Он с нежностью посмотрел на нее и ответил:
       - Нет, леди Рената, только не теперь. Если вы задержитесь, провожая меня, его высочество никогда не простит вам этого.
       - Да, конечно, - она пожала ему руку. - сейчас не время и не место нам с вами говорить о случившемся, но...
       Она задумалась, потом ее лицо просветлело.
       - Придумала! - воскликнула она. - Ждите меня сегодня в девять часов вечера у старого Скифского Колодца, на северной границе наших владений. Очень прошу вас, ждите! Я должна знать правду.
       - Буду рад сообщить вам ее, - просто ответил он с легким поклоном. - А сейчас прошу вас... - он чуть-чуть улыбнулся, - как бывшая гувернантка... возвращайтесь в гостиную. Я уйду через калитку.
       - Вы были замечательной гувернанткой, - не выдержав, она звонко рассмеялась. - Вы чудесный актер... Ну, до свидания! До встречи!
       И еще раз пожав ему руку, Рената торопливо ушла прочь. Стив поднес ладонь к лицу, от нее пахло жасмином и ландышем. Сердце его, опомнившись от нежданной несправедливой обиды, уже трепетало в благодарной радости, а губы шептали: "Натти Актола".
       Стараясь больше ни о чем не думать, он поспешил к калитке.

                5.

       В девять часов вечера Стив Скайфилд ждал Ренату у Скифского Колодца. Неизвестно, почему это место носило такое название. Так называемый "колодец" был просто небольшим оврагом с круглыми ровными краями. Он весь зарос терновником и ежевикой; вокруг густо росли деревья. Это было самое уединенное и дикое место во всем парке, даже садовник никогда не заглядывал сюда.
        Стив сидел на Марсе, своем вороном. Вид у него теперь был чрезвычайно аристократический. Он надел на себя самую свою парадную одежду, а голову его украшала великолепная шляпа с перьями. Седло, сбруя, уздечка коня - всё сверкало серебром  и золотом, а на бедре всадника поблескивала в лучах заката шпага в драгоценных ножнах.
        Стив волновался. Он слегка покусывал губы и напряженно прислушивался к звукам, обычно наполняющим неподвижную вечернюю тишину. То и дело ему чудился стук копыт, но это были обманчивые звуки, и Стив с досадой слегка хмурил брови.
       Наконец он в самом деле услышал стук копыт. Кровь стремительно прилила к его щекам, сердце забилось чаще. Он устремил нетерпеливый взгляд на самую широкую тропинку, ведущую к Колодцу из-за гущи парковых деревьев, и душа его исполнилась радости: он увидел мелькнувшие за деревьями белые "чулки"  гнедой лошади и серебристо-зеленую амазонку. Через минуту Рената уже улыбалась ему, приветливо кивая. Он тоже от души улыбнулся ей и, соскочив с коня, снял шляпу и учтиво поклонился. Она ловко соскочила на землю. Он снял свой плащ, расстелил его на траве и немного застенчиво сказал:
       - Прошу вас, садитесь, леди Рената.
       - Тогда и вы садитесь рядом, - дружески предложила она. Так нам удобнее будет беседовать.
       - Пожалуй, вы правы, - согласился Стив, присаживаясь на край плаща вслед за Ренатой.
       Помолчав немного, он начал свой рассказ о том, как стал фрау Хельгой. Рассказывая, он не смотрел на Ренату, но чувствовал на себе ее постоянный выразительный взгляд и знал, что этот взгляд добрый, сочувственный, порой веселый, с примесью любопытства, порой грустный, полный искренней обиды за него. Только раз Стив смутился по-настоящему: когда вспомнил о катанье в лодке неделю назад и о поцелуе Ренаты, который предшествовал этому катанию... Рената заметила его смущение и засмеялась:
       - Всё в порядке, господин Скайфилд. Я помню, что поцеловала вас в щеку, но это воспоминание вовсе не повергает меня в ужас: ведь его высочество солгал, вы не влюблены в меня.
        - Нет, - Стив низко опустил голову. - Он хотел солгать, но сам того не желая сказал правду. Я... я узнал вас, леди Рената... и полюбил. Полюбил глубоко, на всю жизнь. После войны я мечтал вернуться с богатством и славой и просить вашей руки.
        - О! - вырвалось у Ренаты. Помолчав, она сказала растерянно:
        - Какой вы... - и остановилась. Обычно она говорила своим поклонникам одну и ту же фразу "какой вы забавный" в ответ на их робкие признания в любви, но сейчас не могла повторить этой фразы. Стив не выглядел забавным, да и чувство, которое вызвало в ней его признание, заставило ее не засмеяться, а присмиреть и задуматься.
        - Простите меня, - Стив повернулся к ней и поглядел ей в глаза, блестевшие в полутьме  волнением и легким страхом. - Я не жду от вас ответа, леди Рената. Когда вам будет угодно, вы дадите мне его. И каков бы ни был ваш ответ, я готов оставаться вашим  другом, на которого вы всегда сможете положиться.
        - О... да, конечно, - она попыталась беззаботно улыбнуться, но губы у нее дрогнули. - Господин Скайфилд...
        - Пожалуйста, называйте меня просто Стив! - попросил он с жаром. - Как называли бы брата... Я вам всё рассказал, теперь вам, вероятно, пора возвращаться домой, вас ждут. Я готов проводить вас.
         - Не нужно, - овладев собой, она коснулась его руки. - Вы смелый человек, Стив. Пожалуйста, возьмите это письмо и передайте его господину Грансу, начальнику рыцарей. Я написала его заранее, еще не зная, что именно вы расскажете мне. Я решила. что если вы будете правдивы, я отдам вам это письмо и... словом, оно для господина Гранса.
        - Я...  - начал Стив, желая сказать: "Я теперь не могу даже издали показаться господину Грансу", но передумал. Он всё может, если сама Рената просит его об этом. Он не смеет ей отказать. И он склонился над ее рукой в кружевной перчатке со словами:
        - Конечно, леди Рената, я передам ему письмо.
        - Я прошу вас отдать письмо лично, из рук в руки, обещайте мне это.
        - Обещаю.
        Она улыбнулась и спросила его:
        - Вы хотя бы поняли, из-за чего принц Филипп предал вас?
        - Нет, - искренне признался он. - Я долго думал, чем мог провиниться перед ним, но не вспомнил за собой никакой вины, кроме, разве что, его собственной досады на то, что вы не отвечаете ему взаимностью на его любовь к вам.
        Рената совсем, как прежде, озорно рассмеялась.
        - Да у него нет ко мне никакой любви! - воскликнула она. - И он вовсе не хотел знать, что' я о нем думаю. Ему просто нужен был повод  прогнать вас, по всему видно, что он терпеть вас не может и, вероятно, никогда не мог.
        - Но почему? - не выдержав, спросил Стив.
        - Вы и вправду не догадываетесь?
        - Вправду.
        - Но вы же очень хороши собой. А он... он по сравнению с вами просто жалок, и в нравственном отношении тоже. Он не мог больше терпеть около себя такого красивого оруженосца.
        - Ах вот в чем дело! - Стив усмехнулся, и весь его гнев на принца испарился, как не был. - Я не учел этого. Мне следовало понять это раньше и самому оставить службу у его высочества, так что я сам отчасти виноват в случившемся. Вы открыли мне глаза, леди Рената. Благодарю вас!
        - Не называйте меня "леди", - попросила она. - Называйте просто "Рената", как... как звали бы сестру. А теперь нам и впрямь следует расстаться, меня скоро хватятся.
        Он помог ей взобраться в седло и спросил:
        - И я.… больше не увижу вас?
        - Что за вздор! - она засмеялась. - Конечно, увидите! Приезжайте сюда послезавтра  в семь часов вечера, мне нужно будет кое-что сказать вам. До встечи!
        И, грациозно кивнув ему головой, она пришпорила лошадь и скрылась в сгущающейся темноте среди деревьев. Стив надел свой плащ и погнал Марса  на дорогу, в столицу. Он был полон восторга и упоения, ему хотелось смеяться и кричать от радости, он был счастлив... "Счастье любить! - восклицал он про себя. - Даже если тебя никогда не полюбят, все равно - счастье!"


       На следующее утро, едва взошло солнце, Стив явился с письмом Ренаты к господину Грансу. Тот принял его сдержанно, но прочитав короткое письмо Ренаты, не мог скрыть мягкой улыбки и сказал:
        - Пожалуйста, Скайфилд, расскажите мне то, что рассказали леди Актола. Она уверяет, что вы несправедливо обвинены  его высочеством, что вы исключительно честный человек... Я хотел бы в это верить, - добавил он, - тем более, что ваш брат был одним из ближайших моих друзей. Рассказав мне правду, вы не нарушите присяги. Я слушаю вас, Стивен.
        Стив меньше всего ожидал такого поворота событий, но, тем не менее, честно повторил свой вчерашний рассказ перед суровым седобородым воином, умолчав только о своих чувствах к Ренате Актола.
        Выслушав его, господин Гранс велел подать вино и горячий завтрак и пригласил своего гостя:
        - Садитесь, мой мальчик. Я верю вам. Леди Рената права, вы честны, ваша преданность королевскому дому и родине заслуживает награды. Сперва мы позавтракаем, а потом... в общем, с этого дня вы зачислены в ряды моих рыцарей. Завтра извольте явиться в мой лагерь, в полевые палатки, а еще через день мы выступаем в поход.
        Стив сел за стол, но едва мог проглотить немного вина; его переполняла любовь, нежность и благодарность к Ренате, так смело вступившейся за него.
        ... Влияние Гранса на короля было велико. Вечером этого же дня его величество вызвал к себе принца и без лишних предисловий спросил его:
        - Сын мой, вы уволили молодого Скайфилда?
        - Да, отец, - был ответ. - Вы знаете, он...
        Король перебил принца:
        - Довольно, мне известно, как именно вы оклеветали его.
        Принц побледнел:
        - Оклеветал? Я? Ваше величество!
        - Да, вы, - король вздохнул. - Не спорьте  со мной, я знаю ваш характер. Я не собираюсь отчитывать вас, это было бы бесполезно. Но прошу вас, ваше высочество, впредь воздержаться от проявлений своей личной антипатии к этому молодому человеку.
        - Да, отец, - принц опустил голову, сам не свой от бессильной злости.
        - Я больше не стану навязывать вам его общество, - молвил его величество. - Забудьте о нем, а он, я полагаю, с удовольствием забудет о вас.
        - Вы его выслали из столицы? - с надежой спросил принц Филипп.
        - Он зачислен мной в рыцарские отряды Гранса, - ответил король.
        - Он?! - в голосе Филиппа прозвучала нескрываемая злоба. - Как это могло получиться?! Ведь Грансу известно, что он...
        - Грансу известна правда, - коротко сказал король, затем не выдержал и резко бросил, нахмурив брови:
        - Прошу вас, ведите себя впредь как наследник престола, а не как последний из "пустошников"! Помните: у вас в скором времени может родиться брат, и тогда вопрос о престолонаследии станет для вас наипервейшим. По мне так вы не обладаете теми чертами, каких обычно ждут от продолжателя старинной монархической династии!
        И король махнул рукой, что означало конец аудиенции. Принц Филипп, напуганный, подавленный и притихший, поспешно поцеловал его руку и вышел прочь.

       
         Спустя день Стив, на этот раз в полном боевом вооружении, сверкая стальными латами и пернатым шлемом, блистательный и грозный, вновь приехал к Скифскому Колодцу - для последнего свидания с Ренатой Актола. Она уже ждала его. Белоногая Астра щипала траву, а Рената в глубокой задумчивости стояла возле оврага, как стоял в прошлый раз Стив Скайфилд, и смотрела куда-то вниз, сквозь кусты ежевики, не видя их. Услышав, что кто-то едет, она обернулась, издалека улыбнулась Стиву и помахала ему рукой.
      Они встретились радостно, хотя и немного робели друг перед другом. Рената с уважением и любопытством разглядывала доспехи и оружие Стива, а он рассказывал, что благодаря господину Грансу король назначил его, Стива, первым рыцарем командора. Тот, кто достойно служил в этом звании некоторое время, через год-два сам становился командором.
       - А кто же будет прислуживать вам самому? - спросила заинтересованная Рената.
       - Я взял с собой своего слугу Э'джита, - ответил Стив. - Он уже немолод, но не хочет со мной расставаться. Впрочем, ему не придется делать слишком много.
       - Я очень рада за вас, Стив, - сказала Рената.
       - А я счастлив, что буду вас защищать, - он поцеловал ее руку. - Ведь вы сделали для меня столько, сколько никто другой просто не смог бы сделать. Я глубоко благодарен вам и...
       Он замолчал. Она смутилась и торопливо заговорила:
       - Но вы заслуживаете доброго к себе отношения, Стив! И...
       Тут она тоже замолчала. Оба подумали о том, как странно судьба свела их. "Конечно, недаром", - решили они, и им стало неловко от этих мыслей. "Как я люблю ее, - думал Стив. - А она меня? Второй раз я не решусь заговорить с ней об этом". "Как он меня любит, - думала Рената. - А я его... не знаю. Ничего не знаю. Только одно мне точно известно: мне будет его не хватать. Что же ему сказать? Ведь он ждет". И она сказала просто:
       - Я знаю, вы ждете моего ответа, Стив. Но у меня его нет. Пока нет. Я счастлива иметь такого друга, как вы. А что-то большее... Я должна проверить свои чувства. Мне будет не хватать вас...
       Она опустила голову, потом встрепенулась и, отколов от платья маленькую брошь - серебряного соловья на слоновой кости, протянула ее Стиву.
       - Прошу вас, возьмите на память, в знак моей дружбы.
       Он с нежностью взял подарок.
- Благодарю вас... Рената. Тогда и вы примите от меня подарок.
    Он наклонился и сорвал красный пушистый цветок клевера.
       - Это вам в знак моей любви, - произнес он тихо.
       Рената взяла цветок; она была очень тронута. Никто никогда еще не дарил ей обыкновенных полевых цветов, а между тем она очень любила их. Слезы невольно выступили на ее глазах. Она с волнением перекрестила Стива и сказала:
       - Да пребудет с вами Господь, Стив! Берегите себя. И помните: я тоже ваш друг...
       Он поцеловал ее руку и снова почувствовал легкий аромат жасмина и ландыша.
        Через несколько минут они расстались, убежденные, что расстаются надолго. Сердца их были переполнены грустной нежностью, оба то и дело вздыхали, сдерживая слезы. И каждый отправился в свою сторону: Стив - в рыцарский лагерь Гранса, а Рената - домой, в замок...

                6.
       
        Лес, росший по берегам реки Дион, на северо-западе от столицы, был озарен яркими лучами солнца. Там, на огромной тенистой поляне раскинули свой лагерь рыцари Гранса. Палатка командора Ле'верда, начальника Стива Скайфилда, стояла немного особняком, как и палатки прочих Грансовских командоров. Крон Леверд  был сумрачным неразговорчивым человеком лет сорока пяти, высоким, худощавым, сильным и довольно моложавым. У него был ястребиный нос; ястребиные зоркие глаза смотрели с узкого аристократического загорелого лица, на лоб слегка падали темные волосы. Когда Гранс назначил на место его первого рыцаря, недавно убитого в бою, Стива Скайфилда, командор не выразил  ни удовольствия, ни противоположных удовольствию чувств. Он только пристально взглянул  на своего нового старшего оруженосца и сказал своему слуге Трэму:
        - В палатке нас будет четверо. Господин Скайфилд тоже дворянин, и у него есть слуга.
        После чего отпустил жестом и слугу, и Стива.
        Соответственно с этими словами своего господина Трэм разделил палатку пологом на четыре спальных места. Для него самого и Э'джита, слуги Стива, места были похуже и покороче, для Стива немного побольше, а своему господину Трэм устроил такое большое ложе, какое только мог. Они с Эджитом были примерно одного возраста; обоим перевалило за пятьдесят и оба ревностно служили своим господам. Каждый из них считал своего господина лучшим в мире. Это обстоятельство сразу исключило дружбу между ними, так как оба свысока  и даже с подозрением смотрели друг на друга.
       Их господа вели себя разумнее. Стив Скайфилд исполнял поручения Леверда  с неукоснительным усердием, держась по отношению к своему начальнику вежливо и предупредительно, а Крон Леверд  был точен, краток, умерен в своих требованиях. Он держался со своим рыцарем ровно, хотя и несколько суховато. В его памяти был еще свеж образ его погибшего оруженосца, которого звали Йеган  и к которому он успел искренне привязаться. Стив казался ему чужим, но Леверд знал, что это временно. Пока что новый рыцарь служил ему хорошо, и он был им доволен: это обещало в будущем добрые отношения между ними, хотя командор знал: никто никогда не заменит ему Йегана, лучшего из оруженосцев.
       Теперь их слуги разожгли костер возле палатки и, ворча исподтишка друг на друга, вместе что-то готовили.
       - Стивен, - сказал командор Леверд. - Ступайте к господину Грансу и передайте ему мое донесение относительно состояния  нашего рыцарского отряда. Заодно узнайте, где неприятель: вероятно, это уже известно; мы еще на рассвете ожидали возвращения разведчиков.
        - Слушаю, мой командор, - ответил, как полагалось, Стив и, взяв донесение, почти бегом бросился к господину Грансу. Вернувшись через некоторое время, он доложил:
        - Мой командор, я передал донесение. Наши разведчики вернулись час назад; неприятель в шестидесяти милях отсюда и движется к Диону. Он ушел от нашей засады на Рыжем Болоте и разбил наши отряды в Глосском лесу. Через сорок минут господин Гранс просит всех командоров собраться у его палатки на совещание.
        - Благодарю вас, - сказал Леверд, сумрачно глядя себе под ноги. - Можете пока что снять доспехи. После обеда вы на два часа свободны.
        И он тяжело задумался. "Пустошники" побеждали, это было очевидно.
        - Чертовы вагры! - процедил сквозь зубы командор. Ему хотелось стонать при мысли о том, что Рыжее Болото и Глосский лес больше не территория рыцарей.
        - Хоть бы не сдали замок Линдборкен, - сказал он сам себе за обедом, нарушив молчание. - Они же туда идут...
        И покачал головой. Стив ответил  также больше самому себе, чем командору:
        - У Линдборкена хорошая защита: мосты и глубокий ров с водой. Замок можно взять только измором.
        Командор взглянул на него и произнес:
        - А подземный ход?
        - В Линдборкене? Он же обвалился.
        - Обвалился правый северо-восточный рукав, - уточнил Леверд. - Юго-западный цел. И если они узнают о его существовании...
        Он покачал головой и одним глотком осушил кубок. Затем глухо сказал в пространство:
        - Да, они с трудом читают, вытирают руки об одежду, едят с ножа. Но они бьют нас!
        И ушел на совещание к начальнику рыцарей. Стив же, хотя его мысли и были такими же невеселыми, решил не терять попусту время и выкупаться в Дионе, пока на нем нет доспехов. Так он и сделал. Июньский день был солнечным и жарким, река блестела синевой и золотом. Стив и другие рыцари переплывали ее и ныряли, стараясь достать до дна. На мгновение в памяти Стива возникли другие солнечные  воды, лодка, плывущая по озеру, веселый беззащитный замок Актола и Рената... Натти. Он не смел даже написать ей письмо, а если бы даже и написал, кто бы привез ему ответ. Печальный Стив выбрался на берег. Он готов был немедленно умереть в сражении, лишь бы прекрасный замок Актола не достался врагу. Удрученный, с тяжелым сердцем, он вернулся  к палатке, забрался в нее и заснул тяжелым сном.
       Его разбудил Эджит.
       - Вставайте, сударь, - говорил слуга. - Командор велел вам надевать доспехи: говорит, скоро выступаем.
       - Мы же хотели остаться тут на ночь, - сказал Стив.
       - Хотели! - проворчал Эджит. - Вагры, говорят, подходят...
       - Не может быть. Еще полтора часа назад они были за шестьдесят миль от нас.
       - Это, сударь, другие были. Какие-то еще появились...
       - Что за вздор, - Стив нахмурился, выбрался из палатки и столкнулся с командором. Тот оглядел его ястебиным проницательным взглядом и одобрительно сказал:
       - У вас после отдыха бодрый вид. Это хорошо для воина. Собирайтесь, сейчас слуги сложат палатку, и мы оставим Дион. Враг подходит.
       - Откуда же враг, мой командор? - вырвалось у Стива.
       - Оттуда, откуда никто не ожидал, - ответил Крон Леверд. - С правого фланга. Мы столкнемся с ними к вечеру. Это донесение последней разведки.
       И он пошел за шлемом и латами. Стив был в доспехах раньше него. Леденящий холод терзал его сердце; ведь враг оказался так близко от Диона! И что самое главное, так близко от замка Актола...


      К вечеру они действительно столкнулись с врагом.
      По приказу Гранса Дион покинули двести с лишним человек: четыре отряда. Общее командование было поручено  Леверду как самому заслуженному из командоров. Стив Скайфилд вместе с еще несколькими рыцарями был послан в разведку. Вернувшись, разведчики доложили, что неприятель движется с востока и северо-востока; на юго-востоке он задержался из-за осады замка Линдборкен.
       В семь часов вечера четыре отряда под командованием Леверда соединились с отрядами  Боклинга, возглавлявшего народное ополчение. Стив с любопытством смотрел на пеструю пехоту из ремесленников и мастеровых и на кавалерию, состоящую из крестьянских парней, гарцующих на деревенских лошадях; у последних, впрочем, был вполне подтянутый вид.
       Начальник из городских мещан указал лошадиной плетью на вьющиеся над лесом дымки и сказал:
       - Видите? Вон, где они обосновались. Они сейчас не будут с нами драться, а вот завтра утром попытаются нас атаковать. Мы давно их здесь ждем, - добавил он.
       В эту ночь палаток не ставили. Впрочем, было тепло, росы выпало мало, и утомленные воины улеглись спасть, завернувшись лишь в плащи или одеяла и сняв часть доспехов.
       На рассвете Эджит разбудил своего господина. Наскоро проглотив кусок мясного пирога и выпив родниковой воды, Стив надел на руки железные перчатки, состоящие из мелких прочных колец, соединенных между собой, а на голову - шлем с перьями.
       Едва он успел вскочить на коня, как со стороны леса раздался торжествующий рев атакующих. Ему немедленно ответил крик соединенных королевских отрядов, и вот - вагры и стогры, "пустошники" и "обжоры" яростно сшиблись друг с другом возле глухого леса. Стив дрался в первых рядах рядом с Кроном Левердом. С обеих сторон звенели мечи и летели тучи смертоносных стрел, грохотали щиты, кого-то поднимали на пики, кого-то рубили, сбрасывали в канаву, протянувшуюся вдоль леса... Гвалт стоял невообразимый. Впрочем, он заметил, что "пустошники" не уступают им, людям короля, в силе и ловкости. Плохо одетые, дикие свиду, они довольно искусно управлялись со своим оружием, которое часто состояло из одних только заостренных вил или грабель. Недостаток оружия ваграм  заменяло  завидное, почти звериное проворство. Немногие из них имели лошадей, но и стоящие  на земле воины, часто без шлемов, в одних войлочных шапках смело бились с королевскими всадниками и сшибали их с седел, причем тотчас завладевали осиротевшими лошадьми.
        "Эти люди храбрецы и в самом деле готовы на всё, - подумал Стив, отчаянно орудуя мечом. - Они очень опасны, нельзя допустить их дальше ни на пядь..."
        Видимо, всех "обжор" посетила эта же мысль, потому что они продолжили борьбу с неслыханным ожесточением. Это помогло им выиграть сражение. Вскоре вагры бежали под прикрытие леса. Их преследовали до первых деревьев, затем был дан приказ прекратить преследование и окружить лес. Стогры успели взять в плен несколько пустошников. Когда лес был оцеплен, их принялись допрашивать, но они лишь смеялись в лицо воинам. Наконец один из них признался:
        - Мы смеемся потому, что теперь вы окружили наших, но через час наши со всех сторон окружат вас, и вы окажетесь  между двух огней. Пока мы здесь отвлекали вас битвой, десять наших отрядов с обеих сторон прошло в сторону столицы; так что все стогры в вашем тылу будут перебиты.
       Он подмигнул воинам и захохотал. Начальник, поставленный Боклингом, рассверипел и крикнул:
       - Вздернуть его, мерзавца! - и обернулся к сумрачному Леверду:
       - Что будем делать, господин командор?
       - Поджигайте лес,- сказал Леверд. - И постараемся предупредить тех, кто остался за нами. Пошлите несколько ваших людей к господину Боклингу, а я пошлю своих рыцарей к господину Грансу.
        Он быстро написал несколько слов по-гречески на листе бумаги, свернул лист в несколько раз, запечатал своей печатью и отвел Стива в сторону.
        - Стивен, - сказал он, глядя в глаза своему первому рыцарю. - Я написал донесение господину Грансу (по-гречески, чтобы в случае чего вагры затруднились прочесть). Я не знаю, найдете ли вы господина Гранса  на Дионе или близ него. Если найдете, отдайте ему письмо и расскажите, что и как. Не найдете, возвращайтесь ко мне. К письму я приложил схему, которая будет понятна только ему. Мы, конечно, здесь не задержимся. Ситуация глупая. Нам вообще не следовало выходить навстречу врагу, не следовало даже переходить Дион. Надо было просто получше укрепиться на условных границах; у нас было бы больше шансов на победу. "Пустошники" просачиваются сквозь наши ряды, как вода сквозь пальцы. Всё это крайне скверно. Положение отвратительное. Вы сами видите, что происходит. Ступайте, и да поможет вам Бог. Да, когда будете возвращаться, держите курс  на северо-восток, потому что они несомненно оттеснят нас туда.
       - Мой командор, - не выдержал взволнованный Стив. - Могу ли я спросить?
       - Спрашивайте, если вам еще не всё ясно, - пожал плечами Крон Леверд.
       - Вы сказали, нам следовало укрепиться на условных границах, не переходить Дион. Но как же защита остальной части страны?
        Леверд усмехнулся и спросил:
        - А  сейчас вы наблюдаете защиту "остальной части страны"? Видите вы эту защиту? Я - нет, и нам, командующим, следовало бы раньше понять, что, рассредоточиваясь, мы лишь вредим самим себе и не помогаем решительно никому, кроме вагров. Всё объясняется просто: у нас еще крайне мало опыта в ведении гражданских войн, и в связи с этим я предвижу море жертв - бесполезных и бессмысленных. Поезжайте с Богом.
        Он похлопал Стива по плечу и отошел в сторону, чтобы отправить на поиски Гранса в разные стороны света еще десять-двенадцать человек. Каждому из них он дал письмо к начальнику рыцарей с тем же коротким содержанием и на том же языке, что и у Стива. Стив в это время давно уже скакал на Марсе, провожаемый дымом и запахом гари: это королевские воины поджигали окруженный ими лес. Стив всей душой трепетал за судьбу товарищей по оружию, размышляя, куда же они сами будут отступать от огня, но потом сообразил, что луг вместе с лесом окружены  многочисленными и довольно широкими водными преградами; огонь не пойдет дальше этих естественных границ.
        Еще Стив беспокоился за своего слугу Эджита. Тот хотел ехать вместе с ним и никак не мог понять, почему это невозможно, а когда всё-таки понял, горю его не было предела. Бедняга даже заплакал, приговаривая:
       - Как же вы будете спать? А кто приготовит вам поесть, почистит вашу одежду, разбудит утром? Ах, сударь, сударь!
       Стив обнял его, наскоро поклялся ему вернуться живым и невредимым и вскочил в седло. Но теперь, когда он в развивающемся плаще летел к Диону, ему стало жаль Эджита.
        "Ничего, старина, - мысленно принялся утешать его (а заодно и себя) Стив. - Скоро мы с тобой встретимся, война окончится, и ты всю оставшуюся жизнь не будешь знать бед. Заживешь своим домом, начнешь свое дело, а если не захочешь покинуть меня, станешь моим управляющим. Мы с тобой еще покажем этим "пустошникам"!"
        Он подумал, что враги приближаются к замку Актола, и бедный Эджит вылетел у него из головы. "Рената! - громом прозвучало в его мозгу. - Что с ней будет через два дня, а может, и раньше? Что будет с замком Актола, где еще несколько дней назад мне было так хорошо? Может, мне доведется узнать об этом раньше, чем Господь допустит какое-нибудь несчастье. Боже, будь милостив, пощади Ренату!"
        И он тут же решил быть очень осторожным ради Ренаты: ведь его жизнь и здоровье могли понадобиться для ее спасения. "И даже, может, очень скоро! - фантазировал Стив. - Может... может, даже сегодня. Или завтра..."
       Вскоре он почувствовал голод. Можно было заехать в деревню, которую они проезжали накануне перед тем, как остановиться на ночь, но по здравом размышлении рыцарь командора решил не делать этого: там, всего вероятнее, уже хозяйничали "пустошники". Тут он вспомнил про узел, который впопыхах привязал к его седлу Эджит. Вскоре Стив Скайфилд уже сидел на траве, скрытый густым кустарником, и с удовольствием поглощал холодную жареную куропатку и пшеничные лепешки, запивая  их вином из тыквенной бутыли. Он ел торопливо, но не потому что боялся неприятных встреч; просто душа его рвалась на берега Диона, вернее, на ту их часть, где находился господин Гранс. Он страстно стремился поскорее выполнить  данное ему командором поручение, чтобы вернуться назад и принять участие в новых битвах. "Наверно, они уже там снова сражаются", - подумал он о рыцарях  и других воинах, и от этих мыслей кровь быстрее побежала в его жилах. "Вагров надо останавливать засадами, - в лихорадочном возбуждении размышлял он. - Мы почти не устраиваем им ловушек, потому что привыкли драться честно... Надо это обдумать".
       И, поглощенный этими мыслями, он вновь вскочил в седло и погнал Марса вперед, по уединенным тропинкам. Тысячи идей, удачных и неудачных, искрами вспыхивали в его голове, и ему неудержимо хотелось увидеться с господином Грансом, чтобы сообщить ему хотя бы часть их.
       Как ни торопился Стив, ему всё же пришлось время от времени задерживаться. Два раза он свернул в лес, подальше от пеших отрядов "пустошников", а один раз едва не наткнулся на их лагерь, разбитый на опушке леса. С каждым часом Стив убеждался, что территория  уже основательно занята врагом, и неприятная внутренняя дрожь охватывала его всё больше и больше. "... я предвижу море жертв - бесполезных и бессмысленных", - вспоминались ему слова командора Леверда, и он начал понимать, что командор не ошибся. Вскоре прозорливость командора получила в его глазах ужасное подтверждение. К вечеру он приехал в сожженную дотла деревню. Жители ее были частью убиты, частью разбежались, скот и птицу вагры забрали с собой. Несколько мертвых тел лежало на пыльной дороге. При этом мрачном зрелище  Стив пришел в отчаяние. "Неужели теперь во всех деревнях так? - думал он в тоске. - Может, всё уже кончено... наши перебиты?"
        Но, к его великому облегчению, к вечеру он встретился с огромным  смешанным королевским отрядом из рыцарей и горожан. Ему сказали, что на этом направлении врага удалось остановить и что Гранс и оставшиеся при нем отряды  победили "пустошников" на реке Дион.
        - Теперь, юноша, Гранса на Дионе уже нет, - сказал Стиву один из командоров. - Он дождался подкрепления и ушел на северо-запад, где хочет принять бой с самим Каем Крэгетом, так что берите в сторону, к графству Лэд. Вероятно, рыцари заночуют в замке Старый Крисберн; туда и поезжайте.
        Стив с аппетитом поужинал среди рыцарей, радушно принявших его в свой круг, после чего  - ибо уже основательно стемнело - расположился на ночлег вместе с ними и заснул сном праведника. Теперь он не сомневался в скорой бесспорной победе стогров, и беспокойство, весь день томившее его душу, оставило его.

                7.

        Утром Стив расстался с королевскими воинами и, наскоро позавтракав, пустился в путь, к замку Старый Крисберн. Он не раз бывал в этом замке  в отрочестве вместе со своим отцом, поэтому хорошо знал дорогу туда.
        Не успел он проехать несколько миль, как встретил огромный отряд "пустошников". Чтобы не столкнуться с ними, ему пришлось сделать изрядный крюк. Сделав этот крюк, он попал в болотистый кустарник и понял, что заблудился. Будь на небе солнце, он без труда нашел бы дорогу, но небо заволокло тучами, и полил дождь. Место, куда заехал Стив, было дикое, пустынное; поблизости не было и следов человеческого жилья, никто не мог указать ему, в каккую сторону ехать. Но ни непогода, ни безлюдье не смутили рыцаря командора. Он понимал, что так или иначе найдет дорогу, когда небо прояснится. Вызывало досаду лишь тообстоятельство, что приходилось задерживаться, терять время. Доспехи защищали его от дождя и сырости, холода он не чувствовал, но ему поневоле пришлось остановить коня и спешиться. "Лучше немного подождать, - решил он, - чем взять неверное направление. Будь я какой-нибудь простой крестьянин, я умел бы определять стороны света  по листьям, веткам и коре деревьев. Но меня этому не учили. А тем временем небо в тучах и не видать никакого просвета. Как это невовремя!"
       Пустив Марса пастись, Стив в задумчивости присел на мокрое поваленное дерево, почти всё заросшее крапивой и высокой травой, достал свой завтрак - то, что осталось от куропатки и лепешек - и принялся жевать без всякого аппетита, просто чтобы хоть чем-то занять себя. Но почти тут же какое-то движение за кустами заставило его поднять голову и насторожиться.
        - Кто здесь? - спросил он громко, вынимая меч из ножен и откладывая в сторону свой завтрак.
        В ту же секунду кусты зашевелились вновь и из них к облегчению Стива выбрался мальчик лет двенадцати. Он был одет в костюм пажа: берет, камзол, короткие штаны и плотные шелковые чулки; только башмаки были из грубой кожи, с пряжками, как у подмастерья. Одежда мальчика была перепачкана тиной, а осунувшееся лицо - в пятнах грязи. Но он смотрел на Стива с очень странной улыбкой: счастливой и чуть смущенной, как будто не верил своим глазам, не решался поверить в то, что видел.
        "Бедный малый, - подумал Стив. - Он, кажется, здорово натерпелся; надо дать ему поесть, бедняге. А лицо у него знакомое; кажется, я где-то его уже видел..."
        Вдруг он почувствовал неизъяснимое волнение. Глаза его расширились, руки задрожали, он уронил свой завтрак на траву, но не заметил этого.
        - Боже мой! - прошептал он, также не веря своим глазам и силясь улыбнуться. - Рената... Неужели это вы?
        - Стив! - всхлипнул мальчик и кинулся ему на шею. - Стив, слава Богу, это ты!
        - Рената, - повторял снова и снова Стив, обнимая Ренату Актола и чувствуя, что голова у него идет кругом. - Господи... как же вы... как же ты... здесь очутилась?
        - Да. да, называй меня на "ты", - вытирая слезы, говорила Рената; глаза ее сияли радостью. - Я сама не знаю, как очутилась здесь. Я убежала из замка и заблудилась.
        Она уселась рядом со Стивом на поваленное дерево. Он в волнении встал и заглянул ей в лицо.
        - Но почему вы убежали? Что случилось?
        - Разве ты не знаешь, Стив? - она снова заплакала. - Вагры заняли замок Актола. Раджану и Ассунту отец три дня назад увез оттуда, а я не хотела уезжать. Я не верила, что "пустошники" придут к нам, что их не разобьют прежде этого. А вчера днем они нагрянули в мой дом. Я едва успела переодеться - паж соего отца дал мне это платье, проводил до реки и перевез через Дион. Он сказал, что спрячет своего коня и мою Астру, чтобы вагры их не нашли. Я хотела отыскать господина Гранса, но его уже не оказалось на Дионе...
        - Ничего не понимаю! - вскричал Стив. - Он же выиграл битву на Дионе, как вагры могли пройти?
        - Дион велик, а вагров очень много, - ответила Рената. - Он победил их в одном месте, а они перешли Дион в другом... Говорят, их отряды не сегодня-завтра возьмут столицу. Его величество, королева, принц и принцессы уже покинули дворец. Никто не знает, где они. Их местонахождение держится в секрете.
        Стив побледнел и, подавленный такими новостями, медленно опустился на поваленное дерево. Затем с горечью, состраданием и бесконечной нежностью взглянул на Ренату Актола.
        - Что же было с вами дальше? - спросил он.
        - Я шла, - ответила она, - шла очень долго и съела всё, что успела захватить с собой. Потом я заблудилась в этом кустарнике. Наступила ночь, я заснула тут, в кустах... А проснулась от дождя, который успел уже сильно вымочить меня, и от голода. И, когда я уже начала приходить в отчаяние и замерзать, я вдруг набрела на тебя, милый Стив. Боже мой, какое это для меня счастье! Теперь я выдержу и голод, и холод - всё, что угодно, потому что я больше не одна.
       Последние слова Ренаты  окончательно привели Стива в чувство. Он пламенно заверил ее, что она не будет терпеть голод, пока он жив. Тут же перед ней появились пшеничные лепешки, основательный кусок копченой грудинки, серебряный кубок и вино в тыквенной бутыли. Рената принялась за еду, с трудом сдерживая жадное желание накинуться на нее, точно волк, никогда не слыхавший о хороших манерах. Стив в это время набросил на нее свой плащ, и ей стало гораздо теплее.
       - Благодарю тебя, Стив, - говорила время от времени Рената, бросая на него самые признательные взгляды. А он был вне себя от беспокойства: он ведь сам заблудился; как сказать об этом Ренате? А главное, как в самом деле отыскать дорогу в проклятом ненастье?
       Когда она насытилась и немного согрелась, Стив сказал:
       - Рената, я сам ищу господина Гранса. Командор Леверд велел мне найти его и кое-что передать. Я узнал, что господин Гранс может сейчас находится в замке Старый Крисберн или близ него, и теперь еду туда. Я обязательно доставлю вас к нему или в другое безопасное место, но... видите ли, так получилось, что я сам немного заплутал.
       Он виновато взглянул на нее, ожидая, что она испугается или огорчится, но вместо этого Рената улыбнулась ему и мужественно спросила:
        - Как же ты собираешься выбраться отсюда?
        - Я рассчитываю, что рано или поздно выйдет солнце, - был ответ, - по нему я сначала определю время, а затем и место, где нахожусь. Тогда я пойму, в какую сторону должен двигаться.
        Рената взглянула на небо и про себя ахнула. Она поняла, что солнца придется ждать долго, но и виду не подала, что это ее тревожит.
        - Что же, - молвила она весело. - Подождем! Я больше не одна, это самое главное.
        У Стива сжалось сердце. "Нет, - решительно подумал он. - Надо ехать, надо искать дорогу. Нельзя целый день мокнуть здесь; я теперь не один, я не допущу, чтобы этот ангел страдал".
        - Нет, - сказал он вслух. - Я передумал. Нам лучше поискать дорогу. Я подсажу вас... то есть, тебя... в седло, а сам пойду пешком.
        Ее лицо словно озарилось изнутри.
        - Как ты мил, что все-таки называешь меня на "ты"! - воскликнула она. - Так я чувствую, что мы не чужие друг другу, и мне становится легче от этого чувства, и я могу не думать о своем чудесном доме, о саде - обо всем, что потеряла. Если бы я взяла с собой Астру, тебе не пришлось бы идти пешком, но... я испугалась за нее и за себя - у нее такая приметная масть. Нас могли выследить, взять в плен, а по мне лучше смерть, чем жиззнь у "пустошников".
        Ее глаза сверкнули, совсем, как прежде.
        - Это не беда, что нет Астры, - улыбнулся Стив. - Пусть мой Марс пока служит тебе; а в случае чего он унесет от опасности нас обоих.
        Он помог Ренате забраться в седло, взял под узцы коня и повел его звериными тропами, по которым кое-как можно было  пройти. "Куда-нибудь да мы выйдем, - размышлял он. - А там нам укажут дорогу. Правда, будет жаль, если придется сделать большой крюк, чтобы попасть в Крисберн, но тут уж ничего не поделаешь. Главное, чтобы вагры не попались нам на пути".
        Он заботливо посмотрел на Ренату и увидел, что она клюет носом: сытость, тепло, усталость  и переживания стали оказывать свое действие. Тогда он попросил позволения привязать ее к Марсу. Она согласилась. Едва он сделал это и вновь повел коня в поводу, как Рената крепко уснула, склонившись лицом к конской шее. Она плохо спала ночью - ее постоянно будило  неровное твердое ложе, земля, покрытая травой; теперь же ей было хорошо. Она еще не смогла, не успела осмыслить всю глобальность катастрофы, произошедшей в ее жизни и в жизни всего королевства. Ее не оставляло ощущение, что всё случившееся - просто временная неурядица. Ей казалось, что совсем скоро, через день-два она вернется в замок Актола и продолжит жить прежней, безмятежной, богатой и беспечной жизнью. Вагров скоро выгонят оттуда, выгонят и из столицы. Надо только немного подождать, и всё встанет на свои места.
        Стив Скайфилд постигал размеры катастрофы быстрее, полнее и правильнее. "Наши ряды прочесали гребнем, как и говорил командор Леверд, - сокрушенно думал он. - У нас больше нет тыла, мы его потеряли. Теперь вагры вместо нас укрепятся на условных границах, а нам останется только одно: покинуть страну. Не удивлюсь, если узнаю, что наш король уже сделал это. Да, Крон Леверд прав: вагры просочились сквозь нас, словно вода или песок, а мы выступили в роли старого решета вместо того, чтобы показать им великую каменную стену без единой бреши. Неважной мы оказались крепостью с нашими мечами и щитами! У "пустошников" в руках только топоры, вилы и грабли, но вот они - в столице, а мы дрожим, как бы не попасться им на глаза..."
        Замок Старый Крисберн находился на северо-востоке, и Стив подумал, что может найти в замке или близ него не только господина Гранса, но и командора Леверда, и рыцарей: ведь Леверд сказал ему, что, вероятнее всего, вагры оттеснят их туда. "Хорошо, если мы окажемся там все вместе, - говорил себе Стив. - Если пошли такие события, нам лучше не разбиваться на мелкие отряды".
        Они шли так часа два. Стив вел коня, Марс осторожно ступал по траве, а Рената Актола спала, сидя верхом на Марсе. Потом дождь перестал, и из-за низких облаков выглянуло солнце. Путники в это время двигались  по болотистой поляне. Стив схватил давно отломанную им сухую ветку  и воткнул ее в землю, сделав таким образом солнечные часы.
        - Два часа дня, - пробормотал он. - Теперь я понял, куда ехать. И как только я мог заблудиться! Ну конечно, вон там северо-восток…
        Он внимательно проследил взглядом весь путь, отмечая про себя его особенности, после чего решительно повел коня в ту сторону, где росли седые буки. И хотя солнце вскоре скрылось опять, Стив уже не терял направления. Он выбрался на дорогу, с которой свернул сегодня утром  и направился к ближайшей деревне. Она оказалась еще не разорена и не разграблена "пустошниками". Стив купил там коня, после чего попросился на ночлег к фермеру, жившему на окраине. Тот, узнав, что их всего двое - рыцарь и мальчик, его брат  - охотно пустил гостей, втайне надеясь, что рыцарь защитит его дом в случае нападения вагров. Стив купил у него  чистую сухую одежду "для брата". Рената привела себя в порядок в отдельной комнате, куда ей принесли кувшин с горячей водой. Она сняла грязную одежду и смыла с себя тину, но не захотела расстаться с беретом, который отлично скрывал ее длинные волосы. Она сама как следует вычистила и его, и петушьи перья на нем, скрепленные крупным янтарем. Грязной одежды ей тоже было жаль. Она завязала ее в узел, вознамерившись взять с собой, чтобы позже постараться придать ей приличный вид. К столу из ее комнаты вышел странный мальчик в пажеском изящном берете, но при этом одетый, как маленький крестьянин: в башмаках, подбитых гвоздями, в шерстяных чулках, кожаных штанах, домотканной рубахе  и теплой стеганной куртке, просмоленной снаружи, чтобы не промокала. Мальчик сказал, что желает остаться в берете, так как вымыл голову и боится ее простудить. Фермер не удивился такому поведению "брата" рыцаря. Он щедро угостил путников хлебом, простоквашей, вином и холодным мясом. Всё это было съедено с аппетитом и благодарностью. Затем Стив купил у фермера  два каравая свежего хлеба, двух жареных фазанов  и немного домашнего вина, чтобы без помех совершить завтрашний путь. До замка Старый Крисберн  оставалось уже совсем недалеко, но они не успели бы приехать засветло. Стив и Рената едва добрались  до своих постелей в смежных комнатах  - и оба заснули, как убитые.

                8.

       На рассвете после завтрака они снова пускаются в путь. Ренате непривычно сидеть в мужском седле. Под ней чужой конь, на ней - чужая одежда. Шерстяные чулки покалывают и раздражают ноги, привыкшие к тончайшему шелку, батисту и мягким кружевам. Грубый холщевый ворот рубашки натирает шею, знавшую  до этого лишь кисею и атлас. Но она далека от того, чтобы жаловаться. Напротив, она готова сколько угодно терпеть неудобства - лишь бы все ее родные были живы и здоровы, лишь бы поскорее королевская армия победила Кая Крэгета и его злобных диких "пустошников". И, кроме того, разве не с ней ее рыцарь, ее защитник Стивен Скайфилд, с которым судьба вчера вторично свела ее, да еще таким чудесным образом. Рената с ласковой признательностью поглядывает на него и мысленно горячо благодарит Небеса  за то, что она больше не одна. Ей даже не хочется думать о том, что бы с ней было, не встреть она вчера Стива. Скоро он, конечно, найдет возможность отвезти ее к отцу и сестрам, которые отправились в отдаленное приморское имение. Она будет рассказывать родным  о своих удивительных приключениях, а они будут слушать ее, затаив дыхание. Ассунта даже непременно приоткроет рот; она всегда приоткрывает рот, когда рассказывают о чем-нибудь интересном.
       Солнце начало всходить. Его живительные лучи преобразили землю, пробуждая ее от сонного оцепенения, Празднично засверкала роса в траве, проснулись и защебетали в листве птицы; нежный сильный аромат полился от цветов и трав. Казалось, весь мир исполнен радости.
       - Ах, как чудесно! - воскликнула Рената. - Не правда ли, Стив?
       - Да, - отвечал Стив, пробуждаясь от своих безрадостных тревожных мыслей и оглядываясь по сторонам. - Я всегда любил восход солнца... Но сейчас мне бы хотелось, чтобы оно долго не всходило.
       - Почему? - удивилась она.
       - Потому что при солнечном свете нам будет труднее прятаться от вагров, - угрюмо ответил Стив; слово "прятаться"  вызывало в нем жгучий стыд и бессильную горечь, смешанную со злостью.
       - О, я и забыла о них, - виновато промолвила Рената.
       - Может, - продолжила она несмело, - мы уже победили их?
       Стив горько рассмеялся и кратко ответил:
       - Нет.
       Рената  посмотрела на него с удивлением  и некоторым страхом. "Всё-таки он сильно изменился за эти две недели, - подумала она. - И почему он не верит в победу королевской армии?.."
       Но она не решилась больше ни о чем спрашивать его. Ей вдруг стало неуютно, и солнечное утро точно слегка померкло.
       Часть пути по графству Лэд - а это заняло часа четыре - они проделали молча, остановившись только раз, чтобы поесть и выпить вина.
        На небольшом расстоянии от замка Старый Крисберн они увидели черный дым, стелющийся по небу со стороны ближайшей к замку деревни.
        - Сожгли! - прошептал Стив, и сердце его забилось сильными тяжелыми толчками. На лице Ренаты выразился трепетный страх, глаза ее стали большими и встревоженными. Ей не верилось, что кто-то, пусть даже это неотесанные вагры, осмелился сжечь добрый милый Старый Крисберн, чей хозяин давал такие роскошные обеды, устраивал веселые многолюдные балы. Может, от рук вагров пострадала только деревня? Она спросила об этом Стива.
        - Деревня-то уж точно, - ответил он отрывисто.
        - Ах, Рената, - вырвалось у него через некоторое время, - вам совсем здесь не место, вы можете погибнуть. Ваш отец должен был насильно увезти вас. Кстати, где он теперь?
        - В нашем приморском имении на юге, - ответила Рената, бледнея.
        - Право, вам следовало уехать с ним.
        - Но ты же... ты же поможешь мне добраться туда? - спросила она.
        - Я? - он крайне удивился. - Не знаю, что ответить вам...
        - "Тебе"...
        - Да-да, тебе... Я постараюсь найти надежного провожатого, но сам сопровождать тебя не смогу, - он виновато потупился. - Видишь ли, в армии нельзя делать всё, что захочется. Мой отъезд на юг расценили бы как бесчестное дезертирство, даже если бы я потом вернулся.
         - Прости пожалуйста, - Рената сердечно огорчилась его смущению. - Я всё понимаю, не объясняй...
         - И потом, - он покраснел, - я так люблю тебя и так волнуюсь за тебя, что не знаю, с каким провожатым решился бы тебя отпустить... Ведь нет никакой гарантии, что там нет вагров.
         Лицо Ренаты озарилось сияющей улыбкой, полной нежности и доверия.
         - А ты правда любишь меня, Стив? - спросила она.
         - Конечно, - он взглянул на нее с укором.
         - Спасибо, мне очень важна твоя любовь.
         - Почему? - спросил он с надеждой.
         - Я сама не знаю, - она поспешно отвела глаза в сторону. - Просто... это правда очень важно для меня.
         Он готов был вскрикнуть от радости, готов был поверить своему счастью... но запах гари вернул его к действительности. Он тяжело вздохнул и повторил:
         - Нет, тебе нельзя здесь оставаться.
         И вдруг торопливо крикнул:
         - Прячемся! "Пустошники"!
         Они едва успели спрятаться за деревьями и кустами, как мимо них прошагал запыленный отряд вагров. Они гнали перед собой коз и свиней, тащили в мешках надрывающихся петухов, кур, гусей и прочее добро, взятое в разграбленной, сожженной деревне.
         Когда они скрылись из виду, Стив и Рената продолжили свой путь. Теперь они не разговаривали: чувство опасности сомкнуло их уста, прогнало прочь романтическое состояние духа. Они ехали рядом в тени деревьев, осторожные, молчаливые, напряженно-внимательные, словно два разведчика.
        Деревня Красные Башмаки и ближайшие к ней фермы в самом деле оказались сожжены до тла, а когда путники добрались до замка Старый Крисберн, то убедились, что и он отчасти сожжен. Еще не доехав до ворот замка, Стив и Рената увидели распростертые на земле раздетые и обобранные тела. Рената еле слышно вскрикнула и зажмурилась от страха, судорожно вцепившись в повод своего коня, а Стив пристально вгляделся в лицо одного из убитых и вдруг воскликнул:
        - Это же Мартон, младший рыцарь командора Леверда!
        Он вгляделся в другого и ахнул:
        - Рыцарь Лео из нашего отряда! Джейк Слоули! Малыш Стенни!..
        Он с горестным изумлением оглядел множество неподвижных тел, распростертых на земле, и растерянно прошептал:
        - Я же знаю их всех! Еще два дня назад все они были живы. Они убиты, те, кого я знал... Господи! Все убиты!
        - Стив, скорее, поедем отсюда, - дрожащим голосом взмолилась Рената. - Пожалуйста! Мне очень страшно.
        Она сидела в седле, не открывая глаз.
        - Нет, нам нельзя уезжать отсюда, - заметил Стив. - Сейчас нельзя. Битва при Старом Крисберне проиграна. Нам с тобой пока что некуда ехать, Рената. Мы должны посмотреть, что' уцелело в замке. Ты можешь не открывать глаз.
        Он бережно взял из ее рук поводья. Она поспешно вцепилась в луку седла, а Стив повел ее коня рядом с собой, не сходя с Марса. Они подъехали к выбитым воротам Крисберна и въехали во двор. Там тоже лежали тела, но побледневший Стив уже не находил в себе сил смотреть на них; он чувствовал, что не желает больше узнавать в убитых своих друзей.
        Почерневшие, отчасти сохранившиеся развалины замка еще дымились. Кругом стояла сумрачная настороженная тишина, слышалось только зловещее карканье ворон. Всадники спешились. Стив привязал лошадей подальше от входа и взял Ренату за руку. Они прошли внутрь замка, осторожно ступая по почерневшей обвалившейся штукатурке и булыжникам, вывалившимся из стены. Черная, в пятнах гари, с обуглившимися перилами и обгоревшими широкими ступенями  предстала перед ними лестница. Стив не решился идти наверх.
       - Пойдем в подвал, - шепнул он Ренате.
       И они спустились в подвал: пустой, темный и холодный. Из комнатки сторожа, где был камин, доносились странные звуки: точно чье-то тяжелое дыхание нарушало мертвую тишину. Рената прижалась к Стиву, сама не своя от ужаса.
        - Подожди меня здесь, - попросил Стив. - Я только гляну, что' там, и вернусь.
        Он вошел. В комнате было пусто, огонь в камине догорал. Стив огляделся по сторонам: он не мог понять, откуда раздается дыхание, и вдруг увидел: возле камина лежал огромный пес. Его темная шерсть почти сливалась с каменным полом. Видимо, он издыхал, так как  лежал, не шевелясь, а в боку у него зияла глубокая рана. Стив с облегчением вздохнул. "Бедный пес! - подумал он. - Но всё-таки хорошо, что это ты, а не "пустошник"."
        Он собирался уже позвать Ренату, как вдруг подумал, что еще не раздернул полога у старинной широкой деревянной кровати в алькове. Он был уверен, что там никого нет, но все же на всякий случай отодвинул полог. Слабый свет, льющийся сверху из окна, озарил голые доски кровати, а на них... у Стива занялось дыхание. На кровати лежал бледный и недвижимый Крон Леверд, его командор. Строгое узкое лицо его было бескровно, лоб перевязан тряпкой, побуревшей от крови, а в груди командора, не прикрытой доспехами, торчал нож.
       - Господи, - прошептал Стив, медленно опускаясь на кровать. - Мой командор, вот, как мы свиделись... Что же мне теперь делать? Куда идти, чьи команды выполнять?..
       Он стащил с головы шлем и прошептал молитву.
       - Воды! - вдруг негромко сказал "покойный". Стив подпрыгнул на кровати от неожиданности и с ужасом и одновременной с ним надеждой уставился на командора. Тот медленно приоткрыл глаза и, увидев Стива, с трудом улыбнулся ему.
      - Стивен Скайфилд... - сказал он еле слышно. - Мы проиграли битву, я тяжело ранен... Моего слугу Трэма убили... Прошу вас, пить!
      - Мой командор... - губы у Стива задрожали. - Но можно ли вам пить? Ведь надо сначала как-то вынуть нож...
       Командор равнодушно взглянул на нож и отрывисто ответил:
       - Это ваш Эджит придумал... Воткнул мне в одежду нож, чтобы думали, будто я убит... а сам ушел за водой... и до сих пор его нет, вот уже час... бедняга, жив ли он?.. Мне можно пить, Стивен, у меня рана только на голове.
       Он устало прикрыл глаза. Стив поскорее достал из мешка свою тыквенную бутыль и, налив вина в кубок, помог раненому напиться. Лицо Леверда слегка порозовело, и взгляд немного ожил.
       - Благодарю вас, - сказал он чуть более твердым голосом. - Вы один?
       - Нет, мой командор, со мной леди Рената Актола, младшая дочь герцога...
       - Леди? - брови Леверда удивленно поднялись. - Бог мой! Что она здесь делает? Ей тут не место... Впрочем, отсюда нет выхода.
       - Почему? - насторожился Стив.
       - Потому что со всех сторон света Старый Крисберн окружен теперь ваграми; нас обошли, замкнули в кольцо. Мы с вами отрезаны от отрядов господина Гранса, Бог знает, где он теперь. Я очень удивлен, что вы живы. Но, разумеется рад этому. Да, очень рад.
       И, вздохнув, он погрузился то ли в сон, то ли в забытье.
       Стив поскорее ввел в комнату Ренату, на ходу объясняя ей обстоятельства дела. Она молча слушала его, подавленная до глубины души. Слез у нее не было, и она не ощущала ничего, кроме страха и огромной, разверзшейся, подобно бездне, внутренней пустоты. В полной прострации Рената опустилась в старое жесткое кресло, из которого вылезал конский волос, и сидела так, вцепившись в подлокотники, оцепеневшая, неподвижная, немая, а внутри нее звучали одни и те же слова Стива: "... замок окружен ваграми... пока что мы должны остаться здесь. Мы не можем уйти отсюда; к тому же я обязан защищать моего раненого командора... Да и Эджита мне никак нельзя бросить".
       - Господи... - в бесконечной тоске твердили ее губы. - Господи...
       Образ отца и сестер как-то сразу отодвинулся от Ренаты в необозримую бесконечную даль. Она, наконец, осознала, как ничтожна для нее возможность в данных обстоятельствах встретиться с ними, и не только теперь - вообще, когда-нибудь. Вероятно, они уйдут за границу на судне с белоснежными парусами, поселятся где-нибудь в Италии, на родине ее предков, а она... она, скорее всего, будет убита сегодня или завтра ваграми, захватившими в свои грязные лапы всё, что она любила, что было ей так дорого.
        Вот уже слышны их шаги за дверью. Шаг, еще шаг... Стив выхватил меч из ножен  и прижался к стене позади двери. Дубовая дверь заскрипела на старинных петлях, отворилась, и в сторожку  вошел Эджит, таща на себе тяжелый кожаный бурдюк с водой.
       - Эджит! - воскликнул с облегчением Стив, вкладывая меч обратно в ножны.
       Услышав его голос, старый слуга вздрогнул всем телом, потом поспешно положил бурдюк на пол и бросился к своему господину с лицом, сияющим радостью, со слезами на глазах.
        - Ах, Боже мой, слава Тебе! - твердил он. - Довелось же мне снова увидеть вас, сударь, да еще живым и здоровым! Ах, Боже мой...
        Стив обнял Эджита и попросил его кратко рассказать, что произошло. Эджит охотно сообщил ему, что вчера днем, здесь, у Старого Крисберна, была жаркая битва. Королевских воинов окружили со всех сторон, о чем они не сразу догадались. Впрочем, даже догадайся они сразу, они были обречены. Только нескольким рыцарям и двум командорам  удалось бежать, и где они теперь, никому неизвестно. Он, Эджит, на своих плечах перенес раненого командора  Леверда в подвал замка  и перевязал, как умел. Пока вагры грабили и поджигали замок, он  и командор прятались в тесном погребе под полом подвала; враги его не заметили. Когда "пустошники" ушли, Эджит перенес Леверда  в комнатушку подвального сторожа, также разграбленную, и положил его на голые доски кровати, с которой вагры стащили всё, вплоть  до соломенного тюфяка. Почему они не унесли с собой полога, Эджит понять не мог; он бы на их месте непременно его забрал. Собака же, лежавшая у камина, была сторожевой дворовой собакой по кличке Ко'ра. Вагры тяжело ранили ее, когда она бросилась на них, пытаясь защитить вход в подвал; наверно, она скоро околеет, бедная тварь. Он, Эджит, выходил на разведку, осматривал побежденных стогров: не подаст ли кто из них признаков жизни; но все они оказались мертвы. Здешние крестьяне потихоньку хоронят их.
        - И я долго не мог найти воды, сударь, - признался Эджит. - Колодцы поблизости забиты трупами. Хорошо, что неподалеку в лесу есть родник. Там я набрал воды, сколько мог, и это не так уж далеко отсюда.
        Затем он несмело полюбопытствовал, что' там за мальчик сидит в кресле, и когда Стив ответил, что это благородная леди Рената Актола, Эджит низко поклонился ей. Рената попыталась улыбнуться ему, но вместо этого вдруг горько заплакала. Стив бросился к ней, но она попросила его не отвлекаться на нее.
        - Это глупые пустые слезы, они сами остановятся, - уверяла она, тихонько всхлипывая. - У вас с Эджитом есть сейчас дела поважнее. Пожалуйста, занимайтесь ими.  Я успокоюсь - и тогда постараюсь, чем смогу, помочь вам.
       Она вынула из кармана кожаных штанов свой аристократический кружевной платочек и прижала его к глазам и носу. Стив пожал ее руку и с тяжелым сердцем обернулся к Эджиту.
       - Сперва мы устроим получше командора Леверда, - сказал он. - А после устроимся сами.
       - Вам, сударь, лучше попроще одеться, - заметил Эджит. - Надо теперь во всём походить на вагров. И командору тоже. Хорошо, что леди уже одета так, как надо.
       Первым делом Стив освободился от доспехов. Затем они напоили командора водой, а после набрали  валявшейся по всему нижнему этажу замка соломы, навалили ее на кровать, прикрыли сверху пологом, чтобы она не расползалась, и уложили на это ложе раненого. Под голову ему Эджит положил его же свернутый рыцарский плащ, а Стив накрыл  его своим собственным плащом. После этого рыцарь и его слуга рискнули выйти из замка. Они расседлали лошадей, спрятали их и дали им травы. Потом срезали с ближайших деревьев  множество веток и устроили из них огромное, довольно мягкое ложе поближе к окну: на нем они могли поместиться все трое - и ничуть не мешать друг другу. Затем Стив промыл и перевязал рану собаки и дал ей воды, а Эджит в это время собирал по всему замку побольше деревянных обломков мебели для растопки камина. Они как следует пообедали. Рената не прикоснулась к пище. Она легла на ложе из веток и листьев и притворилась спящей; ей не хотелось ни с кем разговаривать.
        После обеда Стив осмотрел рану Крона Леверда. Она была довольно серьезной, а Стив имел очень слабые познания в медицине, но всё же решил действовать, как велело ему сердце: промыл рану водой и очень крепким кукурузным вином, нашедшимся у Эджита в небольшом количестве, а после заново перевязал чистой тряпицей. Всё это время командор был без сознания; он ничего не слышал и не чувствовал.
        Остаток вечера Стив помогал Эджиту шить и кроить простые штаны и рубаху - для самого себя. Эджит достал ему пару очень старых, но еще вполне годных башмаков. Пока слуга грубыми, но крепкими стежками мастерил рубаху из холщевого мешка для яблок, Стив посетил подвальный погреб, в котором Эджит вчера укрывал командора Леверда. Там он нашел несколько бочонков с отличным вином, немного копченой свинины и целую кадку квашеной капусты с яблоками для обедов в людской и на кухне. Стив знал, что употребление квашеной капусты не допускает цинги. "Мы будем варить с ней похлебку", - подумал он.
        Совсем перед ночью они с Эджитом затопили камин и на маленьком очаге сварили бульон из свинины для раненого. Командор пришел в себя. Он не без труда выпил чашку бульона и немного вина, после чего снова заснул или потерял сознание - неизвестно. Дыхание его было очень тихим, еле слышным, и Стив вновь начал опасаться за его жизнь. К тому же, его тревожила Рената, почти не встававшая со своего ложа. Если бы он смел, если бы мог утешить ее! Но он не решался ее окликнуть, а от ужина и вина она отказалась. Вследствие всего этого, а также потому что враги в любое время могли нагрянуть в замок, сон Стива был некрепок и тревожен в отличие от сна Эджита. Да и командор Леверд  несколько раз принимался просить пить, и Стив вставал, чтобы дать ему воды. К рассвету веки Стива так отяжелели, что он крепко уснул и уже не слышал просьб раненого о воде. Леверд не был требователен. Несколько раз окликнув Стива и не получив ответа, он перестал звать и закрыл глаза. Он чувствовал, что силы потихоньку возвращаются к нему и неясно думал: "Они заботятся обо мне... Стивен Скайфилд и Эджит... А мой Трэм погиб, бедняга... Хорошо, что Стивен вернулся... впрочем, нас всё равно убьют, нелепо надеяться выжить... Но надежда умирает последней, это дар Божий. Что ж, будем надеяться и верить, ничего другого нам не остается".
       И он уснул.

                9.

       - Вот, господин Стив, здешний подземный ход, - говорил Эджит, очень довольной своей недавней находкой. - Вагры про него, конечно, не знают. А мне о нем рассказывал еще старый господин Скайфилд, ваш дедушка. Если бы не он, так я бы и не нашел ничего. А теперь глядите: здесь и лошади пройдут, и всё, что угодно, и погони не будет - иди себе с миром до самого Линдборкена. Линдборкен брошен хозяевами, но не сожжен - это все рыцари говорили. Там, правда, всё разграбили, но этот разбойник Крэгет запретил жечь замок; сказал, что этот замок теперь - его имение. Даже, говорят, спрятал для себя некоторые вещи...
       - Что ж, - сказал Стив. - Можно попробовать пройти в Линдборкен. Если что-то будет не так, мы вернемся назад.
       Он всматривался в открывшееся перед ним тускло освещенное подземелье. Три дня прошло с тех пор, как они с Ренатой приехали в Старый Крисберн. Проснувшись на следующее утро после приезда, Стив увидел, что Рената, его Натти, как он мысленно называл ее, лежит в горячке и бредит. Ему пришлось ухаживать сразу за двумя больными. Разумеется, о Ренате он заботился один и не подпускал к ней Эджита. Зато заботам слуги был поручен Крон Леверд. Опытный, привыкший к ранениям воин удивительно быстро шел на поправку. Душа его рвалась сражаться с врагами, а для этого необходимо было здоровье, и душа командора вымаливала, требовала у Неба здоровья своему телу - во благо отечества! И тело выздоравливало, голова заживала. В тот день, когда Эджит обнаружил подземный ход Старого Крисберна, Крон Леверд с повязкой на голове  впервые сел в постели и даже завтракал сам; до этого Эджит или Стив поили его из чашки и кормили с ложки. Но Рената оставалась всё еще очень больной. Она ничего не ела и пила очень мало. Ее лицо похудело, побледнело и осунулось, под глазами залегли тени. Стив чрезвычайно беспокоился за нее, постоянно думая при этом, что Старый Крисберн  - очень ненадежное убежище, сюда могут нагрянуть в любую минуту. Конечно, было бы лучше уйти отсюда, но станет ли для них Линдборкен более безопасным убежищем, чем Крисберн? В любом случае последнее слово оставалось за командором.
        Стив и Эджит вернулись в сторожку, где полулежал на кровати командор, и тихонько стонала на ложе из веток и увядшей листвы Рената Актола; она была без памяти. Собака Кора, которой помог Стив, медленно выздоравливала. Теперь она лежала возле камина, положив голову на лапы, и дремала, прикрыв глаза.
        Стив приблизился к Леверду, угрюмо задумавшемуся о чем-то.
        - Мой командор! - сказал он. Леверд тотчас очнулся от задумчивости  и устремил на него свой по-прежнему зоркий ястребиный взгляд.
        - Слушаю вас, - сказал он.
        - Эджит нашел подземный ход, ведущий к замку Линдборкен, - начал докладывать Стив. - Позвольте мне изложить свой план.
        - Излагайте, - быстро отозвалася командор, и глаза его оживленно блеснули.
        - Я предлагаю, - продолжал Стив, - добраться до замка. Мы с Эджитом сделаем двое носилок. Ваши носилки понесут лошади, а носилки леди Ренаты - Эджит и я. Так как Линдборкен не до конца разграблен и не сожжен, он может стать для всех нас более удобным пристанищем, чем Старый Крисберн. К тому же, Линдборкен окружен рвом с водой, это обеспечит нам бо'льшую безопасность.
        - Не это, - возразил Леверд, - а то, что замок объявлен теперь будущим имением Кая Крэгета. Раз на то пошло', никто из вагров и близко к нему не подойдет - даже те, что остались его охранять; вот самая надежная защита. План ваш хорош, но я не могу допустить совершенно излишней траты сил: ваших и Эджита. Леди Актола пусть лежит в носилках, которые понесут лошади. Вторых носилок не нужно. Я поеду в седле.
        Заметив изумленное недоверие во взгляде Стива, Леверд обратился к Эджиту:
        - Друг мой, я благодарен тебе за спасение моей жизни, ибо ты исполнил то, что не являлось твоим прямым долгом. Не окажешь ли ты мне еще одну услугу? Сделай мне седло с высокой спинкой, чуть отклоненное назад, чтобы я мог полулежать, как теперь, с учетом того, что я буду сидеть верхом.
        - Сделаю, сударь, - с готовностью улыбнулся Эджит, очень довольный тем, что понял мысль командора.
        - Тебе ясна твоя задача?
        - Да, конечно.
        - А вам, Стивен, ясно ли теперь, чего я хочу? - спросил Леверд, проницательно глядя на Стива.
        - Так точно, - ответил тот, всё еще сомневаясь, не слишком ли командор надеется на свои силы. - Но ведь вы не только полулежите, вам еще надо просто лежать.
        - Я и буду лежать - ночью. А днем буду спокойно сидеть в своем седле, не мешая вам с Эджитом нести пищу и воду: их ведь придется взять с собой.
        - Слушаю, мой командор, - сказал Стив.
        - Оставьте, мы не в армии, - дружелюбно заметил Леверд. - Вы, конечно, обязаны меня слушаться и выполнять приказы, но я даю вам команду "вольно". Пока мы не в рыцарских рядах, вы можете держать себя более свободно и не тянуться передо мной. Отвечайте мне проще, как если бы мы с вами встретились на каком-нибудь званом обеде.
         - Хорош обед! - невольно улыбнулся Стив.
         - И так бывает, - кратко отозвался Леверд. Затем после минутного раздумья протянул Стиву руку и сказал:
         - Прошу вас называть меня по имени.
         Стив смущенно пожал его руку и пробормотал:
         - Но это будет уже фамильярность... нарушение дисциплины...
         - Не вижу в этом ни фамильярности, ни нарушения, - решительно возразил Леверд. - Я же не предлагаю вам брудершафта. Просто пока вы произносите "мой командор", нас могут десять раз убить. "Крон" звучит значительно короче. Право называть меня так останется за вами и на полях сражений - разумеется, не официально, а в частных обращениях.
         - Я весьма вам признателен, - молвил Стив. - Но разве я заслужил это?
         - Вот уже трое суток я выздоравливаю только благодаря вам, - ответил Леверд, пристально глядя на него. - Вероятно, без вас я бы умер. Эджит славный малый, но ему не пришло бы в голову лишний раз сменить мне повязку, постелить солому на кровать, накрыть меня плащом. Верно, Эджит? По ночам он не смог бы подавать мне воду, потому что он спал бы - так он и делал. Такова его природа, к тому же, он не воин. Но вы, Стивен, очень заботливы. Так же... так же, как Йеган когда-то.
        Он слегка опустил голову, потом заговорил совсем другим голосом:
        - Не пора ли нам поесть? И прошу вас, отдайте плащ леди Актола: у нее должно быть хоть какое-то одеяло.
        И командор сощурился, взглянув на Ренату. Он всегда щурился, точно от яркого света, глядя на нее: такой дикой, непривычной, почти страшной была для него мысль, что молодая герцогиня  лежит на груде веток в мужской крестьянской одежде, в жалкой сторожке, больная, лишенная врачебной помощи, родного дома, отца, сестер  - и в любую минуту может стать жертвой "пустошников". Он никогда не видел ее прежде; теперь же она казалась ему удивительно юной и недопустимо беззащитной, как дитя.
        Стив с большой охотой взял свой плащ  и бережно накрыл им Ренату. Эджит в это время принялся разогревать на очаге еду: похлебку из кислой капусты со свининой. Вскоре все трое обедали.


        Спустя день кресло-седло для командора Леверда было готово. Эджит искусно сплел его из толстых ивовых прутьев, так как у него не было никаких инструментов, кроме веревок и собственных рук. Леверд остался очень доволен своим новым седлом.
        - Даже с подлокотниками! - сказал он. - Спасибо, Эджит, я не забуду твоей преданности и твоего мастерства.
        Затем обратился к Стиву:
        - Сделайте носилки для леди Актола из полога, который настелили для меня на солому: я смогу обойтись без него.
        И он встал, пошатывась и держась за спинку кровати. Стив хотел помочь ему, но Леверд не позволил.
        - Нет, - сказал он. - Я должен делать сам то, что могу, иначе я никогда не поправлюсь.
        Когда Стив и Эджит сняли с соломы полог, он лег снова.
        На следующий день рано утром они покинули Старый Крисберн через подземный ход, оставив у дверей внутри хода собаку Кору, которая не могла пока что следовать за ними. Эджит навалил перед ней костей с остатками мяса на них и поставил корыто с водой.
        - Здесь тебя не убьют, - молвил он, ласково погладив ее.
        Два коня, Марс и Мэг, несли носилки, на которых, укрытая плащом, лежала Рената Актола. Мэг шел сзади, навьюченный мешками с кислой капустой, водой и свининой. На Марсе сидел в кресле-седле Крон Леверд, откинувшись назад и полузакрыв глаза. Стив в доспехах шел впереди, ведя Марса в поводу и держа свободной рукой горящий факел, а сзади шагал Эджит, катя перед собой бочонок с вином. За плечами у него был дорожный мешок с одеждой Стива и Ренаты - той, что отдал ей паж.
       Подземный ход был не очень извилистым, но зато мрачным, довольно душным и холодным. Факел горел не очень сильно из-за недостатка воздуха, но всё-таки освещал сырые, поросшие мхом каменные стены, грубый сводчатый потолок и довольно ровный земляной пол, по которому, глухо стуча, катился винный бочонок.
       В середине дня был сделан привал. Эджит снял с Марса мешок с сеном и накормил лошадей. Люди обедали холодным мясом и кислой капустой, страстно мечтая про себя хотя бы о черствой корке хлеба  или о жестких лепешках - пусть ржаных, но из настоящей муки. Еду запили вином. Стив дал вина больной Ренате. Она едва смогла проглотить немного, ей явно стало хуже. Опечаленный этим обстоятельством, Стив машинально помог Леверду взобраться в седло, впряг с помощью Эджита  лошадей в носилки и снова повел Марса, освещая дорогу факелом.
       Они шли очень долго, потеряв даже приблизительный счет времени. Наконец, почувствовав очень сильную усталость, Стив решил спросить у командора, не пора ли остановиться на ночь? В ту же минуту Леверд первый нарушил молчание.
       - Пора отдыхать, - негромко сказал он.
       Ужинали без аппетита. Эджит напоил лошадей. Люди, немного согревшись вином, улеглись прямо на земле. Рената тихонько стонала и бредила в своих носилках. Печальный Стив лежал рядом с ней, в страхе думая о том, удастся ли довести ее живой до Линдборкена. Эджит заснул сразу, едва лег, а командор Леверд молча лежал, завернувшись в свой плащ. Пламя факела безжизненно мерцало во мраке подземелья. Охваченный невыносимой тоской, Стив шепотом позвал его:
        - Крон! Вы спите?
        - Нет, - ответил Леверд. - Но сейчас засну и вам советую сделать то же самое.
        - Я только хотел спросить вас...
        - Спрашивайте.
        - Где, вы полагаете, сейчас находится его величество?
        - Я не полагаю, а знаю, - ответил Леверд. - Он отбыл за границу, чтобы собрать там войска. Решено было, что он поступит так в случае поражения. Тогда в поражение никто не верил, но решение всё-таки было принято на всякий случай.
        - Мы будем пробираться вслед за ним?
        - Пока что это невозможно, - был ответ, - но спустя какое-то время, вероятно, да. Не думайте пока об этом. Доброй ночи.
       - Доброй ночи, - сказал Стив и почти тут же заснул. Командор долго не спал. Он слышал, как бредит Рената, и как беспокойно ворочается и вздыхает во сне его первый рыцарь. "Ничего, завтра утром мы придем в Линдборкен, - подумал Леверд. - И если всё будет в порядке, мы отдохнем там... особенно он, Стивен Скайфилд. А позже я поправлюсь и помогу ему".
       
                10.

        Утром они завтракают, потом некоторое время идут дальше. Стив мрачен: за ночь Ренате стало еще хуже. Она уже даже не бредит - просто лежит неподвижно и не может проглотить ни вина, ни воды. Тени под ее глазами стали глубже, лицо - бледнее. "Если она умрет, - думает Стив, - я никогда, никогда не прощу себе этого".
        Вдруг над ними, кажется, совсем близко раздаются голоса. Стив останавливается. Командор перестает дремать в седле и чутко прислушивается. Стив и Эджит тоже замерли и почти не дышат.
        -... черт его знает, - говорит, продолжая беседу, хриплый голос с северо-восточным акцентом "пустошника". - Он сидит в этом Линдборкене, как сыч, его до сих пор никто не видел. Говорят, наш Кай Крэгет обещал ему должность управляющего в этом замке. Управляющий, как же! - вагр хохочет. - Двух слов, поди, связать  не может, лоб медный. Заперся на все замки' и думает, уже знатный барин, черти б его взяли. Вчера я ему ору: мол, хоть в окно покажись, дубина; мы же тебя защищаем, нам тебя в лицо знать надо. Так нет, молчит, только дымок из трубы вьется, стряпает себе что-то... нетопырь.
        Товарищ вагра смеется и говорит:
        - Ничего, дрова понадобятся, выглянет в окошко, попросит. А всё же странно, что его никто не видел. Откуда же известно, что наш Кай поставил его добро сторожить?
        - Как откуда! Да он же охранную грамоту привез, а на ней Крэгетова печать и пароль в грамоте  стоит. Его наш начальник Кхет пропустил: только он один его и видел.
        - Кхет? Это которого вчера убили?
        - Ну да. Чертовы "обжоры" расползлись теперь по всей стране, как клопы по стенке; никогда не знаешь, кого они убьют следующего - может, тебя самого.
        - Говорят, ихний королишко уже бежал за море.
        - Конечно, дёру дал, а то бы наш Кай его уже четвертовал.
        - Так что, Сэдди, у этого Линдборкенского сторожа даже имя неизвестно?
        - Имя-то известно: Гю'нтер Ха'лум. Да что мне его имя, мне на рожу бы его взглянуть. К тому же обидно: он тоже "пустошник", а нас за людей не считает. Мы хотели к нему пройти через подземный ход, только этот ход обвалился... Гляди-ка, Матс, Ланс развел костер и чего-то жарит или варит. Я сбегаю перекушу, а ты пока постой здесь посторожи, потом я тебя сменю.
        Наступила тишина. Стив посмотрел на Леверда. Тот тоже взглянул на него, и Стив едва узнал своего командора: глаза раненого горели силой и вдохновенным нетерпением, он едва сидел в своем седле, готовый бежать и осуществлять план, который озарил его голову. Да он так бы и сделал, если бы не слабость и головокружение, всё еще сильно мешавшие ему.
        - Стив, помогите мне слезть! - быстро попросил он вполголоса. Стив немедленно помог, не заметив, что Леверд впервые назвал его уменьшительным именем. Командор также не заметил этого.
       - Итак, нам с вами повезло, ситуация работает на нас, - сказал он, едва усевшись на землю. Мы рядом с замком Линдборкен, вероятно, пока еще с внешней стороны рва. И никто из "пустошников" еще не видел в лицо сторожа, поставленного Крэгетом. То, что мы сделаем, будет, конечно, рискованно, но дело стоит того. Слушайте...
        И он зашептал что-то так тихо, что даже Эджит не мог ничего расслышать. Лицо Стива прояснялось с каждым словом командора. Когда последний замолчал, глаза Стива уже сияли точно таким же вдохновением, как и у его начальника.
        - О, я всё сделаю, мой командор! - вполголоса воскликнул он и тут же поспешно добавил:
        - То есть, Крон...
        Леверд положил ему руку на плечо:
        - Отлично, Стив. Действуйте.
        Через несколько минут Стив уже стоял перед ним в одежде "пустошника", сшитой Эджитом из мешковины: в штанах, рубахе с грубым глухим воротом и в старых башмаках на босу ногу, несколько дней не брившийся, со спутанными светлыми волосами.
        - Хорошо выглядите, - смеялся Крон Леверд. - Настоящий молодой красивый вагр; вам не хватает только грабель или вил. За неимением этих полезных орудий возьмите мой кинжал.
        Стив сунул кинжал за пояс. Леверд еще раз оглядел его и посерьезнел.
        - Всё-таки вы слишком молоды, - вздохнул он. - У вас маловато опыта. Ах, если бы я был здоров! Я бы обязательно пошел вместо вас, чтобы свести риск до минимума. В этом деле нельзя допустить ни малейшей ошибки.
        - Я сделаю всё, что могу, и даже больше того, что могу, - сказал Стив; его открытое лицо дышало кротким достоинством и отвагой.
        - Хороший ответ, - молвил Леверд, подавая ему руку. - Ну, с Богом, Стив, желаю вам удачи. Как говорили спартанцы: "Со щитом". И никаких "на щите"! - прибавил он строго. - Вы не один, вы несете перед Богом ответственность за нас, трех человек, здесь остающихся, не забывайте этого.
        - Да, Крон, - Стив сжал его руку и тихо, но твердо добавил:
        - Прошу вас, если что, не оставьте леди Актола и моего Эджита.
        - Не оставлю: обещаю и клянусь, - ответил Леверд.
        Стив обнял Эджита, чьи глаза были полны горестной тревоги, но который не смел причитать, бережно и нежно поцеловал в лоб Ренату  и пошел, не оборачиваясь, вперед по подземному ходу.
        - Ну, Эджит, - командор обернулся к слуге. - Молись за своего господина. И я буду молиться. Да не оставит его Бог, да поможет Он ему!


        Стив с факелом в руке идет по подземному ходу, который полого спускается вниз. Стиву становится ясно: наверху, над ним - ров с водой. Затем постепенно дорога выпрямляется, идет вверх и снова прямо. Наконец несколько поросших мхом  ступеней приводят Стива  к довольно высокой и широкой  черной двери с чугунным молотком в виде кольца и конской головы. Стив внимательно проверяет, не открыта ли дверь, но нет, она плотно замкнута снаружи. Стив творит короткую, но горячую молитву, крестится и уверенной рукой  стучит в дверь с помощью молотка. За дверью тишина. Он стучит еще раз, потом после недолгой паузы еще. Слышны приближающиеся шаги. Через минуту чей-то грубый голос спрашивает  с акцентом "пустошников":
        - Кто стучит?
        - Свои, дурачина, - отвечает Стив, старательно подражая этому акценту. - Наш Кай хочет кое-что передать тебе.
        За дверью несколько мгновений молчат. Затем вагр спрашивает:
        - Что именно?
        - Слушай, Гюнтер Халум, может, ты всё же откроешь дверь? - говорит Стив. - Кай прислал тебе пакет, который перехватил у "обжор", и просит тебя его сохранить.
        - А сопроводительное письмо от Крэгета при тебе? - интересуется голос.
        - Вот болван! - Стив смеется. - Когда ему было писать для меня письмо? Когда чертовы стогры оттесняли его от Диона?  Он сунул мне в руку этот пакет и сказал: "Разыщи подземный ход в замке Старый Крисберн, ступай до Линдборкена и передай пакет Гюнтеру Халуму, пусть хранит его до моего приезда". Я спросил, почему мне нельзя пройти поверху? А он говорит: мол, пакет очень важный, нельзя, чтобы тебя с ним убили. Да и потом, говорит, люди мои, что поставлены охранять Линдборкен, не пропустят тебя без моей охранной грамоты, а Гюнтер Халум умный, он разберется, что к чему.
        За дверью тишина. Затем голос говорит:
        - Ладно, я тебе открою. Только скажи последний пароль.
        - Дурак, - Стив плюет в сторону. - Я сутки шел по этому подземелью, провалиться бы ему; откуда мне знать последний пароль? Ладно, не хочешь открывать, я пойду обратно. Приду в столицу, отдам пакет нашему Каю Крэгету и скажу ему: "Гюнтер Халум твоего пакета не взял  и дверей мне не открыл". Так и скажу, лоб медный, даст он тебе тогда управляющего...
        Угроза действует.
        - Подожди, - ворчит голос. - Сейчас я открою дверь, и ты дашь мне пакет, а я тебе деньги. Только и не мечтай, что я впущу тебя в замок.
       - Нет, ты меня впустишь и накормишь, - заявляет Стив хладнокровно. - Потому что я так хочу.
       Он готов к долгой словесной баталии  и очень удивлен, когда вдруг его собеседник поспешно отодвигает засов, открывает ключом замок, распахивает дверь и радостно говорит:
       - И вправду свой, черт ты эдакий! А говорил, пароля не знаешь.
       Стив не успевает догадаться, в чем же заключается пароль. Халум, коренастый и бородатый, как большая часть вагров, протягивает руку:
        - Давай пакет.
        Стив вынимает из-за пазухи письмо, написанное несколько дней назад командором Левердом для господина Гранса. Халум берет его, потом снова запирает дверь и задвигает засов.
        - Пойдем, я накормлю тебя и дам тебе денег, - говорит он.
        Они идут по длинному первому этажу замка Линдборкен, который в самом деле отлично сохранился по сравнению со Старым Крисберном. Халум спрашивает:
        - Как тебя зовут?
        - Сэл Молан, - отвечает Стив. Эти имя и фамилия, насколько ему известно, распространены среди вагров и не вызовут подозрений.
        - Гляди, вот здесь - главная кладовая, которую я должен охранять, - хвастается Гюнтер Халум, показывая на одну из дверей. - Там имущество Кая Крэгета, которое он отобрал для себя в Линдборкене.
        Босой, грязный, лохматый, он ступает по блестящему паркету, как хозяин, его темные ноги в жесткой шерсти утопают в дорогих коврах. На поясе у него звенят ключи. "Как у апостола Петра, - с горькой иронией думает Стив. - А Линдборкен  - это рай, потерянный рай стогров". У него сильное желание  привести этого "пустошника" в чувство, показать ему, где его настоящее место... Но пока еще рано..
        Они приходят в дальний конец коридора. Там, в комнате для прислуги с камином и очагом, резиденция  Халума. Он гордо ставит на стол золотую миску и кладет рядом золотую ложку.
        - Вон я с чего ем, - заявляет он и подмигивает Стиву. - Думаешь, это Кая? Нет, мое! Мое собственное. Неделю назад я придушил одного стогра вместе с его женой и ихним щенком прямо у них в доме, а вещички-то взял себе - им-то, графьям, теперь уж не понадобятся!
       И он хохочет, довольный своей шуткой.
       Бешеная злоба опаляет мозг Стива. Не успев ничего сообразить, он молча кидается на вагра и начинает душить его. Вагр тоже не остается в долгу. Минуты две они катаются по полу, держа друг друга за горло, затем глаза вагра наполняются торжествующей злобой - он нащупал у себя под рукой старый охотничий нож, упавший во время драки... Но кинжал Стива взлетает быстрее ножа, и вот уже его враг хрипит, пораженный в самое сердце. Минута - и всё кончено.
        - Вот так, - говорит Стив, вставая на ноги. - Больше ты никого не задушишь, мерзавец.
       Его лицо и шея исцарапаны, глаз подбит, из носа сочится кровь, но он доволен: он исполнил то, что велел ему командор Леверд - взял за'мок. К тому же, казнил  убийцу и вора, хотя командор приказал ему только связать этого человека и заткнуть ему рот... но душа не вытерпела. Некоторое время Стив с отвращением и гневом смотрит на тело "пустошника", потом спохватывается: надо поскорее умыться и смыть с рубашки пятна крови. Он находит в кувшине воду и умывается, пока кровь из носа не перестает течь. С рубахой сложнее - ведь Стив не умеет стирать. Он находит другую простую рубашку в сундуке прислуги и переодевается. Теперь следует убрать тело, но куда? Стив принимает его на плечи и сносит в подвал. Его уже начинает тяготить совершенное им убийство. Плохо, что он, рыцарь, оказался таким неважным разведчиком и потерял хладнокровие. Ему не жаль вагра, но злоба уже прошла, и ему немного стыдно - перед самим собой и командором, который не приказывал ему убивать этого человека.
       В подвале слегка обвалилась кладка, и в стене зияет дыра. Стив кладет туда убитого, предварительно  забрав у него все ключи и вынув у него из-за пазухи письмо командора Леверда. Потом он закладывает обвалившуюся стену кирпичами и придвигает к ним тяжелую бочку Бог знает с чем, чтобы кирпичи не осы'пались.
       Покончив с этим, он возвращается наверх в комнату прислуги, убирает все следы борьбы и заодно находит в вещах "пустошника"  охранную грамоту Кая Крэгета на имя Гюнтера Халума.
       После этого он спешит к потайной двери и отпирает ее. Надо скорее привести сюда тех, кто сейчас так волнуется за него...

                11.

       - Убили? И недовольны собой? Но ведь у вас не было иного выхода, - говорил Крон Леверд на пути к Линдборкену..
       - Был, Крон: выполнить ваш приказ, просто связать его и заставить молчать...
       - Я даю приказы не затем, чтобы вы совершенно слепо исполняли их. Если бы вы не убили его, он убил бы вас, не так ли?
       - Так. Но я должен был сдержать себя, не бросаться на него, пока не приготовил бы веревку и кляп...
       Командор недоверчиво покачал головой:
       - Он всё равно мог успеть схватить нож, Стив. Не думайте больше об этом, ведь мы на войне. Я не оправдываю ваш порыв священного гнева, но считаю, что в данном случае он был обоснован. Вас ведь не мучает совесть, что этот убийца и грабитель погиб от вашей руки?
       - Нет. Но я потерял хладнокровие... А потом...
       - Бросьте, - Леверд улыбнулся. - Я даже не хочу слушать. Вы захватили замок Линдборкен, и на то время, пока Кай Крэгет подыскивает себе особняки в столице, он наш. Вы более чем выполнили мой приказ. Вы дрались, не щадя жизни, и выиграли бой.
       Он помолчал и торжественно сказал:
       - Когда я буду иметь честь увидеть его величество, я буду ходатайствовать перед ним о вашем награждении и присвоении вам звания командора.
       Стив остановился и взглянул на сидящего в кресле-седле Леверда. Тот ответил ему взглядом, полным глубокого уважения, понимания и еще чего-то неуловимого, согревшего Стиву сердце: так смотрел на него когда-то старший брат, погибший на войне. Стив проглотил комок, подступивший к горлу, и, опустив голову, ответил:
        - Благодарю, мой командор.
        Потом снова поднял глаза и улыбнулся. Леверд кивнул ему головой и повторил:
        - Да, буду ходатайствовать, чем бы ни кончилось наше пребывание в Линдборкене. Помните об этом, Стив Скайфилд.
 
        В Линдборкене они сразу устраиваются как следует, поближе к подземному ходу. Теперь у них есть ключ, и они могут в случае побега замкнуть дверь в подземелье изнутри. Лошадей размещают в одной из комнат; две комнаты выбирает себе командор. Стив и его слуга поселяются в двух смежных комнатах рядом; Ренату Стив решает положить в своей комнате до ее выздоровления. Правда, в Линдборкенских апортаментах остались только голые столы, стулья, кресла и камины, да еще чудом сохранились великолепные драпри на окнах. Тюфяки, перины, ковры, скатерти, посуда и прочее - всё унесено ваграми. Но Стив идет в кладовую, куда сложил то, что выбрал для себя, Кай Крэгет. Через час в жилых комнатах уже есть всё необходимое для комфортной и даже роскошной жизни: ведь Крэгет оставил для себя только самые лучшие, самые красивые и дорогие вещи. Это не очень хорошо. Леверд считает, что такая обстановка  расслабляет, но вслух ничего не говорит. Да и в самом деле, так ли это всё важно? Главное, чтобы они, четверо людей, занявших замок, были живы и здоровы.
       В подвале есть свежее мясо, сыр, овощи, крупы, вино, кукурузное масло и мука. Это добро оставлено Крэгетом для сторожа Гюнтера Халума. На внутреннем дворе есть колодец, откуда Эджит достает чистую воду. Вскоре он уже печет на очаге лепешки, готовит овощи и режет сыр - от мяса его рыцари дружно отказались, заявив, что не могут его больше видеть, равно как и кислую капусту. Правда, для Ренаты всё-таки готовится отдельно крепкий говяжий бульон. Лошадей решено кормить овсом, лежащим в подвале в мешках.
       Командор приглашает Стива на обед в свою комнату, Эджит прислуживает им.  Они едят золотыми вилками из золотых тарелок, потому что другой посуды в замке уже нет, а вино пьют из серебряных кубков, украшенных крупными драгоценными камнями. В течение получаса в комнате царит молчание: рыцари всецело поглощены едой. Затем вдруг тишину нарушает хриплый крик за окном:
        - Эй ты, бродяга! Халум! Покажешься ты, наконец, или нет?!
        Леверд поднимает голову  и устремляет на своего первого рыцаря зоркий взгляд.
        - Давайте, Стив! - быстро произносит он. - Смелее - и как мы с вами договорились.
        Стив подходит к окну и распахивает его.
        - Ну что вам, чертям, надо? - грубо кричит он с северо-восточным акцентом вагров. - Орете тут под окнами каждый день, точно ослы.
        - Гляди-ка, показался! - ликует вагр внизу, по ту сторону рва с водой. - А ты, парень, ничего себе, правда, молод для управляющего.
        - Ладно, не пори чушь, - Стив присаживается на подоконник. - Я тебе не девица на смотринах, чтобы меня разглядывать. Говори короче, чего тебе надо?
        - Да ничего, просто узнать, какой ты из себя.
        - Ну, узнал?
        - Узнал.
        - Теперь я тебя спрошу: как тебя звать?
        - Сэдди.
        - Так вот, слушай ушами, Сэдди. Мне нужны дрова: это раз. Потом свежие яйца, молоко, коровье масло, творог, мёд, а еще свежая рыба и дичь. Потому что вот! - Стив внушительно потряс охранной грамотой. - Здесь наш Кай ясно прописал: "И если ты истый вагр, сын своей земли, ты человека по имени Гюнтер Халум впустишь в свой дом, а буде он голоден, и накормишь".
        - Ха, удивил! Прописано! - прищурился Сэдди. - Да ведь наш последний пароль "впустишь и накормишь", это всем известно. Это просто слова.
        - Ах, слова... - зловеще протянул Стив. - Ну, я скажу нашему Каю, что ты его пароль считаешь просто словами, а не руководством к действию.
        Сэдди испугался.
        - Да ладно! - крикнул он. - Всё тебе будет. Из-за этого Линдборкена Крэгет не велел сжигать ближайшие деревни, так что мы оттуда всё тебе достанем. Куда велишь принести?
        - Я опущу вам мост, - милостиво сказал Стив. - Вы сложете еду на внутреннем дворе и уйдете. Мне никого не велено пускать в замок. А вот когда я буду тут управляющим, - он вдруг дружески подмигнул Сэдди, - я тебя пущу, старина. Ты это запомни, мое слово верное. Весь Линдборкен осмотришь, если захочешь.
        Сэдди тут же пришел в восторг.
        - Я сразу по роже твоей понял, что ты свой малый! - крикнул он, подбрасывая кверху шапку. - Всё тебе будет, что хочешь. Только ты потом доложи Каю, как верно мы тебе служили. Верно, братцы? - он обернулся к остальным ваграм, охранникам замка.
       - Верно! - заорали "пустошники". - Ура Каю Крэгету! Ура Гюнтеру Халуму!
       - Спасибо, ребята! - весело сказал Стив. - Обязательно скажу Каю, какие вы молодцы - верьте слову вагра. А пока что прощайте. Мне нужно обойти замок дозором, чтобы ни один "обжора" не пробрался в имение нашего Кая!
       Он закрыл окно под громкие одобрительные крики "пустошников" и вытер пот со лба.
       - Браво! - молвил очень довольный Леверд и закусил нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Потом, справившись с собой, сказал:
       - Немного поправьте речь. Побольше шипящих.
       - Крон? - не понял Стив.
       - Вы заметили, что они произносят "ш" вместо "с" и вообще говорят так, словно у них плохо с передними зубами?
       - Совершенно верно, - согласился Стив. - Они точно жуют горячую картошку.
       - Вот и вы старайтесь говорить так же. А теперь... - Леверд мечтательно задумался. - Теперь неплохо было бы помыться, побриться и остричь волосы. Я не хочу, чтобы в Линдборкене выжила хотя бы одна вошь, принесенная нами в этот гостеприимный дом.
       - Крон, вы читаете мои мысли, - ответил Стив. - Эджит, согрей воды для моего командора и для нас с тобой.
       Когда Эджит вышел, Леверд спросил:
       - А леди Актола?  Вы сможете...
       Не договорив, он опустил глаза и сощурился. Стив покраснел и, тоже опустив глаза, ответил:
       - Конечно, я всё сделаю.
       - Вот и отлично, - сказал Леверд, вновь устремляя на него взгляд. - И прошу вас отпустить Эджита помочь мне... я пока еще немного слаб.
       - Да, Крон, - с готовностью отозвался Стив.
      

       Они долго мылись и приводили себя в порядок в своих комнатах с помощью найденных Эджитом мыла, бритв и ножниц. Избавившись от своих  своих светлых волос, Стив глянул в зеркало и увидел странного юношу: худого, обритого, в простой одежде, так не похожего на прежнего дворянина Стива Скайфилда. Вид у него сразу стал немного детский, как у мальчишки. "Надо будет отрастить усы, - подумал Стив, - и хоть какую-то бороду. А то несолидно".
       Потом он как следует обтер Ренату влажным полотенцем, стараясь поменьше смотреть на нее, одел ее в ночную рубашку служанки, не взятую ваграми, и накормил бульоном и вином. Она глотала, словно во сне, не открывая глаз и не отвечая ему, может даже не слыша, что' он говорит ей. Он бережно уложил ее на чистую постель под атласное одеяло и расчесал ее волосы, благодаря про себя Небо, что их не надо обрезать. На ее лице явились, хотя и слабо, прежние нежные краски, и он обрадовался, подумав, что теперь она, наверно, выздоровеет.
       Командор Леверд также попытался одеться просто. Незатейливой одежды осталось довольно много: вагры, видимо, совсем не заинтересовались ею. Но вся беда командора была в его неистребимой аристократичности. Когда Стив увидел своего начальника, одетого в простые штаны и рубаху с поясом, он чуть не расхохотался: таким чуждым этой одежде было узкое, с тонкими чертами, бледное лицо Леверда, артистически изысканное, несмотря на обритые волосы и свежий шрам с вмятиной, краснеющий надо лбом. Все движения и манеры командора оставались рыцарскими, благородными, исполненными непринужденного дворянского изящества, присущего королевским военным. И тут не могли помочь ни его худощавые сильные плечи, ни мощная, тронутая загаром шея; голубая кровь командора слишком громко заявляла о себе.
       - Ну, Стив, - спросил Леверд своего первого рыцаря. - Похож я на вагра?
       - Нет, Крон, - честно ответил Стив и, не выдержав, засмеялся.
       - А на кого похож? - спросил Леверд.
       - На дворянина в грубом нижнем белье, - признался Стив. - Простите, Крон.
       - Правда всегда почтенна, - сказал на это Крон Леверд, не поведя даже бровью. - Но не всегда желанна. У меня пока что нет другой одежды. Что, неужели совсем уж нелепо?
       - Вы аристократ, мой командор, - многозначительно отозвался Стив.
       Леверд рассмеялся и весело поглядел на него.
       - Ладно, - сказал он. - Ничего не поделаешь. Я надену старую одежду, когда Эджит найдет время вычистить ее для меня, а пока похожу в этой.
       Он помолчал, потом негромко спросил:
       - Могу ли я взглянуть на леди Актола?
       - Конечно, - ответил Стив. - Пойдемте, я помогу вам.
       - Не нужно, - сказал командор. - Вон, какой костыль соорудил мне ваш Эджит. Я теперь не пропаду.
       И опираясь на грубый, но добротный костыль, он довольно уверенным шагом направился к комнате Стива. Стив шел рядом и думал, что его командор всё-таки очень высок: на целых полголовы выше, чем он, Стив.
      Леверд приблизился к кровати, на которой лежала Рената, и какое-то время сумрачно вглядывался в ее лицо. Потом произнес:
       - Она совсем ребенок. А это что?
       И, медленно нагнувшись, он поднял с пола засушенный цветок клевера. Стив покраснел и быстро взял его из рук Леверда: он узнал цветок, который сорвал и подарил Ренате у Скифского Колодца.
        - Это я подарил ей, - пробормотал он. - И забыл об этом... А она хранила его...
        Леверд пристально посмотрел на него ясными темно-дымчатыми глазами. Он всё понял, но не сказал об этом ни единого слова, только добавил твердо  и успокоительно:
        - Она поправится, Стив, я вижу это. Теперь с ней всё будет в порядке.
        И, чуть сощурившись, вышел из комнаты. А Стив достал из внутреннего кармана рубахи брошь, подарок Ренаты, серебряного соловья на слоновой кости, и тихонько прижал его к губам.

                12.

        Проходит две недели.
        За это время командор окончательно поправляется. "Пустошники" регулярно приносят самую лучшую еду на внутренний двор Линдборкена. Покой и здоровая свежая пища  творят чудеса. Стив и Эджит обретают свой прежний цветущий вид, Ренате с каждым днем становится  всё лучше, а Крон Леверд оставляет, наконец, свой костыль. Голова перестает его тревожить, а шрам надо лбом из ярко-красного  превращается в розовый. Он может ходить и с удовольствием  вернулся бы на поля сражений, но битва окончена, а пробиваться к морю, чтобы уйти за границу к королю, нет никакой возможности: Стив узнаёт от сторожей-вагров, что теперь вся страна кишит усиленными отрядами "пустошников". Везде убивают, вешают стогров и расправляются с их семьями; ни один стогр еще не пробился южнее столицы с тех пор, как вагры захватили ее.
       Эти безрадостные вести крайне удручают командора. Вынужденный сидеть на месте среди пустынной, покинутой людьми праздничной роскоши Линдборкена, он напоминает Стиву плененного орла, посаженного в позолоченную клетку. Силы и здоровье вернулись к нему, но оказались невостребованными, и он томится в роскошной неволе, которую оберегают враги его державы. Вернуться  в Старый Крисберн рыцари не могут, ибо там поселился огромный отряд вагров; об этом Стиву радостно сообщил "пустошник" Матс. Но однажды командору Леверду удается по памяти восстановить схему подземного хода - под какими деревнями, лесами, лугами и пустошами он тянется. Леверд показывает Стиву бумагу со схемой  и место посреди одного из лесов обводит жирным чернильным кружком:
        - Вот сюда мы отправимся, Стив, когда придет время бежать или когда леди Актола  окончательно поправится: не знаю, что из этого первым выберет судьба. Мы должны всё подготовить, чтобы бежать не с пустыми руками. Ручаюсь, что "пустошников" в этом лесу нет. Я знаю: там, а именно вот в этой точке стоит двухэтажный деревянный дом. Там давно никто не живет, лес обступил его со всех сторон; прежде это был дом лесничего графства Лэд. А вот здесь рядом река... К сожалению, она не протекает на юге и впадает в море совсем в другом месте, чем нам нужно. Ну да ладно, мы с вами это переживем, не так ли?
        Глаза Стива блестят, он взволнован.
        - И что мы будем делать в этом лесу, Крон? - спрашивает он.
        - Создадим партизанские отряды, - говорит Леверд. Стив хватает его за руку:
        - Крон, вы шутите!
        И тут же поспешно извиняется:
        - Простите меня, я забылся.
        Леверд смеется:
        - Вы не забылись, а я не шучу. Все будет, как я сказал - разумеется, в идеале. Я уверен, что многие королевские воины делают сейчас или пытаются делать то же самое, что и мы. Мы постараемся объединиться с ними. Будем выходить в разведку, собирать тайную армию, а когда соберем, дадим знать его величеству.
        Стив смотрит на него с непостижимым выражением в глазах: в его взгляде восторг и восхищение, он одновременно  и верит, и не смеет верить в то, что сказал ему Леверд.
        - Ну что, - говорит командор, наблюдая за выражением его лица, - вы довольны?
        - Командор, - с трудом произносит Стив. - Боже мой, вы же великий человек! Какая для меня честь сражаться вместе с вами!..
        - Думаю, что рыцари, погибшие у Старого Крисберна, уже не сказали бы так, - роняет командор и отворачивается. Это его вечная боль: верные друзья и соратники, погибшие три недели назад, бедный верный Трэм... Он постоянно вспоминает о них, и ему кажется, что и он отчасти повинен в их гибели. Стив понимает его. Он тихо говорит:
        - Ничего, Крон. Они будут отомщены - каждый в отдельности и все до единого.
         Лицо Леверда светлеет, он мягко смотрит на Стива:
         - Благодарю вас. Вы всегда умеете найти слова, которые поддерживают меня и напоминают мне о моем долге.
         Он треплет Стива по плечу и снова коротко благодарит:
         - Спасибо.
         С этого дня Леверд вновь начинает видеть смысл в своей жизни. Он деятельно и неустанно помогает Стиву и Эджиту готовиться в путь. Несмотря на весь свой аристократизм, а может благодаря ему он быстрее Стива усваивает плотницкие уроки Эджита  и подолгу работает вместе с последним.
        - Вы бы отдохнули, ваша милость, - смущенно советует ему Эджит, которому крайне неловко, что "его милость" работает, как простой слуга.
        - Успеем отдохнуть, мастер, - отвечает ему Леверд. - Лучше покажи мне, как сделать вот это.
        И он показывает Эджиту деревянные детали, которые не может правильно соединить. Эджит объясняет ему. Леверд всё запоминает и так точно следует указаниям своего учителя, что детали у него соединяются крепче и лучше, чем у самого Эджита и тем более Стива.
        Для всех троих замок полон счастливых воспоминаний, которые теперь кажутся не более, чем сном. Они не говорят друг с другом об этом, но каждый внутри себя смотрит на добрый старый Линдборкен  с благодарной теплотой, если не с нежностью. В одном из залов давались балы, в другом благородных гостей угощали наилучшим вином и музыкой. В кабинете хозяина не раз происходили интересные задушевные беседы, а некоторые из комнат  и Стиву, и Леверду когда-то предоставлялись для удобного ночлега. Даже Эджит со вздохом проходил мимо комнат для прислуги: там он зачастую весело и беспечно пировал в кругу своих друзей, лакеев и горничных, шутил, сплетничал и слушал сплетни. Да, Линдборкен знавал замечательные времена. Он радушно принимал в свои объятия рыцарей, прекрасных дам и их старинных преданных слуг, он никогда не отказывал в приюте бедным и нищим, простым и знатным странникам. Когда-то здесь нашел себе временное пристанище даже Кай Крэгет. Он не смог позабыть этого и пощадил Линдборкен, правда, перебив предварительно всех его защитников.
        Однажды Стив зашел в комнату с клавесином, и сердце его забилось сильнее. Он поднял крышку, присел на стул и заиграл гавот, который разучил когда-то в юности. На звуки клавесина пришел Леверд. Он встал у косяка и, полузакрыв глаза, слушал музыку. Стив не видел его. Охваченный ностальгическими воспоминаниями, он заиграл народную песенку, разнесенную в свое время трубадурами и менестрелями по всей стране:
                Сказал тебе рыцарь: "Прощай навсегда".
                О розе поет соловей.
                Нет, Анна, не будь холодна и горда,
                Не то приключится с тобою беда.
                Будь лучше с любовью своей.

                Сказал тебе рыцарь: "Ко Гробу Господню
                Уеду я, Анна, сегодня".
                Нет, Анна, не будь холодна и горда.
                Уедет твой милый навек, навсегда,
                Уедет ко Гробу Господню.

                "Останься, мой милый", -
                Так Анна просила...
        Он оборвал игру, глубоко взволнованный.
        - Уедет твой милый навек, навсегда, уедет ко Гробу Господню, - задумчиво сказал Леверд. Стив посмотрел на него.
        - Лучше бы вам не играть, вас могут услышать снаружи, - молвил командор. - И не только поэтому. Нам сейчас нельзя быть сентиментальными, Стив: это роскошь для обывателей. Пока мы на войне...
        Не договорив, он медленно вышел из комнаты.
        Окончательному выздоровлению Ренаты предшествовало еще одно событие: прибежала Кора, собака, выхоженная Стивом и Эджитом.
        Однажды вечером Стив услышал за дверью, ведущей в подземный ход, тихое царапанье и поскуливанье, похожее на плач. Он немедленно пошел к командору и доложил ему, что, кажется, прибежала сторожевая собака Кора, оставленная ими в подземном ходе у Старого Крисберна. Рыцари на всякий случай вооружились и с надлежащими предосторожностями открыли дверь. Огромная лохматая Кора  вбежала в холл и принялась, повизгивая, жадно ласкаться то к Стиву, то к Леверду, а когда появился Эджит, она радостно бросилась к нему. Ее накормили, напоили и позволили лечь на коврик у кухонного очага.
        - Мы возьмем ее с собой, - решил командор. - Собака большая, сильная, умная. Она понесет часть нашего груза и будет охранять его и нас.


        Ясным июльским утром Рената открыла глаза и совершенно сознательно огляделась вокруг. До этого сознание хотя и часто, но ненадолго возвращалось к ней. Она отчетливо запомнила только одно: что она и Стив Скайфилд  находятся в Линдборкене. Стив, кормя ее с ложки, не раз об этом упоминал.
       Теперь она в самом деле узнала одну из комнат старого гостеприимного замка. Она приподнялась на локтях и увидела, что лежит в чистой постели, что на ней чужая ночная рубашка из толстого льна, а рядом на столике стоит чашка с водой, и лежит рядом с гребнем засушенный цветок красного клевера. Комнату озаряли лучи солнца. Рената вдруг ощутила в себе прилив сил и какой-то веселой бодрости. Она радостно засмеялась и вылезла из постели. Ее тотчас охватила слабость, но сердце по-прежнему ликовало и пело: "Я здорова, я не умру, мне хорошо!"
        Она встала и не без труда приблизилась к окну. За окном были видны пустой внешний двор, ров с водой, какие-то люди возле рва, а дальше - живописные луга и рощи, залитые солнечным светом.
        "Ах, как красиво! - подумала Рената. - Скорее бы стать совсем здоровой, чтобы дышать этим благодатным воздухом, гулять среди этих лугов по чудесной траве!"
        Вагры, сожженный замок, покинутый дом, отец, сестры - она помнила обо всём этом, но как-то смутно, словно это касалось ее лишь слегка, да и то не теперь, а в далеком прошлом. Она удовлетворенно вздохнула и медленно побрела к своей кровати. Сев на нее, она, хотя и с трудом, но всё же аккуратно и тщательно расчесала свои длинные светло-каштановые волосы, золотящиеся на солнце, как жженый сахар. Это занятие так ее утомило, что она прилегла на кровать - да так и заснула с гребнем в руке.
        Когда она проснулась, то увидела сидящего возле кровати Стива, который о чем-то задумался и не смотрел на нее.
        - Стив! - воскликнула она.
        - Рената! - он нежно улыбнулся ей и поцеловал ее руку. - Как я рад, что тебе лучше.
        - О, гораздо лучше, - она посмотрела на него с благодарностью. - Настолько хорошо, что я готова даже петь. Сон дал мне столько отдыха и свежести; я точно заново родилась. Ты меня спас, милый Стив. И я ужасно хочу есть. Но почему мы в Линдборкене, и есть ли тут еще кто-нибудь кроме нас?
        Стив поскорее принес ей овсяной каши и молока, а пока она завтракала, кратко рассказал обо всем, что произошло с ними со дня ее болезни. Рената слушала очень внимательно и ела с аппетитом. Но когда она узнала, что Линдборкен стерегут вагры, и этот замок теперь - имение Кая Крэгета, она чуть не уронила свою золотую ложку.
        - О! - прошептала она, и все ее былые печали, страхи и воспоминания разом ожили. - И мы тут спокойно сидим и завтракаем! Стив, но это же всё равно, что завтракать в пасти льва.
        - Нет, Рената, это вполне безопасно, - заверил ее Стив. - Тем более, что через несколько дней командор  хочет уйти отсюда вместе с нами в более спокойное место.
        - Это правда? - спросила она с надеждой.
        - Такая же правда, как то, что я люблю тебя, - ответил он.
        Она порозовела, и к ней отчасти вернулось ее беззаботное спокойствие.
        - Благодарю, Стив, - ответила она и, пряча глаза, несмело призналась:
        - Я тоже люблю тебя. Я сейчас поняла это очень ясно.
        - Рената! - глаза Стива засветились счастьем. - Неужели я не ослышался? Ты вправду сказала это?
        - Да, - она засмеялась. - Можешь быть совершенно уверен: я люблю тебя!
        - Тогда я прошу тебя: прими мое предложение - стань моей женой.    
        - Принимаю. Но... - она замялась. - Прежде чем стать твоей женой, я хочу  испросить благословения у своего отца...
        - О, разумеется, - он прижал к своей груди ее руку. - Мы сейчас бы и не смогли пожениться: ведь идет война. Но после войны...
        - Да, да! Сразу же! - с сияющей улыбкой на исхудавшем лице подтвердила она, глядя в его сиреневые глаза своими ярко-синими глазами.
        С этого дня она начала очень быстро поправляться.
        Стив и Эджит приготовили для нее комнату рядом, и Рената с удовольствием поселилась там. Первые трое суток после своего новоселья она еще ходила в платье служанки и обедала, не выходя из комнаты, но на четвертый день надела свою крестьянскую одежду  и стала присутствовать на общих обедах у командора Леверда.
        Командор был искренне доволен ее выздоровлением. Он держал себя с ней очень учтиво и почтительно, но всё-таки Рената невольно робела перед ним. Ей казалось, что такой серьезный, даже несколько суровый человек не может втайне не осуждать ее за легкомыслие, за несвоевременную любовь к Стиву, за мужскую одежду  и даже за то, что, болея горячкой, она невольно требовала по отношению к себе ухода и забот. Но главное, она была совершенно неуместна и бесполезна  в создавшейся опасной ситуации, как бывает бесполезна и неуместна бабочка, близко подлетевшая к сражающимся оленям.
        Впрочем, командор ей нравился. Надежный и опытный воин, он, конечно, не допустит, чтобы с ними всеми что-нибудь случилось. Он защитит ее и Стива, а они ему помогут... и тут Рената краснела от жалкого чувства собственного бессилия. Ну чем она может помочь Стиву, командору или хотя бы Эджиту? Ведь она ничего, совсем ничего не умеет. И слезы горькой досады выступали у нее на глазах при мысли об этом. Она пробовала просить Эджита, чтобы он научил ее хотя бы чистить платье и стряпать, но Эджит решительно восстал против этого.
        - Это не ваше дело, барышня, - безапелляционно заявил он. - Вы благородная леди и вовсе не должны уметь то, что умею я.
        - Но я хочу научиться готовить, - возразила Рената, чуть не плача. - И научусь, хочешь ты этого или нет.
       Она начала исподтишка наблюдать за тем, как Эджит готовит и стирает, стараясь отвлекать его посторонними беседами, чтобы он не заметил, что она учится у него, и не рассердился на нее за это.
       Стив, в отличие от Эджита, охотно научил ее тому, что умел довольно хорошо, а именно - обращаться с оружием. Она не могла поднять над головой тяжелый меч, но всё пошло' отлично, как только он заменил меч легкой палкой. Он относился к этим учениям, как к забаве, которой увлеклась от скуки его возлюбленная, но для нее это была сама жизнь, и она очень старалась. В короткий срок ею были сделаны блистательные успехи, но их заметил не Стив, который был для этого слишком ослеплен чарами Ренаты и находил прекрасным всё, что бы она ни сделала, а командор Леверд. Однажды он стал свидетелем их учебного боя. Разгоряченные и увлеченные, они не заметили его безмолвного появления, и он довольно долго наблюдал за ними. А когда, наконец, они его увидели, Леверд вежливо сказал, обращаясь к оробевшей Ренате:
        - Вы неплохо владеете мечом, леди Актола. Впрочем, у вас отличный учитель. Я получил истинное удовольствие, наблюдая этот учебный бой.
        Он учтиво поклонился ей и ушел, а вечером  сказал Стиву:
        - Мы достанем для леди Актола легкий меч, чтобы ей было не тяжело управляться с ним.
        Стив удивился.
        - Мой командор, но ведь Рената не может сражаться.
        - Почему? - спокойно спросил Леверд. - У нее верный глаз и хороший удар.
        - Но ведь она... она же дочь герцога. И потом... Крон, вы же не допустите, чтобы дама сражалась, подобно рыцарю?
        Леверд засмеялся:
        - Она уже сражается, подобно рыцарю. У леди Актола талант. Не бойтесь, Стив, я не допущу, чтобы она сражалась наравне с вами или со мной, но разве вас не утешает мысль, что она теперь сможет защитить сама себя, если понадобится?
        - Да, это так, - вынужден был согласиться Стив. - Я теперь не буду так сильно бояться за нее, как боялся до сих пор.
        Он передал Ренате слова командора. Она радостно захлопала в ладоши и покраснела  от удовольствия, а вечером за ужином обратилась к сумрачному рыцарю:
        - Командор Леверд! Пожалуйста, называйте меня не "леди Актола", а просто Рената.
        Командор почтительно наклонил голову и ответил:
        - Если таково ваше желание, сударыня, оно будет исполнено.
        - Благодарю вас, - она набралась храбрости, заглянула ему в глаза и немного смущенно заявила:
        - Вы знаете, я умею еще стрелять из лука. Правда, если лук небольшой. Но стреляю я довольно метко; даже герцог Актола хвалил меня.
        Леверд сдержал невольную улыбку и ответил:
        - Отцы имеют слабость хвалить своих детей по малейшему поводу и даже без оного. Но вы уже так уверенно владеете рыцарским оружием, что я склонен вам поверить.
        Он обратился к Стиву:
        - Прошу вас раздобыть через вагров лук оруженосца и стрелы для леди... то есть, для Ренаты. Я хотел бы увидеть ее искусство.
        - Будет сделано, Крон, - без особого энтузиазма отозвался Стив, а после ужина сказал наедине Леверду:
        - Всё-таки вы хотите сделать из Ренаты Актола Жанну д` Арк.
        В его голосе прозвучал укор.
        Леверд отрицательно покачал головой и молвил с нотой оправдания в голосе:
        - Стив! Я, конечно, могу бросить всё это, но ведь ей доставляет удовольствие показывать, что' она умеет. К тому же, повторяю, у нее талант. Впрочем, будет, как вы скажете. Я уважаю ваше мнение, тем более, в данном случае.
        - Почему в данном? - встрепенулся Стив.
        - Потому что Рената ваша невеста.
        Стив покраснел.
        - Откуда вы знаете?
        - Я всегда знаю то, что шито белыми нитками, - пожал плечами Леверд. - Ну так что же?
        - Я достану лук и стрелы, Крон, - ответил Стив, - поскольку вы правы: ей это нравится и у нее талант. А потом, я уважаю ваше мнение еще больше, чем вы мое.
        - Ладно, - добродушно отозвался Леверд. - Не будем больше состязаться во взаимном уважении, лучше просто доставим радость Ренате Актола.
        На следующий день Стив попросил вагра Сэдди принести на внутренний двор замка, к дверям, лук оруженосца и стрелы. Сэдди исполнил его просьбу. Лук был в самом деле небольшой, рассчитанный на подростка (чаще всего в оруженосцы младших рыцарей шли совсем молодые юноши). Этим же вечером Рената стреляла в деревянную мишень, сделанную Эджитом и повешенную им же в холле. Она ни разу не промахнулась, чем вызвала искреннее одобрение и командора, и Стива, которые, впрочем, стреляли более метко. Стрелы Ренаты  разместились по всему деревянному кругу; стрелы рыцарей, когда они тоже решили выстрелить по разу забавы ради, попали в самый центр мишени и расщепили друг друга. Рената посмотрела на обоих с глубочайшим уважением: ей было далеко до такого исключительного мастерства.
       
                13.

        В тот день, когда командор Леверд объявил Стиву и Ренате, что завтра они покинут Линдборкен, Стива окликнул вечером "пустошник" Матс.
        - Халум, выгляни в окно! - кричал он.
        Стив открыл окно.
        - Здоро'во, Матс. Чего тебе?
        - Мне велено передать тебе, - ответил Матс, что завтра приезжает наш законный государь, король Филипп Третий со свитой. Приготовь для них покои покрасивше.
        - Филипп Третий? - не понял Стив. - А, это Кай Крэгет взял себе такое имя?
        - Да нет же, - Матс немного удивился неосведомленности Гюнтера Халума. - Ты разве не знаешь? Наш Кай теперь регент нового короля и его первый министр; он себе другого имени не брал. А король у нас самый настоящий, законный. Он помог нам победить "обжор".
        - Да ты говори толком, что еще за король, - заволновался Стив. - Филипп Третий? Ни черта не понимаю. Что еще за Филипп?
        - Ты с луны, что ли, свалился?!- не выдержал Матс. - Забыл королевского сынка принца Филиппа? Ведь если бы не он и не его люди - ну и, конечно, его деньги - разве  победили бы мы "обжор" так быстро?  Ведь мы их за две недели прочесали частым гребнем. А почему? Филипп помог! Он отрекся от своего папаши - и теперь наш законный государь, его величество Филипп Третий. Кай сказал, что так даже лучше: править из-за спины законного наследника, чтобы заграничная знать на нас не дулась. Скоро мы будем присягать ему, а недели через две - коронация.
        - Какая, к шутам, коронация? - спросил, как во сне, Стив. - Церковь не позволит...
        - Сам ты церковь, - Матс сплюнул. - Священники сделают то, что им прикажет Крэгет: отпоют старого королишку Фридриха как покойного и помажут миррой нового, Филиппа Третьего, вот и весь разговор.
        - Понял, - Стив попытался весело и беззаботно улыбнуться. - Спасибо, что всё рассказал мне приятель, я тебе этого не забуду. А для короля и его свиты приготовлю самые лучшие комнаты.
        Он закрыл окно и без сил опустился на стул. Внутри него была пустота и тоска, мысли мешались, как у пьяного. "Надо  всё рассказать командору", - вяло подумал он, но не мог заставить себя сдвинуться с места. Сказать, что он был подавлен, потрясен, убит было бы мало. В нем, правда, теплилась робкая надежда, что всё, сказанное Матсом, ложь, выдумка вагров, но эта надежда казалась ему до смешного крохотной и непрочной. У вагров было слишком мало фантазии, чтобы они могли сочинить такую чудовищную историю. И всё-таки ему страстно не хотелось верить в то, что он услышал.
        В комнату зашел командор Леверд. Стив быстро встал при его появлении и раскрыл было рот, чтобы доложить (он еще не знал, какими словами) о разговоре с Матсом, но Леверд остановил его.
        - Я всё слышал, - произнес он спокойно; Стив видел, с каким трудом дается ему это спокойствие. Помолчав несколько долгих секунд, Леверд сказал:
        - Слава Богу, Рената спит и ни о чем еще не знает. Пойдемте ко мне, будущий командор, выпьем лучшего вина, найденного Эджитом в тайниках подвала, и обсудим создавшееся положение.
        - Да, конечно, - безжизненным голосом откликнулся Стив. - Этому вину тридцать лет, оно и вправду лучшее, мой командор.
        Они пришли в комнату Леверда и уселись за стол. Командор сам разлил вино по серебряным кубкам. В полном молчании они выпили. В тишине было слышно, как поют птицы по ту сторону рва.
        - Да, такие вот дела, - нарушил молчание командор. - Теперь мне всё понятно: и наше поражение, и победа вагров, и... всё, абсолютно всё.
        - Этого не может быть, - тихо сказал Стив. - Это не принц, это другое лицо, выдающее себя за принца, самозванец.
        - Откуда у самозванца деньги и связи с рыцарскими отрядами?
        - Не все самозванцы бедны.
        - Нет, - покачал головой Леверд. - Заграничную знать, как выразился Матс, не удовлетворит какой-нибудь вагр или вельможа на королевском троне, и Кай Крэгет отлично это понимает. Да и потом, того, что мы с вами услышали, следовало ожидать.
        - Следовало ожидать?! - вскричал Стив, внезапно пробуждаясь от оцепенения. - Крон, не говорите так!
        - Я говорю то, что могу доказать, Стив.
        - Нет, я не верю этому. Нет! - Стив задрожал. -- Не будете же вы в самом деле утверждать, что принц Филипп...
        - ... предал короля и отечество, - хладнокровно договорил за него Крон Леверд. - Не смотрите на меня так, Стив. Я повторяю, что у меня есть все основания так думать.
        - Какие же? - голос Стива прозвучал тускло и глухо.
        - Мне известно, - заговорил командор, - что за последние полгода его величество Фридрих несколько раз говорил его высочеству, что тот не унаследует престола, если не изменит свой характер.Это слышали и передали мне люди, в чьих словах я сомневаться не могу. А во время одного из последних сражений мне сообщили, что ее величество Мария, мачеха принца, ожидает младенца. Если у королевы родится сын, то более, чем вероятно, что престол достанется не принцу, а его младшему единокровному брату. Его высочество, разумеется, не стал дожидаться рождения ребенка; он разрубил Гордиев узел, изменив королю и войдя в сговор с ваграми.
        Стив смотрел на командора широко раскрытыми глазами, потом медленно и безнадежно опустил их.
        - До вашей беседы с "пустошниками" я не сопоставлял все эти факты, - продолжал командор. - И не подозревал принца Филиппа. Но теперь у меня точно открылись глаза. Конечно, у него были свои разведчики, приносившие людям короля ложные сведения, из-за которых погибло столько славных рыцарей. И мы, командоры, вели людей на верную смерть, даже не подозревая об этом.
       Стив горько усмехнулся и, помолчав, уронил:
       - Да, всё началось с предательства гувернантки и кончилось предательством короля и родины. Бывает же так!
       - Гувернантки? - с интересом переспросил командор.
       - Да. Ее звали фрау Грюндорф, а по-настоящему Стивен Скайфилд.
       Леверд подлил ему еще вина и попросил:
       - Расскажите об этом.
       Стив не ззаставил себя просить. В другое время он ни за что бы не признался командору, что переодевался гувернанткой  и обучал юных девушек по просьбе принца. До сих пор он считал унизительным вспоминать об этом даже наедине с Ренатой, считая, что это постыдные и совершенно не достойные воина воспоминания. Но теперь, познав  величайшее из предательств, он рассказал историю с тирольской гувернанткой подробно, равнодушно и отстраненно, будто речь шла вовсе не о нем. Командор слушал его очень внимательно, а когда, окончив рассказ, Стив устало умолк, сказал ему:
       - Хорошо, что вы больше не стесняетесь говорить об этих детских забавах; значит, вы уже выросли. Но не думайте, что принц предал только вас одного. Думаю, были еще люди (и немало людей), столкнувшиеся с его коварством и завистью.
       Стив посмотрел ему в глаза.
       - Вы удивительно спокойны, Крон. И даже уверены в себе. Как вам это удается?
       - Просто я знаю, что делать дальше, - сказал Леверд. - Слушайте меня внимательно и запоминайте...
       И, понизив голос, он начал говорить. Стив сперва слушал, хотя и прилежно, но безучастно. Однако через несколько минут поняв намеренья командора, он весь превратился в слух, жадно ловя каждое слово своего начальника. Когда тот кончил, глаза у Стива уже стали совсем прежними, живыми и ясными; они были в восторге устремлены на Леверда.
       - Я не перестаю восхищаться вами! - воскликнул он пламенно.
       - Подождите восхищаться, - остановил его командор. - Еще рано. Риск довольно велик, но, зная вашу исполнительность и находчивость, я готов поверить в успех. Выпьем за удачу нашей военной операции.
       И они торжественно выпили.
       Вечером Рената узнала от Стива о предательстве принца Филиппа. Она очень разгневалась и огорчилась, но совершенно не удивилась этому.
       - Что же мы теперь будем делать? - спросила она. - Вероятно, нам придется покинуть Линдборкен раньше, чем мы предполагали, сегодня ночью... Да?
       - Не совсем, - сказал Стив и, понизив голос, в нескольких словах обрисовал ей план командора. Рената слушала, взволнованно глядя ему в глаза.
       Командор в это время давал указания Эджиту. В этот день обитатели Линдборкена поужинали необыкновенно рано и после неких таинственных приготовлений улеглись спать - также значительно раньше обычного.

      
       Теплым июльским утром принц Филипп в сопровождении своей свиты из пяти человек, бывших вельмож короля, а ныне его собственных, подъехал к замку Линдборкен. Вагры низко склонились перед ним, водух был наполнен их приветственными криками. Принц милостиво бросил в толпу пригоршню золотых монет, а после торжественно показал всему миру  свою охранную грамоту с печатью и подписью Кая Крэгета и громко сказал:
       - Мои добрые вагры! Я привез вам от нашего верного Кая новый пароль: "Парча и золото"! Старый пароль "впустишь и накормишь" больше действовать не будет, потому что отныне вы не бедны, а богаты - это говорит вам сам король!
       - Ура королю! - загремели восторженные крики. - Да здравствует Филипп Третий!
       Трубач из свиты новоявленного короля бодро заиграл гимн "Приветствие государю" (вагры не знали иных музыкальных инструментов, кроме губной гармоники и рогов, сделанных на манер охотничьих). Мост был давно опущен, и принц Филипп въехал на широкий внешний двор Линдборкена. За ним последовала его свита.
       Стив Скайфилд в одежде "пустошника" встретил принца у парадных дверей замка, низко поклонился ему и помог сойти с лошади. Несмотря на его обритые волосы, небольшие усы и бороду  Филипп тотчас узнал его  и насмешливо сказал:
        - Ах, так вот, кто скрывается под именем Гюнтера Халума!
        Ничуть не смущаясь, Стив еще раз смиренно поклонился своему бывшему хозяину.
        - Ну здравствуй, Скайфилд, - благодушно продолжал принц. - Стало быть, ты тоже не терял времени даром - и теперь любимец нашего Кая Крэгета? Он очень тебя хвалил. Правда... - принц понизил голос, - знает ли он о твоем настоящем имени и происхождении?
        - Если ваше величество обещает не выдавать меня, я с удовольствием буду служить моему новому государю, - тихо ответил Стив, - и даже покажу ему удивительные вещи, о которых знает пока что только ваш покорный слуга.
        И он напустил на себя важный и таинственный вид. Глаза принца Филиппа загорелись жадным любопытством. Он торопливо ответил:
        - Будь спокоен, мой добрый Гюнтер Халум, твоя тайна навсегда останется тайной.
        И громко добавил:
        - Покажи мне замок, доблестный вагр.
        Он вошел в замок, и свита последовала за ним.
        Стив долго показывал принцу Филиппу замок, который, впрочем тот видел и прежде - и не один раз. Но теперь он на всё смотрел новыми глазами, глазами хозяина, и ему казалось, что он видит Линдборкен впервые. Потом Стив показал знатным гостям их комнаты, а Филиппа проводил в роскошный гостиный зал. Один из слуг принца принялся готовить для "короля" Филиппа завтрак, а других принц отпустил, чтобы побеседовать наедине со своим бывшим оруженосцем.
         - Ну, Скайфилд, - заговорил он вполголоса, - что же ты хочешь показать мне удивительного? Ты не пожалеешь, если сделаешь это: у тебя будут титул, деньги, поместья - всё, что ты захочешь!
         "Только доверься мне, - думал он при этом. - Я сразу скажу Крэгету, кто ты есть, и тебя четвертуют; вот будет приятное для меня зрелище!"
         - Мой король, - заговорил Стив также вполголоса. - Знаете ли вы о подземном ходе Линдборкена?
         - Знаю, - ответил принц. - Правда, забыл, где он находится... И что же?
         - Я нашел его, - не без гордости сказал Стив. - И не только его. Я узнал, что если проехать по этому ходу на лошади в сторону старого Крисберна, там будет маленькая дубовая дверь, обшитая по сторонам железом. А за этой дверью... я слышал, как это утверждал сам Гранс, начальник рыцарей... за этой дверью несметные сокровища, похищенные у турков во время последней войны! Эти сокровища несомненно обогатят сокровищницу моего доброго государя!
        Глаза принца Филиппа алчно загорелись. Быстро облизнув губы, он схватил Стива за руку и, учащенно сопя, спросил:
        -Ты никому не говорил об этом?
        - Нет, ваше величество, - ответил Стив. - Я берег эту тайну для вас!
        Принц встал и взволнованно заходил взад-вперед по залу, дрожа от возбуждения: перед его мысленным взором уже стояли несметные сокровища турков. Стив с плохо скрытым презрением наблюдал за ним. Он вдруг отчетливо, как никогда раньше, увидел кривые ноги принца, его тощую низкорослую фигуру и слишком узкие для семнадцатилетнего юноши  плечи. "Вот и душа у него такая же", - подумал Стив.
        - Послушай, - принц подошел к нему. - Ты должен немедленно проводить меня туда, слышишь?
        - Как будет угодно вашему величеству, - спокойно ответил Стив. - Но лучше бы идти не сейчас, а ночью, когда ваши слуги не хватятся вас...
        - Они и так не хватятся, - быстро возразил Филипп, горя нетерпением. - Я возьму с собой графа Мора, он предан мне, как собака, и не обманет меня. Мы поедем туда на трех лошадях. Ты будешь указывать  мне дорогу, а слуг... слуг я отошлю в ближайшую деревню: пусть ждут меня там завтра. Мы возьмем с тобой мешки и веревки и сложим туда сокровища... А ключ от двери у тебя есть?
       - Да. Мне принес его один человек, также узнавший тайну подземелья.
       - Кто этот человек? - с неудовольствием спросил принц. - И где он сейчас?
       - Его больше нет на свете, ваше величество, - ответил Стив. - Я убил его и похоронил здесь, в подвале.
       - Отлично, Скайфилд, - принц в восторге потряс его за плечи. - Ты просто гений. Готовься: мы с тобой отправимся в путь после завтрака!
       Наскоро позавтракав, принц объявил своей свите, что до завтрашнего дня в ее услугах не нуждается и что оставляет при себе только своего выездного повара графа Мора, а всем остальным приказывает покинуть Линдборкен и ожидать его завтра днем в ближайшей деревне. Свита  была изумлена таким внезапным решением принца. Один вельможа попытался выяснить, чем вызваны  перемены в планах их государя.
        - Да не сочтет ваше королевское величество  за дерзость, - елейным голосом начал он, - и да позволит узнать, каковы ваши ближайшие намеренья?
        Принц вспыхнул и подскочил к нему, как бойцовый петух.
        - Намеренья?! - крикнул он. - Мои намеренья таковы, что вы о них узнаете очень нескоро, а может, вовсе никогда не узнаете! И вообще, я рекомендую никому не забываться в моем присутствии, слышите?
       Подавленные придворные принялись поспешно и низко кланяться ему, после чего поскорей покинули замок.
       - И ступайте пешком! - крикнул им вслед принц. - Лошадей заберете завтра!
       Он проследил, чтобы его свита отошла подальше, велел Стиву поднять мост, а графу Мору потихоньку привести в замок трех лошадей..
        - Ты заметил, Скайфилд, на какой лошади я теперь езжу? - спросил он хвастливо. - Погляди-ка внимательно!
       Стив поглядел внимательно.
       - Кажется, это Астра, лошадь леди Актола, - молвил он очень спокойно.
       - Узнал! - Филипп залился смехом. - Это точно Астра, красавица. Мальчишку-пажа, который ее прятал, вздернули на дубовой ветке, а лошадку я взял себе.
       Он похлопал белоногую Астру по холке.
       - Тебе ведь нравится твой новый хозяин, Астра? - спросил он.
       Стив принес мешки и веревки, и они с Мором приготовили лошадей к походу. Затем все трое вскочили в седло.
       - Показывай дорогу, Гюнтер Халум, - велел его высочество.
       Стив подъехал к одной из дверей, по виду ничем не отличавшейся от прочих, зажег факел и отпер дверь ключом.
       - Прошу за мной, - сказал он указывая рукой в темноту, после чего первым въехал внутрь. Принц и Мор последовали за ним.
       Неизвестно, что' случилось за таинственной дверью. Известно только, что через несколько минут оттуда выехали верхом Стив, Крон Леверд и Эджит. У порога мнимого подземного хода Эджит молча сбросил на пол холла оглушенного и крепко связанного Мора с кляпом во рту. Принца Филиппа, также оглушенного и связанного, Леверд держал перекинутым поперек лошажьей спины, точно переметную суму. Стив ехал на Астре. Не сходя с нее, он подъехал к совсем другой двери, отличавшейся от других только замко'м и засовом. Стив отодвинул засов и отпер дверь, на всадников повеяло холодом и затхлой сыростью подземелья. Ни говоря ни слова, они скользнули во мрак, как тени, а через минуту Стив замкнул дверь изнутри и повернул ключ в замке несколько раз.

                14.

       Рената пришла в восторг, увидев, что мужчины, особенно ее Стив, живы и здоровы, да к тому же привели с собой еще трех лошадей, одна из которых оказалась ее любимой Астрой. Она нежно поцеловала Стива и призналась ему:
       - Мне было очень страшно сидеть запертой в подземелье целых два часа. А вдруг бы вы больше не вернулись?
       Когда она узнала, что паж, помогший ей бежать из дома, убит, глаза ее наполнились слезами, и она прошептала молитву. На пленного принца Филиппа , который был без сознания, она не взглянула - не столько от презрения, сколько от страха. Вид связанного наследника престола, пусть даже изменника, вызвал бы в ней - она это чувствовала - смятение и ужас. Она не была еще готова к столь невероятному и святотатственному зрелищу. Похожие чувства обуревали и беднягу Эджита, но Стив и командор Леверд смотрели на бывшего наследника холодными бестрепетными глазами и обращались с ним ничуть не учтивее, чем стали бы обращаться с каким-нибудь пленным вагром. Они привязали его к одной из лошадей так крепко, что он не мог бы ни упасть, ни пошевелиться. Затем с помощью Эджита они нагрузили на всех лошадей вино и пищу, уложенные в мешки, вскочили в седла и, почти не разговаривая между собой, тронулись в путь, чтобы поскорее отъехать подальше от Линдборкена и добраться до леса, где их ждал брошенный дом лесничего графства Лэд. Впереди ехал Крон Леверд с факелом, на лошади графа Мора, за ним бежал Мэг, несший на себе принца Филиппа, потом следовал Стив на своем Марсе (заранее приведенном в подземелье), затем Рената на Астре и, наконец, Эджит, также с факелом, на лошади, приведенной графом Мором для Стива. Завершала кавалькаду собака Кора. Она легко везла пустую двухколесную тележку, сделанную Эджитом, командором и Стивом. Туда хотели положить еду, вино и необходимую посуду и впрячь в тележку Мэга, но появились три здоровых сильных лошади, и про тележку тут же забыли - все, кроме Эджита. Ему было так жаль бросить эту полезную в хозяйстве вещь, что он выпросил у командора позволение взять ее с собой. Колеса тележки были обиты войлоком и кожей, чтобы на поверхности земли не слышалось стука. Копыта лошадей также обернули тряпками, потому что теперь можно было ехать крупной рысью, а не тащиться шагом; в этом случае без необходимых мер предосторожности топот копыт мог быть услышен врагами.
        Спустя  часа два сделали привал. Лошадям дали овса, собаке мяса, а людям Эджит подал испеченный с вечера пирог с олениной и вино.
        Только тогда, наконец, командор Леверд позволил себе заговорить.
        - Ну, Стив, - сказал он, - ваше здоровье! Сегодня вы совершили подвиг еще более значительный, чем захват  Линдборкена. Мы с Эджитом почти ничего не делали, только немного помогли вам. Теперь нам придется нелегко - у нас в руках заложник, важнее которого никого нет и не может быть, кроме разве что, Кая Крэгета.
        - А я хочу поднять кубок за ваше здоровье, мой командор, - ответил Стив. - Потому что я действовал, следуя вашим четким и логичным указаниям; без вас я никогда не сделал бы того, что сделал.
        Они улыбнулись друг другу улыбками заговорщиков и осушили кубки. Рената тоже отпила несколько глотков своего вина с водой, глядя на рыцарей радостными глазами. Она не слишком хорошо разбиралась в важности происходящего, но ей было очень приятно, что командор хвалит ее Стива и даже утверждает, что тот совершил подвиг.
        - А теперь, - глаза командора блеснули торжественным грозным огнем. - За нашу родину! За короля Фридриха! За победу над ваграми!
        Они выпили вновь с обновленными сияющими лицами, а Эджит, сделав добрый глоток из кубка, даже прослезился.
        - Да благословит Бог его величество! - всхлипнул он. - Вот было бы счастье вновь увидеть его на престоле, окруженного славой, владыку богатой щедрой страны!
        - Истинно, Эджит, - тихо сказал командор. - И ты увидишь его, я тебе обещаю.
        - Я тоже тебе обещаю, что ты встретишься с королем на том свете, проклятый старый пес, - прошипел вдруг в тишине голос принца Филиппа. Он пришел в себя и теперь, сидя у стены, со злобным бессилием смотрел на своих захватчиков. Никто не обернулся на его голос, только Рената вздрогнула и пролила вино, а Эджит съежился, точно в ожидании удара.
        - Ты, холоп, да знаешь ли ты, что тебя повесят? - продолжал Филипп, обращаясь к Эджиту. - Ты служишь мятежникам! Скайфилд, я никогда не сомневался в том, что ты мерзавец, ты не удивил меня. А вы, командор Леверд, ответите перед военным судом за свое преступление.
        - Я отвечу перед помазанником Божьим, которому присягал, - сказал Леверд. - Стив, потрудитесь после обеда накормить пленного и дать ему воды.
        - Вина! - в бешенстве выкрикнул принц; лицо его задергалось, и он стал похож на молодую злую крысу, угодившую в капкан.
        - Вина у нас мало, - Леверд посмотрел ему прямо в глаза. - И оно не рассчитано на изменников, даже если они королевского рода.
        В течение нескольких секунд принц и командор мерили друг друга взглядами. Принц первым опустил глаза.
        - Всё равно вам конец, - угрюмо буркнул он и вдруг захохотал, глядя в сторону:
        - Всем вам конец, всем! Мошенники, интриганы, бастарды! О, как я повеселюсь, когда вас поволокут на костер! Кай Крэгет найдет меня, и тогда вы завертитесь, как ужи на горячей сковородке! Леверд, я велю сварить вас живьем, и тебя, Скайфилд, тоже, а вас, леди Актола...
         Он не договорил. Деревянный кляп с такой силой заткнул ему рот, что сломал передние зубы. Бешенство в принце тотчас уступило место ужасу, слезы страха, боли и подавленной  злости потекли по его щекам.
         - Вам лучше молчать, сударь, - спокойно сказал ему Леверд, брезгливо вытирая платком руку, заткнувшую рот принцу Филиппу. - Вы можете сказать лишнее, и тогда Кай Крэгет уже вряд ли найдет вас... во всяком случае, на поверхности земли. Кроме того, мне хотелось бы доставить вас моему государю, вашему отцу, живым: он, может, и пощадит вас, а вот за себя или за рыцаря, - он кивнул на Стива, - я не ручаюсь.
        Он вернулся к обедавшим и, наполнив кубки, снова с вызовом сказал:
        - За короля Фридриха!
        Все выпили. Эджит уже пришел в себя и сердито посмартивал на пленного. Стив был бледен и суров. Он успокоительно сжимал руку Ренаты, нахмурившей тонкие брови. Командор заглянул в их лица и тихонько рассмеялся.
        - Да, это нелегко, - сказал он. - Но это надо пережить.
        После обеда Стив вынул кляп изо рта принца, освободил его руки и дал ему остатки пирога и воду. Филипп молча съел то, что ему было предложено. Он больше не решался давать волю своему языку, но молчание не мешало, даже помогало ему мысленно поносить себя самыми площадными словами. Он готов был сам себя высечь за то, что оказался таким наивным глупцом и поверил в мифические сокровища. Но ведь он не сомневался, что Стив перешел на сторону "пустошников" и стал любимцем Крэгета. И он, король Филипп Третий, позорно, как мальчишка, попался на эту удочку, отпустил, чуть ли не выгнал из замка своих верных людей, и ради чего? Только чтобы самому отдаться в руки злейшим врагам. При этой мысли принц едва не застонал от досады. Он чувствовал себя несказанно униженным и несчастным, кроме того, у него сильно болели разбитые губы и дёсна. "Надо будет попробовать вызвать к себе жалость, - думал он, без аппетита жуя пирог. - Рената Актола всё-таки женщина, хоть и одета теперь, как фермер. У нее доброе сердце, она должна сжалиться надо мной. Только бы поговорить с ней наедине... Вдруг она поможет мне бежать?"
       Но окликнуть Ренату он не мог, а после обеда его снова привязали к лошади, и она побежала между двумя всадниками-рыцарями. Надежда вызвать в Ренате жалость начала гаснуть в Филиппе.
       Всадники ехали молча, факелы озаряли их путь...


       Через полтора часа командор отдал приказ перейти на шаг и стал внимательно осматривать потолок. Шагом проехали еще некоторое время. Вдруг Леверд остановил коня и подал знак, чтобы остальные тоже остановились.
       - Здесь, - сказал командор, указывая рукой вверх.
       Стив велел Эджиту присматривать за пленным, а сам подошел к командору.
       - Видите? - спросил Леверд.
       - Да, - ответил Стив. В потолке был квадратный широкий люк, его чугунная крышка почти полностью сливалась с серым камнем. Леверд, сидя на лошади, легко уперся в крышку руками и несколько раз с силой толкнул ее, но та даже не шевельнулась. Страх мгновенно заставил дрогнуть сердце Стива. Если люк не откроется, им не будет обратного пути: ни в Линдборкен, ни в Старый Крисберн возвращаться нельзя.
        - Учитесь на моих ошибках, Стив, - задумчиво молвил Леверд. - Прежде чем бежать из Линдборкена и сжигать за собой все мосты, я обязан был лично проверить, открывается ли еще эта крышка; ведь ей лет триста, если не больше.
        - Но вы были уверены, что она открывается, Крон, - сказал в ответ Стив.
        Леверд усмехнулся.
        - Вы не хотите признать за мной ошибку. Это очень благородно с вашей стороны, но неправильно. Вы должны видеть мои ошибки, чтобы потом их не повторять. Я ведь человек, я тоже ошибаюсь; правда, в данном случае мне нет и не может быть оправдания. Мало ли, в чем я был уверен. На войне жизненно важно оставаться математически точным и по возможности проверять заранее все звенья цепи, от которой зависишь.
        Он опустил голову, но тут тишину нарушил Эджит:
        - Вы, господин командор, не можете, что ли, открыть люк? - спросил он. - Да ведь вы не так открываете! Мне старый господин Скайфилд рассказывал, что у таких люков есть рычажки в стене. Да вот!
        И соскочивший с коня слуга  легко нажал ладонью на круглый булыжник в стене. Тотчас наверху что-то заскрежетало, и крышка люка медленно поднялась. Вниз посыпалась земля, свежий воздух, напоенный лесными ароматами, ворвался в душное подземелье вместе с каким-то осторожным, немного сумеречным солнечным светом.
        Все невольно вздохнули с облегчением. Командор соскочил с коня и крепко обнял Эджита.
        - Благодарю тебя, друг! - сказал он. - Ты будешь щедро награжден мной после войны. Вот вам еще один урок, Стив, - обернулся он к своему улыбающемуся рыцарю. - Не унывайте раньше времени и всегда внимательно прислушивайтесь к разумному голосу простого народа. А теперь, Эджит, скажи, не говорил ли тебе твой старый господин, как через такой люк можно вывести лошадей?
        - Как же не говорил? Говорил, - ответил польщенный Эджит. - Тут еще один рычажок есть. Только вам надо отойти в сторону, господа.
        Рыцари поспешно посторонились, а Эджит, внимательно осмотрев все ближайшие камни, нашел еще один круглый булыжник поменьше и нажал на него. Тотчас от люка до самого пола с грохотом полого  легли две широких доски, скрепленные железными скобами. Они почернели от старости и дождей, но Эджит потрогал их, покачал, проверяя их крепость, и, махнув рукой, сказал:
        - Годятся!
        Всадники без труда выбрались на свет Божий и увидели, что находятся в глухом лесу. Подобные леса кишели дикими зверями, в них прятались разбойники, и даже деревенский охотник никогда не забирался в такую глушь, боясь лишиться оружия, добычи, а то и жизни. Но сейчас для рыцарей и самый роскошный дворец не мог быть желанней. Они с восторгом смотрели на толстые высокие деревья, обвешанные мхом, чьи пышные густые кроны едва пропускали солнечный свет, на коряги и узкие звериные тропинки, на переплетения кустов с плетями дикого винограда, на грибы и землянику в траве: символ дикой, нетронутой, девственной природы.
        Когда Кора, сопя, вывезла наверх порожнюю тележку, командор и Стив, следуя совету Эджита, встали на лежащий на траве камень, весь зеленый от мха, и вход в подземелье со скрежетом закрылся. Никто не смог бы поднять крышку этого люка вручную: на ней плотно утвердился метровый слой земли и дерна, к тому же, росла претолстая береза. Когда вход закрылся, береза и дерн так слились с картиной окружающей природы, что Стиву на мгновение показалось, будто и подземелье, и выход из него ему приснились.
        - Надо сделать веху, - сказал Леверд. - И запомнить, что от реки и от дома лесничего береза отстоит примерно мили на полторы к северу.
        Стив привязал к одному из нижних сучьев березы красную тряпицу. После этого все тронулись в дальнейший путь. Командор ехал впереди, остальные следовали за ним в том же порядке, как и в подземелье. Все, кроме принца Филиппа, особенно Рената, дышали полной грудью  и смотрели вокруг себя радостными глазами: так целительно действовали на людей торжественный покой леса, глубокая тишина, царящая вокруг, живительный аромат листвы, травы, цветов и ягод.
        Наконец деревья стали понемногу редеть, потом расступились, и взорам путников открылась небольшая полянка с покосившимся деревянным домом в два этажа. Птицы здесь пели особенно весело и звонко, над травой и цветами кружились пестрые бабочки. Крон Леверд уже готов был возблагодарить Небеса за окончание трудного пути, как вдруг с досадой воскликнул:
        - Стив, вы только посмотрите!
        Стив взглянул туда, куда указывал командор, и понял его досаду: над трубой поднимался к небу дымок.
        - В доме живут, - сказал он.
        - Я не расчитывал на это, - заметил Леверд. - Но кто бы там ни жил, мы должны убрать его или их оттуда. Если это "пустошники" - прекрасно; мы убьем их, пленных брать не будем. Но если мирные жители, придется держать их в плену, чтобы они не выдали нас.
        Оставив Ренату и Эджита за деревьями охранять принца Филиппа, командор и Стив подошли к дому. Стив стал за дверью, держа наготове меч, а Леверд постучал. Через несколько минут дверь со скрипом отворилась, и Леверд увидел маленькую старушонку: рябую, большеносую, в самой простой одежде; но глаза ее светились наивно-детским бесстрашием и лукавым любопытством.
        - Что угодно доброму милосердному рыцарю? - пропела старушонка каким-то удивительно молодым голосом.
        С минуту Леверд смотрел на нее с некоторым удивлением, потом спросил:
        - Ты живешь здесь одна, добрая женщина?
        - Одна, - охотно заверила его старуха, поправляя платок на седых волосах. - Можешь проверить сам, рыцарь.
        - Какой же я рыцарь? Разве ты не видишь, что я вагр?
        - Если дворянину хочется, чтобы его называли вагром, пусть так и будет, - послушно отозвалась старуха.
        - Но почему ты считаешь меня дворянином?
        - У тебя лицо знатного господина, рыцарь, - ответила старуха. - И руки твои никогда не знали грубой работы.
        - Стив, - сказал Леверд, - выходите из укрытия.
        Стив вышел из-за двери и встал рядом с ним.
        - Как твое имя? - спросил Леверд старуху.
        Она поклонилась ему и Стиву и ответила всё так же охотно:
        - Зовут меня Кукушка Грэйс. Еще добрые люди кличут Старой Ведьмой да Мокрицей - как хотите, так и называйте.
        - Далеко ли отсюда вагры? - спросил напрямик командор.
        - Вагры со всех сторон за лесом, - сказала Кукушка Грэйс. - А в лесу их нет, и они нипочем не придут сюда: они не привыкли к лесам, любят пустоши да луга, а в лесах боятся засады.
         - Нас пятеро человек, Грэйс, - молвил командор, - и все мы будем жить здесь. Сюда, Эджит! - крикнул он. - Тебе придется жить с нами на положении пленной, - продолжал он, снова обращаясь к Грэйс. - Ты не сможешь отныне выходить из дома.
        На лице Грэйс выразилось удивление, сменившееся почти тут же крайним беспокойством и растерянностью.
        - Как же так, добрый рыцарь, - торопливо заговорила она. - Мне обязательно нужно выходить из дому за травами и корнями, потому что я знахарка, а зде'сь живу, оттого что мою деревню сожгли вагры. Еще у меня есть корова, ее нужно пригонять с выпаса, доить. Прошу тебя: живи где хочешь, но не лишай меня свободы.
       - Я бы рад, - ответил Леверд, - но ты можешь по своей воле или невольно выдать нас ваграм.
       - Нет, не могу, - коротко молвила Грэйс. - Потому что я сама прячусь здесь от вагров.
       - Ты прячешься?
       - Да, - вздохнула Кукушка. - Сейчас покажу тебе.
       Она скрылась в доме и вскоре вернулась с объявлением, криво и косо написанном на листе грубой дешевой бумаги: "Награда 30 золотых за голову Гэйс Кукушки из деревни Свиное Ухо - она выдала отряд славных вагров "обжорам". Лет ей за шестьдесят, лицом ряба, нос большой, глаза зеленые, волосы седые; ростом мала, голос звонкий. По ремеслу знахарка и лечит скот". Ниже стояла подпись окружного начальника "пустошников".
        - За это они сожгли нашу деревню, они искали меня, - сказала Грэйс. - Но я убежала от них и корову свою взяла с собой.
        С минуту Леверд взвешивал все "за" и "против", потом махнул рукой:
        - Ладно, ты не будешь пленной. Будешь прислуживать вот этой молодой даме, - он указал рукой на Ренату Актола.
        - Это разве дама, господин? - с сомнением спросила Грэйс, глядя на мальчика в крестьянской одежде.
        - Да, это знатная леди.
        - Ах, как хорошо, - лицо Кукушки просветлело. - У меня есть целый сундук платьев для леди, я нашла его тут в чулане. Платья отсырели, но я их вычистила, высушила и уложила в хороший сундук - думала, потом продам. Проходите, господа, я угощу вас, чем Бог послал.
        - Подожди, Грэйс, - сказал Леверд. - Сперва мы с рыцарем осмотрим дом.
        Они в самом деле осмотрели дом сверху донизу, от чердака до подвала, но не обнаружили больше ни единой живой души. Тогда командор дал приказ всем войти в дом. Грэйс была очень довольна тем, что знатный рыцарь даровал ей свободу. Она без конца предлагала свои услуги и радушно размещала гостей по всем пяти комнатам дома, а когда командор задумался, в какую же комнату  поселить пленного, она сказала ему:
        - Господин мой, я знаю, куда вам спрятать переодетого вагра: в мою землянку! Я, бывает, сама туда прячусь в тех редких случаях, когда к дому кто-нибудь подходит.
        - Сейчас я взгляну на твою землянку, - ответил заинтересованный командор. - Но почему ты решила, что пленный - переодетый вагр?
        - Он в дорогом платье, - откликнулась Грэйс, - и руки у него в кольцах и перстнях. Но у него лицо "пустошника". Меня не обманешь, господин: он самый настоящий вагр!
        Леверд не стал разуверять Кукушку Грэйс в том, в чем она была абсолютно убеждена, а принц не мог восстановить истину, ибо во рту у него снова был кляп. На этот раз его заставил молчать Эджит. На вопрос командора, почему он так поступил, Эджит ответил:
        - Его высочество пытались говорить с леди Актола, хотели разжалобить их, а я помешал им.
        - Ты правильно сделал, - одобрительно сказал командор.
        Грэйс показала ему землянку, которая находилась рядом с домом; вход в нее был через подпол. Снаружи заметить ее было невозможно: она казалась  одним из многих небольших зеленых холмиков, затерянных среди деревьев. Внутри землянки была небольшая глиняная печь с очагом, лежали дрова  и несколько овчин, потолок и стены были обшиты досками - грубо, но добротно. Воздух и свет проникали сюда через два-три небольших отверстия в потолке. Разумеется. и того, и другого было мало. Командор распорядился расширить одно из отверстий, скрытое снаружи  непроходимыми кустами, и пока Эджит занимался этим, обратился к Грэйс:
        - Так ты здесь и от нас скрывалась?
        - Я хотела, - призналась Грэйс. - Но потом увидела, как важно вы сидите на своих лошадях. Я сразу смекнула, что вы дворяне, а не вагры, поэтому осталась дома.
        Леверд засмеялся. Он велел Кукушке затопить печь, а Эджиту принести свечу и передать Стиву, чтобы тот привел пленного. Стив привел принца Филиппа.
        - Сударь, - бесстрастно обратился командор к принцу. - Обещайте мне вести себя тихо, и тогда я распоряжусь убрать кляп.
        Принц поспешно закивал головой и замычал. Леверд кивнул Стиву, и тот вынул кляп изо рта пленного.
        - Благодарю, - сдержанно сказал принц. - Теперь я хотел бы поесть.
        - Скоро вам принесут еду, - ответил командор, глядя сквозь его высочество. - Вам даже освободят руки; но ноги ваши останутся связанными.
        Он подал знак Стиву и Эджиту удалиться из землянки, а Грэйс сказал:
        - Теперь мы тоже уйдем отсюда. Я обещаю по мере сил защищать тебя, если враги нападут на нас, но ключ от землянки  ты должна отдать мне. Мало того, я запрещаю тебе даже подходить к этой двери.
        Они вышли. Командор замкнул дверь снаружи и ключ положил  себе в карман.
        Благодаря рябой Кукушке Грэйс, они разместились очень удобно: Крон Леверд, Стив и Эджит внизу, а Рената на втором этаже, в комнате с деревянным балконом. Грэйс переселилась в каморку рядом: таким образом все пять комнат были заняты. Свободными остались лишь чердак, чулан и маленький холл. Собаке Коре велели охранять дом снаружи, а лошадей поставили за загородку под навес и дали им овса, который привезли с собой. Своих гостей старая Грэйс угостила сыром, маслом, тушеными грибами, хлебом и земляничным вареньем..
        - Нам понадобится свежее мясо, - сказал командор. - Эджит, завтра пойдешь на охоту.
        - Нет, господин, здесь нельзя охотиться, - вмешалась Кукушка. - Лесные звери любят меня и доверяют мне, они часто приходят ко мне за помощью. Пусть почтенный Эджит ищет добычу подальше отсюда.
        - Хорошо, - согласился командор. - Эджит, ты возьмешь с собой Кору и пойдешь в ту сторону, откуда мы пришли. Помнишь лесной ручей? Будешь охотиться там.
        - Слушаю, ваша милость, - ответил Эджит.
        Все запасы масла, муки и вина, привезенные всадниками, были сложены в чулане, а вечером Грэйс пригнала корову - большую, рыжую, с печальными глазами - и подала на стол молоко и яйца от одной из полудиких куропаток, которых держала на крохотном заднем дворе. Рената Актола спустилась к ужину, причесанная, как прежде, в добрые старые времена, в скромном, но прекрасно сшитом и красивом платье, которое выбрала из нарядов, найденных Кукушкой Грэйс. Увидев леди Актола в ее истинном обличии, обличии дочери герцога, оба рыцаря молча встали и поклонились. Сердца их забились при очаровательном зрелище, словно улыбнувшемся им из счастливого прошлого: при виде одетой в бархат и кружево прекрасной дамы. Рената, следуя этикету, кивнула им головой. Глаза ее блестели, она чувствовала себя так уверенно и ловко в привычной для нее одежде!
       Командор и Стив почувствовали жгучий укол ностальгии при воспоминании о своих камзолах, доспехах и прочих элементах дворянской рыцарской одежды. Но им нельзя было переодеваться: простая одежда "пустошников" была для них сейчас главнейшей и лучшей защитой. Даже на аристократическом командоре она могла выглядеть естественной - правда, издали, и для людей менее проницательных, чем Стив и Кукушка Грэйс.
        Пленному принцу еду оба раза доставлял Эджит. Вернувшись из землянки во второй раз, он смущенно обратился к Леверду:
        - Ваша милость, его высочество вас просят к себе: говорят, им очень нужно с вами побеседовать.
        - Хорошо, - ответил командор, беря ключ из рук Эджита.
       
       
        Когда он вошел в землянку, то увидел принца сидящим на овчинах. Свеча горела на маленьком деревянном столе; огонь, угасая, трепетал в печи.
        - Что вам угодно? - спросил Леверд, остановившись у двери.
        - Командор, - принц попытался придать своему голосу просительный тон, что было ему очень трудно, ибо он привык только приказывать. - Я знаю, что я изменник и прочее, но всё-таки распорядитесь выдавать мне вино, потому что мне без него холодно...
        И он с усилием добавил:
        - Пожалуйста.
        - Не могу, сударь, - ответил Леверд. - Разве только...
        - Разве только что? - быстро спросил принц.
        Леверд посмотрел ему в глаза.
        - ... разве только вы расскажете мне то, что меня интересует.
        - Я всё расскажу, - согласился Филипп. - Но учтите: мне мало что известно.
        - Вам было известно достаточно, - ровным голосом сказал командор, - чтобы предать вашего отца, вашу родину и обречь на смерть тысячи верных вам людей. Так что прошу вас не быть особенно скромным.
        Принц покраснел и заерзал на овчинах.
        - Командор... пожалуйста... - отрывисто заговорил он. - Вы должны соблюдать этикет и не говорить со мной пренебрежительно, даже если я ваш пленный. А между тем вы сломали мне зубы...
        - О зубах сожалею, - ответил командор. - Но это было лучше, чем лишиться жизни. Ведь еще два слова, сказанных вами, - и вы могли погибнуть от руки моего первого рыцаря, а может даже от моей. Впрочем, я уверен, что придворный дантист его величества позаботится о вас. Что касается этикета, то обещаю одно: не быть с вами грубым, если вы не вынудите меня к этому.
        Он сощурился.
        - Угодно ли вам теперь отвечать на мои вопросы или вы уже не хотите вина?
        - Угодно, - с готовностью подтвердил принц. - Спрашивайте.
        - Каковы дальнейшие планы Кая Крэгета относительно его королевского величества и дворян?
        - Короля духовенство велит отпеть в церквях как почившего...
        - Это я знаю. Меня интересует, будет ли Крэгет в самом деле добиваться смерти его величества?
        - Нет, - ответил принц, но глаза его забегали. - Разумеется, нет. Зачем?
        Командор пристально посмотрел ему в лицо и произнес скучным голосом:
        - Сударь, я очень устал за сегодняшний день. К тому же мне не доставляет ни малейшего удовольствия беседа с вами. Я уверен, что вы уговорили Крэгета  подослать к вашему отцу шпионов, которых он принимал бы за верных ему людей. Собираются  ли они убить его - да или нет?
        - Да, - неохотно отозвался принц. - Нельзя же допустить, чтобы король вернулся  из-за моря с новой армией.
        - Благодарю вас, - спокойно сказал командор. Теперь о дворянстве. Крэгет, конечно, хочет истребить его?
        - Конечно, - с вызовом отозвался принц. - Он хочет истребить старых дворян и поставить на их место новую знать.
        - Из вагров?
        - Да, из вагров и иностранцев, перешедших на службу к ваграм. Конечно, перебежчики из стогров  тоже будут возвеличены, но лишь те, кого я сам выберу.
        - Где господин Гранс, начальник рыцарей, и Боклинг, начальник народной армии короля?
        - Оба повешены на главной площади столицы, - с еле заметной злорадной усмешкой сказал принц.
        - Точно ли это?
        - Я был свидетелем их казни.
        - Вы были свидетелем убийства, - поправил его Леверд. - Впрочем, благодарю за честный ответ. Сейчас Эджит принесет вам кусок древесного угля и несколько небольших дощечек. На них вы напишите имена военачальников королевской гвардии, их ближайших помощников и оруженосцев - а напротив их имен обозначите участь, которая их их постигла. Затем вы напишите имена дворян, а напротив - что стало с ними и их семьями. Писать прошу кратко. Если к завтрашнему дню я посчитаю, что вы изложили всё, что вам известно, я распоряжусь дать вам вино; вы будете получать его по кварте в неделю.
         - Черт возьми! - вскричал принц, порываясь вскочить на связанные ноги. - Если вы посчитаете! А вдруг вы не посчитаете так? Ведь я не знаю судеб очень многих дворян и военачальников...
         - Я буду честен с вами, - прервал его Леверд. - Если вы чего-то не знаете, я не стану с вас этого спрашивать; понятно, что вы не можете знать всего. Но вы должны написать то, что вам известно.
         Он повернулся, чтобы уйти.
         - Последнее слово, Леверд! - крикнул принц.
         Командор остановился.
         - Где мой верный граф Мор? - спросил Филипп. - Вы убили его?
         - Нет, - сказал командор. - Он был связан, оглушен и оставлен в холле замка Линдборкен, где его, конечно, найдут вагры и перебежчики из дворян.
         Он вышел, запер дверь и поднялся в дом.
         На ночь Леверд решил часового не ставить.
         - Мы с вами сегодня устали, - сказал он Стиву. - Нам надо выспаться. А с завтрашней ночи я введу караул. К сожалению, его сможем найти только я и вы: Эджит обязательно заснет на посту.
         "Представляю себе, - подумал Стив, - какой шум поднимется в Линдборкене, когда узнают, что принц исчез".
         И, пожелав Ренате доброй ночи, он ушел спать.

                15.

       А шум в Линдборкене действительно поднялся такой, какого до сих пор не знавал этот честный дом - и поднялся раньше, чем можно было предположить.
       Вестником исчезновения принца стал граф Мор. Пролежав без памяти почти полдня, граф очнулся и, хотя не без труда, выплюнул кляп. После этого он принялся звать на помощь. Звал он долго - часа два, но, наконец, его крики были услышены. Когда до слуха вагров, охранявших замок, долетели страшные слова  "короля похитили", которые без конца повторял граф Мор, они мигом срубили мост, перебежали через ров и взломали парадные двери. Графа развязали, окатили водой, дали ему вина и стали расспрашивать. Мор рассказал про подземный ход, но когда вагры вошли в мнимое подземелье, они увидели, что это просто обычная комната с плотными темными шторами на окнах. Тогда они принялись за поиски настоящего подземного хода и довольно скоро нашли его. Они взломали замо'к. Несколько человек доскакали на лошадях по подземелью до самого Старого Крисберна, но выяснилось, что там никто ничего не знает об исчезнувшем новом короле и даже не слыхали еще, что он похищен. "Пустошники" ни с чем вернулись в Линдборкен, где уже находилась свита принца Филиппа; впрочем, не вся. Половина вельмож, узнав о похищении принца, бежала от гнева Кая Крэгета. Другую половину - трех человек - вагры задержали в замке. Тотчас были снаряжены вагры для поездки в столицу к Каю Крэгету: сообщить ему о том, что король пропал, и его ищут.
         Гнев Крэгета при получении этой чудовищной для него вести был поистине страшен. Узнав, что бесследно исчез тот, кого он самолично поставил во главе страны, Крэгет пришел в неописуемую ярость. Он тотчас сам отбыл в Линдборкен. Прибыв туда, он сгоряча повесил всех арестованных сторожами замка вельмож, а затем и самих сторожей, но это не вернуло ему "короля Филиппа Третьего". Крэгет и его люди прошли по подземному ходу до Старого Крисберна пешком - всё напрасно. Они ничего не знали о люке в потолке подземелья, поэтому не сумели заметить его даже при свете факелов, хотя очень тщательно изучали стены, думая, что, может быть, там еще один выход из подземелья.
         Потерпев неудачу в поисках принца, Крэгет вернулся в столицу и организовал мощные поисковые отряды, во главе которых поставил своих самых верных и хитрых людей. Поиски очень затрудняло то, что никто не знал похитителей Филиппа  в лицо, знали только мнимого Гюнтера Халума, чье внезапное исчезновение  вызывало подозрение. Было объявлено, что тот, кто доставит в какой-либо штаб вагров сведения о Гюнтере Халуме, получит тысячу золотых. Разные объявления описывали Халума по-разному. Те люди, что знали его прежде, описывали именно его внешность; двое уцелевших сторожей Линдборкена не менее добросовестно описывали внешность Стива Скайфилда.  Неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы через неделю после исчезновения принца тело Халума не было обнаружено ваграми в подвале замка Линдборкен - и нашлись люди, которые опознали его. Узнав, что Халум убит, Кай Крэгет мужественно перенес этот удар. Только теперь он понял, что принца принимал в Линдборкене совсем другой человек. Установив точные приметы этого человека с помощью Линдборкенских сторожей, Крэгет велел своим окружным начальникам написать одно и то же объявление следующего содержания: "Сто тысяч золотых тому, кто узнает что-нибудь о стогре из Линдборкена. Молодой, лет двадцати, голова обрита, усы и борода небольшие, светлые, сложение хорошее, рост высокий, может носить  платье вагра или крестьянина из "обжор", говорит с ваграми, как вагр, со стограми же, как стогр". Более подробного описания никто дать не мог. "Пустошники не видели близко "Гюнтера Халума", а хорошо разглядевшие его вельможи из свиты были повешены; граф Мор же не отличался наблюдательностью и мог повторить только то, что говорили сторожа-вагры.


       В то время как страна была взбудоражена исчезновением принца Филиппа, виновники этого исчезновения мирно жили в дремучем лесу - одном из самых обширных лесов государства. Стив и командор по очереди несли караул по ночам, Рената наслаждалась солнцем, пышной июльской природой, чудесной рекой, а главное, тем, что ее Стив был рядом с ней. Кукушка Грэйс собирала коренья, цветы и травы, доила корову и вела хозяйство, а Эджит либо охотился, либо ловил рыбу на берегу реки. Река была довольно широкой и называлась Ондра, она радостно несла свои сверкающие воды на юго-запад.
        Только пленный принц не мог наслаждаться июлем и прелестями лесных пейзажей. Все дни и ночи он проводил в землянке. Теперь ему давали вино, ибо он выполнил  приказание командора Леверда: написал кусочком древесного угля на дощечках всё, что знал об участи, постигшей дворян и военачальников. Выяснилось, что в живых нет уже очень многих из них. Почти все семьи погибших и казненных были уничтожены. Стив и Леверд с тяжелым сердцем прочли эти мрачные списки, затем командор куда-то спрятал их. Военных планов Кая Крэгета принц не знал, хотя от него ничего не скрывали. Просто он совершенно не разбирался ни в стратегии, ни в тактике, если они не были связаны с дворцовыми интригами. Но всё же он знал много, и было необходимо выяснить то, что он знает.
        - Нам нужны чернила, - решительно заявил командор Стиву. - Я научу вас, как их делать, а вы сделаете побольше. Эджит вырежет нам из дерева чернильницы, и из фазаньих перьев сделает перья, которыми пишут.
        - Откуда вам известно, как делаются чернила, Крон? - с любопытством спросил Стив.
        - Я целый год был в турецком плену, пока не удалось бежать оттуда, - ответил Леверд.
        Он смешал вино, печную сажу и муку, и получились отличные красноватые чернила. Стив заготовил их довольно много, а Эджит сделал чернильницы и перья. Вместо бумаги он натесал множество гладких тонких дощечек. Часть их вместе с некоторым количеством чернил была отнесена принцу Филиппу с тем, чтобы он ответил на ряд вопросов, главным из которых  было требование назвать имена всех шпионов Кая Крэгета, особенно тех, которые сейчас вместе с его величеством.
        Это требование так смутило принца, что он решил подержаться и не выдавать тайны: даже просидел целую неделю без вина. Но когда его перевели исключительно на хлеб и воду, он задумался и дал, наконец, требуемые показания: назвал имена всех шпионов и перебежчиков, которые были ему известны. Разумеется, вагров среди них было очень мало: необразованные, с неправильным произношением, они никогда не смогли бы стать доверенными лицами короля.
        Прочитав имена, которые всегда до сих  произносил с уважением, командор Леверд в угрюмом молчании передал исписанные дощечки Стиву Скайфилду. Стив в свою очередь был поражен  их содержанием до глубины души. Весь день они с командором не осмеливались взглянуть друг на друга и почти не разговаривали между собой. Вечером Леверд, наконец, сказал:
       - Стив, они могут убить его величество. Если им это удастся...
       Он не договорил.
       - Мой командор! - встрепенулся Стив. - Позвольте мне попытаться  предупредить государя. Я сегодня же отправился бы в путь...
       - Нет, - покачал головой командор. - Вы погибнете, а дела не сделаете. Наша цель - не умереть или же умереть, предупредив короля, а этого добиться пока что невозможно. Даже если вас не схватят здесь, вас убьют за морем на пути к его величеству: ваше лицо слишком хорошо известно его теперешним приближенным, как и мое. Нужен человек, которого эти мерзавцы никогда не видели. Если бы Эджит не был так простодушно-рассеян, можно было бы послать его, но он даже не  доберется до границы, я убежден в этом.
        - Это могла бы сделать я, - взволнованно сказала вдруг Рената, слышавшая весь разговор.
        Командор поднял брови, потом подошел к Ренате и поцеловал ее руку.
        - Леди Актола! - только и сказал он, но этого было довольно. Она тут же почувствовала себя маленькой девочкой, попросившейся командовать настоящей морской шхуной. Вспыхнув и сердито покраснев до ушей, она поспешила уйти, а Леверд тихо сказал Стиву:
        - У нее отважное сердце. Как жаль, что мы не можем не отказать ей!
        Да, это была досадная минута в жизни Ренаты! К счастью, таких минут за две недели их пребывания в лесу не набралось много. Бо'льшую их часть Рената пережила в первые два дня в бывшем домике лесничего, особенно в первую ночь. Похищение наследника произвело на нее чрезвычайно тяжкое впечатление, а вспоминая о том, как командор заткнул принцу рот кляпом, она даже тихонько стонала от жалости, ужаса и горя. Она понимала, что его высочество государственный изменник, но ей всё-таки было его очень жалко, как она ни противилась этому чувству. Она даже тихонько всплакнула в соломенную подушку, лежа на набитом сеном тюфяке. Кукушка Грэйс приготовила ей настоящую постель из белья, привезенногоЭджитом из Линдборкена. Сам Эджит и рыцари жили на военном положении: они спали без белья, почти не раздеваясь на ночь, но леди Актола полагалось всё самое лучшее. У нее были и простыня, и шелковое одеяло с пододеяльником, и наволочка на подушке... на той самой подушке, в которую она уткнулась, плача о принце Филиппе. Он вдруг показался ей несчастным и беззащитным, как ребенок. Она не думала в эти минуты, что принц не пощадил бы ни ее, ни Стива, удайся ему побег: он уничтожил бы всех обитателей лесного дома. Но в глубине души она, конечно, это понимала, потому что ей и в голову не приходило помочь ему бежать.
         - Боже мой! - всхлипывала Рената в подушку. - Почему же он нарушил присягу? Почему согласился стать королем вагров? Почему он такой жестокий, бедняжка?
         Наконец она уснула, но на следующий день с трудом говорила и со Стивом, и с командором, и с Эджитом, которым также то и дело представлялся принц Филипп - в землянке, со связанными ногами, беспомощный, жалкий... и они не смели взглянуть друг на друга от чувства стыда и горечи за него: ведь какой он ни будь, всё-таки он до недавних пор был немного их принц, их святыня: святыня, которую они готовы были теперь растерзать за ее коварство, мелочность и глупое тщеславие. "Сам себя предал, - злился про себя Стив. - А вместе с собой и государя, и всех нас".
         Командор прежде всех осатльных избавил свою душу от осколков разбитого кумира - и ободрил Стива и Ренату. Глядя на их просветлевшие лица, Эджит также воспрянул духом. Только в одном командор не мог преодолеть себя: когда он по необходимости заходил в землянку и смотрел на его высочество, то всегда  щурился. Для него вид пленного королевского сына  был еще более тяжелым и страшным  зрелищем, чем Рената, когда он вспоминал, как в Старом Крисберне она спала на охапке зеленых ветвей. Он чувствовал, что никогда не сможет привыкнуть к этой картине, хотя бы Господь дал ему прожить на свете еще сто лет.
       Но человеческие чувства - особенно печальные - со временем теряют свою остроту, теснимые радостями жизни: если, разумеется, последних больше, чем первых. Через несколько дней командор и Стив уже ходили купаться на реку, переплывали ее по нескольку раз туда и обратно, слушали кукушку, пророчившую им в глубине леса многая лета, и зеленых звонких кузнечиков и часами сидели или лежали на траве возле дома рядом с пасущимися, тихо пофыркивающими лошадьми. Оба глубоко чувствовали и любили природу. Им очень нравилось забывать на короткое время о войне и смотреть на плывущие в синем небе знойные облака. Они с любопытством наблюдали за оленями, белками, лисицами, кабанами и медведями, что приходили за помощью или едой к старой Грэйс - и всегда получали от нее и то, и другое. Даже птицы чрезвычайно любили ее. Они всё время прилетали к ее чердаку и даже залетали внутрь; ласточки вили гнезда над ее окном.
       Рената была довольна своей новой престарелой служанкой. Она училась у нее, запоминала, какое растение от чего лечит, и как надо приготовлять целительные отвары и мази. Грэйс ничему ее не учила, просто очень охотно и толково отвечала на все ее вопросы, а Рената внимательно слушала и запоминала, а иногда помогала Кукушке собирать травы и цветы.
        Предметом тайной зависти Ренаты было купание рыцарей. Они возвращались с реки веселые, освеженные, отдохнувшие и не говорили в эти минуты о противной войне, которая Ренате уже очень надоела, главным образом потому, что она скучала по отцу и сестрам и боялась вагров. Июль был в самом разгаре, дни стояли необыкновенно жаркие. Ренате то и дело вспоминалась  озерная купальня в ее родном доме, в замке Актола; ее всё больше и больше тянуло искупаться. Она заметила, что командор и Стив обычно уходят на реку после завтрака. Тотчас дело было решено. Рената вознамерилась встать как-нибудь пораньше утром и сходить на реку до завтрака. От дома до Ондры было всего полмили, она знала, что очень быстро пройдет это расстояние.


       И вот ранним сияющим утром она выскальзывает из дому в батистовом легком одеянии и грубых башмаках (других у нее нет). Она быстро идет к реке. Под ногами ее росистая влажная трава, над головой щебечут птицы. Она улыбается листве, солнцу - всей просыпающейся природе. Жара нарастает. Когда Рената подходит к реке, ей уже очень хочется в воду. Она сбрасывает с себя одежду и башмаки в душистой зелени береговых кустов и торопливо, несмело входит в теплую, нагретую солнцем реку. Ее охватывают блаженство и радость, она смеется и принимается плавать недалеко от берега. Переплыть реку она не решается - вдруг это окажется ей не под силу?
       Наконец, устав купаться, она вылезает на берег и тут же тревожно замирает. Ей слышатся шум, крики, шлепанье весел по воде; эти звуки всё ближе и ближе. В страхе она ныряет в гущу кустов, туда, где ее одежда. Через минуту после этого из-за поворота реки появляются плоты и лодки, заполненные ваграми. Одни из них ловко работают шестами и веслами, другие внимательнейшим образом оглядывают лесные берега. Вагры плывут друг за другом, громко переговариваясь и ругаясь. Их очень много, вероятно, человек пятьсот-шестьсот. Рената смотрит на приближающихся вагров сквозь ветки и листву и дрожит от ужаса. Губы ее шепчут молитву так горячо, как еще никогда до сих пор, сердце готово выскочить из груди. Сейчас "пустошники" пристанут к берегу, найдут ее и убьют или возьмут в плен. Нет, она не доставит им такой радости, она бросится в реку и в смерти найдет свое избавление.
       - Прощай, Стив, - шепчет она. Только вчера она попросила, чтобы он называл ее "Натти", а он признался ей, что давно уже называет ее так про себя, с тех пор как написал в замке Актола прутиком на земле ее уменьшительное имя. Два месяца прошло с тех пор... За это время Господь не раз милосердно избавлял ее от смерти и от прочих невзгод. Но теперь ей конец, действительно конец...
       Она сглатывает слезы и с тоской глядит на реку. Что это? Вагры и не думают останавливаться. Рената впивается в них взглядом, слезы на ее глазах высыхают. Да, страшные бородатые люди в домотканной одежде и войлочных шапках проплывают мимо. Они не замечают на берегах ни справа, ни слева ничего подозрительного, поэтому не видят смысла останавливаться именно здесь. Кроме того, как узнаёт из их разговоров Рената, следом за ними пройдут посуху несколько отрядов - они "прочешут" лес по приказанию Кая Крэгета. Рената взволнована. Она едва дожидается, когда последние плоты и лодки исчезают из виду, поспешно одевается и, наскоро расчесав волосы, быстро идет, почти бежит домой, неустанно благодаря Провидение за то, что оно вновь спасло ее.
       На крыльце дома сидит командор Леверд. Он уже отпустил Стива, дежурившего всю ночь, спать - и теперь сидит в одиночестве, задумчиво глядя в землю: тревожные невеселые мысли не дают ему покоя. Но, даже погруженный в них, он остается чутким и зорким, как ястреб, и сразу замечает бегущую Ренату. Он делает вид, что не удивлен ее ранней прогулкой, и кланяется ей. Однако ей сейчас не до этикета. Она подбегает к нему и, тяжело дыша, говорит:
        - Командор, я купалась... и видела вагров... очень много вагров. Они плыли на плотах и на лодках... они ищут принца Филиппа. За ними движутся отряды, которые осмотрят весь лес - так приказал Крэгет...
        - Постойте, - останавливает ее Леверд. - Прошу вас, расскажите мне всё по порядку.
        Он усаживает ее на ступень крыльца, дает ей молока и внимательно слушает ее сбивчивый, но на этот раз подробный рассказ. Потом говорит:
        - Благодарю вас за ценные сведения и не смею больше задерживать.
        - Мы должны поскорее уйти отсюда, - Рената заглядывает ему в глаза. - Ведь правда?
        - Нет, - он качает головой. - Мы просто должны быть очень внимательными. А уходить нам пока что некуда. Мы только можем временно спрятаться, что мы и сделаем.
        - Не разбудить ли Стива? - спрашивает она.
        - В самую последнюю очередь, - отвечает командор. - Прошу вас, Рената, пришлите ко мне Грэйс и Эджита.
        До завтрака всё идет, как обычно; потом начинаются тщательные и быстрые приготовления. Часа через два будят Стива. Он узнает обстоятельства дела и вносит свою лепту в общие сборы.
        Днем по лесу проходит отряд "пустошников" - один из многих отрядов, "прочесывающих" лес. Вагры обнаруживают пустой дом лесничего. У дома заброшенный вид: двери отперты, окна тоже, а на полу - сухие листья и прочий сор, годами наносимый сюда ветром. Холодные печи не топились, по-видимому, уже очень давно, на лавках и кроватях с веревочными сетками нет даже тюфяков, подвал и землянка пусты. Вагры останавливаются в доме передохнуть и поесть. Через полчаса они уходят, тщательно осмотрев еще раз дом и лес вокруг дома - нигде не души! Так как лес велик, вагры отправляются дальше не солоно хлебавши. А спустя еще три часа из подземного хода под старой березой выбираются все обитатели старого дома - и возвращаются назад. Мусор из комнат выметается, лошадей и корову вновь пускают пастись, пленного переводят в землянку, раскладывают все вещи по старым местам и продолжают жить  прежней незатейливой жизнью. Правда, теперь в людях просыпаются осторожность и бдительность: лес уже не кажется им таким беспечно-мирным убежищем, как до сих пор.

                16.

         Однажды вечером Стив возвращался из разведки, в которую был очередной раз послан Левердом: он осматривал отмеченный на карте командором  южный участок леса, чтобы узнать, обитаем ли он, не прячутся ли в нем верные королю люди, спасшиеся от вагров. Никого не обнаружив, несколько разочарованный, Стив возвращался домой. Солнце клонилось к закату. Сумерки, нежные, как самые лучшие сны, опустились на землю, тени от деревьев стали темнее и резче, а зеленые поляны и луговины озарились особенным мягким золотистым сиянием.Стив как раз вышел на одну из таких полян, как вдруг его уха коснулись необычные звуки. Кто-то совсем неподалеку насвистывал мелодию, показавшуюся Стиву очень знакомой и потому невыразимо прекрасной, ибо эта мелодия словно явилась к нему из прежнего счастливого мира, полного надежд и радостей. Свист был необыкновенно мелодичный, очень точно воспроизводивший народную "Песенку Тихони", которую так часто распевали на праздниках крестьяне и подвыпившие вельможи:
                Бродили с Мартой мы вдвоем
                Веселым вечерком,
                Она оставила свой дом,
                И я оставил дом.

                Она шепнула:"Я твоя
                Навеки, милый друг".
                А я ответил: "Знай, что я
                Твой будущий супруг.

                Я буду муж, а ты жена
                Веселым вечерком".
                И нынче правит всем она,
                А я - под каблуком!
       Стив попытался определить, кто свистит, но никого не увидел: свист доносился откуда-то из травы. Стив пошел на звук и очень скоро обнаружил лежащего в высокой траве молодого человека лет двадцати пяти. Одет он был, как зажиточный горожанин: в кафтан отличного сукна и покроя с кушаком, штаны и щегольские кожаные сапоги с серебряными пряжками. Рядом лежала охотничья шапка с сорочьим пером. Лицо юноши - красивое, утонченное, с высоко поднятыми у висков бровями - обрамляли довольно длинные темные волосы; глаза были закрыты. Глядя на него, Стив задумался: потревожить его или обойти стороной? Конечно, это вряд ли был перебежчик, но кто его знает. "А впрочем, если что, ему же будет хуже", - сказал себе Стив и, чтобы проверить незнакомца, громко произнес новый пароль - с произношением вагра, гортанно прокатив "р":
        - Парча и золото!
        - Золото и парча! - тут же, не открывая глаз, отозвался незнакомый шутник на манер известного восточного приветствия. Стив едва не рассмеялся, но, преодолев себя, нахмурился и снова заговорил, как вагр:
        - Почему ты мне отвечаешь не так, как следует?
        Незнакомец открыл глаза - зеленоватые, удлиненные, как миндаль, производившие вместе с приподнятыми бровями впечатление чего-то лисьего, хитрого, и улыбнулся Стиву самой обаятельной улыбкой из всех, какие только бывают на свете. Сорвав травинку, он ухватил ее зубами и задушевно сказал:
        - Не утомляй, брат мой, человека, который оплакивает своего короля, отпетого сегодня во всех церквях страны.
        Стив увидел его взгляд: хищный, мягкий, коварный, полный шарма и в то же время какой-то острый, недворянский, увидел красивые губы, белые зубы, жующие травинку и вдруг понял: сидящий перед ним молодой человек чрезвычайно интересен и опасен. Решив продолжить игру, он изрек:
         - Скоро будет коронован наш новый король Филипп. Как добрый подданный ты должен радоваться этому. Король умер - да здравствует король!
         - О, ты прав, славный вагр, - ответил незнакомец. - Мы все обрадуемся.
         Он встал, надел шляпу с пером и, продолжая жевать травинку, медленно подошел вплотную к Стиву. С минуту он пристально смотрел ему в глаза, потом вдруг засмеялся.
         - Ты славный малый, - сказал он, - но забываешь, что вагры глотают звук "л". А так - неплохая подделка!
         И не успел Стив ответить, как неизвестный громко пронзительно засвистел, сунув два пальца в рот. Тут же с деревьем вокруг, точно спелые плоды, попадали десятки людей, одетых приблизительно так же, как человек-лиса. Они в одно мгновение замкнули в кольцо и Стива, и своего хозяина.
         - Приведите пленного, - сказал двум из них человек-лиса и любезно обратился к Стиву:
         - Видишь ли, друг, я из последователей славного йомена Локсли, про которого в Англии сложено столько легенд и песен. Ты господин образованный и понимаешь, о ком я говорю. А зовут меня Клод Смайлер. Будем знакомы!
         Стив протянул ему руку и ответил:
         - Рад познакомиться с тобой, но открыть тебе своего имени я не могу.
         - Да, не трудись, - согласился Клод Смайлер. - Потому что сейчас я всё равно узнаю твое имя с помощью вот его!
         Он махнул рукой, и в круг втолкнули толстяка со связанными руками. Стив узнал его: это был маркиз Дюран из свиты принца.
         - Это Гюнтер Халум? - спросил его Смайлер, указывая на Стива.
         - Нет, хотя он так называл себя, - ответил маркиз. - Я не узнал его в Линдборкене, но теперь узнаю'. Это дворянин, его настоящее имя Стивен Кэсли Скайфилд.
         У Стива потемнело в глазах. Он едва сумел перевести дух и обратился к Смайлеру:
         - Всё это так, но если ты христианин, пусть и разбойник, значит, ты верен королю Фридриху, как все благородные люди, и дашь мне уйти отсюда невредимым.
          - Уведите пленного, мо'лодцы, а сами по местам, - молвил Смайлер. - Спектакль был хорош, но теперь мы с господином Скайфилдом должны побеседовать наедине.
          Разбойники увели пленного маркиза и сами исчезли среди деревьев. Дружески улыбаясь Стиву, Клод Смайлер сказал:
        - Ты сразу понравился мне, рыцарь. Будем друзьями!
        - Будем друзьями, - согласился Стив и, глядя в глаза Клоду, сказал:
        - Да здравствует король Фридрих!
        - Да здравствует король Фридрих, храни его Господь! - отозвался Клод. - Не беспокойся, я за короля и против принца, хотя и тот, и другой охотно повесили бы меня, окажись у них такая возможность. А ты, Стивен Скайфилд, берегись: описание твоей внешности есть в каждой деревне, по нему я узнал тебя, а наш пленный перебежчик прямо тебя назвал. Будь осторожен, ведь твою голову оценили в сотню золотых.
        - Конечно, - сказал Стив. - Благодарю за предупреждение, Клод.
        - Не хочешь ли поужинать с нами? - спросил атаман разбойников.
        - Нет, спасибо, мой командор ждет меня.
        - Командор? Значит, ты не один? Где же вы живете?
        - Не могу пока что сказать тебе, - ответил Стив. - Но на всякий случай скажи мне, где можно тебя найти?
        - Вот на этой поляне, когда солнечно, а когда дождь - вон под тем деревом. Иди, Стивен Скайфилд, доброй тебе дороги!
        И улыбнувшись Стиву на прощание обаятельной и хищной улыбкой, Смайлер исчез, будто приснился.


        - Сколько, вы говорите, при нем людей? - спросил командор, оставшись наедине со Стивом после ужина.
        - Я видел человек тридцать, - сказал Стив, - но, думаю, их гораздо больше.
        Он посмотрел в глаза Леверду и спросил:
        - Вы считаете, они могут быть опасны для нас?
        - Опасны? - Леверд покачал головой. - Нет, полезны.
        - Полезны? - Стив встрепенулся. - Разбойники?
        - Разбойники тоже люди, - ответил командор. - А в нашем настоящем положении только они и могут нам помочь, особенно если их много.
        Стив удивленно взглянул на командора.
        - Крон, вряд ли они пойдут нам навстречу... Я даже опасаюсь, не захотят ли они получить сто золотых  за мою голову.
        - Не захотят, - Крон улыбнулся. - Не думаю, чтобы среди них нашлись изменники. А потом, у них умный атаман. Как, вы говорите, его имя?
        - Клод Смайлер.
        - Клод... - Леверд задумался. - Я знал одного Клода, правда, не лично; просто слышал про него. Опишите еще раз его лицо.
        Стив повторил описание атамана. Леверд слушал внимательно, затем сказал:
        - Вот я слушаю вас, и мне представляется человек, похожий на Клода Смайлера, только гораздо старше его. Это лорд Э'рвин, граф, который умер два года назад. У него был незаконный сын по имени Клод; он дал ему хорошее образование, но отказался признать за ним какие бы то ни было права на свои родственные чувства, деньги и наследство, потому что законные дети потребовали от него такого решения, а он был слишком слаб, чтобы с ними спорить. Тогда незаконный сын раззвернулся и ушел - и с тех пор никто ничего о нем не слышал. Вполне возможно, что он ушел в этот самый лес, стал атаманом разбойников и взял себе фамилию Смайлер.
        - Да, - согласился Стив, - он не похож на простого горожанина. В нем всё дворянское... кроме взгляда. Взгляд у него какой-то разбойничий, лисий.
        - Так он же разбойник, - резонно ответил на это Леверд. - Если бы он был в лучшем положении, он смотрел бы иначе, да и многие из его подчиненных тоже. Ничего, мы поможем им, а они нам.
        - Каким образом?
        - Увидите. Но очень может быть, что глаза у Клода Смайлера вскоре станут совсем другими, и его лисьи повадки сменятся поступками человека. Кстати, Стив, сбрейте бороду и усы.
        Стив опечалился:
        - Но я с ними солидней выгляжу.
        - Вам лучше сейчас выглядеть как можно моложе, потому что сто золотых - это серьезно. Смайлер на них не польстится и другим не позволит, но на свете есть много людей помимо Смайлера и тех, кто ему служит.
        - Будет сделано, Крон, - ответил Стив.
        Он ушел, а Крон Леверд вынул начерченный на дощечке план леса и стал внимательно изучать его южную часть, ту, где Стив встретил разбойников. Леверд хорошо знал эти места, так как не раз охотился здесь в мирное время с графом Лэдом.
         - Вот, - тихо сказал он вслух, отмечая что-то на карте. - Вероятно, они живут здесь. Я буду очень удивлен, если не найду их.


         Следующим вечером командор отправляется в путь. Он никому не говорит о том, куда идет: даже Стиву. Он почти ничего не берет с собой: только тыквенную флягу с вином и кусок хлеба. Зато одевается в свой великолепный камзол, а на пояс вешает меч Стива в богатых ножнах. Под камзолом у командора белоснежная сорочка, как в самые лучшие времена, накрахмаленная, с кружевными манжетами, на голове - шляпа со страусовыми ниспадающими перьями, за плечами плащ. Он выглядит совсем как прежде - аристократически блестяще. У тех, к кому он идет,  детски наивное воображение, которое следует поразить как можно сильнее. 
        Сначала командор держит путь на юг, но потом сильно берет на северо-запад. Сделав крюк, он поворачивает снова в сторону юга и как можно осторожнее пробирается к заветной цели - земляной пещере, скрытой высокими деревьями. Когда, наконец, он оказывается возле нее, то видит, как вокруг пещеры ходят двое часовых. Они не замечают командора, скрытого кустами шиповника; а из пещеры несется лихая песня деревенских бражников:
                Налей, дружище, кружку
                Да кости брось на стол.
                Был Мартон зол -
                Ведь он, осел,
                Пропил свою подружку!

                Она ушла к другому.
                Сыграем в добрый час!
                Что, Джонни, тих?
                Ведь был ты лих,
                Грозил отцу родному.
                Эй, веселей: ведь был ты лих,
                Грозил отцу родному!

                Тебя он стукнул скалкой,
                А ты ответил палкой.
                Сыграем, эй! Еще налей
                Да выпей сам - не жалко!   
       Леверд прислушивается: голосов очень много и все они довольно мощные: это его радует. Одна веселая песня сменяется другой, такой же; затем разбойниками овладевает грусть. Кто-то из них высоким голосом заводит:
                - Не "пустошники" мы, не "обжоры",
                А бродяги, убийцы и воры.
                Никому мы не верим вполне.
                Мы сироты в родной стороне...
       - Мы сироты в родной стороне, - дружно и сентиментально подхватывает хор низких голосов.
       "Пора!" - решает командор. Ему очень важно, чтобы разбойников не покинуло задумчивое расположение духа. Когда один часовой поворачивается к нему спиной, а другой еще не появился в его поле зрения, он быстро проскальзывает от кустов к двери, открывает ее и входит.
        Перед ним предстает зрелище удивительное и устрашающее. Человек двести мужчин сидят, лежат и стоят в обширной, озаренной факелами пещере. Все они щегольски разодеты и отлично вооружены. Перед ними на расстеленной на земле парче - золотые и серебряные блюда, подносы и кувшины со всевозможными яствами и напитками, а вкруговую ходит драгоценная чаша, наполненная золотистым вином: это при том, что перед каждым разбойником - свой собственный кубок, который также полон. У всех печальные лица. Никто, даже атаман, сидящий во главе импровизированного стола, не замечает Леверда - так глубоко все задумались о своей невеселой доле.
        - Мир вам! Да здравствует король Фридрих! - громко провозглашает командор Леверд.
        Пение смолкает, наступает изумленная тишина. Разбойники смотрят на командора. Они так растеряны его внезапным появлением, что не пытаются схватить его или хотя бы заговорить с ним. Он немедленно этим пользуется и, сняв шляпу, властно говорит, глядя в их лица:
        - Ребята! Я командор рыцарей его величества Крон Леверд. Хотите заработать прощение нашего короля Фридриха? Становитесь под его знамена, будьте его действующей армией в тылу врага - и вы вернете себе добрые имена, мало того, будете награждены. Никто не посмеет осудить вас за грабежи, мошенничества или убийства, совершенные вами вплоть до сегодняшнего дня. Я, потомственный дворянин государя, рыцарь и командор, обещаю вам это. На каком основании даю я такое обещание? На основании закона; а законы его величества свято исполняются в нашем государстве. Друзья! Двадцать лет назад в стране уже была гражданская война. Тогда многие разбойники взяли сторону его величества и помогли подавить многочисленные мятежи, вспыхнувшие по всей стране. Когда война окончилась, его королевское величество помиловал всех разбойников, оказавших ему услугу, простил и щедро наградил каждого из них, а после издал закон, который гласит, что всякий разбойник, оказавший услугу государству, оказал услугу королю, а значит, он будет прощен. Этот милосердный мудрый закон действует и по сей день и до настоящей войны распространялся даже на вагров. Братья! Христиане! Верные подданные его величества, бывшие жители его цветущих городов и деревень! Вставайте и идите за мною - все, кто хочет! Идите, и мы принесем победу стране, и добрые имена снова станут вашими!
        Он умолк. С минуту в пещере стояла тишина; потом вдруг она взорвалась множеством растерянных, удивленных, обрадованных или, напротив, возмущенных голосов, ибо слова командора каждый воспринял по-своему. Но вскоре молчание вновь сковало уста разбойников: между ними, повелительно подняв руку, пршел их атаман.
        С чарующей улыбкой, обаятельный и опасный, Клод Смайлер приблизился к Леверду и громко сказал:
        - Хитрый ход, командор: звать за собой моих людей через мою голову. Вы надеетесь на их простодушие, но меня обмануть трудно, а других они слушать не привыкли - даже если эти последние весьма красноречивы.
        Разбойники рассмеялись, но Леверд учтиво склонил голову и молвил:
        - А вам мое особое приглашение, Клод Фрэнсис Эрвин! Предлагаю вам стать начальником этих новых рыцарей.
        Улыбка исчезла с лица атамана, оно стало бледным, серьезным и каким-то трагически красивым.
        - Как вы меня назвали? - медленно спросил он.
        - Клод Фрэнсис Эрвин, - четко произнося слова, повторил командор, глядя ему в глаза.
        - Это не мое имя, - тихо возразил Клод, не опуская глаз. - Его у меня отняли, я не имею права носить его.
        - Вы будете иметь такое право, - возразил Леверд.
        - Я верю, что это возможно, - сдержанно ответил молодой атаман. - Но думаю, мне самому захочется взять себе другое имя.
        - Нет, не захочется, - задумчиво молвил командор. - Потому что вы любили своего отца, а ваш отец любил вас. Я знаю это от него самого.
        - Выходит, вы знали, к кому шли? - Клод не без горечи усмехнулся. - Когда направлялись сюда?
        - Да, - признался командор. - Мой первый рыцарь Стивен Скайфилд описал мне вас, и я словно увидел перед собой портрет молодого графа Эрвина, которого довольно хорошо знал.
        - Стивен Скайфилд, - лицо Клода слегка прояснилось. - Он славный малый. Вы не очень торопитесь, командор Леверд?
        - Нет, - ответил Леверд. - В таких делах я никогда не тороплюсь. Я готов до утра ждать ответа - вашего и ваших товарищей.
        - Нам нужно посоветоваться, - сказал Клод. - Не соблаговолите ли выйти, чтобы подождать нашего решения снаружи?
        - Как угодно, - вежливо ответил командор. - Но если вы пойдете за мной, - он снова обвел взглядом притихших разбойников, - помните: за всех вас и за каждого из вас я буду готов отдать жизнь.
        Он надел шляпу, коснулся ее рукой и вышел.
        Ему не пришлось долго ждать ответа. Через полчаса дверь отворилась, и, предводительствуемые своим атаманом, появились разбойники. Клод Эрвин подал им знак, и они выстроились в несколько рядов перед Левердом. К ним присоединились часовые. Клод приблизился к Леверду и сказал:
        - Командор! Наш рыцарский отряд прибыл в ваше распоряжение.
        - Я очень рад, - молвил командор, и глаза его заблестели. - Сколько у вас людей, Клод?
        - Триста человек. Двести пятьдесят здесь, остальные в городах и деревнях; я пошлю гонца известить их о нашем новом положении.
        - Благодарю. Значит, все согласились следовать за вами?
        - Да, все.
        - Отлично. Клод Эрвин, вы назначаетесь мною начальником этого рыцарского отряда. Подчиняться будете непосредственно мне. Благодарю, друзья мои! - обратился он к своим новым рыцарям. Затем снова к Клоду:
        - Следуйте за мной. Вы сделали правильный выбор.
        И, взяв в руку факел, он зашагал впереди всех, в обратную сторону к дому. За ним шел Клод, а после - новоиспеченные рыцари. Они были радостно возбуждены и весело переговаривались между собой.
        Один из них, молодой, с жестокими глазами, забежал вперед и обратился к Леверду:   
        - Сударь! Вы сказали, что, сражаясь за короля, мы вернем себе добрые имена. А если этих имен никогда не бывало? Ведь некоторые из нас разбойничают с юности.
        Командор взглянул на него и веско ответил:
        - Добрые имена добываются подвигами и славой. Если нечего возвращать, значит, надо приобрести.
        - И это правда, что вы готовы умереть за нас, воров и убийц? - продолжал спрашивать разбойник.
        - Не за воров и убийц, - возразил командор, - а за своих рыцарей, новых рыцарей короля.
        В глазах разбойника мелькнуло уважение, и он вернулся к своим товарищам.
        ... В домике лесничего все уже легли спать; один Стив сидел на крыльце, неся караул. Он не знал, вернется ли сегодня командор Леверд, но вдруг увидел его: тот шел с факелом, а за ним тоже с факелами шагали разбойники, и во главе их Клод Смайлер. Стив поднялся им навстречу.
        - Позвольте вам представить, Стив, - сказал Леверд, - господина Клода Фрэнсиса Эрвина - так его теперь зовут, и это его настоящее имя. Это начальник нашего первого рыцарского отряда.
        Стив поздоровался за руку с Клодом. Последнего точно подменили; он будто оставил в пещере не только взятое им имя, но и всю свою разбойничью жизнь. Улыбающаяся лисья маска спала с него, как опадают листья с дерева, острый взгляд стал вдруг мягким и ясным, словно он внутренне примирился с окружающим миром, который был ему до сих пор враждебен.
        - Я рад, - сказал Стив Клоду. - Будем сражаться вместе.               
        - Стив, - молвил Леверд. - Я отправляюсь спать, а вам поручаю составить список наших новых рыцарей. Со мной и господином Эрвином пришло двести человек. Вероятно, в ближайшие дни придут все остальные. Нас будт немного, но это лучше, чем ничего. Рыцари отлично вооружены и хорошо знают лес. Не сомневаюсь, в случае чего они победят "пустошников".
        - Слушаю, мой командор, - ответил Стив.
        - Да, теперь я, кажется, снова ваш командор, - улыбнулся Леверд.

                17.

        С этой ночи в домике лесничего и возле него начинается совсем другая жизнь.
        Сперва новые рыцари присягают королю Фридриху: целуют крест, изображенный на рукоятке меча. При принесении присяги присутствует священник-разбойник, вернувшийся из города вместе с остальными подчиненными Клода Эрвина.
        - Правда, он расстрижен, - сообщает нехотя Клод командору.
        - Это неважно, - отвечает Леверд. - Сейчас не важно. Что он делал в тот день, когда в храмах отпевали короля?
        - Пил за его здоровье и других заставлял пить, - отвечает Клод, с улыбкой глядя на расстригу.
        - В таком случае он вернется на истинный путь, - делает вывод командор. - И в лоно церкви тоже; я буду ходатайствовать за него перед архиепископом.
        Стиву любопытно; он спрашивает Клода, за что расстригли этого служителя Божия?
         - Он выхаживал у себя в доме больных разбойников, - отвечает Клод. - Об этом узнали. Больше он решительно ничего дурного не делел, напротив, благодаря его заступничеству мы не повесили многих наших пленников - даже тех, кто более чем заслуживал такой участи. Он спас маркиза Дюрана. Мы решили, что возьмем с Дюрана выкуп, но теперь он ваш.
        Тут же он поправляет сам себя:
        - То есть, наш общий. С ним поступят так, как прикажет командор.
        Маркиза Дюрана доставляют в дом и сажают в чулан, чтобы он не увидел принца Филиппа и не попытался помочь ему: хотя бы руками бывших разбойников.
        Уже на другой день после принесения присяги Клод Эрвин явился к командору и Стиву (они жили теперь в одной комнате, чтобы дать побольше места новым рыцарям короля и их оруженосцам; Эджит жил тут же и спал на тюфяке на полу).
        - Мой командор, - очень тихо сказал Клод, пристально глядя своими удлиненными, как миндаль, зеленоватыми глазами на Леверда. - Прав ли я насчет того, что у вас в землянке некий заложник королевского рода?
        Стив тревожно взглянул на Леверда. Тот посмотрел на Клода и спокойно ответил:
        - Да, вы правы. Откуда вам это стало известно?
        В землянке есть отверстия для воздуха, - пояснил Клод. - Я заглянул в одно из них и увидел принца Филиппа. Он тоже увидел меня и позвал.
       Он на минуту задумался, потом сказал:
       - Прошу вас, мой командор, скрывать от новых рыцарей, что ваш пленный - принц Филипп. Вы, конечно, понимаете, что ваши новые подчиненные могут проявить слабость и встать на сторону принца, особенно если он посулит им золотые горы?
       - Конечно, понимаю, - ответил командор. - Но нам некуда перевести пленного.
       - Заставьте его молчать, - посоветовал Клод. - Дайте ему другую одежду, попроще; та, которая на нем, выдаёт его.
        - А вы в себе уверены, Клод? - спросил командор. - Вы не проявите слабости?
        - Я? - Клод удивился. - Ни в малейшей степени.
        - Тогда вам задание: дайте принцу подходящую одежду и заставьте молчать, потому что теперь это такой же ваш пленный, как и наш. Я чувствую, что вы сделаете всё именно так, как следует, а я проверю вашу работу.
         - Вы хотите убедиться в том, что я верен данной мной присяге? - спросил Клод с пониманием.
         - Нет, - искренне возразил командор. - Просто я хочу, чтобы вы сами исполнили свой собственный совет. Человек, который дает советы, может исполнить их лучше, чем те, кому он их дает. Я давно убедился на опыте, что чаще всего это так, а не наоборот. А потом, мы со Стивом устали смотреть на этого пленного, нам тяжело его видеть, вы же еще не успели от него устать.
          - Что же, я всё сделаю, - пожал плечами Клод и тут же поправился:
          - Будет исполнено, мой командор. Только прошу вас: пусть Эджит мне поможет.
        - Эджит в вашем распоряжении, - сказал командор. - И даже Стив Скайфилд, потому что он всё-таки меньше общался с пленным, чем я.
        - Нет, - сказал Клод, - мы с Эджитом справимся вдвоем.
        Через некоторое время он пригласил Стива и командора пройти с ним в землянку. Они прошли и увидели сидящего на овчинах смуглого юношу-вагра в войлочной шапке; он злобно смотрел на них и молчал.
         - Больше он не осмелится заговорить первым, - сказал Клод траурным голосом. - Иначе он будет убит. Не такой уж он важный заложник, чтобы оставлять его в живых. Не правда ли, мой командор?
         - В самом деле, - ответил Леверд. - Едва он заговорит, можете спокойно убить его.
         Принц сверкнул глазами, но промолчал. Рыцари вернулись в дом и прошли в комнату командора и Стива. Там командор сказал Клоду:
- Отличная работа. Мне не приходило в голову заставить его молчать таким образом. Но не забывайте, Клод: на самом деле жизнь этого заложника драгоценна для государства..
- Я помню об этом, - ответил Клод. - И даже призна`ю, что иначе и быть не может, но всё-таки мне жаль, что это так.
         Он не сказал командору, что принц Филипп отнял у его отца одно из лучших имений: именно то, в котором родился и вырос он, Клод... И отец не посмел пожаловаться королю на его высочество, хотя принц не раз говорил грубо с графом Эрвином, даже смеялся над ним... Клод узнал об этом, когда уже стал разбойником, узнал случайно от любивших его слуг отца - и возненавидел принца Филиппа всей душой.


        Появление новых рыцарей произвело сильное и неизгладимое впечатление на Ренату Актола и на Кукушку Грэйс. Они поселились вместе на чердаке. Рената сама настояла на этом, понимая, что для бывших разбойников нужно освободить как можно больше места. Она радовалась, что у командора со Стивом появилась такая ощутимая поддержка, но вид множества вооруженных людей с разбойничьими физиономиями привел ее в ужас. Она так испугалась и растерялась, что долго не решалась согласиться, чтобы командор представил ее своему новому воинству. Наконец, собравшись с духом, она дала свое согласие. Крон Леверд по окончании очередного смотра вывел ее к бывшим разбойникам и сказал:
        - Господа! Позвольте представить вам благородную леди Ренату, дочь герцога Актола. Поручаю вам ее безопасность и неприкосновенность.
        Все склонились перед "леди Ренатой", задавая себе мысленно тысячи вопросов: почему она оказалась здесь в лесу? В каких отношениях она с командором и его первым рыцарем? Где ее семья? и прочее. Но вслух никто не осмелился ничего спросить, а командор не посчитал нужным ничего объяснять. Клод Эрвин поцеловал руку Ренаты и учтиво молвил:
        - Я и мои друзья, мы будем охранять вас, леди.
        - Благодарю вас, добрый рыцарь, - ответила Рената.
        Она была уверена, что какой-нибудь бывший разбойник теперь непременно поведет себя с ней дерзко, по крайней мере, двусмысленно. Но ничего подобного не произошло. Все новые рыцари были с ней подчеркнуто вежливы, а Клод Эрвин даже любезен в пределах светской галантности. Стив радовался этому, хотя к его радости примешивался оттенок грусти: командор предупредил его, что им с Ренатой отныне почти не придется бывать наедине.
        - Это опасно, Стив, - объяснил Леверд. - Когда мужчин много, а женщина одна, она должна выглядеть свободной и неприступной, иными словами ее должны уважать. Чужих невест, жен, подруг уважают почему-то меньше, чем женщин одиноких, я знаю это по опыту. Леди Актола должны уважать безгранично, ее пьедестал слишком хрупок, он не должен поколебаться ни на полдюйма.
        Ренате он дал понять то же самое, только несколько другими словами, более туманно и церемонно.
        - Как же мне быть, командор Леверд? - воскликнула она, стараясь удержать слезы. - Мне теперь будет нельзя лишний раз выйти из своей комнаты, нельзя будет погулять, искупаться в реке, да к тому же я не должна видеться со Стивом! Я буду похожа на пленную.
        - Что делать, дитя мое, - мягко сказал командор. - Вооружитесь терпением. Ведь идет война. Во время войны не всегда можно поступать, как захочется - особенно вам, молодой девушке знатного рода. При первой же возможности я переправлю вас отсюда в более безопасное место...
        - Ах, нет! - воскликнула Рената, порывисто вскидывая голову и заглядывая в глаза командору. - Оставить Стива, не знать, жив он или мертв, оставить вас, командор! Нет-нет! Я лучше потерплю! Я всё вытерплю, будьте уверены, только не отсылайте меня отсюда!
        - Стив навещал бы вас, - улыбнулся Леверд. - А без меня, я уверен, вы прекрасно обошлись бы.
        - Но вы же друг Стива, и я люблю вас! - искренне сказала Рената, беря его за руку.
        - Друг? - переспросил командор, пораженный этим словом. Помолчав несколько секунд, он задумчиво согласился:
        - Вы правы, Рената, я теперь его друг. Я никогда не задумывался над этим, а вам и задумываться было не нужно: вы сразу видите такие вещи.
        - Ну вот, - обрадовалась она. - Вы друг Стива, а значит, и мой. Мне было бы невероятно тяжело расстаться с вами обоими.
        Леверд рассмеялся.
        - Не будем спорить, что Стив для вас главное лицо, - заметил он. - Но я бы тоже мог навещать вас время от времени; непременно бы навещал.
        - Нет, - упрямо покачала головой Рената. - Даже минута неизвестности может меня погубить. И потом... вы обещали мне легкий меч, помните? Чтобы я могла сама себя защищать. Стив говорил мне об этом. Я хочу легкий меч.
        - Что вы будете делать с ним на чердаке? - снова засмеялся он. - Проводить учебные битвы с нашей Грэйс? Ну хорошо, вы получите меч, и я обещаю вам, что никуда вас не отправлю без особой на то необходимости.
        - Спасибо, - голос Ренаты был полон благодарности. - Вы настоящее чудо. Можно, я тоже буду называть вас иногда просто Крон?
        - Если вам это доставит удовольствие, - командор поклонился. - Я буду рад. Но помните: при наших новых рыцарях - только официальное обращение. Я ведь теперь тоже вряд ли смогу часто говорить с вами вот так, как сейчас, без свидетелей.
        - Почему? - наивно спросила Рената и тут же, покраснев, закусила губу. Она поняла: командора могут заподозрить в том же, в чем и Стива.
        - Ничего, - он ласково коснулся ее руки. - Немного терпения, и ситуация изменится; мы ведь не будем долго сидеть в лесу. Если всё пойдет хорошо, то уже в начале осени мы начнем первые открытые боевые действия, вы вздохнете свободней.
        Он ушел, а Рената  вскоре, к своему утешению, получила легкий меч, лук со стрелами и даже лютню - ее по просьбе командора  преподнес ей Клод Эрвин. Он один был посвящен в настоящее положение дел и знал, что Рената - невеста Стива.
        Кукушка Грэйс привыкла к новым рыцарям быстрее Ренаты. Не связанная по рукам и ногам этикетом, красотой и молодостью, привыкшая сызмальства к простому обхождению, она вскоре была совершенно признана и принята бывшими разбойниками. Они даже полюбили ее - настолько, что прозвали лес вокруг Кукушкиным лесом и никогда не трогали диких животных, искавших у Грэйс защиты и помощи. Она же лечила приболевших людей и давала полезные советы здоровым. В самом скором времени среди новых рыцарей не было уже никого, кто бы не кланялся почтительно при встрече с ней. "Наша Грэйс", - говорили о ней воины.
        К командору Леверду они также отнеслись почтительно и называли его "наш командор", но в отношении к нему всё-таки существовало разделение, о котором все знали, но никто не обсуждал этого. Около семидесяти бывших разбойников, почувствовав в Леверде настоящего лидера, человека сильного, к тому же, нравственного, отделились от своих товарищей, чтобы получать приказы командора не через Клода, а от самого командора. Никто не пенял им на это, даже сам Клод, а командор и Стив были очень довольны. Люди, перешедшие от Клода к командору, отличались особой верностью. Они полюбили своего начальника за его неизменное внимание к ним - полюбили не меньше, чем собаки любят своего хозяина, и преданность их была так же безгранична и постоянна.
        В первые же дни после такого неофициального разделения власти командор выбрал из числа этих людей несколько особенно умных, сметливых, находчивых и хитрых. Им было велено переодеться ваграми и пробираться к королю. Каждому из них было дано тщательно зашифрованное письмо; шифр был известен только нескольким командорам и его величеству. Кроме Крона Леверда, все командоры, знавшие шифр, были убиты. В письме, написанном королю, Леверд называл имена изменников, находившихся в настоящее время в свите его величества, излагал разработанный им план действий и кратко уточнял, какими силами располагает теперь сам  и какими надеется располагать в ближайшее время. О принце Филиппе Леверд писал очень осторожно, щадя отцовские чувства своего государя. Он сообщал, что принц жив, здоров и будет представлен на суд его величеству для наказания или же оправдания: как того пожелает король. Письма были написаны на дешевой бумаге, бывшей в большом ходу у окружных начальников, поставленных Каем Крэгетом. Переодевшись ваграми, новые рыцари с их простыми не запоминающимися лицами, отлично подражавшие своеобразному говору "пустошников", могли добыть - и вполне законными путями - почти всё, чего бы ни пожелал командор.
        Верные люди были отправлены командором с письмами к королю. Прочие остались в лесу под началом Леверда и Клода Эрвина. Пятьдесят человек самых авторитетных бывших разбойников жили теперь в доме, в холле и четырех комнатах. Среди живущих в самой лучшей комнате был Клод. Остальные двести пятьдесят с лишним человек привычно и с большими удобствами разместились...
на деревьях. Среди зеленых ветвей разбойники устроили себе настоящие ложа с навесами под цвет листвы. На каждом ближайшем к дому мощном дереве поселилось по три-четыре человека, поэтому очень часто, особенно по утрам, пространство вокруг дома было совершенно пустым. Лишь за завтраком и ужином новые королевские воины собирались вместе  у большого костра, вокруг которого усаживались в несколько рядов по старшинству; обедал же каждый у себя - тем, что приготовляли вместе повар и Кукушка Грэйс. Обычно повар жарил или коптил свинину или оленину, запекал в углях рыбу или дичь, а Грэйс пекла лепешки и хлеб.
       Клод Эрвин быстро подружился со Стивом, но с командором некоторое время оставался сдержанным, постоянно наблюдая за ним с каким-то тревожным ожиданием, словно боясь, что тот снова заговорит с ним о его покойном отце. Однако командор словно не замечал его немного недоверчивого к себе отношения. Он говорил с Клодом дружелюбно и спокойно, не касаясь тем, не желательных для его собеседника, а когда часть бывших разбойников пожелала подчиняться лично ему, Леверд даже спросил Клода, не будет ли это ему слишком неприятно. Клоду было немного жаль отдавать своих людей, но он почтительно ответил командору, что всё в порядке: он уже начал очень уважать своего начальника, признавая за ним известные права на себя и своих товарищей. Стив не мог надивиться тому, как изменился Клод с их первой встречи. Хищный улыбающийся лис исчез бесследно. Теперь Клод улыбался редко, хотя по-прежнему оставался очень обаятельным; в нем словно поселилась какая-то смиренная грусть. Теперь в его похожих на миндаль глазах и в приподнятых бровях неизбывно присутствовала задумчивость. Острый недворянский взгляд Клода стал аристократическим, каким, вероятно, был изначально, манеры также утратили свою разбойничью вкрадчивость, к нему вернулись решительность и прямота, которые, видимо, были ему свойственны до того, как он стал разбойником. Ко всему прочему, он стал молчаливым. Всё это отдалило его от прежних товарищей - ненамного, зато преграда была непреодолима. Увидев вдруг перед собой вместо бывшего Клода Смайлера благородного дворянина, бывшие разбойники больше зауважали его, но вместе с тем потеряли к нему былую привязанность. Он не очень опечалился, заметив это, и не попытался вернуть прежние отношения. Ведь для этого снова пришлось бы надеть лисью маску, а она стала ему противна. Если бы не дружба Стива и неизменно внимательное отношение к нему командора Леверда, Клод остался бы в одиночестве. Но командор и Стив Скайфилд поддерживали его, и он с каждым днем всё больше привязывался к ним и доверял им. Они рассказали ему про подземный ход, показали, где он находится и куда ведет. Подземный ход привел Клода в восхищение. На протяжении всего подземелья не было ни единого человека; вход в немго охранялся только возле Линдборкена и Старого Крисберна.
       - Хорошо, что мы теперь знаем это, - заметил командор. - Подземный ход уже дважды выручил нас - и, конечно, пригодится нам в будущем.
       Один лишь Эджит никак не мог примириться с новыми рыцарями.
       - Понабежали, - ворчал он про себя. - Разоделись, как павлины, принесли присягу и думают, что теперь благородные. Как бы не так! Знаем мы этих выскочек: небось, завтра опять в разбойники уйдут...

                18.

        В лесу тишина, вечер очень тепел. Солнце расплавленным золотым слитком блестит за деревьями, незаметно для глаза опускаясь всё ниже и ниже. Речная вода светится розоватым блеском, птичьи голоса постепенно становятся тише, умолкают. На берегу реки под медленно меркнущим небом, в траве, полулежат Крон Леверд, Стив и Клод Эрвин. Стив и командор одеваются теперь, как прежде, в камзолы, но сейчас, после купания, они полуодеты. Их сорочки, камзолы и шляпы аккуратно сложены и лежат рядом. Клод теперь тоже носит камзол и шляпу с перьями; он уже надел их и задумчиво молчит, покусывая травинку. Эта привычка - пожалуй, единственное, что сохранилось в нем от его прежней жизни. Клод и Стив слушают Леверда, а тот продолжает свою речь:
        - ... наша разведка работает отлично, господа. Я сегодня заполнил последние белые пятна на карте страны. Вы эту карту видели. Что можете сказать о ней?
        - Она красиво нарисована, - изящно шутит Клод без малейшей улыбки. - У вас талант, мой командор.
        - Благодарю, - Леверд смотрит на него одобрительно. - А вы что скажете, Стив?
        - Если отбросить в сторону ваш талант, мой командор, - говорит Стив, стараясь, чтобы голос его звучал по-военному сурово, - можно сказать одно: мы теперь всё знаем о расположении вагров, и будь у нас достаточно большая армия, мы могли бы начать атаку по той схеме, которую вы изобразили на карте.
       - Не будем отбрасывать в сторону ничьих талантов, даже моих, - весело замечает командор. - Насчет атаки я с вами согласен. А вот армия... Очень может быть, что придется действовать с меньшим количеством людей, чем мы изначально рассчитывали. Кроме того, мы должны дождаться ответа его величества - разумеется, вместе с людьми, которые этот ответ принесут. Уверяю вас, если мы наберем хотя бы тысячу человек, мы свернем горы: это будет для нас величайшая поддержка.
        - Всё равно люди не минуют нас, - решительно говорит Клод. - Они обязательно придут в лес, все оставшиеся в живых воины его величества и те, что из народного ополчения. Я удивлен, что мы до сих пор их не видим.
        - Да, это удивительно, - соглашается Леверд. - Но это может объясняться тем, что наш лес окружен усиленными отрядами вагров. Надо поискать наших в соседних лесах, на болотах. Хватит им там сидеть, пора спасать отечество. Я пошлю в эту разведку десять своих человек; вы, Клод, пошлете двадцать. Пусть наши рыцари хотя бы свяжутся с людьми короля, которые, конечно, где-нибудь поблизости, просто надо их найти. И еще: для того, чтобы в наш лес могли проникать более свободно те, кого мы ждем, надо бы очистить дорогу на Э'рсун.
       - Это же не дорога, - удивленно замечает Стив. - Это звериная тропа.
       - Не беда, - отвечает командор. - Зато у нее масса достоинств. Эта тропа связывает наш лес с целой цепью других лесов, потом она лежит в стороне от наиболее охраняемых деревень и городов. Нужно только убрать оттуда караул вагров и заменить его нашими людьми.
       - Пленных брать не будем? - деловито осведомляется Клод.
       - Вагров? Нет, только перебежчиков. Но они, конечно, не охраняют звериные тропы, почти все они в столице с Крэгетом.
       - Тогда я пошлю отряд под начальством Дэниэла Слэйка.
       - Слэйк? - командор вспоминает темноволосого юношу с жестокими глазами, который недавно спрашивал его: правда ли, что он готов умереть за воров и убийц?
       - Нет, Клод, - качает головой Леверд. - Не надо его.
       - Почему? - Клод щурится. - Дэнни Слэйк один из самых смелых моих людей.
       - И один из самых жестоких, - напоминает командор. - Нет, ему не следует поручать тонких военных операций. Его призвание - простое сражение. Там он сможет проявить храбрость и не успеет повести себя жестоко.
       - Слушаю, мой командор, - отзывается Клод. - Но разве хорошо быть на войне милосердным?
       - Плохо быть немилосердным, - веско отвечает на это командор. - Не следует потакать своим порокам - и особенно на войне.
       - Вы всегда говорите афоризмами, - задумчиво говорит Клод. - Как вам это удается?
       - Это еще один мой талант, - откликается командор.
       Они возвращаются домой, предварительно одевшись. Их должны видеть во всём их парадном блеске и сиянии. Подходя к дому, они слышат звуки лютни. Голос Ренаты, заключенной на чердаке, немного холодно и отстраненно, именно так, как это теперь надо, поет:
                - Сказал тебе рыцарь: "Ко Гробу Господню
                Уеду я, Анна, сегодня".
                Нет, Анна, не будь холодна и горда,
                Уедет твой милый навек, навсегда,
                Уедет ко Гробу Господню...
       Все  трое на мгновение останавливаются. У Стива сжимается сердце: он так давно не видел Натти! Клод глядит на него с сочувствием, а Леверд говорит:
       - Замечательная песня, особенно, в исполнении леди Актола.
       Когда они вдвоем со Стивом проходят в комнату, командор плотно прикрывает дверь и очень тихо обращается к своему печально поникшему рыцарю:
       - Стив, вы можете написать что-нибудь Ренате, Грэйс передаст ей.
       - Крон? - Стив не верит своим ушам. Леверд смеется:
       - Пишите, я разрешаю. Пусть она ответит вам.


       Через несколько дней, переодетые ваграми, новые рыцари освобождают дорогу на Эрсун и сами становятся часовыми, охраняющими "звериную тропу". Их товарищи ищут и находят людей короля, живущих в лесах, где те прячутся от "пустошников". Новые рыцари приводят к командору Леверду командоров и "старых" рыцарей его величества. Встреча с ними глубоко волнует Стива Скайфилда и Леверда, который старается не показывать своих чувств. Приведенные к Леверду командоры тоже стараются сохранить военную дворянскую выдержку, но в глазах у них стоят слезы, а голоса дрожат, когда они обнимают Леверда и Стива и пожимают им руки. Они очень потрепаны, оборваны, бородаты, худы; у многих из них еще не зажили раны, полученные ими в боях, но они готовы сражаться под командованием Леверда. За два дня бывшие разбойники приводят к нему тридцать людей короля. Бо'льшую часть из них он знает, и Стив тоже. Леверд отряжает под командование каждого командора по десять человек своих верных людей. В доме им жить негде. Командор, Стив, Эджит и Клод с друзьями  уступают больным свои комнаты, остальные из вновь прибывших, приведя себя в порядок и переодевшись в дворянское платье, добытое новыми рыцарями, отправляются жить в бывшую разбойничью пещеру. Главным среди них Леверд назначает командора Йоста Крамера. Кукушка Грэйс лечит раненых. Пленного маркиза Дюрана переводят из чулана в холл, Эджита также, а Леверд, Клод и Стив поселяются в чулане - впрочем, ненадолго.. Больные быстро поправляются и тоже уходят в пещеру к Крамеру.
       В начале сентября возвращаются люди, посланные Левердом к королю. Они приходят не одни, а с тысячей человек, присланных королем Фридрихом на подмогу командору Леверду. Разумеется, рыцари переодеты ваграми и являются не вместе, а по десять-пятнадцать человек.
       "Наш добрый Леверд! - пишет его величество своему военачальнику в шифрованном письме. - Благодарим Вас за великую услугу, оказанную Вами родине. Изменники, поименно названные Вами, казнены. Вы герой, командор. Посылаем Вам людей на помощь; сами же имеем намеренье прибыть с полумиллионом набранной за морем армии в северо-западный наш порт Эш в исходе ноября. Данные о численности наших противников, присланные Вами, очень нам пригодились, план Ваш полностью одобряем. Просим передать нам через верных отечеству и короне людей последнюю карту, сделанную Вами, и сообщить, сколько у Вас теперь воинов. Что касается преступного сына нашего принца Филиппа, то повелеваем Вам держать его под стражей впредь до наших распоряжений, а всего вернее, до прибытия нашего на родину. Наш же военный план следующий..."
       Далее следовал план, по которому намеревался действовать король, лично ставший во главе своей новой армии. Письмо заканчивалось словами: "Выражаем личную благодарность и удовольствие наше доблестному рыцарю Стивену Кэсли Скайфилду, слуге его Эджиту, Клоду Фрэнсису Эрвину, а также всем Вашим подчиненным, коим, тем, что из подсудных людей, мы объявляем помилование и полное прощение и забвение былых вин".
       Последняя часть письма была прочитана командором Левердом бывшим разбойникам. Восторг, овладевший последними, был беспримерен и трогателен. Громовой крик "ура!", прозвучавший в лесу, мог бы разбудить мертвого, и командор мысленно возблагодарил Небеса за то, что вагры не могут его услышать. Крики "Да здравствует король Фридрих!" и "Да здравствует командор Леверд!" целый день наполняли притихшую лесную глушь, а вечером новые рыцари пили за здоровье его величества и всех, чьи имена он написал с благодарностью собственной рукой!
       Крон Леверд подготовил ответ королю, и верные люди снова отправились с письмом за море к своему государю. Тысячу новоприбывших королевских рыцарей Леверд разместил по окрестным лесам, предварительно разделив их на отряды. У новой армии появился пароль "Ондра" в честь реки, близ которой эта армия была основана и теперь разрасталась. Единственное, что следовало изменить, это начало наступления - его командор перенес на конец ноября в связи с планами короля Фридриха. Многим было досадно такое замедление событий, но двое людей вздохнули при этом с особенной печалью: Рената и Стив так надеялись увидеться в сентябре!


       Рената была счастлива, узнав, что ее Стива король поблагодарил и даже назвал в письме "доблестным рыцарем"! Стив написал ей об этом в очередной записке, которую передал через Грэйс. Но когда радость немного прошла, Ренате снова стало грустно. Она вела на чердаке жизнь уединенную и крайне бедную развлечениями. Командор предлагал ей временно переехать в деревню, к родителям одного из воинов - юноши строгих правил, далеко не влюбчивого, у которого, к тому же, была невеста. Его дом мог бы стать безопасным убежищем, но Рената не хотела: она боялась остаться у чужих людей без Стива и командора. Ведь здесь, в домике лесничего, она могла довольно часто видеть Стива в окошко и каждый день переписываться с ним. Подолгу не видеть его и не получать от него вестей было бы ей очень тяжело, а в чужой семье - просто невыносимо. Она решила выбрать меньшее из двух зол.
       Рената давно уже натешилась своим коротким мечом, стрельбой из лука по деревянной мишени и игрой на лютне. Она вспомнила все оборонительные приемы, которым научил ее Стив, но занятия в одиночку быстро ей наскучили. Гораздо больше ее развлекала природа: деревья и поляны за окном. Она подолгу и часто смотрела на постепенно выцветавшую траву и начавшую желтеть листву. Большой поддержкой для нее были беседы с Кукушкой Грэйс. Грэйс знала множество занимательных историй. Она черпала их из сказок, песен, преданий, а еще больше из собственной жизни. Удивительная рассказчица, она, к тому же, обладала бесценным даром - оптимизмом и юмором, поэтому ее рассказы всегда звучали жизнеутверждающе. В них было много милого и забавного, и Рената слушала их с неизменным удовольствием. Если бы не Грэйс, она, вероятно, давно бы высохла с тоски: до того сумрачный чердак опротивел ей. Будь на ее месте Раджана или Ассунта, они переносили бы неволю гораздо спокойней, но Рената, очень подвижная и общительная от природы, сильно страдала, не имея возможности гулять, когда вздумается, и говорить, с кем захочется. Ей позволялось выходить  лишь рано утром в обществе Грэйс всего на полчаса; остальное время она должна была проводить взаперти. Благодаря бывшим разбойникам, у нее теперь были на ногах настоящие парчовые туфельки, расшитые золотом и серебром. Но перед кем бы она стала щеголять в них? И Рената всё чаще горько плакала по ночам - чтобы не услышала Грэйс, а днем всё чаще сдерживала слезы.
       Однажды ей стало больше не под силу оставаться на чердаке. Был звездный теплый вечер. Рыцари (их больше не разделяли на старых и новых) ужинали, собравшись вокруг костра, и Рената видела, что на деревьях нет больше ни одного человека: во всяком случае, так было со стороны ее окна. Рената видела, что лес пуст и темен, и ей вдруг очень захотелось убежать туда - на свободу. И потом - вдруг она случайно встретит Стива? Во время общего ужина никто не увидит их... 
        "Я хотя бы навещу мою Астру, - лихорадочно сказала себе она, стараясь не думать о Стиве. - Вон она, за теми деревьями, ее ноги белеют в темноте. Я только взгляну на нее и сейчас же вернусь назад".
        Взволнованная собственной смелостью и своим непослушанием воле командора, чувствуя стыд и одновременно с ним какую-то веселую озорную легкость, Рената взяла в одну руку меч в ножнах, в другую горящую свечку и выскользнула за дверь. Она на цыпочках спустилась по крутой лестнице; тени от свечки прыгали по стенам полутемного дома. Сердце ее трепетало от страха и восторга, как будто ей в самом деле удалось бежать из тюрьмы. Она вышла из дома. За деревьями, в той стороне, где текла река, сверкало пламя костра, оттуда доносились голоса и смех. Дом сторожили двое рыцарей из людей Клода Эрвина. Рената спрятала меч под накидку и приветливо, но отстраненно кивнула им головой. Они в ответ вежливо поклонились ей, не выразив ни малейшего удивления тем, что видят ее одну. Она прошла мимо них и, завернув за дом, почти побежала к своей обожаемой Астре, чьи стройные передние ноги белели в темноте, как тонкие березовые стволы.
       - Астра, милая, - прошептала Рената, подходя к ней. Положив меч на траву, она принялась гладить и ласкать свою лошадь. Она не могла насмотреться на нее и на других лошадей, пасущихся рядом, не могла надышаться чудесным осенним воздухом лесной чащи. "Грэйс замешивает тесто на утро, - успокаивала она себя, - поэтому еще нескоро поднимется на чердак, нескоро заметит, что меня нет. Да я к тому времени уже и вернусь - конечно же! Она ничего не узнает..."
       Вдруг за ее спиной послышался шорох. Быстро обернувшись, Рената успела заметить отшатнувшуюся в темноту тень. Страх и любопытство  охватили ее одновременно. Она аккуратно воткнула свечу в землю, там, где трава была сильно вытоптана лошадьми, взяла меч и, аккуратно обойдя пасущихся лошадей, внимательно огляделась по сторонам. Ей показалось, будто у ног рыжего коня что-то шевелится. Она бесшумно подобралась поближе и, вглядевшись в темное пятно на траве, едва не вскрикнула: при слабом свете свечи она увидела человека, торопливо обрезающего веревку на спутанных ногах жеребца - в его руке тускло блестел обломок бритвы.
        Видимо, она невольно выдала свое присутствие, потому что человек внезапно обернулся, и Рената оцепенела: она узнала принца Филиппа. На нем не было веревок, он был свободен. Его волосы спутались, домотканая одежда вагра сидела на нем мешковато, так как была велика ему. Принц опомнился первым. В его глазах мелькнула отчаянная решимость. Одним прыжком он очутился около Ренаты и с неожиданной силой схватил ее за волосы и взмахнул обломком бритвы, намереваясь перерезать ей горло. Она молча отпрянула и машинально нанесла ему удар мечом в ножнах, так, как учил ее Стив. Удар пришелся по руке, державшей ее за волосы. Он был так силен, что принц взвыл и, выпустив ее волосы, согнулся вдвое, прижимая к себе пострадавшую руку. Она сбила его с ног новым ударом меча. Подгоняемый инстинктом самосохранения, принц Филипп, извернувшись ящерицей, вскочил на ноги и бросился бежать. Рената бросилась за ним, не в силах даже позвать на помощь: от неожиданности и стремительности всего происходящего у нее отнялся голос и мысли смешались. Ей было ясно только одно: нельзя дать принцу уйти, иначе он выдаст их всех "пустошникам". Она догнала его и с силой ударила мечом под колени; он снова упал. Она сорвала ножны с меча и приставила острое лезвие к его шее, а ногу поставила ему на спину между лопаток, как учил ее Стив.
        - Не двигайтесь, - хриплым разбойничьим голосом сказала Рената, отчаянно жалея о том, что на ней не мужской костюм, и волосы распущены. Теперь и они, и длинный подол платья очень мешали ее безопасности и ограничивали свободу движений. Накидка, скромно прикрывавшая ее голову, шею и плечи, давно слетела, и она была рада этому: хоть что-то одно больше не мешало ей!
        Принц оказался достаточно благоразумен, чтобы не затевать тщетной борьбы с острым холодным лезвием, прижавшимся к его шее и даже слегка рассекшим кожу на ней.
        - Рената, - глухо сказал он, не смея пошевелиться. - Отпустите меня. Я прошу вас, я умоляю вас! Я не стану пробираться к Крэгету, я отправлюсь за море и буду жить там, никто никогда не услышит больше обо мне, клянусь вам! Никто, никогда!
        - Молчите, - перебила его Рената, - не то я убью вас. Руки за спину!
        - Убивайте, - сказал Филипп, справедливо уверенный в том, что она никогда этого не сделает. - Убивайте, лучше умереть от вашей руки, чем от руки королевского палача или - что еще пошлее - от руки кого-нибудь из этого сброда, нанятого Левердом. В неволю я не вернусь.
        - Руки за спину! - сурово повторила Рената. - Ну!
        - Нет, - ответил принц. - Я не сделаю этого.
        - Тогда я позову на помощь, - молвила Рената.
        Эти ее слова разом отрезвили принца: убить его Рената не могла, но позвать на помощь - еще как, а в этом случае его побег терял всякий смысл, тогда как сейчас надежда вернуть свободу не была еще полностью потеряна. Понимая это очень хорошо, принц сложил руки за спиной. 
       - Теперь вставайте, - сказала Рената. - И не пытайтесь бежать.
       "Чертова дрянь!- с ненавистью подумал принц Филипп, вставая. - С ней не договоришься по-хорошему. Чтоб ты о корягу споткнулась, ведьма!"
       Это его мысленное пожелание Ренате вполне могло сбыться: они шли почти что в полной темноте, ибо свет луны в чаще был очень слаб. Рената и сама не сомневалась, что споткнется. "Как только это случится, - думала она, - я сразу же закричу: громко-громко. И тогда его поймают..."
        - Рената, - принц снова попытался заговорить с ней ласково. - Вы, конечно, думаете, что я выдам вас ваграм, если убегу отсюда. Нет, вы ошибаетесь. Я...
        Но тут чье-то частое тяжелое дыхание заставило его умолкнуть и прислушаться. "Собака!" - догадался он. И в самом деле, к ним подбежала Кора. Она лизнула Ренату в руку, а на принца негромко зарычала. Огромное чувство облегчения охватило Ренату. Она вытерла со лба пот и сказала, потрепав собаку по голове:
       - Охраняй!
       Кора побежала рядом с ней. Принц понял, что собака - это конец. Надежда на свободу тут же умерла в нем. Он угрюмо зашагал вперед, сцепив зубы и мысленно обрушивая самые страшные проклятия на голову Ренаты и особенно собаки, появившейся так не вовремя.
        Они вышли к дому лесничего, рядом с которым уже ярко горели факелы. Тут же их окружили рыцари. Раздались удивленные недоумевающие возгласы:
        - Леди Актола!
        - Пленный вагр! 
        Рената остановилась и, откинув назад волосы, обвела рыцарей вызывающим ясным взглядом.
        - Друзья мои! - громко и решительно сказала она, и вокруг стало очень тихо. - Я задержала этого пленного, который пытался бежать. Я сбила его с ног и заставила вернуться обратно. Командор Леверд знает, как хорошо я владею мечом, теперь и вы знайте это. И еще: я невеста Стивена Скайфилда. Объявляю об этом вам всем, потому что хочу, чтобы вы знали: я люблю его, а он любит меня. И я хотела бы взглянуть на того человека, который будет меня меньше уважать после моего признания!
        Она снова обвела вызывающим взглядом рыцарей, но ни на чьем лице не прочла насмешки. Напротив, все смотрели на нее с уважением и почтительным восхищением. В самом деле, она была очень хороша в эту минуту: в ее отважной хрупкости заключалось удивительное очарование, смелое и нежное лицо дышало невыразимой прелестью. С некоторой робостью и чувством вины Рената посмотрела на командора Леверда, уверенная, что он сердится на нее, но с облегчением и удовольствием увидела, что он, как и все, очарован ею, что он ею восхищается. Гордость наполнила всё ее существо, глаза стали торжественными и мягкими.
       - Вы мне все, как братья, я люблю вас, как братьев, - сказала она с глубоким чувством в голосе и сердце. - Благодарю вас за то, что вы поняли меня. Командор Леверд, - она посмотрела ему в глаза. - Могу ли я теперь увидеться и поговорить со Стивом Скайфилдом?
        Командор низко поклонился ей и ответил:
        - Вы вернули себе это право своим мечом, леди Актола.
        "И своим красноречием", - добавил он про себя. Тут же рядом с Ренатой оказался Клод. Почтительно поцеловав ей руку, он улыбнулся ей самой обаятельной своей улыбкой и поскорее увел принца в дом, а к ней уже шел Стив, счастливый и сияющий.
        - Одну минуту, - сказал Леверд, аккуратно вставая между ними. - Очень не хочу мешать вам, но прошу вас, Рената, кратко рассказать мне, каким образом вы задержали пленного; мне необходимо это знать.
        - С удовольствием расскажу, - ответила Рената.


        Командор Леверд спускается в землянку к принцу Филиппу. Заслышав его шаги, принц сжимается на своих овчинах в ожидании сурового наказания. Едва командор входит, принц, дрожа, говорит ему:
        - Не трогайте меня, слышите?
        Его лицо судорожно подергивается, глаза полны страха и враждебности.
        - Где обломок бритвы? - спрашивает его командор.
        - Я бросил его в лесу, - отвечает Филипп. - Что вам надо? Этот ваш графский ублюдок уже обыскал меня.
        - О ком вы изволите говорить? - холодно уточняет командор.
        - О сыне лорда Эрвина, - Филипп следит за командором. - Говорю вам, я бросил лезвие.
        - Это не так уж важно, - роняет командор. - Всё равно вам больше не убежать отсюда.
        Он делает шаг по направлению к Филиппу.
        - Не трогайте меня! - кричит тот и вдруг, бросившись на овчины, разражается  истерическими рыданиями, всхлипывая и твердя:
        - Ненавижу эту землянку! Это волчье логово, а не место для узника... Особенно для меня! Мне плохо здесь, я покончу с собой! Я ненавижу это место, ненавижу!.. О-о...
        Леверд щурится сильнее обычного. Никакая злоба принца не тяжела ему так, как эти внезапные слезы. Он вдруг начинает видеть перед собой не государственного изменника, а недалекого, жестокого, эгоистичного и неумного ребенка, каким является по сути принц Филипп. Невольная жалость, пересиливая презрение, сжимает сердце командора.
        - Не устраивайте сцен! - немного резко от волнения говорит он. - Я не подхожу к вам; видите, я стою на месте. Почему вы меня боитесь?
        - Вы можете заткнуть мне рот, выбить зубы, избить, убить... всё, что захотите, можете сделать... - шепчет принц, всхлипывая. - Я боюсь вас, понимаете? Боюсь! Я не хочу, чтобы мне было больно!
        - Успокойтесь, - сурово говорит командор; желваки ходят на его скулах. - Вы, должно быть, судите по себе. Если бы я или кто-нибудь другой был в вашей власти, вы бы дали себе волю, не так ли? Но я, благодариение Богу, не похож на вас. Да, я могу сделать с вами всё, что пожелаю, но в том-то и дело, что я не хочу вам зла. Я не могу позволить себе хотеть вам зла, у меня есть совесть.
        Филипп перестает всхлипывать и из-под руки внимательно смотрит на командора.
        - Но зачем-то вы же хотели подойти ко мне? - вырывается у него.
        - Не к вам, а к столу; вы перед побегом оставили на нем письмо для меня. Забыли?
        - Не читайте его! - Филипп порывается схватить письмо, но командор успевает раньше.
        - "Леверд! - читает он вслух. - Буду с нетерпением ждать вас у Кая Крэгета, а уж он заново проверит на вас все технические достижения инквизиции".
        Лицо принца бледнеет, а в глазах снова появляется ужас.
        - Какой бессмысленный вздор, - командор устало комкает письмо и бросает его в огонь печи. - Может, вам это покажется глупым, но мне жаль вас. С завтрашнего дня начнете гулять - разумеется, под строгим надзором. Если будете вести себя достойно, я разрешу вам находиться на воздухе целый день, а в землянке только ночевать.
        Лицо Филиппа озаряется радостью.
        - О, командор! - он вскакивает на связанные ноги. - Я... вы увидите, я... вы благородный человек...
        - Перестаньте, - командор брезгливо морщится. - Мне ваша лесть неинтересна. Помните, что главное условие ваших прогулок - молчание.
        - О да! Вы увидите... я...
        - Всё, - сухо обрывает его Леверд.
        Он выходит и запирает за собой дверь. На душе у него необыкновенно тяжело.


        Шла середина сентября.
        Лес из зеленого превратился в золотой и запестрел множеством ярких красок. В брошенных приусадебных садах близ леса налились соком великолепные плоды, в огородах поспели овощи. Вагры еще не успели войти во владение имениями и садами, и тайная армия стогров этим пользовалась. К столу рыцарей подавались самые отборные фрукты и овощи. Бывшие разбойники, переодетые "пустошниками" привозили полные лодки красных и зеленых сладких яблок со вкусом меда, тяжелые золотистые грозди винограда, груши, сливы, персики, огромные дыни. Овощи тоже были разные - изобильная жирная земля, как всегда, дала неслыханный урожай. Капустные кочаны были невероятно велики и зелены, морковь выросла размером с добрый кирпич, кабачки напоминали упитанных молочных поросят.
        Командор сдержал свое слово. Принц Филипп проводил теперь все дни на воздухе. Утром в погожий день его приводили на уединенную лесную поляну и оставляли там под надзором двух часовых, кторым строго запрещалось близко подходить к пленному и разговаривать с ним. Принц также не делал попыток заговорить с ними, помня о том, что молчание - главное условие его пребывания на поверхности земли. Бежать он тоже больше не пытался - и не стал бы пытаться, даже если бы часовые вдруг заснули на своем посту. Теперь его руки и ноги сковывали наручники с довольно толстыми цепями, сделанные в походной кузнице. Цепи не стесняли его движений, но были слишком тяжелы, чтобы он мог далеко убежать с ними. Они также помешали бы ему сесть верхом на коня и ускакать. Умей он ездить, как восточный житель пустыни, повиснув в минуту опасности сбоку лошади или под ее брюхом, он, может, и повторил бы попытку бегства, но принц умел держаться на коне только верхом.
       Командор никогда не подходил к Филиппу во время его прогулок, только смотрел иногда издали, на месте ли пленный, или посылал Эджита с тем же самым. Он избегал видеться с Филиппом, потому что ему вообще это было трудно. К тому же, при виде командора лицо принца принимало теперь  какое-то совершенно нестерпимое выражение робкой угодливости и фальшивой благодарности. "Скоро в пояс начнет кланяться", - резко отворачиваясь от него, думал командор. После вынужденного общения с принцем он всегда бывал в дурном расположении духа: говорил с людьми коротко, отрывисто и старался ни на кого не смотреть. В такие минуты глаза его раздраженно темнели, а брови сходились у переносицы, усиливая его сходство с ястребом.
       Однажды, когда он явился в таком настроении на завтрак, Клод, некоторое время наблюдавший за ним, наконец, вкрадчиво сказал:
       - Мой командор, если бы мы с вами вдруг поменялись местами, то есть, вы бы смтали рыцарем, а я вашим начальником, и вы провинились бы передо мной, я бы знал, как вас наказать.
       Стив с опасением взглянул на Клода - не сказал бы тот лишнего. Но Клод, видимо, знал, что делает, у него был очень уверенный в себе вид.
       - В самом деле? - процедил сквозь зубы командор, кидая на Клода зоркий предостерегающий взгляд. - И как же вы наказали бы меня?
       - Я бы заставил вас целых пять минут смотреть на принца Филиппа, не щурясь! - торжественно произнес Клод, воздевая руку к небу.
       Стив невольно втянул голову в плечи, ожидая грозы, но командор, хотевший уже было ответить довольно резко, вдруг искренне рассмеялся и сказал, глядя в глаза Клоду потеплевшим взглядом:
       - Черт! Вы умеете шутить.
       И задумчиво добавил:
       - Это в самом деле было бы для меня тяжелым наказанием.
       Он хлопнул Клода по плечу и ушел.
       - Ты поосторожней шути, - сказал Стив и, смеясь, повторил:
       -"Не щурясь!"
       - Пустяки, - беззаботно отозвался Клод. - Он умный человек и понимает, что я хочу поднять ему настроение.
       С этого дня Клод и Стив стали просить у командора разрешения лично проверять, как чувствует себя пленный. Леверд с внутренней благодарностью позволял им это. Он стал тщательней следить за собой, стараясь не показывать раздражения, в которое неизменно приводил его вид принца Филиппа; повинуясь своему долгу, Леверд всё же обязан был лично навещать его раз в неделю.
       Принц панически боялся Клода Эрвина - боялся гораздо больше, чем командора Леверда. Стоило Клоду, не спеша, подойти к поляне, где гулял принц, и, жуя травинку или насвистывая какую-нибудь мелодию, встать в небрежной позе, прислонясь к дереву, и устремить на принца свои удлиненные, как миндаль, зеленоватые глаза, как Филипп начинал дрожать от ужаса, которого не мог объяснить даже самому себе. Ведь Клод почти никогда не говорил с ним, а если говорил, то вполне учтиво. Он никогда не бывал с ним груб, даже просто невежлив, тем не менее, у бывшего наследника престола замирало сердце и душа уходила в пятки, когда он видел "графского ублюдка". В насвистывании Клода, в его небрежной позе, в травинке, зажатой между зубами, в равнодушных красивых глазах Филиппу чудилось что-то страшное, беспощадное, готовое растоптать его, стереть с лица земли. Он видел в Клоде одновременно судью, вынесшего ему смертный приговор, и палача, готового этот приговор исполнить. Леверд и Стив всё-таки жалели о нем и его судьбе, не могли не жалеть, он понимал это. Клоду была чужда подобная жалость, словно опальный принц уже не существовал, был мертв для него.
         Стив и Рената виделись теперь каждый день. Они не могли наглядеться друг на друга, прогуливаясь вместе пешком или на лошадях; она свободно появлялась в доме, в лесу, на реке - где хотела. Всегда ее появление было приятно рыцарям. Они встречали и провожали ее восхищенными взглядами. Простые родом воины с уважением говорили друг другу:
        - Она одна задержала беглого вагра, ценного пленника. Говорят, он из любимчиков Кая Крэгета. Храбрая девушка и красавица, к тому же!
        - Рената Актола - первая леди страны! - говорили друг другу благородные рыцари, в их устах это была высшая похвала. Многие по-доброму завидовали Стиву Скайфилду, но никто не смел да и не хотел стать его соперником. Никому в голову не приходило мешать счастью Стива и Ренаты, их обоих слишком для этого уважали. Они со своей стороны были приветливы и внимательны с окружающими людьми, не замыкаясь эгоистически в своем счастье, а самое главное, они никогда не злоупотребляли разрешением командора и встречались друг с другом только днем или утром - и в тех местах, где их не могли видеть. Оба были очень скромны в своем поведении; поцелуи, объятия, пожатие руки - всё это длилось пока что краткие мгновения. Оба боялись случайно пошатнуть "хрупкий пьедестал" Ренаты, о котором говорил им Леверд. Но зато как много значило каждое скупое прикосновение для любящего сердца, сколько страстных и в то же время целомудренных чувств, свойственных только юности, рождалось в душах влюбленных!  Они невольно заражали своим веселым безудержным счастьем всех, их окружавших, поэтому даже самые мрачные нелюдимы не могли смотреть на них без удовольствия.
        Самый вид леса - блестящий, осенний, праздничный - благоприятствовал их любви, навевал на них желание раствориться в небесной солнечной синеве, в кипящем золоте листвы, явить единое целое с природой и друг с другом. И они наслаждались своими чувствами как высочайшим даром, посланным им свыше, невинные, как дети. Всё улыбалось им, всё сияло вокруг них, всё было ослепительно хорошо!

                19.

       Однажды разведка доносит Крону Леверду, что в город Эрсун должен прибыть барон фон Хез, перебежчик и доверенное лицо Кая Крэгета, чтобы лично заняться затянувшимися поисками принца Филиппа. Он остановится в харчевне "Менестрель", его будет сопровождать свита из десяти человек.
        После некоторых размышлений командор Леверд вызывает к себе Стива и Клода. К себе - потому что теперь у него как у начальника рыцарей снова своя собственная комната в доме.
        - Барон приезжает послезавтра в полдень, - обращается командор к своим рыцарям и внимательно смотрит на них. Потом заявляет:
        - Он мне нужен. Даю вам задание доставить его ко мне живым, относительно здоровым и без свиты, остальное - на ваше усмотрение, господа. Старшим я назначаю Клода Эрвина.
        Помолчав, он добавляет уже совсем не начальническим голосом:
        - Я ни за что не отправил бы вас в Эрсун. Но мне нужны люди умные, сообразительные, находчивые, опытные в разведке и, что самое главное, артистичные. Я долго раздумывал, кто из моих рыцарей более прочих обладает всеми вышеперечисленными качествами - и понял, что мне нужны именно вы двое. Дело очень опасное, мне не хотелось бы расставаться с вами... но это необходимо. Понятно ли вам задание? Стив? Клод?
       - Да, мой командор, - отвечают они друг за другом. Их глаза начинают блестеть опасным и вдохновенным блеском: они готовы ехать в Эрсун немедленно, но Леверд говорит им:
       - Прошу вас как следует продумать всю схему ваших действий - и доложить мне. Вы свободны.
       - Слушаю, мой командор, - отвечают они одновременно и, прикоснувшись к шляпам, выходят из комнаты.
       - Есть! - вскрикивают они, глядя друг на друга сияющими глазами и ударяя один другого в плечо. Они очень довольны. Это первое боевое задание для Клода, уже начавшего скучать, и первое после долгого перерыва задание для Стива, тоже засидевшегося на месте. Они очень горды и довольны тем, что им доверена такая важная и опасная операция. Поэтому, быстро став серьезными, рыцари идут в свою комнату (она одна на троих, для них и Эджита) и начинают с жаром обсуждать "схему действий". Один Стив просидел бы над планом до вечера, а то и до глубокой ночи, но Клод проявляет такую изобретательность и находчивость, что Стиву остается только удивляться ему.
        - Ну, ты силен! - говорит он Клоду.
        Они еще раз тщательно обсуждают план, проговаривают его во всех деталях и вариантах и спешат на доклад к командору. Тот выслушивает их и одобряет, кое-что поправив - и добавив, исходя из собственного многолетнего опыта, два-три выразительных штриха. В глазах Леверда тоже появляется вдохновение. Он бы сам с наслаждением принял участие в этой операции, но как командующий  двухтысячной армией не может позволить себе такой роскоши.
         Эджит очень недоволен тем, что Стив куда-то едет.
         - Ах, сударь, - твердит он. - Да вас же там изведут. - Попадетесь в лапы ваграм, пропадете!
         - Не каркай, - примирительно говорит Стив. - Будем надеяться, что всё пройдет отлично. Ничего, старина, ты у меня еще будешь управляющим, когда война кончится!
         Лицо Эджита проясняется. Стать управляющим - его заветная мечта, которая греет его сердце даже больше, нежели благодарность короля. А уж как эта благодарность заставила его задрать нос перед бывшими разбойниками и воинами из крестьян! Но управляющий... Для Эджита это волшебное слово, полное заманчивости и очарования, оно всякий раз звучит музыкой в его ушах и отвлекает от грустных мыслей.
        Ренату не так легко отвлечь и успокоить. Узнав, что командор отправляет Стива на серьезное задание (всю важность и опасность которого от нее скрывают), она начинает переживать и волноваться, хотя прилагает все усилия, чтобы не показать этого. Ночью ею овладевает невыносимая тоска. "И кто ее выдумал, эту войну, - думает она, вытирая слезы и стараясь не всхлипывать. - Война - это так гадко!" Ей хочется бежать к командору и умолять его освободить ее Стива от дела, которое ей кажется трудным и опасным, но она никуда не бежит. Она берет себя в руки. "Я невеста рыцаря, - думает она со скромной гордостью, - и я должна быть мужественной, непременно должна!"
        Утром она довольно спокойно прощается со Стивом, но он понимает, чего ей стоит это спокойствие.
        - Всё будет хорошо, Натти! - обещает он, нежно целуя ее. - Вот увидишь, я вернусь завтра или послезавтра, верь мне!
        Она крестит его напоследок, а когда он уходит, начинает с жаром молиться Богу: пусть Он будет милосерден к ее Стиву, пусть сохранит его!
        Командор также прощается со своими рыцарями. Он обнимает каждого из них и крепко пожимает им руки.
        - с Богом, Стив! - говорит он. - С Богом, Клод!
        И добавляет, глядя на Стива:
        - Я присмотрю за Ренатой. И за Эджитом тоже.
        - Спасибо, Крон, - очень тихо отвечает Стив.
        Они с Клодом вскакивают на лошадей и уезжают. Леверд смотрит им вслед. Если его рыцари не вернутся, у него будет чувство, что он потерял сразу и сына, и брата, и этой потери ему не восполнить во всю свою жизнь. Но он верит - они будут живы. А сентиментальные и тревожные мысли - "роскошь для обывателей" - он душит в себе, не давая им овладеть его сердцем.
        - Вернутся, - говорит он вслух уверенно и уходит в дом.


        Следующим утром Стив и Клод сидят на первом этаже харчевни "Менестрель", где хозяин устроил небольшой кабачок, и, не спеша, потягивают английский эль из больших глиняных кружек. Кроме них в кабачке еще несколько вагров и перебежчиков. Со своими очень короткими светлыми волосами, без усов и бороды, Стив кажется совсем юным. Он сидит, скромно потупившись, чтобы никто случайно не узнал его. На всякий случай к его плащу пришит капюшон, который можно как следует надвинуть на глаза. Они у Стива - особая примета; уж слишком редок и необычен их сиреневый цвет.
        Клод, как всегда, изящно небрежен. Он сидит, слегка откинувшись назад и положив руку на спинку свободного стула. Еще на одном стуле лежит его шляпа со страусовыми перьями. У него вид настоящего французского шевалье, зашедшего в харчевню отдохнуть. Его движения исполнены ленивой царственной грации, уверенны и спокойны. Стол, выбранный друзьями, стоит так, что рядом с ним никого нет; их некому подслушать, поэтому они, не таясь, беседуют вполголоса.
        - Ты видел когда-нибудь Кая Крэгета? - спрашивает Стив.
        - Да, - отвечает Клод. - А ты?
        - Я - ни разу, - говорит Стив. - Но могу себе его представить.
        Клод пожимает плечами и с легкой улыбкой говорит:
        - Здоровенный вагр огромного роста, борода до земли, кулаки с твою голову, голос, как у тигра... Так ты себе его представляешь?
        - Да, приблизительно, - отвечает Стив. - А что, он не такой?
        - Нет, - говорит Клод. - Совсем не такой. Он не высок ростом, довольно худощавый, гладко выбритый, беловолосый, то есть альбинос, с неправильными чертами лица. И с огромными глазами в поллица. Они у него темно-карие, плоские, с красноватым оттенком, как у всех альбиносов. И такие большие, что глазницы его иногда кажутся пустыми; странно, что большие глаза не украшают его, а наоборот портят. И взгляд у него неприятный: пристальный, неживой. А голос глухой и низкий.
        Стив очень ярко представляет себе нарисованный Клодом портрет. С минуту он находится под его мрачным впечатлением, потом неуверенно замечает:
       - Мне говорили, что он очень силен...
       - Это правда, он очень силен, - подтверждает Клод. - Он как-то на кулачном бою, затеянном при дворе, шутя победил вельможу, здоровенного, как бык, с толстой шеей и покатыми плечами. Никто не верил своим глазам. Говорят, Крэгет - настоящий концентрат силы. Он бесподобный боец, всё его тело - сплошные мускулы.
        - О, - тихо говорит Стив, начиная сильно интересоваться предводителем "пустошников". - Никогда не думал, что он такой.
        - Такой - что? - Клод улыбается.
        - Такой... необычный, что ли.
        - Человеку, который ведет за собой толпу, необходимо быть необычным, - философски замечает Клод. - Иначе за ним никто не пойдет.
        - А где ты его видел?
        - Однажды он приехал к моему отцу. Он тогда был уверен, что останется при дворе и делал визиты дворянам.
        - И он видел тебя?
        - Ну да. Хочу надеяться, что он меня не запомнил.
        - Думаю, запомнил. Тебя нельзя забыть, - говорит Стив, - у тебя яркая внешность. А сколько ему лет?
        Клод машинально подсчитывает и отвечает:
        - Сорок пять, как нашему командору. Кстати, я слышал, ты назвал Леверда просто "Крон".
        - Ну и что? - удивляется Стив. - Он мне сам разрешил, потому что я спас ему жизнь.
        - Да, ты рассказывал, - говорит Клод; на его лице непонятное выражение.
        - Ты что, завидуешь? - в голосе Стива некоторая досада; он терпеть не может, когда ему завидуют. - В таком случае, обещаю: я больше никогда не назову командора по имени в твоем присутствии.
        Клод внимательно смотрит на него и вдруг начинает смеяться.
        - Какие мы всё-таки с тобой еще дети! - произносит он, очень дружелюбно глядя на Стива и кладя ему руку на плечо. - Я совсем не завидую тебе, честное слово. Это другое. Просто я тщеславен, люблю, чтобы начальство ценило меня. Я тайный карьерист, разве ты не знал этого?
        - Знал, - смеясь, отвечает Стив, но думает другое: "Ты не столько карьерист, сколько хочешь значить для командора не меньше, чем значу я, по-человечески хочешь. Значит, так оно и будет". Вслух он ничего не говорит.
        Вдруг вдали раздаются торжественные звуки медных труб. Клод мгновенно преображается. Он снимает ногу со стула, надевает шляпу и сразу становится удивительно подтянутым. В его глазах - напряженное внимание и еле заметное любопытство, в них вспыхивают веселые искры азарта, как перед началом увлекательной игры. Стив надевает шляпу. Ему нечего бояться, что прибывший со свитой Альберт фон Хез узнает его. Барон не отличается вниманием и плохо запоминает лица; к тому же, пока Стив служил при дворе, они редко встречались и почти не разговаривали.
        Хозяин харчевни спешит навстречу высокому гостю, для которого уже приготовлены комнаты наверху. Вагры и перебежчики жадно смотрят в окно, потом отходят к столам и встают по стойке "смирно". Стив и Клод следуют их примеру. В тишине слышны захлебывающиеся славословия хозяина, полные восторженной лести. Наконец, в кабачок входит в сопровождении двух своих пажей сам лорд Альберт - высокий грузный мужчина с пшеничными усами и такой же бородкой. Его светлые глаза тяжело и холодно смотрят из-под полуопущенных век. Все церемонно кланяются ему, стащив с голов шляпы и шапки. Он сдержанно кивает, отвечая на приветствие, потом машет пажам рукой ("прочь!") и выходит из зала. Тишина в кабачке тут же взрывается  восторженным гудением. Все вновь надевают свои головные уборы и, возбужденно переговариваясь, усаживаются обратно за столы.
        - Пора! - шепчет Клод, едва шевеля губами. Они обмениваются взглядами, выразительными и быстрыми, как молния, после чего также покидают кабачок. Стив вскакивает на Марса  и выезжает со двора, впрочем, не дальше изгороди. Едва скрывшись за ней, он прячет Марса на поляне среди бурно разросшихся облетающих кустов боярышника и сам прячется там же.
         Клод поднимается на второй этаж к комнатам барона. Он очень учтиво показывает пажам охранную грамоту на имя перебежчика Герберта Мэнли, два дня назад взятого в плен людьми командора Леверда, объявляет, что он художник и просит пропустить его к лорду Альберту.
         Его пропускают; пажи не имеют права не пропустить посланца самого Кая Крэгета. Он входит в комнату, где отдыхает на диване барон и низко кланяется ему.
         - Что вам угодно? - спрашивает его фон Хез, не отвечая на приветствие.
         Лицо Клода во мгновение ока становится таким же лисьим, как в бытность его атаманом разбойников. Хитрое, обаятельное, льстивое выражение зажигается в глазах. Он с восхищением глядит на дородного вельможу, снова назвает свое мнимое имя, прижимая к груди охранную грамоту, и продолжает говорить дальше.
        - Сударь, - чуть ли не поет он приятным вкрадчивым голосом. - Один только наш добрый Кай Крэгет знает, как мечтал я писать ваш портрет: ведь я художник, прославленный художник, мастер, последователь добрых фламандских живописцев, наследник итальянской кисти. Где, как не под сияющим небом Италии расцветать высоким искусствам, где, как не под солнцем Фландрии создавать бессмертные полотна? Но и наша добрая земля не скудна талантами. Славный Кай Крэгет велел мне насаждать в нашем новом государстве любовь к живописи. Начинай с наших лучших людей, сказал он мне, с нашей верной и преданной новой знати, величайшим представителем которой - так он сказал! - является, конечно же, мой замечательный барон фон Хез. Мне нужен его портрет, сказал Кай Крэгет, большой портрет в рост человека, на фоне осеннего леса. Картина будет символизировать падение старого, то есть листвы, и расцвет нового, то есть вашей светлости...
        Речь Клода журчит, как ручей. Барон внимательно и с удовольствием слушает его, каждое слово "художника" отзывается в его душе сладкозвучной музыкой. Он теперь гораздо благосклоннее смотрит на юношу, лицо которого ему смутно кого-то напоминает. Вроде бы, он видел это лицо когда-то прежде, и оно было уже немолодым, но где? Когда? Этого он вспомнить не может.
        Красноречие мнимого Герберта Мэнли, наконец, иссякает, он умолкает, не сводя очарованных, почти влюбленных глаз с барона. Тот в ответ глядит на него чрезвычайно ласково и говорит:
        - Хорошо, сударь. Мне приятно ваше доброе намеренье писать мой портрет, приятен отзыв обо мне самого Кая Крэгета. Благодарю вас. Полагаю, место, где вы намерены писать картину, достаточно живописно?
       - О, оно чудесно, - тянет Клод медовым голосом, закатывая глаза. - Оно неотразимо, совершенно. Это близ Эрсуна, около реки и тенистой рощи. Но если вам угодно будет выбрать другое место, только дайте мне знать: всё будет сделано по вашему вкусу. Когда вы позволите мне начать работу?
        - Сегодня же после обеда, - любезно отвечает ему барон. - Если наш добрый Кай желает поскорее получить мой портрет, он его получит, да благословит его Бог. А ваши принадлежности художника?
        - Ваша светлость! - Клод уже едва не стелется по полу. - Разумеется, уже всё готово: холст натянут на раму, краски растерты, палитра, мольберт, лучшие кисти - всё к нашим услугам! Мне только нужно, чтобы кто-нибудь из вашей очаровательной свиты помог мне донести эти благородные инструменты живописи до выбранного мною - или переизбранного вами - места.
        - Об этом не беспокойтесь, - отвечает барон. - Мои люди донесут.
        - В таком случае, не смею вас больше задерживать, - говорит Клод.
        - Что вы, напротив, мне очень приятно, - отзывается лорд Альберт. - Я прошу вас отобедать со мной. Согласны?
        Клод умело изображает пароксизм восторга, с увлечением целует холеную руку барона и сгибается в самом невероятном поклоне, держа в руке шляпу и подметая  перьями дощатый пол комнаты в течение целой минуты. Всё это со стороны выглядит до нелепого карикатурно, но свидетелей нет, а самовлюбленный, недалекий, обожающий лесть фон Хез не видит в поведении художника ничего забавного. Клод же от души наслаждается исполнением своей роли, вкладывая в нее всё свое комедийное мастерство. Ему не хватает только зрителей и аплодисментов, но это - во всяком случае, зрители - у него впереди.
        Он спускается в свою каморку на первом этаже, подходит к окну и делает вид, что хочет получше раздернуть полуспущенную штору. Это знак Стиву, следящему за его окном: ехать на заранее условленное место и ожидать там Клода, будущего пленника и его свиту. В ответ на движение Клода за изгородью три раза качается тонкая осина - в знак того, что Стив всё понял. Затем Стив идет на задний двор харчевни, свистом подзывает к себе коня Клода  и уезжает на Марсе, ведя Атамана, Клодова жеребца, за собой.


        После замечательного обеда, которому Клод отдает должное, свита с бароном и Клодом Эрвином во главе выезжают из ворот харчевни. За ними на тележке везут "инструменты живописи", заранее и очень умело подготовленные Стивом и Клодом. Кисти, краски, холст, мольберт - всё это куплено еще вчера  и со вчерашнего вечера холст аккуратно натянут на деревянную легкую раму. Барон, пришедший в очень благодушное настроение после выпитого вина, беседует с Клодом. Он убежден - этот красивый юноша непременно станет придворным художником Кая Крэгета. Кстати, не слыхал ли он что-нибудь о пропавшем короле Филиппе?
        - Мне кажется, я видел его, - таинственно понизив голос, говорит Клод. - И знаете, где? Как раз на том месте, куда мы сейчас с вами едем.
        - Да что вы! - фон Хез весь напрягается и не сводит глаз с Клода.
        - Да-да, - уверяет его Клод. - Впрочем, может, это был вовсе не наш король. Просто я писал пейзаж близ рощи, а он выбежал на тропинку шагах в тридцати от меня, громко крича, что он король, и умоляя как можно скорее помочь ему. Но прежде чем я успел пошевелиться - понимаете ли, всё случилось так неожиданно - на тропинку выскочили какие-то люди, схватили кричавшего и утащили в кустарник. Я не был уверен, что это не розыгрыш, поэтому никому не сообщил об этом. Теперь, конечно, я изменил свое мнение.
         Барон заерзал в седле, предчувствие скорой удачи, головокружительного триумфа охватило его.
        - Мы точно туда едем? - спросил он, изнывая от нетерпения.
        - Да-да, - ответил Клод. - На то самое место, понимаете ли. В самый центр мишени. В десятку!
        Лорд Альберт не заметил этих странных слов, как и коварной улыбки, промелькнувшей на губах фальшивого Герберта Мэнли. Он подхлестнул коня и ни о чем больше художника не расспрашивал.
        Место, выбранное Клодом и Стивом, в самом деле бело необыкновенно красиво. Здесь протекала Ондра, а на берегу ее расположилась роща, совершенно, правда, не связанная с лесами, в глубине которых взрастала новая армия. Эта роща была слишком мала, чтобы в ней можно было прятаться. В стороне золотился и краснел небольшой перелесок.
       - Вы писали свой пейзаж около вон той рощи? - уточнил барон.
       - Да, - сказал Клод.
       - Мне необходимо побывать там, - торопливо заметил лорд Альберт, соскакивая с коня. - Может, там остались следы мятежников. Герберт, где вы видели нашего короля?
       - Вон у тех каштанов, - показал рукой Клод.
       - Я пойду туда... - барон дрожал от нетерпения. Лицо Клода стало озабоченным.
       - Ваша светлость! - взмолился он. - Ну хотя бы три минуты постойте передо мной; я непременно должен начать ваш портрет! А вместо вас пусть поисками займется пока что ваша свита; ведь если они что-то найдут, слава всё равно достанется вам, не так ли?
       - Ах, верно! - вскричал фон Хез. - И как я сам не догадался об этом! Ну конечно, я так и сделаю. Вы умный человек, Герберт.
       Едва холст был установлен на мольберте, он велел свите удалиться в рощу на поиски исчезнувшего короля.
       - Сто золотых тому, кто что-нибудь найдет, - кричал он пажам. - Слышите? Я не пожалею денег!
       При нем остались только два человека. Клод уже начал - и довольно умело - наносить углем первые контуры лица и фигуры барона, как вдруг оба оставшихся при бароне телохранителя (они стояли у него за спиной) упали один за другим, оглушенные сзади дубинкой. Обомлевший от неожиданности барон не успел ничего предпринять - его также оглушили, и он рухнул на землю. Из-за кустов появился Стив. Они с Клодом молча и быстро связали барона веревками, Стив подвел лошадей. Связанного барона перекинули через Марса. Клод вскочил в седло, Стив тоже, и они быстро поскакали прочь, ко второму рукаву реки и скрывающему этот рукав перелеску. Стив скакал, не останавливаясь. Клод же на полпути остановился, обернулся назад и громко свистнул, потом во всё горло закричал:
        - Эй, сюда, скорее! Барона похитили! Сюда! Сюда!
        Растерянные пажи выбежали из рощи, вскочили в седла и бросились вслед за Клодом, который вскоре пропал из виду. Стив уже давно был скрыт от всадников золотым осенним пологом леса.
        Когда свита барона добралась до второго рукава Ондры, она пришла в замешательство: их хозяина и его похитителей нигде не было видно. Пажи хотели уже было рассеяться по перелеску в поисках фон Хеза, как вдруг увидели, что он выбежал из-за деревьев в полсотни шагах от них, стащил в воду лодку, стоявшую на берегу, и быстро гребет в их сторону. Он был довольно далеко, но все они разглядели его знаменитую шляпу с золотым позументом, синий, усыпанный алмазной пылью камзол с золотыми пуговицами, пшеничные усы и бородку. Он помахал им рукой. Они с радостными криками бросились по берегу в его сторону. Он встал в лодке, чтобы что-то крикнуть им, как вдруг из леса вылетела стрела и поразила его в сердце. Он схватился руками за грудь, зашатался и тяжело рухнул в воду, а пустая лодка и шляпа барона поплыли дальше, уносимые течением. Пажи громко закричали. Несколько юношей бросилось в воду; они поплыли к тому месту, где исчез их господин. Но напрасно они ныряли и искали его: тело бесследно исчезло.
        А в это время двумя милями ниже по реке из воды выбрался на берег в одной рубашке и штанах до колен Клод Эрвин. Стив уже ожидал его на берегу с лошадьми, пленником и сухой одеждой. Стуча зубами, Клод быстро переоделся, глотнул крепкой можжевеловой настойки из тыквенной фляги и, согревшись, весело сказал:
       - Больше они не будут искать нас, верно? А вода холодная. Очень трудно было скидывать камзол: он точно прилип к телу.
       - А где твои усы и борода из меха лисицы? - со смехом спросил Стив. Клод тоже засмеялся и с комическим отчаянием развел руками.
       - Увы! - воскликнул он. - Их-то я прежде всего и потерял, когда очутился под водой.
       Они вскочили в седла. Пленного, перекинутого через седло, по-прежнему вез Стив. Из-за двойной тяжести Марс мог бежать только легкой рысью, поэтому Клод скакал впереди и, часто оборачиваясь, давал Стиву понять зна'ком, что дорога свободна и безопасна.
      

       Они скачут несколько часов без отдыха, по заранее обговоренному маршруту. Почти всё время перелески, рощи и кустарники скрывают их: особенно в тех местах, где "пустошники" охраняют проезжие дороги и луговины. Однако к конце пути фортуна неожиданно оставляет их. Перед самым их большим лесом, в полумиле от него - небольшой сосновый бор, место довольно открытое, потому что стволы сосен не прикрыты снизу пушистыми ветвями, как это бывает в ельнике. Двое часовых-вагров издали замечают всадников и их пленного. Им сразу становится ясно, что перед ними - их заклятые враги-стогры, похитившие кого-то. Не окликая всадников, они заезжают вперед и стреляют в них из луков. Клод очень быстро вскидывает арбалет и поражает стрелой насмерть сначала глядящего на него вагра, а после уже другого, от него убегающего. Затем он оборачивается взглянуть, как там Стив. К его ужасу Стив оказывается ранен и медленно сползает с седла; камзол на его боку, откуда он только что выдернул стрелу, темнеет от крови. Клод мгновенно оказывается рядом. Он соскакивает со своего жеребца и успевает подхватить Стива. Тот бледен, глаза его закрыты. Клод встряхивает его за плечи:
       - Стив!
       Стив медленно открывает глаза и пытается улыбнуться ему. Клод быстро поит его можжевеловой настойкой и перевязывает ему рану - плотно, чтобы замедлить кровотечение. Затем, оскалившись, как молодой волк, смотрит по сторонам: он готов жизнь положить за Стива и за пленного, который уже очнулся и в ужасе на него смотрит. Но вагров поблизости больше нет. Тогда Клод покрепче привязывает пленного к Марсу, а Стива сажает впереди себя на Атамана; Марса он держит за узду. Так они выбираются из бора и уже без приключений доезжают до родного леса.
      

        Стив лежит на кровати в своей общей с Клодом комнате, перевязанный Кукушкой Грэйс, которая остановила кровь с помощью заговора и изготовленного ею травяного бальзама. Рената тихонько плачет, сидя у изголовья его кровати, но не смеет роптать - ведь Стив вернулся к ней живой, и ее уверили, что он скоро поправится. Верный Эджит стоит рядом и, горестно глядя на своего хозяина, сдерживает готовые вырваться у него причитания, он только шмыгает носом. Клод сидит немного в стороне. Он ждет командора, который с утра объезжает основные расставленные им посты; тому уже доложили, что его разведчики вернулись, и он вот-вот появится в доме лесничего.
         Вскоре он приходит. Его уже успели предупредить, что Стив ранен. Торопливо кивнув вставшему при его появлении Клоду, Леверд подходит к кровати, звеня шпорами, и ястребиным взглядом впивается в лицо Стива, затем осторожно касается его руки. Стив с трудом открывает глаза и еле слышно говорит:
- Мой командор... Всё прошло удачно, Клод вам расскажет... Я немного ранен, но это ерунда. Грэйс сказала, я быстро поправлюсь.
     Он улыбается и вдруг неожиданно добавляет, как во сне:
       - А знаете, Клод хочет называть вас по имени. Так же, как я...
       Он устало закрывает глаза.
       Леверд поворачивается к Клоду. Тот готов провалиться сквозь землю, но глаз не опускает и спокойно говорит:
       - Он бредит. Позвольте, мой командор, доложить, как прошла операция.
       - Позволяю, - отрывисто отзывается командор. - Пойдемте ко мне.
       Они идут в "кабинет" командора.
       - Садитесь, - говорит Леверд и тоже садится.
       - Вы можете называть меня по имени, Клод, - роняет он, - когда рядом нет посторонних.
       - Ну что вы, - вежливо возражает Клод. - В таком случае вся армия тоже может...
       - Не может, - перебивает командор. - Можете только вы, Стив и леди Рената. Вы довезли Стива живым и доставили мне пленного. Благодарю вас.
       - То есть, я заслужил, - уточняет Клод и цитирует строки из новозаветной притчи:
       - "... добрый и верный раб! В малом ты был верен, над многим поставлю тебя; войди в радость господина твоего".
       В его голосе звучит едва уловимая ирония.
       - Не господина, - просто возражает Леверд. - Друга. Леди Рената напомнила мне это слово, которое я стал было забывать на войне. Стив Скайфилд и вы, Клод, - мои ближайшие друзья, иных у меня нет и, возможно, никогда не будет.
       И сердечно прибавляет:
       - Я рад, что вы живы и не ранены.
       Клод смотрит на него, в нем больше нет недоверчивой иронии, как нет давно уже ничего разбойничьего и лисьего. Он пожимает Леверду руку и говорит:
       - Мой командор, для меня великая честь называться вашим другом.
       - Спасибо, - отзывается командор. - А теперь перейдем к делу. Докладывайте, как всё было, я вас внимательно слушаю.
       Клод кратко докладывает, тщательно обрисовывая главные детали. Леверд слушает его, затаив дыхание. Даже по-военному сухой и точный, рассказ Клода очень увлекателен.
      Когда Клод замолкает, Леверд говорит ему:
      - Благодарю вас за верную службу королю и отечеству. Вы уже теперь дворянин и командор, Клод, его величеству останется только юридически закрепить за вами это звание. А Стив... мне даже страшно подумать, каких высот он достигнет, когда кончится эта война.
      Клод улыбается и спрашивает:
      - А вы сами?
      - Мои заслуги мне не так интересны, - смеется Леверд. - Вот ваши - это другое дело.

                20.

       Середина октября.
       Листья с деревьев почти облетели, но погода стоит всё еще очень теплая, часто бывает даже жарко.
       Возвращаются рыцари, посланные Левердом к его величеству. Они приносят ему ответ от короля. В своем письме король Фридрих вновь благодарит своего командора и его рыцарей и уточняет время и место своего скорого прибытия на родину, а также вносит небольшие изменения в свой первоначальный план. Больше посылать друг к другу гонцов нет смысла. "Мы с Вами скоро воочию увидим друг друга", - пишет король.
       Жизнь в лесу идет своим обычным порядком. Стив Скайфилд уже выздоровел и стал совершенно таким, каким был раньше, только на боку остался небольшой шрам от стрелы. Клод Эрвин больше не скучает: каждый день он объезжает   расставленные им посты и помогает командору делать смотры рыцарским отрядам. Крон Леверд теперь называется главнокомандующим; он часто устраивает общие собрания командоров, чтобы ознакомить их с данными разведки. Командоров, кроме него, восемь человек, у каждого из них под началом более двухсот людей. Имена командоров: Йост Крамер, Генрих Мард, Джон Снэйдл, Роберт Май, Оливер Мэллоу, Этьен Эру, Йон Эллис и Юджин Барк. Стива командор Леверд часто оставляет заместителем того или другого командора, если те нужны ему, но постоянного командования не поручает. Ему удобнее, чтобы Стив всегда оставался при нем. Впрочем, под личным началом Стива постоянно находятся десять рыцарей из бывших разбойников: это его собственный маленький отряд, составляющий свиту главнокомандующего. Стив учится обращаться с подчиненными ему людьми; это оказывается не так уж трудно.
        Рената Актола, как и все, с нетерпением ожидает, когда начнется первое наступление. Она вовсе не желает видеть сражение или принимать в нем участие, но ей хочется, чтобы стогры поскорее вернули себе столицу и захватили власть для его величества: ведь тогда она снова увидится с отцом и сестрами. Она очень скучает без книг, два-три романа, доставленные ей разведчиками, уже давно прочитаны и даже перечитаны ею. Единственная ее отрада - немецкий язык, которым она может заниматься с помощью Стива и потрепанного старого словаря, сшитого из тонких листов пергамента. Других занятий, которые были бы связаны с книгами, у нее нет. Но зато она каждый день видится со Стивом...


       Было утро, когда Рената вышла из дому и ощутила тяжелую пряную духоту в воздухе. Было очень жарко и как-то нестерпимо душно. "Как перед грозой", - подумала Рената и взглянула на небо. Оно было безупречно синим, но бо'льшую его часть скрывали поредевшие кроны деревьев.
       Рената вывела из-под навеса свою Астру (Эджит теперь всегда седлал ее с самого раннего утра) и, вскочив в седло, рысью поехала к реке. Она очень любила сидеть на одном ее берегу, особенно уединенном и тихом, где редко бывали люди. Там, расположившись на всё еще зеленой теплой траве, Рената подолгу смотрела на синие воды реки и стройные деревья и кусты, густо разросшиеся на противоположном берегу. В этой стороне не было рыцарских лагерей, и обычно никто не мешал Ренате созерцать природу и на воле предаваться размышлениям.
       Она, как всегда, накинула повод Астры на сучок каштана и спустилась по пологому скату вниз, к раскидистым ивам, склонившимся над водой. И тут же остановилась: она увидела, что на берегу, полускрытый ветвями ивы, сидит командор Леверд. Он пристально глядел куда-то сквозь растущие напротив деревья, видимо, совершенно погруженный в свои размышления.
       Рената хотела поскорее уйти, чтобы не мешать ему, но он уже заметил ее и, встав, почтительно поклонился ей. Она ответила ему принятым в свете легким кивком головы и поспешно сказала:
       - Простите, Крон, я вовсе не хотела вам мешать. Я сейчас уйду.
       - Напротив, это я скоро уйду, - ответил Леверд с улыбкой, - потому что мне уже пора. Прошу вас, не смущайтесь моим присутствием.
       - Как мне жаль, что я вас потревожила! - искренне посетовала Рената.
       - Пустяки, - великодушно отозвался он. - Напротив, я чрезвычайно рад, что вижу вас. Мы ведь нечасто с вами встречаемся, хотя живем в одном доме.
       - Вы, правда, рады? - Рената улыбнулась ему.
       - Ну конечно, - сказал он. - Не лишайте меня вашего присутствия. Впрочем... - он взглянул на небо, - сейчас будет гроза.
       - Сейчас? - не поверила Рената и тоже посмотрела на небо. Огромная свинцовая туча с грязно-желтыми краями уже подползала к солнцу, готовясь скрыть его.
        - Ах, вот почему сегодня так душно! - воскликнула Рената, всплеснув руками. - Ну кто бы мог подумать.
        - Вероятно, это последняя гроза в этом году, - заметил Леверд, глядя на тучу. Потом он посмотрел на Ренату:
        - Может, мне проводить вас домой? А то вы вымокнете.
        - Нет-нет, - быстро молвила она. - Гроза быстро пройдет. К тому же, я давно не мокла под грозовым дождем. Последний раз это было в замке Актола... - глаза ее затуманились, - в июне... Я тогда как раз простилась со Стивом. Мне было очень хорошо, потому что я знала, что он любит меня. Помню, когда вечером разразилась гроза, и полил дождь, я выбежала в наш сад. Меня всю окатило ливнем, а я смеялась. Я радовалась ливню, грому, молнии - мне казалось, меня непременно подхватит ветром и унесет. 
        Тут же, словно в ответ ей, в глубине тучи заворчал гром, блеснула короткая огненная стрела, и туча закрыла солнце, а верхушки деревьев заколебались и затрепетали; прогремел неслыханно мощный раскат.
        - Всё-таки нам с вами незачем мокнуть, - решил Леверд. - Пойдемте вон под тот дуб.
        Рената накинула на голову шаль, а Леверд плотнее завернулся в плащ. Они подошли к развесистому дубу. Леверд как следует осмотрел его и вдруг сказал:
        - Сюда! Здесь дупло.
        Они вошли в расположенное у самой земли дупло, довольно обширное, как маленький чулан. Леверд расстелил на сухих листьях свой плащ и предложил Ренате сесть. Она села, он тоже опустился рядом. Едва они успели сделать это, как снова загрохотал неистовый гром, и полил дождь.
        - Стив вымокнет, - вздохнула Рената и, помолчав, спросила:
        - Крон, у вас есть семья?
        - Нет, - ответил он. - Когда-то была, но теперь ничего не осталось.
        - Вы были женаты? - осторожно поинтересовалась Рената.
        - Был, - ответил командор. - Жена моя умерла пятнадцать лет назад, а ребенок случайно погиб - тоже достаточно давно.
        - Простите, - огорчилась она. - Я вовсе не хотела...
        Он улыбнулся ей:
        - Ничего. Теперь вся моя семья здесь. Стив немного похож на моего сына, а в вас, Рената, есть что-то от моей жены, поэтому мне очень приятно видеть вас обоих.
         - А Клод? - невольно вырвалось у Ренаты. Тут же она покраснела и опустила глаза, но командор спокойно и даже охотно ответил:
         - Клод напоминает мне чем-то моего двоюродного брата; мы были с ним очень дружны. Конечно, тех, кого я потерял, мне никто не заменит - и моих погибших друзей тоже. Я и не ищу замены, просто радуюсь тому, что есть.
         Слезы навернулись Ренате на глаза - до того ей вдруг стало жаль командора.
         - Я вас очень люблю, Крон, - призналась она. - И Стив тоже. И Клод. И вообще, я не знаю среди рыцарей никого, кто не любил бы вас.
         - Вы очень добры, - голос Леверда стал мягким. - Я глубоко благодарен вам за это.
         - Я правду говорю, - Рената заглянула ему в глаза. - Вас любят, и это ваша величайшая заслуга. Ничего не стоит любить родных и самому быть в ответ любимым ими, но вы сумели полюбить чужих вам людей и внушили им ответную любовь к себе. Стив прав: вы великий человек.
         Леверд тихонько засмеялся.
         - Спасибо, дитя мое, - сказал он. - Только от вас я мог услышать в этом лесу несколько фраз, состоящих почти что исключительно из слова "любить", причем во всех его склонениях. Бесподобно!
        Он поцеловал ее руку и продолжал:
        - Я знаю, что меня любят, и мне это очень приятно. Не знаю, что я делал бы без моих рыцарей, особенно, без Стива, Клода и вас. Вероятно, я был бы одинок. Впрочем, после войны все, кто мне сейчас близок, так или иначе оставят меня. Вы выйдете замуж за Стива, да и Клод на ком-нибудь женитсся, а я буду забыт.
        - Нет! - пламенно воскликнула Рената. - Пока мы со Стивом живы, вы не будете забыты, а Клод... он сказал мне, что вообще никогда не женится.
        - Вот как, - удивился Леверд. - Почему же?
        - Как-то мы с ним разговорились по душам, - призналась она, - и он мне рассказал, что полюбил однажды девушку-горожанку из Герста. Это было полтора года назад. Сначала он не говорил ей, кто он на самом деле, а она не спрашивала, потому что была уверена, что он богатый дворянин. Но потом, чувствуя, что жить без нее не может, он открыл ей правду, не желая, чтобы между ними были тайны. К тому же, он был убежден в ее ответной любви к нему. И тогда девушка из Герста - ее звали Колетта - презрительно рассмеялась ему в лицо и воскликнула: "Так значит, ты, нищий бродяга, возмечтал, что я стану твоей женой и уйду с тобой в лес? Не бывать этому!" И она ушла от него. С тех пор, сказал мне Клод, он верит только в дружбу, а любовь считает просто обманом. Он больше не верит женщинам: даже той, которую сейчас навещает в одной из деревень. Он сказал, что у этой его последней дамы "небьющееся сердце и резиновая совесть", и заявил, что это как раз то, что ему надо. Я спросила: а как же его собственное сердце?  Он ответил, что оно теперь тоже небьющееся и даже непромокаемое.
        Леверд засмеялся.
        - Наш железный Клод, - сказал он. - Не огорчайтесь, Рената, я убежден, что у него всё будет хорошо.
        - Хочу в это верить, - откликнулась она. - Но какая, всё-таки, жестокая эта Колетта! Рассмеялась в лицо Клоду... Я даже не представляю себе этого, потому что обычно он сам над всеми посмеивается, но как-то по-доброму.
        - Да, трудно себе представить, чтобы над Клодом смеялись, тем более, дама, - согласился Леверд. - Впрочем, в жизни всё бывает. Смотрите, дождь уже кончается. Я провожу вас, а сам поеду по делам.
        Он помог Ренате выйти из дупла. Они сели на своих лошадей и поскакали домой. После грозы воздух был необыкновенно свеж и ароматен. Не доезжая до дома лесничего, командор сердечно простился с Ренатой и поехал в другую сторону: их не должны видеть вместе, она понимала это. А он думал о том, как она добра и очаровательна. И еще думал о Клоде, который успел перенести в жизни столько обид и разочарований, хотя ему всего двадцать четыре года. "Какое же оно ранимое, его "небьющееся" сердце", - думал командор.


        Время летит незаметно. Обильный дождями ноябрь подходит к концу. Крон Леверд вызывает командоров на последнее совещание.
        - Господа, - обращается он к ним. - Завтра мы выступаем. От наших завтрашних действий будут зависеть или наша будущая победа или второе поражение, которое - предупреждаю! - мы перенесем крайне тяжело. Нам нельзя проигрывать. Мы должны взять графство Лэд максимум за два дня. Через четыре дня командор Барк возьмет порт Эш, куда вскоре должен прибыть его величество Фридрих со своей армией. Верю, что Барк справится с задачей, потому что порт охраняется плохо. Прошу не забывать, что поражение обойдется нам в тысячу раз дороже, чем победа, поэтому будьте предельно точными в своих указаниях и поступках. Поднимите боевой дух ваших отрядов; сегодня вечером на общем построении я сам буду говорить с рыцарями.
       Глаза его загораются.
       - Окажем услугу родине и государю! - восклицает он. - Столица ждет нас, с Божьей помощью мы возьмем ее! Да здравствует его величество Фридрих! Да здравствуют стогры!
       - Да здравствуют! - в один голос отзываются суровые командоры; на их лицах отвага и вдохновение. - Слава королю Фридриху! Слава командору Леверду!
       Целый день главнокомандующий Крон Леверд объезжает отряды своей армии. Его пламенные речи воодушевляют людей, зачаровывают их, наполняют восторгом.
       Вечером он спускается в землянку и объявляет принцу Филиппу:
       - Завтра утром мы покидаем лес; вы поедете в повозке. Прошу вас быть готовым к довольно длительному переезду.
       Принц истолковывает эти слова по-своему. Злорадное торжество звучит в его голосе, когда он говорит:
       - А, удрать задумали! Что ж, давно пора. В войне с такими смелыми людьми, как "пустошники" должны участвовать настоящие мужчины, а вы набрали себе каких-то эфебов... ну и вот вам результат.
       Леверд закончил университет и вынес из обучения чрезвычайно много, но кто такие эфебы, он не знает, поэтому оставляет тираду принца без ответа. Поднявшись из землянки в дом, он видит Стива и Клода и, дав им необходимые поручения, вдруг спрашивает:
       - Кстати, кто такие эфебы?
       - Это красивые молодые юноши из Древней Греции, мой командор, - почтительно отвечает Клод. - Из Спарты и так далее.
       - В таком случае они воевали не хуже вагров, - роняет командор, точно резко возражая кому-то, и уходит. Стив и Клод переглядываются, затем их разбирает смех.
       - Что это... с командором? - сквозь подавленный хохот спрашивает Стив.
       - Наверно, принц Филипп сказал ему что-нибудь, - догадывается Клод, в глазах его прыгают озорные искры. - Он же только что вышел от него. Должно быть, принц хотел поддеть командора, но тот его не понял. Сорвалось!
       Кукушка Грэйс горько плачет, пощаясь с Ренатой и рыцарями. За несколько месяцев она успела привязаться к ним, как к родным детям, особенно к Ренате, Стиву и Леверду. Леверд утешает ее, а Рената обещает ей, что как только вернется домой, возьмет ее к себе в услужение.
        - Я к тому времени корову продам, - говорит Грэйс, вытирая слезы. - И приду к вам.
        - Приходи с коровой, - обнимает ее Рената.
        - Все равно отберут по дороге - вагры или свои же... Но я приду, моя ласточка, если вы меня примите, старую.
        - Я тебе очень-очень обрадуюсь, - обещает Рената. - Вот увидишь.
        В утешение и для охраны Кукушке Грэйс оставляют собаку Кору.
        И вот - последний ужин в домике лесничего. На нем присутствуют Леверд, Стив и Клод. Как раз в это время являются разведчики, посланные Стивом и докладывают:
        - В двух милях по направлению нашего завтрашнего выхода в сторону столицы, на лугу, обнаружен дежурный отряд иностранцев, из тех, что приехали служить Каю Крэгету. Они из африканских рабов, обученных Крэгетом военному делу, и черны лицом, как сажа. Остальные отряды противника расположены соответственно пометкам на военной карте.
        - Отлично, - задумчиво говорит Клод. - Значит, мы теперь будем все вместе: стогры, вагры и негры... Давать моя большая свинья, - подражает он речи черных дикарей, виденных им когда-то в детстве. - Моя дать твоя кава, твоя моей какао. Свои люди - сочтемся.
        Последние слова он произносит с акцентом вагров. Все смеются. Один из разведчиков говорит:
        - Господа, у них отравленные стрелы, мы их сами видели.
        Леверд быстро решает:
        - Предупредите всех наших об отравленных стрелах. Головы и шеи воинов должны быть закрыты, руки по возможности тоже. Как велик отряд?
        - Около ста человек.
        - Справимся, - уверенно говорит командор.
      
         
         На следующий день они выступают. Через несколько дней  отряд Юджина Барка, вышедший в поход двумя днями раньше, начнет наступление на порт Эш, куда через два дня должен прибыть его величество.
        Не слишком большая армия Крона Леверда отличается замечательной подготовкой. Все воины облачены в доспехи. Отдельным мощным отрядом движется кавалерия. Впереди - Леверд, по обе стороны от него Стив и Клод, за ними на лошадях - люди, непосредственно подчиненные им. Отряд командора Мэллоу в подземелье. Его задача - взять замки Линдборкен и Старый Крисберн. К Эрсуну уехали два отряда под руководством Эру и Марда; разведка с раннего утра ушла вперед, чтобы время от времени сообщать командору о препятствиях на пути его основной армии.
        Отряд африканцев, охраняющий подступы к деревне Ельники, так и не успевает воспользоваться отравленными стрелами. Увидев неприятеля, возникшего внезапно и грозно, словно из-под земли, чернокожие воины Крэгета с воплями разбегаются кто куда. Их не предупреждали ни о чем подобном, они не готовы сражаться с железными воинами в блестящих латах. Нескольких из них берут в плен и ведут за повозкой, едущей за отрядами. Повозку охраняют четверо рыцарей. Рядом с ними едет верхом Рената Актола; ей велено ни на шаг не отставать от рыцарей. Голос командора, когда он просил ее об этом, был необычайно строг, и Рената чувствовала, что на этот раз не сможет ослушаться его, даже если очень захочет. Она не знала, что, говоря с ней, он скрывал мягкую улыбку, которой очень хотел ей улыбнуться: до того у нее был серьезный и по-детски озабоченный вид, когда она слушала его. Никогда он с ней так еще не говорил. Когда он повернулся, чтобы уйти, она схватила его за руку и виновато заглянула ему в лицо.
       - Крон, - сказала она, - вы не сердитесь на меня?
       Он посмотрел ей в глаза и не выдержал - улыбнулся.
       - Нет, - ответил он. - Мне не за что сердиться на вас, да если бы и было, за что, я, наверно, не смог бы. Но опыт показал, что вы можете ослушаться меня. Это не должно повториться, Рената. Я восхищаюсь вашей отвагой, но если вы на сей раз снова поступите по-своему, а не так, как я говорю вам, я вынужден буду отправить вас в наш новый тыл, и вы не увидитесь со Стивом до самого конца войны.
       Он поцеловал ее руку очень учтиво, но взглянул на нее не как обычно, а властно и строго, как смотрел на своих рыцарей - и она почувствовала себя его подчиненной.
       - Всё ли вам понятно? - спросил он.
       - Да, Крон, - ответила она. - Я никогда больше не ослушаюсь вас, обещаю.
       - Пока мы на войне, - прибавила она наивно.
       - А потом - ослушаетесь? - он засмеялся. - Хорошо, я согласен на такие условия. Помните, что' вы мне обещали.
       Теперь она ехала рядом с повозкой и вспоминала свой вчерашний разговор с Левердом. "Стив прав, он великий человек, - с уважением думает она. - Он может заставить подчиняться себе".
       Принца Филиппа везут в отдельной повозке. Его охраняет целый десяток воинов. Он всё еще уверен, что Леверд отступает; сладкие надежды вновь пробуждаются в его душе. Он уверен: теперь-то Кай Крэгет отобьет его у стогров. Повозка закрыта со всех сторон, и принц не может видеть, что они движутся к столице, а не в обратную сторону.
       Наконец, армия Леверда атакует два больших отряда "пустошников". Вагры очень смелы, они и не думают убегать от противника. Происходит искрометная смертельная сшибка первых отрядов сражающихся. Стив и Клод дерутся рядом с командором, а тот реет на своем коне, как хищная птица, и клюет, терзает добычу без всякой пощады, в самозвбвенном упоении, потому что знает: эта атака решающая. Его меч опускается на головы вагров с неслыханной быстротой и стремительностью. Стив отбивает удар секиры, готовый обрушиться на командора, потом - удар меча, который едва не поражает Клода.Командор в разгаре битвы вспоминает о своем первом рыцаре и видит, что тот окружен ваграми.
        - Стив! - неистово гремит голос командора над толпой воинов. - Руби их, руби!
        Тут же он резко увертывается и отражает мечом удар копья, которое вылетает из рук хотевшего поразить его вагра. Клод, привстав в стременах, оборачивается к Леверду и приподнимает забрало шлема. В его глазах жестокое, даже какое-то циничное веселье; он опьянен сражением, как вином.
       - Мой командор! Пора? - кричит он.
       - Пора! - отвечает командор и тут же гремит:
       - Справа, Клод, руби справа!
       Его лошадь взлетает на дыбы, лошадь Клода тоже. Отразив нападение, Клод свистит пронзительным разбойничьим свистом, перекрывающим гвалт битвы, и тут же с правого фланга из леса вылетает отряд Йоста Крамера. Вагры растеряны - на одну минуту, но этого достаточно. Их сминают, давят; они побеждены!
       Командор счастлив. Он очень милостиво обходится с пленными - велит связать им руки и вести за повозкой с провиантом. Десятки вагров убиты и ранены, нескольким удается убежать. Вдруг Леверд замечает Дэниэла Слэйка, того самого юношу, в котором он сразу почувствовал избыток жестокости. Сейчас Дэнни Слэйк склонился над умирающим вагром и медленно, раз за разом вонзает в него нож, чтобы продлить мучения своей жертвы. Командор подходит к нему, молча приканчивает умирающего мечом и, подняв забрало, говорит несколько смущенному Слэйку:
        - Если это повторится, вы будете арестованы и отправлены в тыл.
        - Я хотел его убить, чтобы он не мучился, да у меня не получилось, - оправдывается Дэнни, глядя в сторону.
        - Вы хорошо меня слышали? - в голосе у командора металл. - Старые преступления вам прощены, но за новые вы будете отвечать по всей строгости военного суда.
        - Да, мой командор, - отвечает Слэйк.
        Леверд возвращается к рыцарям и с чувством благодарит их, лицо его сияет радостью и ликованием. Рыцари также ликуют и многократно кричат "ура". "Мы победили!" - слышится со всех сторон. Все воодушевлены первой успешной атакой и готовы сражаться еще и еще. Командор обнимает своих воинов, пожимает им руки, поздравляет их; он очень рад видеть их довольные лица, сияющие глаза.
        Йост Крамер, Клод и другие докладывают ему:
        - Убитых вагров около ста человек. С нашей стороны убито десять человек; четверо тяжело ранены, двадцать человек ранены легко и могут находиться в строю.
        Командор навещает раненых соратников. Рената помогает врачу и священнику перевязывать их. Снова благодарность, рукопожатия, сердечные слова: после боя Леверд никогда не бывает скуп на них.
        Армия идет дальше. Этим же вечером происходит новая стычка с "пустошниками". Она снова завершается победой стогров; на этот раз убитых и раненых меньше.
        Крон Леверд необыкновенно доволен. Для полного счастья ему не хватает только знания того, взяты ли Линдборкен, Старый Крисберн, ближайшие к ним два города и Эрсун, который отстоит от них на двадцать миль; он - пограничный город графства Лэд. Если он взят, то можно считать, что графство уже представляет собой крепкий тыл, на который можно опираться. О взятии или потере порта Эш ему не узнать еще долго, хотя гонцы будут ехать день и ночь.
        Вечером на отдыхе к Леверду подходит Дэниэл Слэйк и говорит:
        - Разрешите обратиться, господин главнокомандующий!
        - Обращайтесь, - позволяет командор.
        Лицо Дэнни Слэйка становится упрямым. Он спрашивает:
        - За что вы на меня рассердились сегодня? Я ведь убивал врага.
        - Вы издевались над человеком, - уточняет Леверд.
        - Ну и что? Он же "пустошник".
        Леверд пристально смотрит на него.
        - Разве вы не знаете, что тело любого человека священно? - говорит он. - А душа еще священней?
        - "Пустошники" не люди, - возражает Слэйк, искренне недоумевая по поводу щепетильности своего командора.
        - Ну как же, - спокойно возражает командор. - Конечно, люди, и в глубине души вы это сами понимаете, Дэниэл, понимаете не хуже меня. Издеваясь над телом человека, вы губите собственную душу. Одно дело убить в бою, так поступаем мы все, так поступают наши противники; это война. Но предавать мучениям живую плоть - это мерзость, которой нет оправдания. Если вы не согласны с моим мнением, то можете возвращаться обратно в лес.
        - Я согласен, - Дэнни опускает голову, потом вдруг скептически усмехается:
        - Значит, вы сражаетесь по принципу: "Люби врага своего"?
        - Да, - коротко отвечает Леверд. - И тому, кто сражается, не следуя этому, как вы выразились, "принципу", нечего делать на войне. Ясно?
        - Да, мой командор, - отвечает Слэйк, хотя ему не всё ясно, и он не со всем согласен. Но он очень уважает Леверда.
        - Вы будете теперь сражаться рядом с Клодом Эрвином, - говорит ему командор. - Я хочу всё время видеть вас. Не сомневаюсь в вашей храбрости, но в порядочности начал сомневаться. Приказываю вам во время боя быть у меня на глазах.
        - Слушаю, - говорит Дэнни, не скрывая своего удовольствия. Для него - огромная честь сражаться на глазах у командора, чтобы тот мог вполне оценить его ловкость и отвагу. "Ладно, - думает он, направляясь к своей палатке. - Не буду больше валять дурака, если Леверду это не нравится. Завтра я покажу ему, какой я молодец, и он меня похвалит - обязательно".
        Завтрашний день, начавшийся с атаки, полностью оправдал надежды Слэйка. После сражения командор в самом деле похвалил его, пожал ему руку и даже обнял, как других рыцарей. Дэниэл был на седьмом небе от счастья; он и сам не заметил, что постепенно отвлекается от своих недобрых мыслей и жестоких забав; как и многие, он начал испытывать на себе влияние командора и смотреть на мир глазами последнего.
        Вечером этого же дня вернулись гонцы из Эрсуна, Старого Крисберна и Линдборкена. Замки были взяты, город тоже; графство Лэд стало новым, самым первым тылом стогров. Леверд отправил в тыл раненых и пленных - всех, кроме принца Филиппа, дал письменные указания командорам, удерживавшим и расширявшим новоявленный тыл с разных сторон света, и остановился на ночлег близ Диона: широкого, мощного, торжественно несущего вдаль свои воды.

                21.

        В лесу ярко горели костры. Дион был уже позади, в целом дне ходьбы, атак и оборонительных сражений. Темное небо усеивали крупные звезды, сияла луна, ослепительно белая и большая.
        Сидя у костра с кубком вина в руке, Клод рассказывал Стиву в присутствии командора:
        - ... ты, конечно, знаешь, наш командор строг и не допускает фамильярностей.
        Он подмигивает Стиву и с тонкой улыбкой продолжает:
        - Он не пил со мной брудершафта, о нет! но слышал бы ты, как во время сегодняшней атаки, когда я вовсю рубился со здоровенным французским наемником и, отступая в тесноте, был прижат к командору, он, наш командор, вдруг явственно обратился ко мне со словами: "Тысяча чертей, Клод! Ты мне мешаешь; подсекай его слева". С этими словами наш командор ловко оттер меня плечом и сам накинулся на француза, но тот едва не убил его. Я зашел слева и, сказав командору: "Ты неправ, Крон!", покончил с противником ударом меча.
        Клод развел руками:
        - Таким образом, я вынужден признать, что наш командор всё-таки фамильярен! И когда - во время атаки! В такие минуты он решительно забывает о вежливости.
        Стив и Леверд от души веселятся.
        - Всё бывает, - смеясь, говорит командор Клоду. - Когда я сражаюсь, я, вероятно, даже к его величеству могу обратиться на "ты". Но ручаюсь - мы с ним оба этого не заметим. Я ведь совершенно не заметил вашего "ты", Клод, хотя помню, что вы назвали меня по имени.
        Он внимательно смотрит на него. Лицо Клода в блеске огня еще красивей и загадочней, чем обычно. И еще обаятельней.
        - Значит, завтра с утра, - роняет Леверд. - Только ради Бога не рискуйте; нельзя, чтобы атака Герста захлебнулась.
        - Конечно, - отзывается Клод. - Но подкопы маловаты, как мне донесли; придется расширять их.
        - На захват Герста у вас уйдет три дня, - подсчитывает командор. - Мы в это время будем брать города И'нтрас и Саз; вы пойдете на соединение с нами.
        - А Рэ'двик?
        - Он в стороне и пока нам не нужен... - начинает командор, но тут к костру подходят разведчики и докладывают:
        - Господин главнокомандующий, вчера вечером Кай Крэгет под большим секретом приехал в Рэдвик. Он хочет соединить разрозненную армию вагров, хочет собрать их всех восточнее графства Лэд и ударить нам в спину.
        Командор мгновенно оказывается на ногах, он очень взволнован тем, что услышал.
        - Так, - говорит он быстро. - В таком случае, все силы - на Рэдвик. Герст, Интрас и Саз оставим на потом. Кай Крэгет необходим нам, как вода. Но Рэдвик большой город, попасть туда будет непросто. Клод, завтра с утра берите несколько своих людей и отправляйтесь в сторону Рэдвика, ведите там разведку. Командор Крамер пойдет с вами, но вас я назначаю старшим. Стив, позовите ко мне Йоста Крамера.
       - Мой командор, можно мне участвовать во взятии Рэдвика? - Стив весь дрожит.
       - Да, но только во взятии. Разведку отлично проведут Клод и Крамер, а вы будете необходимы мне здесь.
       - Слушаю, - и Стив убегает. Он находит Крамера и просит его пройти к командору, а сам идет навестить Ренату Актола. Она ночует в повозке с провиантом, которую поручено охранять снаружи трем надежным рыцарям. Стив с Ренатой долго сидят возле палатки на поваленном сухом дереве, вполголоса беседуя друг с другом и время от времени украдкой целуясь. Вдали, отдельно от прочих, горит небольшой огонек, возле него сидит принц Филипп, уже уразумевший, что "обжоры" не убегают, а, напротив, наступают. Поэтому принц пребывает в крайне дурном расположении духа. Ему и в голову не могло придти, что жалкие разрозненные остатки королевской армии могут объединиться между собой и образовать мощную силу, способную противостоять войскам Крэгета. Филипп раздражен и зол. Он своими глазами убедился в том, что армия Леверда велика, а про полумиллионное подкрепление короля, быть может, уже прибывшее в Эш, он ничего не знает. Узнай он об этом, это подорвало бы его силы и окончательно лишило надежды на избавление из плена.
        Этим же вечером в тыл, к оставшимся охранять графство, командором отправляются гонцы с тем, чтобы предупредить первых о возможном "ударе в спину".
         

        Утром командор прощается с Клодом и Крмаером. Эти двое очень разные: Клод стройный, легкий, Крамер - тяжелый, крепкий, с окладистой светлой бородой и простым, но славным лицом, тогда как у Клода черты лица царственно тонки и благородны.
        - С Богом, господа, - говорит им Леверд. - Йост, у вас отличные разведчики. Прошу информировать меня о каждом шаге - вашем и Крэгета. Взятие Рэдвика для нас жизненно важно. Но, господа, прошу запомнить, - он смотрит на них. - Мне нужен Кай Крэгет. Мы можем не взять города, но Крэгета упускать нельзя.
        - Да, мой командор, - оба касаются своих шляп.
        Леверд пожимает им руки:
        - Ну, до встречи!
        Они улыбаются ему и уходят. С ними уходят двадцать человек: по десять от каждого отряда.
        До Рэдвика, окруженного узкой, но густой лесной полосой, восемь миль. Вся беда в том, что кольцо леса со всех сторон окружено в свою очередь равниной, а равнина, конечно, полна "пустошников". Мимо них смогут пробраться только те несколько человек, которые сейчас ушли вместе с Клодом и Крамером.. Леверду очень жаль, что не удалось раньше узнать, что Крэгет прибывает в Рэдвик: гораздо легче было бы перехватить его по дороге. Но город всё равно придется брать, чтобы присоединить его к расширяющемуся тылу. "Может быть, так даже лучше", - говорит себе командор.


        Этим же вечером Рената Актола прогуливается в одиночестве возле повозки, рядом с которой целый день едет верхом. Стив только что ушел от нее на дежурство, а рыцари-телохранители еще не вернулись с поверки, которая, впрочем, длится не больше десяти минут. Рената сегодня в своей крестьянской одежде, ее волосы аккуратно забраны под пажеский берет. Она решила, что пока идет война, так будет удобней, и командор охотно позволил ей это. Она очень довольна тем, что длинное платье ей больше не мешает, а парчовые туфельки не намокают на мшистых болотистых кочках. Красивая одежда существует для мирных времен; на войне она помеха.
         Принц Филипп сидит в отдалении у костра; на руках и ногах его цепи, бежать он не пытается. Его охраняет пока только один человек, да и тот задремал на посту; но обоих их не видно, оба закрыты кустами и плетями дикого винограда; только огонек мерцает сквозь плотно переплетенные между собой, давно оголившиеся ветки.
        Рената медленно подходит к повозке принца и внимательно ее рассматривает. Она другая, чем та, в которой ночует Рената. Ее стены не из парусины, как у Ренатиной повозки, а из легких плотных досок, только верх парусиновый. Колеса тоже немного другие. Рената с любопытством наклоняется, чтобы рассмотреть их...
        Сильный удар обрушивается на ее голову, и она падает, даже не вскрикнув. Двое мужчин, плохо выбритых, в камзолах с чужого плеча, связывают ей руки и ноги, завязывают рот платком. Затем один из них быстро вскидывает ее себе на плечо, накрывает сверху плащом и, придерживая рукой свою ношу, почти бесшумно исчезает среди деревьев. Другой, зорко озираясь по сторонам, так же быстро и безмолвно следует за ним.
        Через пять минут возвращаются телохранители Ренаты. Они не находят ее на поляне; заглядывают в повозку - ее там нет. Начиная волноваться, они заглядывают во все повозки, в том числе и в ту, что служит временным пристанищем принцу Филиппу - безрезультатно. Тогда ее зовут, ищут среди деревьев - нет! Рената Актола пропала.
        Когда Крону Леверду докладывают об исчезновении Ренаты, он испытывает внезапную слабость - и ледяной ужас. Куда она пропала? Каким образом? Он велит ничего не говорить пока что Стиву Скайфилду и приказывает продолжать поиски, мало того, сам участвует в них. Но это не дает никаких результатов, девушки нигде нет, нет даже ее следов.
       "Похищена! - догадывается Леверд. - Но почему?"
       И вдруг его осеняет: ну конечно, ее приняли за принца Филиппа! В таком случае, куда же ее повезут? Разумеется, в Рэдвик. И похитителей уже нельзя остановить, они на полпути к городу, если не дальше.
       Он распоряжается прекратить поиски. На душе у него холодно и темно, как в подземелье, и так же пусто. Он возвращается к их со Стивом палатке, к догорающему костру и машинально подбрасывает в него хворост. Если бы Клод и Крамер знали о похищении Ренаты, они задержали бы негодяев - но они ничего не знают, и раньше солнечного восхода никто не сообщит им об этом, а тогда, разумеется, будет поздно. Всё же Леверд пишет несколько строк к Клоду и Йосту Крамеру и посылает записку с двумя курьерами. Это, конечно, не вернет Ренаты, но разведчики будут хотя бы извещены о ее похищении.
        На рассвете приходит с дежурства Стив, который ничего еще не знает. Леверд молча смотрит, как он пьет грог. Стив замечает его взгляд и удивленно спрашивает:
        - Что-нибудь не так?
        Леверд походит к нему и говорит:
        - Стив... я прошу вас быть мужественным... Пять часов назад похитили леди Ренату. Вагры приняли ее за принца Филиппа и увезли в Рэдвик.
        Стив смотрит на командора, лицо его медленно бледнеет. Удар настиг его с чудовищной силой - и он словно окаменел навеки, подваленный, потрясенный, уничтоженный. Но через несколько минут он, как это ему ни трудно, всё же овладевает собой, обретает дар речи и спокойно говорит:
        - Что ж... Раз такое случилось, я должен немедленно ехвть в Рэдвик, Крон. Я должен спасти ее.
        На его лице решимость и уверенность.
        - Нет, - мягко возражает Леверд. - Я не разрешаю вам. Мы возьмем Рэдвик вместе, через два-три дня. Раньше я вас не пущу.
        Взгляд Стива становится сумрачным и упрямым.
        - Нет, Крон, - говорит он. - Я поеду. Вы же понимаете: они могут поступить с ней как угодно, особенно Крэгет; он же чудовище...
        Он умолкает, что-то стискивает ему горло. Глаза его загораются гневом и слезами, он судорожно сжимает рукоять меча.
        - Я их всех убью, - шепчет он, - всех... никого не останется... 
        И сглатывает слюну. Потом резко поворачивается, чтобы уйти. Командор властно останавливает его:
        - Стив! Вы останетесь здесь.
        - Здесь? - Стив рассеянно смотрит сквозь него. - Нет. Нет, Крон, здесь я не останусь. Я уезжаю.
        - Я запрещаю вам, - Леверд берет его за руку. Стив резким движением высвобождает руку, потом мягко говорит Леверду:
        - Простите, я немного нервничаю. Я буду очень осторожен, мой командор, но я поеду. Наказывайте меня потом, как хотите, я даже готов принять смерть. Всё, что угодно. Но сейчас я поеду в Рэдвик, и никто! слышите? никто не остановит меня!
         - Если вы сейчас поедете в Рэдвик, - говорит ему Леверд, - вы обречете на гибель Клода Эрвина, Йоста Крамера и их людей, погибнете сами и ничем не поможете Ренате. А главное, мы упустим Крэгета.
         - Я никого не обреку на гибель, - возражает Стив, глядя сквозь командора. - А Ренате я помогу. Я освобожу ее, вот и всё.
         - Нет, вы туда не поедете, - твердо говорит Леверд. - Вы даже не дойдете до своего коня, потому что я велю задержать вас и арестовать как изменника.
         - Хорошо, - соглашается Стив. - Попробуйте.
         И идет к коню, но Леверд резким движением плеча сбивает его с ног. Сцепившись, они молча валятся на сухие листья. Стив не дерется с командором, он просто сопротивляется ему, стараясь вырваться. Леверд тоже не бьет Стива, а старается удержать. Наконец, ему это удается. Он зажимает руки Стива, как в тисках, и садится ему на ноги. В течение нескольких минут Стив пытается освободиться, потом, теряя силы, прекращает борьбу.
        - Вы не понимаете, Крон, - говорит он сдавленным голосом. - Не понимаете, какая она беззащитная. Они же погубят ее... она...
        Его голос осекается и, опустив голову, он плачет навзрыд. Потом вдруг прижимается лицом к груди Леверда и твердит:
        - Они же убьют ее, Крон...
        Леверд с облегчением вздыхает, выпускает его руки, садится рядом и крепко обнимает Стива, повторяя ему, как маленькому:
        - Тише, тише... они не убьют ее, нет. Они совсем ничего ей не сделают. Им же нужна не она, а принц Филипп... С ней будет всё хорошо, с нашей Ренатой, вот увидите... Она дождется нас, живая и невредимая, и мы больше никогда-никогда не спустим с нее глаз: ни на одну минуту.
        - Это правда? - как во сне, спрашивает Стив. - Они не тронут ее?
        - Ни за что, - очень твердо отвечает командор. Я обещаю вам. Ни один волос не упадет с ее головы. Именно так.
        Стив прерывисто вздыхает. Через минуту он уже крепко спит, склонив голову на плечо Леверда. Тот осторожно укладывает его на опавших листьях и накрывает плащом; Стив не просыпается. Сон его чрезвычайно крепок от потрясения. На всякий случай Леверд всё-таки отводит Марса подальше, потом возвращается, ложится неподалеку от Стива и незаметно для самого себя тоже крепко засыпает.
       ... Стив пробуждается часа через три. Он вскакивает, озирается по сторонам и тихонько стонет, потому что в его памяти всплывает неумолимое: Ренату похитили.  Но в то же время ум его совершенно трезв, хотя душа и полна скорби. Он с благодарностью вспоминает о том, как утешал его Леверд, ему хочется верить в то, что его командор прав, что Ренате не причинят зла. Теперь он уже не рвется ехать в Рэдвик, он снова готов повиноваться своему командору, готов верить ему, полагаться на его мнение.
         Он осторожно подходит к спящему Леверду, но тот уже открыл глаза и спрашивает:
         - Стив, как вы?
         - Благодарю, Крон, - отвечает Стив. - Я очень глупо вел себя, простите. И отдыхайте, я разбужу вас, если что...
         - Нет, спасибо, - Леверд встает на ноги. - Я уже отдохнул, а прощать мне вам нечего, я очень хорошо вас понимаю.
        Они пожимают друг другу руки.
        Весь день Стив внешне спокоен, но душа его пребывает в нервном напряжении. Он всё время на ногах и не чувствует усталости. У него совершенно нет аппетита, он пьет одну только воду. Командор наблюдает за ним с некоторой тревогой, а Эджит - едва ли не со слезами: он впервые видит своего молодого хозяина в таком состоянии. Стив выполняет все поручения командора очень добросовестно, но как-то машинально, не вкладывая в дело, как обычно, личного интереса, почти равнодушно. Но вечером поручений больше нет, и Стив, как загнанный зверь, бродит вокруг палатки и возле костра.
        - Стив, идите спать, - говорит ему Леверд.
        - Да... сейчас... - рассеянно отвечает Стив, но спать не уходит, а садится у огня. Вид у него совершенно измученный. Командору больно смотреть на него, он даже начинает по привычке щуриться, но молчит, не зная, чем утешить своего рыцаря и друга - всё, что мог, он ему уже сказал. Но тут является неожиданная помощь в лице курьера, присланного Клодом. Леверд читает сообщение Клода, и лицо его светлеет.
        - Стив, прочтите, тут письмо лично вам, - он подает Стиву листок бумаги.
        Стив берет листок и пробегает его глазами, потом весь выспыхивает и перечитывает заново - на этот раз очень внимательно.
        "Не отчаивайся, Стив, братишка, - пишет ему Клод. - Мои ребята узнали кое-что о Ренате. Вагры сердятся на Кая Крэгета за то, что он очень хорошо обращается с пленницей: не допрашивает ее сам и другим не дает, кормит, поит и вообще исключительно с ней вежлив. Вагры говорят об этом грубо, но всё-таки передаю тебе их дословную речь: "Наш Кай впервые так трясется над знатной девкой, - говорят они. - И хоть бы в подвал посадил или поместил у себя - нет, она у него даже ест в своей отдельной комнате, и он дал ей служанку". Командор Леверд написал мне, что ты готов был сорвать нашу операцию, но потом успокоился. Держись, скоро увидишься с Натти.
                До встречи, твой Клод Эрвин".
       Сердце Стива бешенно стучало, пока он читал и перечитывал письмо. Он вдруг почувствовал, что его затопляет счастье - безбрежное, бескрайнее - и горячая бесконечная благодарность к Богу, Клоду, командору... и даже к Каю Крэгету. Он обратил сияющее лицо к Леверду. Тот засмеялся и спросил:
        - Что, довольны?
        Стив молча потряс его руку и тут же с аппетитом набросился на ужин к великому облегчению и удовольствию Эджита.
        - Теперь идите спать, вы очень устали, - сказал Леверд после того, как Стив насытился.
        - Крон, - вдохновенно заговорил Стив, - знаете, чего мне хочется? Чтобы, когда Кай Крэгет будет взят нами в плен, мы обращались с ним как можно лучше... чтобы ему было хорошо у нас, очень хорошо...
        - Мы будем носить его на руках, - серьезно пообещал Леверд, - и обмахивать веером из павлиньих перьев. Он будет питаться бламанже, нектаром и амброзией... впрочем, я не мастер шутить. Ваше желание будет учтено, Стив - и не столько оно, сколько то, что Крэгет так повел себя с Ренатой Актола. А теперь - доброй вам ночи.
        - И вам, мой командор, - ответил Стив.
        В эту ночь он спал необыкновенно крепко и видел самые лучшие сны.
        Командор же долго не мог заснуть. Его тревожила судьба Ренаты и беспокоила неотвязная мысль: как бы Кай Крэгет не изменил своего отношения к пленной...

                22.

        Рената очнулась по дороге в Рэдвик. Она увидела, что летит куда-то на лошади, привязанная широким ремнем к кому-то, сидящему позади нее. У нее не было сил позвать на помощь, она даже не могла сообразить, что случилось. Поэтому она снова закрыла глаза, решив, что ей просто снится дурной сон.
        Вскоре всадники оказались у потайного лаза в городской стене. Они осторожно въехали в узкий и довольно низкий проход и вновь погнали лошадей в центр города, к площади, - Рената догадалась об этом потому что заметила стремительно приближающийся освещенный шпиль ратуши и крест на куполе главного городского собора. Она не знала, в каком городе очутилась, кто и куда везет ее. Мысль о похищении всё еще никак не входила ей в голову.
       Возле дверей ратуши странные небритые люди в мешковатых камзолах молча сняли ее с лошади, освободили от ремней и веревок, убрали платок, закрывавший ей рот и ввели ее внутрь. Она шла с трудом, чувствуя слабость и тошноту. Её привели в небольшую комнату на первом этаже, озаренную несколькими свечами. Она увидела, что за небольшим дубовым столом городского мэра сидит какой-то человек. Он поднял голову, и она заметила, что глаза у него очень большие, глубоко посаженные и тускло поблескивают из глазных впадин, а волосы очень короткие и совсем белые. Рената вдруг поняла, кто' это, и сердце ее облилось кровью от внезапно нахлынувшего ужаса. Она отчетливо осознала, наконец, что' с ней произошло. Ее похитили, и вот она стоит теперь перед самим Каем Крэгетом, и Бог знает, что он сделает с ней.
        - Кто это? - глухим низким голосом спросил вождь вагров.
        - Король Филипп, Кай, - почтительно отозвался один из "пустошников", приведших Ренату.
        - Это? - в голосе Крэгета прозвучала язвительная насмешка. - Да этому мальчишке не больше тринадцати лет! Вы кого мне привели?
        Он выговаривал слова правильно, почти без акцента. Вагры недоуменно переглянулись между собой. Крэгета позабавил их растерянный вид, и он засмеялся, но как-то не весело, а жёстко; глаза же его при этом оставались мрачными. Он легко встал и подошел к Ренате. Она увидела, что он невысок ростом, атлетически сложен, худощав и чрезвычайно пластичен. В каждом его движении была угрюмая грация тигра, бесшумно подбирающегося к своей добыче. Плечи его казались узковатыми из-за слишком массивной и какой-то квадратной головы, но все эти мелочи скрашивались его плавной походкой и гордой осанкой.
       Подойдя к Ренате вплотную, он довольно грубо приподнял ее лицо за подбородок двумя пальцами. Их глаза встретились. Почти тут же пристальный, словно пронизывающий насквозь взгляд Крэгета выразил безмерное удивление. Он протянул руку и медленно стащил с Ренаты бархатный берет, до сих пор плотно сидевший на ее голове. Тут же длинные светло-каштановые волосы рассыпались по ее плечам. Вагры онемели от изумления. А Крэгет, не спуская глаз с Ренаты, слегка поклонился ей и довольно почтительно протянул ей берет. Потом, не глядя на готовых провалиться сквозь землю вагров, он тихо сказал им:
       - Вон отсюда.
       Вагры тотчас исчезли.
       - Прошу вас, леди, - учтиво сказал Крэгет, - садитесь вон в то кресло.
       Сжимая в руках берет, Рената медленно подошла к дубовому столу мэра и почти упала в жесткое кресло. Крэгет позвонил в колокольчик. Тут же прибежал негр: один из наемных рабов, завезенных в страну иностранцами.
        - Вина и еды, - приказал Крэгет.
        Всё было принесено; вождь вагров махнул рукой, и слуга-негр ушел. Крэгет налил вина себе и Ренате. Она сделала несколько жадных глотков. Он едва прикоснулся к своему кубку - и всё смотрел на нее, смотрел, не отрываясь. "Какой у него неприятный взгляд, - подумала, дрожа, Рената. - Как у палача".
        - Сударыня, - заговорил, наконец, Крэгет. - Прошу вас простить моих чертовых болванов. Произошла ошибка: они приняли вас за короля Филиппа. Вы, разумеется, не были им нужны. Я также не хочу вас задерживать. Вероятно, вы дочь или подруга какого-нибудь из Левердовских командоров. Скажите мне только одно: где король Филипп? И я отпущу вас.
         - Я не знаю короля по имени Филипп, - гордо ответила Рената, глядя ему в глаза. - Если вы имеете в виду принца Филиппа, то, с вашего позволения, мне неизвестно, где он находится.
         - Как вас зовут? - помолчав, спросил Крэгет.
         - Мое имя Рената Актола, - сказала она. - А вы Кай Крэгет, я вас узнала. Не подумайте, что мне неизвестно, с кем я говорю.
         - Я и не думаю так, - отозвался Крэгет. - Вы дрожите, стало быть, знаете и боитесь меня. И совершенно напрасно. К женщинам я снисходителен: может даже слишком. Это моя слабость, и я не скрываю ее. Значит, Рената Актола. У вас красивый дом, Рената, настоящий итальянский дворец. Я верну вам его, я увеличу ваши владения. Но вы должны сказать мне, с Левердом ли принц Филипп. И должны сказать правду.
        - Я ничего вам не скажу, потому что ничего не знаю, - чуть не плача от ужаса, ответила Рената.
        - Даже под пыткой ничего не скажу, - прибавила она дрожащим голосом.
        Крэгет засмеялся, но на этот раз не жёстко, а весело.
        - Под пыткой? - переспросил он. - Полагаю, что под пыткой вы сказали бы мне очень многое, но я не пытаю девушек, даже если они знатного рода. Не хотите говорить - Бог с вами, молчите. Но в таком случае вы останетесь со мной и будете моей заложницей.
         - Как вам угодно, - отважно ответила Рената.- Надеюсь, вы порядочный человек и хорошо обращаетесь с пленными?
         - О нет! - возразил он, смеясь. - До чего же вы забавны - и, надо признаться, смелы! Я лютый зверь с пленными и даже бываю зверем со своими подчиненными; во мне очень мало порядочности. Но женщины - если они ведут себя благоразумно - достойны моей доброты. Видите ли, одна из ваших дам прямо заявила мне, что я урод и омерзителен ей... Зря она это сказала. Ей пришлось умереть. Я до сих пор сожалею об этом, но такой уж у меня характер.
        Рената побледнела.
        - Что, вы тоже находите, что уродлив? - спросил Крэгет. - Не стесняйтесь, скажите мне свое мнение. Я сегодня чувствую себя очень благодушным. Даже если вы скажете что-нибудь не то, я пощажу вас.
        - Нет, вы не уродливы, - честно ответила Рената. - У вас интересное лицо. Мне нравится ваша походка, ваш голос и то, как вы держитесь. Но мне не нравится ваш взгляд - он тяжел для меня. И еще: я не могу не бояться вас. И я очень хочу обратно в лес, к своим.
        Последние слова она произнесла шепотом, и глаза ее наполнились слезами.
        - Не плачьте, - Крэгет дотронулся до ее руки. - У меня есть предчувствие, что вы к ним вернетесь, правда, не сейчас, а позже. У вас там жених? Да?
        - Не спрашивайте меня, - она вытерла слезы. - Скажу вам одно: я готова умереть за этих людей.
        - У вас хороший характер, - заметил Крэгет. - Повторяю: не бойтесь меня, я не причиню вам зла. Сейчас вас отведут в отдельную комнату, я дам вам служанку, и обещаю, что без стука в вашу комнату не войду.
        - Я не знаю, можно ли полагаться на ваши обещания, - отозвалась она.
        - В таком случае, вот вам ключ, Рената, - он дал ей ключ. - Но когда я постучусь, прошу открывать мне не позже, чем через пять минут. Хорошо?
        - Да, - ответила Рената, снова принимаясь дрожать. - Но зачем вам заходить в мою комнату?
        - Просто навестить вас, - ответил он. - Пожалуйста, не беспокойтесь, я не собираюсь навязывать вам мое общество, но я же должен иногда проверять, как вы себя чувствуете.
        Он позвонил в другой колокольчик. Вскоре появилась женщина лет тридцати с простоватым, но приятным лицом. Он обнял ее и поцеловал; она ответила ему поцелуем и взглядом, полным нежной преданности.
        - Вот, кто любит меня и никогда не предаст, - молвил он. - Лотта, эта молодая девушка будет жить у нас на положении гостьи, правда, под домашним арестом. Сейчас мы все поднимемся в ее комнату, вам принесут туда всё необходимое, и я вас покину, но снаружи у дверей выставлю стражу. А ты, Лотта, объясни леди Ренате, должна ли она бояться меня, как боится сейчас; и смотри, прислуживай ей, как следует - пусть она будет довольна тобой.
         И он добавил, обращаясь к Ренате:
         - Я уеду отсюда через четыре дня, может, и раньше. Всё зависит от того, когда ко мне приведут подлинного короля Филиппа, по-вашему, принца. Если его приведут ко мне, я отпущу вас, если нет, вы поедете со мной.
         Вместе с Лоттой он провожает Ренату в ее комнату и ставит снаружи двух вооруженных вагров, затем возвращается обратно. Лицо его тут же меняется. Оно становится жёстким и нетерпимым. Он вызывает к себе тех двоих, что так подвели его сегодня, и говорит им:
         - Вы, черти полосатые! Я вас не вешаю только потому, что у меня не так много людей. Может, вам кажется, что я приехал в Рэдвик развлекаться с молодыми леди? Нет, я приехал за королем Филиппом. Я даю вам два дня сроку, чтобы вы исправились и привезли мне его, потому что мои разведчики его видели и узнали. Где сейчас Леверд и его сброд? Куда он ведет их?
         - Он хочет взять Герст и Саз, добрый Кай, - хрипло отвечает один из вагров.
         - Это точно?
         - Да, они идут в ту сторону.
         - Пожалуй, это верно, - размышляет Крэгет. - Рэдвик ему не по пути и ничего не прибавляет к тылу, я бы сам на его месте пошел сейчас на Герст. Жаль, что мы не можем достойно встретить его там: мы рассредоточились по стране и потеряли бдительность. Теперь придется очень сильно потрудиться, чтобы вернуть завоеванные нами позиции.
          - А ты бы, Кай, допросил как следует девчонку насчет короля Филиппа, - осмеливается предложить один из "пустошников". - Или нам бы позволил: мы бы уж дознались у нее, где они его прячут.
         - Не буду ее допрашивать и вам не дам, - грубо отвечает Крэгет. - Я не сражаюсь с бабами; пусть себе живет и прославляет мою доброту. Правда, в женщинах ни на грош благодарности, ну да ладно, всё равно я им не палач. Да и откуда ей знать что-либо? Вообще не хочу я больше никого допрашивать - надоело, с души воротит. Я своё уже отработал - и жег, и вешал, и головы рубил. А толку! Короля как не было, так и нет. Так что теперь дело за вами. Следите за армией Леверда, достаньте мне Филиппа....
        - Как же, достанешь теперь, - ворчит второй вагр. - Они, небось, догадались, что нам нужен Филипп - и спрятали его куда подальше...
        - Ищите и обрящете, - Крэгет мрачно смотрит на своих подчиненных. - Вам же хуже, если не найдете: всю отвоеванную землю, всё богатство потеряете, черти! А стогришки вернутся и всё обратно заберут. Леверд хоть и враг мне, а молодец, хвалю его. Из воздуха создал себе армию - и ведет ее, и ни разу не отступил. А вы! Я один среди вас чего-нибудь стою. Не будь меня, вы бы и до Эрсуна не дошли, а я довел вас до столицы, вы у меня ели с золота, спали на шелках, одевались в атлас! И готовы теперь потерять всё это...
         Он нахмурился и отвернулся. Потом сказал отрывисто:
         - Времени терять нельзя, слышите? Нет у нас больше времени! Идите, работайте. Выясните, где Филипп и дайте мне его; он - залог нашей победы. Каждая минута для нас сейчас на вес золота, слышите вы? А теперь вон, спать хочу.
        Вагры ушли, а Крэгет, не раздеваясь, улегся на диван прямо в сапогах и закрыл глаза. Он спал теперь не больше трех-четырех часов в сутки, а иногда и вовсе не спал, охваченный страхом за будущее - свое и новой знати. Что-то ждет их всех дальше? И его? Особенно его!
        Он начал засыпать, и ему приснилась Рената Актола. Она улыбалась ему, а за спиной у нее была виселица, и горели костры. "И она... она тоже мне не благодарна", - подумал он во сне с невыразимой грустью. Видение исчезло, сменившись тьмой; Крэгет больше ничего не видел. Он спал крепко, тяжело и безмолвно, не шевелясь, точно пораженный насмерть.
23.

        Прошло два дня.
        За это время Рената перестала бояться Крэгета - конечно, не окончательно; она перестала бояться за себя. Полностью же не испытывать страха перед вождем вагров было выше ее сил. Едва увидев его, она всем своим существом ощутила, поняла: в нем сидит зверь, такой же дикий хищный, стихийный, опасный, как лесной кабан или тигр. Этот зверь жил исключительно инстинктами и желаниями - такими же дикими и необузданными, как он сам, и только разум человека сдерживал их, не давая свободы страстям, гася их неукротимое пламя, подчиняя своей воле.
        Ночами Рената засыпала довольно спокойно. Все ее страхи на время уступали место усталости; к тому же, ее новая служанка Лотта была к ней очень добра и убедила ее, что Кай Крэгет в самом деле честен с женщинами - правда, если те ведут себя очень аккуратно.
        - Бывает, он дает себе волю, - задумчиво говорила Лотта, - и тогда на всё способен, но в этих случаях женщины сами виноваты: они либо слишком стараются ему понравиться, либо, напротив, грубы с ним. В первом случае он становится с ними настоящим дикарем, считая, что они именно этого от него хотят, даже если кричат и сопротивляются; если же они с ним грубы, он может ударить и даже нечаянно убить.
        - О Господи! - вырвалось у Ренаты. - Я пропала, Лотта.
        - Нет, нет, - возразила та ласково. - Совсем вы не пропали. Ведь вы такая умница, сударыня, а потом, я-то на что? Если вам будет грозить беда, я брошусь ему в ноги, я уже не одну женщину так спасла. Я люблю Кая, и он это знает. И не может этого не ценить! Он даже ни разу меня еще не ударил, а я ведь с ним уже целых два месяца.
        И нежная гордость появилась на ее простом приятном лице. Рената посмотрела на нее с изумлением и жалостью: она не понимала, как можно любить Кая Крэгета, "это чудовище", как она называла его про себя. Но мысли о "чудовище" не мешали ей спать по ночам самым здоровым сном. Дни она также проводила спокойно. Лотта приносила ей еду, питье, горячую воду для мытья и прочие необходимые вещи. Крэгет не заходил к ней, не стучал в дверь, но Рената не особенно ждала его стука: она была уверена, что у него есть запасной ключ от комнаты, и что если он захочет, то непременно зайдет, не стучась.
        Но она ошиблась - не насчет ключа, ключ у него действительно был; ошиблась насчет его намерений по отношению к ней. Вечером второго дня он в самом деле постучал в дверь и терпеливо дождался, когда она ему откроет, а войдя внутрь,
не стал проходить в комнату, а замер у двери, сложив руки на груди и прислонившись плечом к косяку.
        - Как вы поживаете? - спросил он, пристально глядя на Ренату.
        - Благодарю вас, хорошо, - ответила она.
        - Вы довольны Лоттой?
        - Да, очень довольна, - Рената посмотрела в его глаза и впервые заметила их красноватый оттенок.
        - Это хорошо, - сказал он. - Простите, что не целую вашей руки, я к этому не приучен. На мой взгляд, женщина должна целовать руку мужчине, а не наоборот.
        Его тяжелый низкий голос действовал на Ренату угнетающе; он был приятен, но в глубине его таилась пугающая ее свирепая стихия, как в рычании сытого льва.
        - Может быть, вы правы, - ответила она ему. - Но, полагаю, вы не ждете от меня такой любезности?
        - Поцелуя руки? - он искренне засмеялся. - Нет. Я вообще от вас ничего не жду, даже благодарности за свое милосердие; вы, конечно, не можете его оценить.
        - Я очень вам благодарна, - возразила Рената. - Я понимаю, что вы могли бы поступить со мной плохо, но проявили великодушие. Это благородно с вашей стороны, господин Крэгет.
        - Не трудитесь лгать, - был ответ. - Ничуть вы мне не благодарны. Дамы крайне редко страдают этой добродетелью. Вряд ли вы исключение. И потом, я прекрасно знаю, что неблагороден и невеликодушен, но я в самом деле мог поступить с вами иначе, чем поступил.
        Рената посмотрела на него с невольной тоской: чего он хочет от нее? Он улыбнулся:
        - Что, я говорю загадками? В таком случае простите меня и не отвечайте мне.
        И обратился к Лотте:
        - Приходи сегодня после заката, я буду ждать.
        Та порозовела и улыбнулась ему. Он кивнул ей головой и вышел.
         - Я уйду на всю ночь, - прошептала Лотта, сияя. - А вы не бойтесь, пока я с ним, никто вас не тронет.
         После заката солнца она ушла. Тяжесть сковала сердце Ренаты, словно железным обручем. Она без аппетита принялась за ужин и вдруг насторожилась. Внизу за окном кто-то явственно насвистывал "Бродили с Мартой мы вдвоем веселым вечерком..." - и свист тотчас напомнил ей Клода: это была его излюбленная песенка, к тому же, она узнала его вариации. Рената взволновалась, уронила вилку и стремительно подбежала к окну. Но за окном расхаживали только вагры: здоровенные, тяжелые, коренастые, похожие на кряжистые лесные пни. Один из них насвистывал мелодию, а когда Рената подошла к окну, он задрал голову с окладистой черной бородой и нахально подмигнул ей. Она с досадой отошла от окна. Ей стало еще грустнее, а тут еще несносный "пустошник" закончил "Марту" и очень искусно начал выводить свистом: "Сказал тебе рыцарь: "Прощай навсегда..."
                - Нет, Анна, не будь холодна и горда,
                Не то приключится с тобою беда.
                Будь лучше с любовью своей... - невольно подпела ему Рената вполголоса и, не выдержав, расплакалась: до того живо ей вдруг представился домик лесничего, командор, Клод... и ее Стив, Стив! Как-то он сейчас, что с ним?..
        Она легла спать с совершенно разбитым сердцем, в горькой печали и унынии.

       
        Когда она проснулась, была глубокая ночь, а разбудил ее тихий скрип: кто-то снаружи открывал ставни ее окна. Рената задрожала, быстро вылезла из постели и зажгла свечу, готовая закричать, позвать на помощь вагров. Пусть они враги, но они обязаны защищать ее от непрошенных гостей - наверно, таких же "пустошников", как они сами. Впрочем, это был, конечно один человек, а не несколько.
       Он легко и бесшумно спрыгнул с подоконника на пол и аккуратно прикрыл ставни, а затем...
        - Клод! - тихонько ахнула Рената. Слезы счастья рванулись из ее глаз, она бросилась на шею улыбающемуся Клоду. Он подхватил ее на руки и, не успела она глазом моргнуть, как он уже целовал ее в губы.
        - Ты что делаешь! - она увернулась, смеясь и сердясь, после чего сама от души расцеловала его.
        - Я просто передал тебе привет от Стива, - шепнул он, садясь рядом с ней на кровать. Они давно уже были на ты, и он мог называть ее Натти. Вообще этому всобщему фавориту позволялось то, чего другим пришлось бы добиваться месяцами. - Где твоя служанка?
        - Она с Каем Крэгетом, - ответила счастливая Рената. - Как же я рада видеть тебя, Клод! Как там мой Стив? Наверно, страшно горюет обо мне... Лотты долго не будет, бежим отсюда, пожалуйста; я так скучаю по Стиву.
        - Невозможно, - ответил он, чарующе улыбаясь ей. - Я попал сюда по пожарной лестнице и так же отсюда выйду, а город покину в обличии вагра, но ты, Натти, останешься.
        - Почему? - она всплеснула руками.
        - Подожди, не переживай, - он с почтительной нежностью поцеловал ее руку. - Ты тоже выйдешь отсюда, но только завтра.
        - Завтра?
        - Да. Пожалуйста, слушай внимательно, - он стал серьезным. - Видишь ли, нам вряд ли удастся взять Крэгета, пока он в Рэдвике, а время не терпит, нам нужен и он, и Рэдвик. Я слышал, Крэгет добр к тебе. Так ли это?
       - Да, очень добр, - подтвердила Рената. - Он даже отпустил бы меня, но ему нужен принц Филипп.
       - Мы знаем это, - красивые глаза Клода мерцали в полутьме, как звезды. - Сможешь ли ты помочь нам, дорогая?
       - Каким образом? - Рената вся обратилась в слух.
       - Я люблю тебя, как родную сестру, Натти, - ласково начал Клод, - поэтому если ты не решишься исполнить мою просьбу, так сразу и скажи: мы попытаемся действовать иначе.
        - О, я решусь, решусь, - Рената взволнованно схватила его за руки. - Ты разве забыл, какая я смелая, как я задержала принца Филиппа?
        - Леди Актола-укротительница вагров, - прошептал он и закусил губу, чтобы не рассмеяться. - Звучит почти так же, как "укротительница тигров" - романтично и внушительно. Вот мой план, Натти (Стив и командор убьют меня, когда узнают, что я предложил тебе это, но, слава Богу, сейчас меня освободили от подробных отчетов). Пожалуйста, скажи завтра Каю Крэгету, что ты хочешь говорить с ним. Попроси вина и добейся, чтобы он пил вместе с тобой. Затем скажи ему, что ты решилась ходатайствовать перед королем о его помиловании, то есть, об избавлении его от виселицы. Это даже не ложь, ты в самом деле можешь потом так поступить, если захочешь. Скажи, что тебе кое-что известно: а именно, что король уже прибыл в страну и направляется в столицу во главе своей армии. Это тоже не ложь: королевские гонцы вчера прибыли в наш лагерь с этой вестью. А пока вы будете беседовать об этом, ты усыпишь его и подашь нам знак; Крэгет будет схвачен, ты освобождена, вот и всё. Вслед за этим мы возьмем Рэдвик.
        - О, - Рената была потрясена столь грандиозным замыслом и очень заинтересована им. - Но чем же я усыплю его?
        - Вот, - Клод с улыбкой протянул ей на ладони крохотный зеленоватый шарик, похожий на мелкую горошину. Она осторожно взяла его и опустила в маленький кармашек на груди.
        - Это вещество усыпит его мгновенно, - продолжал Клод. - Оно и медведя свалило бы. Даже двух медведей.
        - Оно не убьет его? - испугалась Рената.
        - Ну что ты, он просто мирно уснет. А ты подашь нам знак вот этим свистком, - и он подал ей небольшой свисток из слоновой кости.
        - Хорошо, - с готовностью ответила Рената. - Это всё не так уж трудно, Клод, но как же я брошу ему снотворное в вино? Он не спускает с меня глаз, когда разговаривает со мной.
        - Это делается просто, - заметил Клод с оттенком милого снисхождения. - Великий вождь отвелкается, подходит к окну и... ну ты поняла?
        - А ты уверен, что он подойдет к окну? - удивилась Рената.
        - Уверен, - Клод тихонько засмеялся, и в смехе его прозвучало неприкрытое торжество. - Подойдет, еще как! Ну так что, ты согласна?
        - Да, да! - Рената расцвела улыбкой.
        - Прекрасно. Тогда я пойду, потому что мой начальник-вагр, у которого я служу вот уже сутки, может хватиться меня,  а ведь мне еще надо загримироваться.
        - Постой, постой, - Рената быстро оторвала от стены у самого пола клочок обоев и на обратной их стороне написала кусочком кирпича: "Стив, я люблю тебя! Мой поклон командору Леверду и всем нашим. Натти".
        - Я передам ему, - Клод спрятал записку за пазухой, потом ласково подмигнул Ренате:
        - И скажу, что целовал тебя. Стив меня поймет и простит, он настоящий друг. Доброй тебе ночи!
        Через минуту его уже не было в комнате.


         Ранним утром Клод сидел возле палатки командора и Стива и рассказывал последнему о своем свидании с Ренатой.
         - Я ее поцеловал, она меня тоже, - говорил он весело. - Она была чудо как мила, к тому же, мы очень обрадовались друг другу... Боюсь, еще немного, и я потерял бы голову. И тогда... Представь себе: Кай Крэгет со своей женщиной в кабинете мэра, а мы с Ренатой почти что у них над головой... Ратуша любви!
        Он засмеялся, Стив тоже (он, как и Рената, смеялся и сердился одновременно).
        - Ну ты, эфеб! - сказал он, толкая Клода в плечо. - Поосторожней!
        Командор Леверд, лежавший в палатке, давно проснулся и слышал их разговор. Последние слова Клода заставили его покраснеть столь сильно, что он почувствовал, как кровь волной прилила к его щекам. Несколько минут он выжидал, пока перестанет гореть лицо, затем с обычным своим хладнокровным видом вышел из палатки и предстал перед своими рыцарями. Те вскочили и поклонились ему, прикоснувшись к шляпам; оба мгновенно стали серьезными, только лицо Стива светилось счастьем, в руке он держал записку Ренаты.
        - Доброе утро. Рад видеть вас, Клод, - сказал Леверд, пожимая Клоду руку. - Как там наши дела?
        - Сегодня днем всё должно решиться, мой командор, - ответил Клод. - Прошу вас быть готовым к взятию города. Мы откроем вам ворота. Надо следить снаружи, чтобы вагры не сбежали через городскую стену или лазы; вы знаете их расположение.
        - Знаю, - подтвердил командор. - А Кай Крэгет?
        - Он будет взят немного раньше, - сказал Клод уклончиво.
        - И вы не хотите мне даже намекнуть, каков ваш замысел? - глаза командора засветились жадным любопытством.
        Клод встал "вольно" и учтиво начал:
        - Мой командор, вы дали мне полную свободу и избавили от какой бы то ни было отчетности...
        - Я помню, помню, - немного виновато сказал Леверд. - Но мне очень хочется знать, что вы такое придумали. Наверно, что-нибудь фантастически авантюрное, раз не хотите говорить.
        - Вы угадали, Крон, - с пленительной улыбкой подтвердил Клод. - Настолько авантюрное, что я даже вынужден просить вас не отправлять меня в тыл, когда вы узнаете все подробности.
        - Если вы возьмете мне Крэгета, - ответил Леверд, - будьте спокойны: ни о каком тыле и речи не будет. Но я всё-таки волнуюсь: что вы затеяли и уверены ли в том, что делаете?
        - Совершенно уверен, - ответил Клод.
        - Пожалуй мне ничего другого не остается, как только верить вам, - засмеялся Леверд.
        - Крон, - несмело заговорил Стив. - Рената просит вам кланяться. Клод виделся с ней.
        - Да, я знаю, я слышал его рассказ, - отозвался Леверд, снова розовея. - Мне очень приятно, что леди Рената помнит обо мне.
        Клод заметил его смущение и сказал с вкрадчивым коварством:
        - О, что будет, Крон, когда мы освободим леди Ренату! Она ведь так этого не оставит, она непременно обнимет вас при встрече и...
        - Молчите, черт вас возьми, - засмеялся Леверд, отводя глаза. - Вы когда возвращаетесь в Рэдвик?
        - Сию минуту, - ответил Клод. - Мне нельзя задерживаться. Что, вы уже не можете видеть меня, мой командор?
        - Глаза бы не смотрели, - признался Леверд. - Так что поскорее убирайтесь вон...
        - ... чтобы духу вашего здесь не было, - подсказал Клод.
        - Вот именно, - подтвердил командор, затем снова стал серьезным.
        - Значит, до встречи в Рэдвике, - сказал он. - Ну, с Богом, Клод.
       

        Встреча с Клодом очень воодушевила Ренату Актола, а задание, которое он ей дал, заставило трепетать ее сердце одновременно от восторга и ужаса. Она не могла заснуть до утра. Когда на рассвете вернулась Лотта, Рената притворилась спящей, хотя на самом деле она обдумывала во всех мельчайших деталях то, что ей предстоит сделать.
        Поздним утром, когда ее служанка проснулась, Рената попросила ее спуститься к Крэгету и известить его о том, что она хочет говорить с ним. У нее есть надежда, что он вернет ей свободу после того, что услышит от нее, сказала она Лотте. Та охотно спустилась вниз. Вернулась она вместе с Каем Крэгетом. Он слегка поклонился Ренате и молвил:
        - Вы хотели говорить со мной? Я вас слушаю.
        - Мне хотелось бы побеседовать с вами наедине, - тихо сказала Рената. - Просто... я кое-что знаю и считаю, что вы тоже должны это знать.
        Крэгет задумался, потом пристально посмотрел на нее своими огромными глубоко посаженными глазами.
        - Хорошо, - уронил он. - Тогда, если вы не против, я предлагаю вам отобедать со мной.
        Сердце Ренаты радостно забилось, она почувствовала, что быстро движется к желанной цели.
        - Я согласна, - сказала она, скромно опуская глаза.
        - За вами придут в два часа дня, - был ответ, и Кай Крэгет удалился.
        В два часа за Ренатой действительно пришли два вагра. Они свели ее вниз, в кабинет мэра. Там уже был накрыт стол. Среди яств и столовых приборов глаза Ренаты тут же отыскали заветные предметы: кувшин с вином и два небольших кубка. Крэгет не встал при ее появлении. Он указал ей на кресло напротив себя и произнес:
       - Садитесь.
       Рената села, а Крэгет царственным жестом отпустил вагров и сказал с улыбкой:
       - Раньше я ел с ножа или руками; вероятно, это было тяжелое зрелище, особенно для ваших рафинированных рыцарей. Но теперь я вполне овладел хорошими манерами и могу себе позволить обед с благородной дамой.
       - Я не сомневаюсь, что вам удается всё, за что бы вы ни взялись, - молвила Рената в ответ, - потому что вы человек умный и внимательный, и такую мелочь, как этикет, наверно, постигаете налету.
       Крэгет остался очень доволен ее похвалой и тем, что она назвала этикет, искренне ненавидимый им, мелочью. Но вслух он ничего не сказал, а разлил вино по кубкам.
       - Ваше здоровье, - сказал он, поднимая свой кубок.
       Они сделали несколько глотков и приступили к еде. В течение трех-пяти минут они ели молча, затем Крэгет нарушил тишину:
       - Так что вы намеревались сообщить мне, Рената?
       Рената аккуратно положила вилку на край тарелки и заговорила твердым голосом, глядя прямо в его неподвижные, словно неживые, глаза:
       - Господин Крэгет! Вчера вы сказали мне, что женщины редко бывают благодарными, и я не исключение. Может быть, это и так, но я хотела бы опровергнуть ваше мнение обо мне и доказать, что я вам действительно благодарна. Каким образом? Следующим. Я готова написать ходатайство его величеству Фридриху о том, чтобы вас пощадили, избавили от виселицы в случае вашего поражения; мне кажется, это будет достойной моей платой за вашу доброту.
        На губах Крэгета появилась усмешка.
        - Вот как, - протянул он. - В самом деле, этот ваш поступок будет свидетельствовать о вашей благодарности... или о жалости, но для женщин это почти одно и то же. Что ж, я одобряю такое ваше намеренье, но позвольте узнать, почему вы так убеждены в моем поражении?
        - Я совсем не убеждена, - возразила Рената, - но не могу не думать о нем, потому что за день до моего похищения  в лагерь командора Леверда явились королевские гонцы с вестью о том, что король Фридрих прибыл в страну с полумиллионной армией - и приближается к столице со стороны порта Эш.
        При этом известии Крэгет смертельно побледнел, а глаза его вспыхнули таким грозным, тревожным и мрачным огнем, что у Ренаты тут же душа ушла в пятки.
        - Вы не обманываете меня? - быстро спросил Крэгет. - И не ошибаетесь? Нет?
        Он тоже положил вилку и, полузакрыв глаза, отклонился на спинку стула. Затем медленно произнес:
        - Значит, Отпетый возвращается в столицу, возвращается с армией. Бог мой! Вы убили меня. Или спасли, не знаю. Впрочем, благодарю вас за ценные для меня сведения. В таком случае мне надо убираться из Рэдвика - и побыстрее.
        - Вы отпустите меня? - осведомилась Рената.
        Он широко раскрыл глаза и посмотрел на нее так пронзительно, что она невольно задрожала.
        - Нет, - ответил он резко. - Даже не думайте об этом. Теперь заложники понадобятся мне больше, чем когда-либо. Вы поедете со мной сейчас же после обеда, вам понятно?
        - Да, - еле слышно ответила Рената.
        - Больше вам ничего не известно?
        - Нет.
        - В таком случае продолжим, - он снова взялся за вилку, но вдруг за окном раздался звон разбитого стекла. Этот резкий звук заставил вздрогнуть обоих - Ренату слегка, а Крэгета довольно сильно - вероятно, вследствие того, что он только что услышал от своей пленницы.
        - Что там еще, черт побери?! - процедил он сквозь зубы, отшвырнув вилку в сторону, и, уронив стул, бросился к одному из окон. В то же мгновение Рената неуловимым и осторожным движением бросила снотворное в кубок вождя "пустошников". Через две минуты он вернулся к столу.
        - Ну что? - трепеща, спросила его Рената.
        - Чушь собачья, - проворчал он в ответ. - Один из моих идиотов разбил хрусталь, который я оставил для себя и велел перенести в свою карету. Еще час назад я заставил бы его сожрать эти осколки! - он оскалился и погрозил окну кулаком. - Но теперь мне не до хрусталя, надо убираться отсюда да поживее...
        И он отвел душу бешеным ругательством. Рената невольно втянула голову в плечи и приоткрыла рот. "Я сейчас совсем, как Ассунта", - подумала она.
        Крэгет же, схватив свой кубок, жадно выпил его до дна, поднял упавший стул, сел... и почти тут же крепко заснул, уронив голову на грудь.
        Сама не своя от волнения, не сводя с него глаз, Рената поднесла к губам свисток из слоновой кости, который дал ей Клод, и подула в него. К ее ужасу свисток не издал ни звука. Она подула еще - раз, другой, третий... Свисток молчал. Рената поняла, что теперь ей конец - и ей, и Клоду, и всем, кто участвует в затее Клода. "Сейчас придут вагры, - думала она в отчаянии, - решат, что я убила Крэгета и сгоряча прикончат меня".
        За дверями действительно вскоре послышался легкий шум, потом в замке щелкнул ключ, двери отворились... но вместо вагров появились Клод, Йост Крмаер и несколько их рыцарей.
        - О, слава Богу! - вскричала Рената, бросаясь к ним. - Клод, я свистела, но ничего не вышло, свисток не работает.
        Клод поцеловал ее руку и шепнул:
        - Всё чудесно, он прозвучал, как Эолова арфа.
        - Прозвучал? - Рената пришла в изумление. - Но... как же? Я не слышала ни звука, Клод, ни единого звука.
        - Я тоже, - засмеялся Клод. - Зато его услышали летучие мыши на чердаке и проснулись все, как одна; это было нам знак'ом. Видишь ли, Натти, у этого свистка очень высокий звук, человек не может его слышать, но летучие мыши - дело другое. Это мой разбойничий свисток. Когда мы грабили кого-нибудь, мы подавали таким образом сигналы друг другу: беззвучные и в то же время очень ясные - достаточно было только видеть летучую мышь или иметь ее при себе. Господа, - обратился он к рыцарям, - забирайте Крэгета, ратуша снаружи уже окружена нашими.
        Потом взял под руку Ренату:
        - Пойдем, я отведу тебя в безопасное место. Когда мы возьмем город, Стив сам придет за тобой. И великая тебе от меня благодарность. Только с твоей помощью эта военная операция прошла так гладко - а ты сама понимаешь, как это было важно для всех нас.

                24.

        Рэдвик взят.
        В соборе идет богослужение. Священники поют многая лета королю Фридриху, которого сами же отпели несколько месяцев назад. Вагры и слуги Крэгета частью убиты, частью ранены или взяты в плен. Главнокомандующий Леверд и командоры занимают ратушу, рыцари временно расквартированы по городским домам.
        Стив является в подвальную комнатку, где Клод спрятал Ренату, и, счастливый, выводит ее оттуда. Она тоже счастлива. Слезы бегут из ее глаз, а лицо сияет улыбкой. Увидев Леверда, она подбегает к нему, позабыв этикет, стремительно его обнимает и целует  в щеку прежде, чем он успевает опомниться. Но он уже внутренне  подготовил себя к встрече с ней и не выказывает ни малейшего смущения. Он целует ее в лоб и сердечно говорит:
        - Я счастлив, что с вами всё в порядке. Все эти дни я очень переживал за вас. Слава Богу, вы теперь опять с нами.
        Стив отводит Ренату в одну из комнат ратуши. Она болтает без умолку, а он слушает ее в блаженном упоении. Она рассказывает ему решительно всё, что говорил ей Кай Крэгет и даже вспоминает, что он не привык целовать дамам руки, что, он считает, это должны делать женщины по отношению к мужчинам.
         - Представляешь, какой у него оригинальный взгляд на вещи? - говорит Рената. - Он очень интересный человек. Но его нельзя не бояться...
         Стив воспринимает ее рассказ не без ревнивого чувства, даже с молчаливым негодованием по адресу Крэгета, но тут же кается и начинает мысленно оправдывать вождя вагров: "Конечно, Натти ему понравилась, он ведь живой человек, а она так очаровательна. И неважно, что' он ей говорил: он и пальцем ее не тронул, а ведь она была всецело в его власти. Он был честен с ней, а значит, со мной - и я буду с ним таким же, насколько это возможно".
        - Мне надо бежать, Натти, - говорит он. - Командор ждет меня. Я приду к тебе вечером...
        - Да-да, беги, - быстро говорит Рената. - Конечно же!
        Следуют поцелуи, вздохи, признания в любви, объятия - и они расстаются. Стив сбегает вниз, в кабинет мэра, где теперь три дня будет жить его командор.
        - А, Стив, - говорит Крон Леверд, завидев его. - Хорошо, что пришли. Пойдемте взглянем на Кая Крэгета. Я уже видел его мельком - и не поверил нашей удаче. Неужели мы взяли самого вождя вагров? Хочу взглянуть на него как следует, чтобы убедиться, что это правда, что это не сон. У него ведь есть особая примета. Пока я ее не увижу, я буду недоверчив.
        Они идут по коридору к комнате, в которой нет окон и которую охраняют несколько человек. Там, на кровати под балдахином лежит связанный Крэгет - он всё еще крепко спит, а Клод, Йост и несколько разведчиков стоят рядом и с любопытством рассматривают его, точно живую картину. Они расступаются перед командором и Стивом. Леверд подходит к кровати и некоторое время также безмолвно созерцает своего спящего противника, затем наклоняется и осторожно оттягивает ворот его рубашки с левой стороны.
        - Смотрите, - тихонько говорит он Стиву и Клоду. - Вот примета: ключица, которая была сломана и не очень ровно срослась. Когда Крэгета арестовали по приказу короля несколько лет назад, он оказал сопротивление, и стража во время борьбы сломала ему ключицу.
        Он выпрямляется, на его лице торжествующая улыбка. Он обнимает Клода и Йоста, пожимает им руки и говорит:
        - Благодарю вас за верную службу! Наконец-то я поверил своим глазам: Кай Крэгет в самом деле наш! А теперь прошу всех до единого покинуть эту комнату. Никто не должен заходить сюда, ключ будет у меня. Клод и Йост, прошу вас ко мне в кабинет: расскажете мне подробно, как вы совершили этот подвиг. Стив, вы с нами.
         Все выходят из комнаты; дверь запирается на ключ снаружи, около нее остается охрана. Трое рыцарей проходят в кабинет мэра вслед за главнокомандующим. Леверд не без удовольствия оглядывает комнату. Это первый настоящий кабинет, в котором ему доводится сидеть с начала войны. Он заботливо вспоминает о его законном владельце:
        - Кстати, где же мэр города?
        - По данным нашей разведки, мой командор, - отвечает Клод, - мэр бежал из города, когда узнал, что "пустошники" приближаются к Рэдвику.
        И добавляет, желая оправдать мэра:
        - Он человек штатский... мирный обыватель.
        - Это понятно, - великодушно роняет командор. - В жизни всё бывает. Садитесь, я слушаю ваш доклад.
        - Мой командор, доклад будет неполон без свидетельства леди Ренаты, - почтительно сообщает Клод. - Пожалуйста, пусть ее позовут.
        Командор удивлен, но соглашается. Рената очень охотно спускается в кабинет; далее следует длинный обстоятельный рассказ Клода и Йоста. Стив слушает, затаив дыхание. Когда же Рената начинает рассказывать о том, как она обедала с Крэгетом и подсыпала ему снотворное в кубок, Стив и командор меняются в лице и взволнованно переглядываются. Рената завершает свой рассказ словами:
        - А потом пришли Клод Эрвин и господин Крамер.
        Крон Леверд подходит к ней и с поклоном благодарит ее за оказанную родине, королю и всему рыцарству услугу. Рената очень довольна и так смущена, что поскорее уходит к себе, а Леверд оборачивается к невозмутимому Клоду и очень сурово говорит ему:
        - Клод, победителей не судят, но, честное слово, я рад был бы сделать для вас исключение. Как вы могли так рисковать? Ведь жизнь леди Ренаты была поставлена на карту!
        - Вы ошибаетесь, мой командор, - примирительно отвечает Клод. - Всё было продумано до мельчайших деталей, леди Рената никак не могла пострадать. А впрочем, виноват! Каюсь и обещаю не повторять впредь ничего подобного.
        Его глаза,  удлиненные, как миндаль, озорно поблескивают. Командор смягчается.
        - Так я вам и поверил, - он качает головой. - Ладно, расскажите про ваш удивительный свисток.
        Клод рассказывает. Его слушатели приходят в восхищение, которое невольно отражается на их лицах. Леверд смеется:
        - Значит, гуси спасли Рим, а летучие мыши Рэдвик! Что ж, неплохо. Благодарю вас, господа, вы действительно совершили невозможное - да еще с каким изяществом! Молодцы, ничего не скажешь.
        За дверью вдруг слышится шум, затем в комнату вбегает какая-то молодая женщина, по виду горожанка (Рената сразу узнала бы в ней Лотту), а за ней, пытаясь ее удержать, - дежурные рыцари. Лотта падает перед изумленным Левердом на колени и простирает к нему руки. По лицу ее градом катятся слезы.
        - Господин командор! - кричит Лотта. - Я умоляю, умоляю вас: позвольте мне быть с ним, позвольте ухаживать за ним. Я готова даже умереть за него или с ним вместе - как придется! Я всё готова сделать для вас, только позвольте мне остаться при нем, не разлучайте нас!
        В ее голосе страстная униженная мольба. Леверд приходит в себя от удивления и неожиданности, быстро поднимает ее с колен и учтиво спрашивает:
        - Кто вы, сударыня, и про кого вы говорите?
        - Я Лотта, подруга Кая Крэгета, - отвечает она, всхлипывая, - и хотела бы остаться при нем. Я прислуживала леди Ренате Актола, и она знает, как я... ах, господин командор, я люблю Кая больше жизни, не разлучайте нас.
        Леверд наливает ей вина. Она пьет, постепенно успокаиваясь, лицо ее влажно от слез.
        - Вы можете быть спокойны, - ласково говорит ей Леверд. - Нам известно, что вы были добры с леди Ренатой, я не разлучу вас с вашим другом. Вас к нему пустят, но немного позже, потерпите. И потом, через несколько дней мы ожидаем его величество: я не знаю, как он распорядится относительно вас.
        - Я буду просить его величество о той же милости, - отвечает Лотта. - Благодарю вас, господин командор!
        Она пытается поцеловать его руку, но он не позволяет. Тогда она удаляется, сияя благодарной улыбкой; вслед за ней выходит стража. Оставшись одни, мужчины переглядываются.
        - Война, - разводит руками Леверд. - А ля гер ком а ля гер. Скорее бы всё это кончилось...
        Он вздыхает.
        - Долой войну, да здравствует любовь! - с улыбкой провозглашает Клод и добавляет не без желчи:
        - Да, бывают на свете верные женщины.
        - Завидуете, Клод? - с неожиданной иронией спрашивает Леверд, глядя ему в глаза. - Не завидуйте, ведь не все дамы родом из Герста.
        Клода словно слегка ударяют кнутом, но он не подает вида, что ошеломлен осведомленностью командора не меньше, чем его едкой шуткой.
        - При чем тут Герст? - спрашивает он небрежно.
        - Говорят, этот город славится непостоянными насмешницами, - замечает Леверд с самым невинным видом.
        - А, Рената рассказала, - улыбка Клода становится опасной. - Я совсем позабыл, что дамы не умеют хранить тайн - даже лучшие из них. Но с вашей стороны это нож в спину, мой командор. Разрешите идти.
        Он встает, но Леверд очень дружески обнимает его за плечи:
        - Не обижайтесь, Клод, я вовсе не хотел вас обидеть, хотел лишь немного поддеть. Простите меня. Нож в спину - это слишком сильно сказано. Просто... не будьте желчным, особенно по отношению к женщинам, верным и неверным; вы же рыцарь.
        - Еще напомните мне, что я сын графа, - ворчит Клод, впрочем, уже сдаваясь. - Вы пользуетесь тем, что я не могу сердиться на вас.
        - Ничуть не бывало, - мягко возражает командор. - Ничем я не пользуюсь. Вот моя рука, давайте мириться.
        Уже смеясь, побежденный Клод подал ему руку. Стив и Крамер тоже улыбались, глядя на них.
         - А теперь, - торжественно сказал Леверд, - распорядитесь, господа, дать сигнал к общему построению: я хочу лично выразить благодарность всем моим воинам.
       

        Поздний вечер.
        Командору Леверду докладывают, что Кай Крэгет проснулся. Пока он спал, его руки и ноги сковали цепями. Цепь от наручников на запястьях тянется к закованным в железо щиколоткам, чтобы ограничить свободу движений; нечего опасаться, что он попытается бежать. Но Леверд всё-таки принимает усиленные меры предосторожности. Он ставит охрану у входа в кабинет снаружи, десять человек (в том числе Клода и Стива) внутри кабинета и еще пять человек под окном. Тем, кто внутри кабинета, он приказывает держать пленного на постоянном прицеле, когда того приведут. Если он попытается бежать или драться, надо будет стрелять ему в ноги, но только по приказу или знаку командора. Арбалеты заряжены легкими стрелами, которыми ни в коем случае нельзя убить и даже нанести сильных повреждений; для луков кабинет слишком мал, другим оружием пользоваться запрещено.
        Когда всё готово, Леверд отдает приказ привести пленного.
        Крэгет входит в кабинет спокойно, с совершенно непроницаемым лицом. Голова его поднята довольно высоко, но смотрит он в никуда. В огромных, карих с красноватым оттенком глазах - никакого выражения. Леверд выступает ему навстречу  и останавливается в нескольких шагах от него. Крэгет глядит на него пристально, неподвижно.
        - Добрый вечер, я командор Леверд, - говорит ему командор. - Как вы себя чувствуете?
        - Неплохо, - глухим низким голосом отвечает Крэгет. - Только вот цепи ваши слабоваты.
        И медленно, с вызовом улыбнувшись, он вдруг резким движением рвет цепь, соединяющую его руки с ногами, а после цепь на руках. Всё это он проделывает, не спуская глаз с Леверда, явно демонстративно, потом разражается жёстким смехом, в котором нет и признаков веселья. Рыцари потрясены и немного очарованы  чудовищной силой этого дикого "пустошника", между ними проходит ропот. Стив и Клод поражены не меньше остальных, но старательно целятся в ноги пленного. На их лицах напряженное внимание: у Клода деловито-суровое, у Стива слегка растерянное. Командор своих чувств не показывает, только слегка щурится.
        - Что ж, - говорит он спокойно. - Раз эти цепи не годятся, мы сделаем другие, которыми вы останетесь довольны - и, надеюсь, мы тоже. Я попросил привести вас, чтобы узнать о вашем самочувствии - ведь вы очень важный пленный. Я рад, что вы здоровы; ваша жизнь нужна стране и государю. Еще я хотел узнать, согласны ли вы отвечать на мои вопросы?
        - Согласен, командор, - отзывается Крэгет. - Но, боюсь, мои ответы вам не понравятся. К тому же, сейчас уже поздно, я хотел бы отдохнуть после вашего снотворного. Усыпила меня, конечно, юная леди, которую я взял в заложницы. Поделом мне, сам виноват. Но я хотел бы спать по ночам... до того дня, как меня повесят. Или четвертуют.
        И он снова медленно улыбнулся, потом вызывающе оглядел рыцарей и остановил взгляд на Клоде.
        - А, - молвил Крэгет, - сынок лорда Эрвина, помню его.
        - Я прошу вас смотреть на меня, - сказал командор, заслоняя собой Клода. - Клод, пока не цельтесь. Хорошо, Крэгет, сейчас вы пойдете спать, но сначала вам перекуют цепи: ваши руки не должны оставаться свободными. Сложите их за спиной; вы человек умный и глупостей делать не станете.
        - Не стану, - лениво согласился Крэгет, пряча руки за спину. - Мне всё равно не сбежать с цепью на ногах - ее я не могу порвать. Если вы захотите говорить со мной, Леверд, приходите в мою комнату; я не желаю беседовать с вами в присутствии ваших людишек.
        - Хорошо, - холодно ответил Леверд. - Но помните: я иду навстречу не вашему желанию, а моему собственному, которое в данном случае совпадает с вашим. О моих рыцарях же прошу выражаться осторожнее: они очень вспыльчивы. Ваши слова могут показаться им оскорбительными. Мне со своей стороны будет жаль, если вас убьют без суда и следствия.
        Крэгет усмехнулся.
        - Хотел бы я посмотреть на того, - сказал он, - кто попытается убить меня - даже за оскорбление.
        - Не стоит играть с огнем, - возразил ему на это Леверд. - Стив, свяжите руки пленного веревкой. Крэгет, не шевелитесь.
        Стив быстро исполнил приказ, связав руки Крэгета за спиной: локоть к локтю. Крэгет с презрением перенес боль. Пока Стив связывал ему руки, он, почти не моргая, смотрел на Леверда и молчал. Потом уронил:
        - Доброй ночи.
        - Вам также, - Леверд слегка наклонил голову. - Я приду к вам завтра с утра. И еще одно: вас хочет видеть молодая горожанка по имени Лотта. Угодно ли вам, чтобы она пришла к вам?
        Крэгет метнул на него быстрый, исполненный глубокой ненависти взгляд. Потом опустил голову и с трудом ответил:
        - Да.
        - Она будет ждать вас в вашей комнате, а вы сейчас пойдете к кузнецу; разумеется, рыцари проводят вас.
        Леверд подал знак, и Крэгета вывели из кабинета. Командор взглянул на лица Клода, Стива и других. Кроме Клода все выглядели несколько подавленными, Клод же сохранял на лице равнодушное выражение, только во взгляде его заметна была какая-то едва уловимая ожесточенность. Заметив заботливый взгляд командора, Клод кивнул ему и от души улыбнулся, словно говоря: всё в порядке, не надо обо мне беспокоиться. Леверд кивнул ему в ответ и вслух сказал:
        - Благодарю вас, господа, вы свободны и можете идти спать.
        Уходя из кабинета, Стив подумал, что Рената права: нельзя не бояться Кая Крэгета, невозможно не бояться...

                25.

        Через три дня отдохнувшая армия Леверда покидает Рэдвик. В городе остается Йост Крамер со своим многочисленным отрядом, чтобы охранять новый тыл.
         Рената снова скачет на своей Астре рядом с продовольственной повозкой; телохранители не отходят от нее, командор освобождает их от поверки. Кая Крэгета и Лотту везут в отдельной повозке, которая усиленно охраняется. На Крэгете теперь толстые тяжелые цепи, которые не разорвал бы и десяток быков. Лицо его по-прежнему ничего не выражает, во всяком случае, когда на него смотрят. Командор Леверд каждое утро приходит к нему и задает вопросы, ответы на которые ему необходимо знать. Крэгет отвечает сухо и вежливо, но очень уклончиво. Первый он ни с кем никогда не заговаривает, но все, кроме командора и Клода, побаиваются его взгляда. В одиночку к Крэгету никто не подходит, это строго запрещено. К нему могут подходить только сразу два-три человека, вооруженные палками, точно к опасному хищному животному. Один Леверд входит к нему в повозку без сопровождающих, но и он не забывает о необходимых мерах предосторожности. Покидать повозку Крэгет имеет право только по вечерам и по утрам, как и принц Филипп.
        Этот последний, увидев, что Кай Крэгет в плену, совершенно упал духом. Он никогда не поверил бы, что людям Леверда удалось захватить самого вождя вагров, если бы не убедился в этом собственными глазами. Панического ужаса, который охватил принца, когда он увидел закованного в цепи Крэгета, невозможно описать. Он тут же потребовал встречи с командором Левердом, а когда тот подошел к его костру, упал к его ногам, не обращая внимания на заинтересовавшихся этим зрелищем рыцарей, и умоляюще заговорил:
       - Я прошу вас, прошу, командор... возьмите меня служить к себе... я заглажу свою вину перед его величеством, перед вами... я готов быть самым последним из ваших воинов, готов сражаться в общих рядах... дайте мне возможность хоть немного обелить себя.
        Лицо его было залито слезами, губы дрожали, руки тоже. Леверду стало неизъяснимо тяжело, глаза его потемнели. Он рывком поднял принца на ноги и тихо сказал ему с угрозой в голосе:
        - Сейчас же прекратите, не то я развернусь и уйду. С меня довольно ваших истерик, я ими сыт по горло. Возьмите себя в руки и наберитесь мужества. Через два-три дня к нам присоединится ваш отец, его величество. Как он распорядится, так с вами и поступят. Я не вправе решать вашу судьбу.
        - Мой... отец? - губы принца побелели. - Он что... вернулся?
        - Разумеется, - ответил Леверд, щурясь. - Вернулся и вот-вот будет здесь, а с ним - большая армия, которую он привез из-за моря.
        Принц закрыл руками лицо и молча опустился на землю. Леверд, не глядя на него, отвернулся и пошел прочь. Крэгет, сидя у своего костра, наблюдал за этой сценой с насмешливым жестоким любопытством. Когда Леверд проходил мимо, он негромко сказал:
        - Командор, да на вас лица нет. Вы, оказывается, чувствительный человек. А я-то думал, вас ничем не проймешь.
        - Всех можно пронять, - кратко ответил Леверд. - Даже вас.
        Крэгет расхохотался.
        - Меня? - переспросил он. - Это будет очень трудно, советую вам даже не пытаться.
        - Оставьте ваши советы при себе, - сказал Леверд. Пытаться пронять вас я не буду. Но ваши слабые стороны мне хорошо известны, и это мое знание - уже достойное оружие против вас.
        Он выразительно посмотрел на Крэгета, затем перевел взгляд на Лотту и снова взглянул на Крэгета. Тот следил за его лицом, на губах его застыла недобрая усмешка.
        - Ладно, - услышал Леверд примирительное. - Я пошутил. В самом деле, у всех нас есть свои слабые стороны. Если я был груб, простите меня.
        - Вы были бестактны, - машинально уточнил Леверд. - Это не грубость. А прощать или не прощать вас не мое дело. Мое дело было только взять вас в плен и содержать под стражей, что я и исполнил.
        Он слегка кивнул Крэгету и, не оглядываясь, зашагал к своей палатке.
        - До чего обходителен, - ядовито заметил Крэгет, обращаясь к Лотте. - Сама учтивость, гляди-ка.
        - Он был ко мне добр, - тихо откликнулась Лотта. - И к тебе тоже.
        - Добр, недобр, - Крэгет презрительно поморщился. - Бабьи разговоры. Терпеть не могу всех этих объяснений, книксенов, поклонов и приседаний.
        - Ты с ним первый заговорил, - напомнила она.
        - "Первый"! - Крэгет пожал плечами. - Ну и что? Мог бы не отвечать мне.
        - Чтобы последнее слово осталось за тобой? - она улыбнулась ему бледной улыбкой. Он ответил ей мрачным взглядом и резко отвернулся.
        - Умная ты слишком... - пробормотал он.
        Ренату, ехавшую не так уж далеко от него, он не удостаивал ни малейшим вниманием, и она неизменно этому радовалась, она и сама старалась на него не смотреть.
        Леверд вел армию к трем городам, "оставленным на потом" перед взятием Рэдвика. На половине пути он изменил принятое им вначале решение. Бо'льшая часть его армии ушла под командованием Роберта Мая брать Интрас и Саз, сам же главнокомандующий пошел с людьми Клода и собственными к Герсту. При нем оставалось четыреста человек. После захвата Герста он рассчитывал подождать королевскую армию в лесу, ибо впереди было чрезвычайно важное событие, требовавшее свежих сил: захват столицы.


         Окружив Герст и расширив тайные подкопы, подготовленные вышедшими вперед разведчиками, они врываются в город. Вагры не могут удержать городских ворот, но мужественно принимают бой. Их больше, чем стогров, но они действуют не так сплоченно и быстро. Очень скоро их оттесняют от спасительных стен к центру Герста, к главной площади. Понимая бесцельность дальнейшего сопротивления, изрядно помятые и побитые, "пустошники" сдаются. Их берут в плен. Часть пленных отправляют в новый тыл к Йосту Крамеру, часть сажают под замок в городскую тюрьму.
         Командор Леверд, стоя у дверей ратуши, отдает окружающим его рыцарям последние распоряжения. Вдруг двое воинов вводят в круг красивую девушку лет двадцати. Она в бархатном платье особого покроя; такие платья носят зажиточные горожанки. В ее пышных длинных темных волосах ярко-розовая поздняя роза, от которой исходит очень сильный сладкий аромат.
        - Мой командор, - докладывает один из рыцарей. - Эта женщина содержит кабачок. Она угощала там вагров, а когда мы пришли туда, сказала, что у нее никого нет. Но мы обнаружили в погребе и на чердаке пять человек - она прятала их. Как прикажете поступить с ней?
        Леверд смотрит в большие серые глаза девушки, в которых нет ни малейшего страха.
        - Как вас зовут, сударыня? - спрашивает он.
        - Колетта Дюпрэ, - отвечает она. Голос у нее очень приятный - ясный, низковатый, с легкой хрипотцой. - Мне было жаль "пустошников", рыцари убили бы их, а ведь вагры тоже люди - и совсем неплохие, поверьте мне.
        Она стоит, гордо подняв голову, ветер шевелит ее шаль и волосы, лепестки розы трепещут на ветру, как крылья бабочек, а из низких серых туч над ее головой падает мелкий осторожный дождь.
        "Колетта из Герста, - вихрем проносится в голове у Леверда. - Не та ли самая?.."
        Он находит глазами Клода Эрвина. Тот стоит, сложив руки на груди и, верный своей привычке, безмятежно жует травинку, но командор сразу замечает, что Клод напряжен и взволнован, чрезвычайно взволнован. Спокойствие дается ему с огромным трудом. Он смотрит на Колетту, не сводит с нее глаз, зеленоватых, похожих на миндаль, и Леверд вдруг замечает, как губы Клода слегка вздрагивают, безззвучно произнося ее имя, словно во сне. Затем Клод переводит взгляд на командора. Глаза его становятся непроницаемыми, но какая-то детская беспомощность всё еще видна в них, она не уходит, только прячется, тоже по-детски неумело, как ребенок, который, закрыв лицо руками, воображает, что теперь его никто не видит.
        "Значит, та самая Колетта, - командор задумчиво смотрит на девушку. - Насмешница из Герста... Непостоянная. Очаровательная".
        - Я согласен с вами, - говорит он вслух Колетте. - В каждом человеке есть что-то хорошее. Но ведь сейчас идет война, вот в чем дело.
        И поворачивается к Клоду.
        - Клод Эрвин, - говорит он. - Прошу вас как начальника рыцарей объяснить госпоже Дюпрэ всю важность патриотических чувств, мыслей и поступков.
        Он с трудом скрывает улыбку. Клод бросает на него быстрый, вспыхнувший горячей благодарностью взгляд, и медленно, с подчеркнутым достоинством подходит к Колетте. Она узнает его. Лицо ее тотчас становится по цвету таким же, как роза в ее волосах. Она хорошеет еще больше и опускает голову.
        - Пойдемте, сударыня, - учтиво произносит Клод. - Куда прикажете отвести пленную, мой командор?
        - Ни о каком плене речи не идет, - преувеличенно серьезным тоном отвечает командор. - Речь идет о небольшой назидательной беседе. Для нее в ратуше подойдет комната на втором этаже в конце коридора, вот ключи.
        - Слушаю, - говорит Клод и берет ключи; он и Колетта проходят в ратушу. Леверд замечает улыбку Стива, которому Рената в свое время тоже рассказала о Колетте. Стив, конечно, рад за Клода и, конечно, думает о Ренате.
        - Вы свободны, - обращается командор к рыцарям. - Стив, вы тоже свободны на ближайшие два часа.


        Вечером они сидят за ужином, как обычно, втроем.
        - Ну как прошла беседа о патриотизме? - спрашивает Стив Клода.
        - Исключительно, - отвечает Клод с мечтательной улыбкой и говорит Леверду:
        - Благодарю вас, Крон.
        От него словно исходит невидимый глазу свет.
        - Рад стараться, - отзывается Леверд. - Где же она теперь, госпожа Дюпрэ?
        - В своем кабачке, - отвечает Клод. - Я был там. Чудо! Пахнет розами и лимонами, на полу играют котята, огонь пылает в камине, наводя на мысли о семейном очаге, тепле и уюте. Это ей отец оставил, он умер полгода назад. Теперь она там хозяйка.
        - И что будет дальше? - осторожно спрашивает Стив.
        - Дальше? Она будет ждать меня, - отвечает Клод. - Она сказала, что была молода и глупа полтора года назад. Сказала, что жалеет, что тогда не ушла со мной в лес; что часто вспоминала меня и что никто не мог меня ей заменить, ни вагры, ни стогры... хотя она искала замены. Думала, что сможет забыть меня - но так и не забыла. Я, конечно, не верю, что так уж незаменим. Но... я люблю ее. А любит ли она меня, не так уж важно. Главное, она согласилась стать моей женой.
        - Поздравляю, - говорит Стив.
        - Я также. - присоединяется Леверд.
        - Спасибо, друзья мои, - отвечает Клод и задумчиво добавляет:
        - Может, ее решением управляет расчет, может, любовь. Но факт остается фактом.
        - Нет, эта девушка не расчетлива, - мягко возражает командор. - Во всяком случае, не так расчетлива, как это может показаться вам да и ей самой. У нее доброе сердце. Если она и тщеславна, то это в ней не главное, это наносное. Думаю, что она в самом деле любит вас, Клод: ведь вас есть, за что любить.
        - Благодарю, мой командор, - отвечает Клод и вдруг спрашивает:
        - А вы сами?
        - Что я сам? - Леверд делает вид, что не понимает, но Клод этим не смущается и уточняет:
        - Есть ли у вас кто-нибудь? Ждет ли вас женщина?
        - Не могу сказать точно, - Леверд пристально глядит в огонь камина. - Есть одна дама, которая могла бы ждать меня. Но я ничего о ней не знаю, не знаю, где она теперь, что с ней. И не хотел бы знать до конца войны, чтобы не расслабляться. Видите ли, я не хочу выходить в отставку, а жизнь с солдатом тяжела для любой женщины: он постоянно на службе, она ждет и не находит себе места... Это не очень хорошо.
        - Она живет в столице? - тихо спрашивает Клод, а Стив не сводит зачарованных глаз с командора.
         - Не совсем. Ее замок отстоит от столицы мили на три, - отвечает Леверд.
         - Она молода?
         - Моего возраста, - Леверд улыбается. - Я ее знаю с детства, мы играли вместе. Помню, когда-то ее волосы были золотыми, как солнце, а сейчас побелели... немного, но заметно. Это идет ей. А лицо осталось прежним, и руки тоже. Особенно, когда она играет на клавесине, а за окном дождь...
         Он прикрывает глаза и роняет:
         - Мы могли бы быть счастливы.
         Клод с мягкой улыбкой поднимает свой кубок.
         - Ваше здоровье, - говорит он. - Пусть сбудется то, о чем вы думаете.
         Стив тоже поднимает кубок, глаза его сияют.
         - Крон, - говорит он. - Вы достойны любви, настоящей любви, достойны больше, чем мы, ваши рыцари. Ваше здоровье!
         Леверд в ответ тоже поднимает кубок.
         - И ваше, - говорит он. - Поверьте мне, Стив: все достойны любви, а вы, мои рыцари, тем более, и я желаю вам ее так же, как себе самому, даже еще сильнее. Будем здоровы!
         - И счастливы, - эхом добавляет Клод.
         Они пьют, а за окнами шелестит декабрьский дождь.

                26.

        Спустя день, они выходят из Герста и идут на соединение с войсками Роберта Мая, взявшими города Интрас и Саз; все вместе они останавливаются милях в десяти от столицы, близ небольшой деревни, в ожидании короля и его армии.
        ... Теплый полдень. Рыцари отдыхают. Сонная тишина застыла в воздухе, поют птицы. Рената, воспользовавшись всеобщим покоем и тем, что ее телохранители дремлют, осторожно пробирается в сторону повозки Крэгета. Вчера Лотта украдкой с ней виделась одну-две минуты и шепнула ей, что хочет с ней поговорить. Ренате кажется, что для беседы с Лоттой теперь самое подходящее время. Она не знает, что Лотта ушла в деревню купить свежего молока, ей это позволено. Не знает она и того, что Каю Крэгету позволено с этого дня покидать повозку в любое время, правда, под неослабным надзором двух рыцарей с тяжелыми палками в руках.
         Один из этих рыцарей сегодня - Дэниэл Слейк, другой - его короткий приятель, тоже из бывших разбойников; он восхищается своим другом и старается во всём подражать ему.
         Когда Крэгет выпрыгивает, гремя цепями, из своей повозки, рыцари  следуют за ним, не спрашивая, куда он направляется. Крэгет, не торопясь, направляется в сторону Ренаты. Она замечает его раньше, чем он ее, и быстро забирается на ближайшее дерево; ей не хочется попадаться ему на глаза, не хочется говорить с ним. Рыцари также ее не видят.
        Напарник Слэйка вдруг спотыкается о небольшой торчащий из земли корень и падает, роняя свою палку. Крэгет останавливается и с усмешкой пристально смотрит, как он поднимается на ноги. Слэйк замечает этот взгляд и немедленно приходит в бешенство.
         - Чего смотришь?! - кричит он. - Не видел, как люди падают?!
         - Чтобы на ровном месте - такого еще не видел, - лениво отвечает Крэгет, переводя глаза на Дэнни Слэйка; в его голосе и взгляде нескрываемая насмешка.
        Слэйк багровеет от ярости и, выхватив из-за пояса лошадиный хлыстик, наотмашь ударяет Крэгета по лицу; на щеке вождя вагров тотчас загорается кровавая полоса. Слэйк бьет его еще раз. Защищаться Крэгет не может: его руки, соединенные цепью с ногами, не поднимаются выше солнечного сплетения. Он мог бы защититься, только согнувшись или присев, но он готов скорее умереть, чем согнуть колени или спину перед каким-то "молокососом-стогришкой", поэтому он стоит, как стоял, и, не опуская своих жёстких насмешливых глаз, смотрит на Слэйка в упор, а тот бьет его стеком по лицу.
         Вихрь благородного негодования и сострадания сносит Ренату Актола с дерева. Она, словно чертик из табакерки, вырастает между Крэгетом и Слэйком и, защищаясь от хлыста руками, кричит:
        - Не смей! Не смей его бить! Ты трус, ты не напал бы на Кая Крэгета, если бы он мог защищаться, ты побоялся бы!
        Дэнни Слэйк так изумлен ее появлением, что гнев его тут же гаснет. Он не успел, правда, задержать последнего удара, и хлыст слегка рассек  Ренате ладони и часть лба; на широких ссадинах показались капли крови. Слэйк быстро прячет стек за пояс и смущенно говорит:
        - Простите, леди Актола. Напрасно вы вмешались - он получает то, что заслужил.
        - Ничего подобного! - отвечает Рената, опуская руки и сердито глядя на Слэйка. - Ты не имеешь ни малейшего права его бить. Если ты его еще раз ударишь, я всё расскажу командору Леверду!
        - Вы не понимаете, - возражает Слэйк, начиная горячиться. - Он смеялся над моим товарищем...
         Рената топает ногой.
         - Я не хочу знать, что он сделал. Просто ты никогда, никогда не должен бить его, слышишь? Иначе командор всё узнает, я обещаю тебе.
         Дэнни Слэйк вынужден отступить, ему вовсе не хочется, чтобы дело дошло до командора.
         - Хорошо, - ворчит он. - Я больше его пальцем не трону и вообще попрошу, чтобы меня не приставляли к этому чертову "пустошнику", раз вы так кипятитесь. И охота вам за него заступаться!
         - Если на его месте были бы вы, я заступилась бы за вас, - постепенно успокаиваясь, вежливо отвечает Рената. Она оборачивается и смотрит на Крэгета. Его лицо залито кровью, он не глядит на нее, просто молча поворачивается и идет к своей повозке. Дэнни Слэйк и его друг следуют за ним, а Рената, понурившись, отправляется обратно к тому месту, откуда недавно ушла.
        Слэйк уже пришел в себя и очень жалеет, что повел себя столь неосмотрительно. Рената, конечно, ничего не скажет командору, а вот Крэгет, конечно же, пожалуется; молодой рыцарь совершенно убежден в этом. И тогда, несомненно арест, тыл... в лучшем случае несколько суток полевой гауптвахты. И всё из-за какого-то вшивого вагра! Он со злобой смотрит в спину Крэгету, но молчит и не делает больше попыток его ударить.
        ... На следующее утро, придя к Крэгету, командор спрашивает:
        - Что у вас с лицом?
        Лотта утирает заплаканные глаза, а Крэгет с усмешкой отвечает:
        - О ветки поцарапался.
        Леверд присматривается к нему.
        - Это хлыст, а не ветки, - тихо говорит он. - Скажите мне, кто это сделал?
        - Я не доносчик, командор, - неохотно, всё с той же усмешкой отвечает Крэгет.
        - Хорошо, - говорит Леверд. - Я сам выясню, кто виноват.
        - И накажете его?
        - Безусловно.
        - Не надо, - Крэгет перестает усмехаться, в его голосе и глазах сдержанная просьба. - Я сам виноват, я спровоцировал вашего человека.
        - Неважно, - глаза Леверда темнеют. - Он не смел поднимать на вас руку.
        - Я пытался бежать, - говорит Крэгет. - Слышите? Я бежать пытался, а он исполнил свой долг и помешал мне.
        - Хорошо, оставим это, - хмурясь, говорит Леверд. Он уходит от Крэгета, выясняет, кто вчера охранял вождя вагров, и вскоре уже беседует с Дэниэлом Слэйком. Тот краснеет, бледнеет, но рассказывает всю правду.
        - За истязание военнопленного - трое суток полевой гауптвахты, - сухо и сурово говорит ему командор.
        Дэнни опускает голову и глухо спрашивает:
        - Он вам пожаловался на меня?
        - Если бы он на вас жаловался, - отвечает Леверд, - вы получили бы не менее пяти суток, но он заступался за вас и просил вас не наказывать... Почему он это сделал, я не знаю. Вероятно, он гораздо благороднее вас, моего рыцаря. Ступайте под арест, мне пока что не о чем с вами говорить.
       Слэйк уходит, а командор решает с этого дня лично следить за рыцарями, назначаемыми охранять Кая Крэгета. Смелое заступничество Ренаты за вождя вагров, о чем рассказал ему Слэйк, глубоко трогает Леверда. "Какая девушка!" - думает он про себя с восхищением и уважением.
        Стив замечает на руках и лбу Ренаты след от хлыста, но она успокаивает его какой-то правдоподобной небылицей; он ей верит. Поздним вечером Лотта находит Ренату, с благодарностью целует ей руки и шепчет:
        - Дорогая леди, я никогда не забуду, как вы защитили Кая! Он сказал мне всего два слова о вашем поступке, но я всё поняла. Какая же вы милая, храбрая, добрая, прекрасная - сами стали под хлыст, себя не пожалели!
        Она не выдерживает и всхлипывает.
        - Не плачь, Лотта, - утешает ее Рената. - Я не могла поступить иначе. Ты зачем-то хотела со мной видеться?
        - Да, сударыня, - лицо Лотты становится немного виноватым. - Кай мне говорил, что вы собирались ходатайствовать за него перед королем... о помиловании... помните?
        - Да, помню, - отвечает Рената. - Я непременно это сделаю, Лотта, можешь мне поверить.
        Лотта долго осыпает ее словами благодарности и призывает на нее благословение Божье, потом уходит к себе.
        Рената засыпает, взволнованная слезами Лотты и тем, что завтра армия Леверда встречает армию его величества и самого короля во главе ее. "Ах, как хорошо! -думает она. - Завтра мы увидим государя. Господи, наконец-то!.."


        На следующее утро даль за лесом темнеет от множества всадников. Величественно звучат медные трубы. Главнокомандующий быстро выстраивает своих рыцарей в вычищенных, натертых до блеска доспехах, со сверкающими мечами и щитами в ножнах. Герольды Леверда играют "Приветствие государю". У всех торжественные взволнованные лица.
        Громадная армия короля приближается, и впереди всех скачет он, его величество Фридрих на белоснежной лошади: всё ближе, ближе... Вот его уже можно хорошо разглядеть. Король в вышитом золотом камзоле с пышными рукавами и в пурпурной мантии. За ним скачут несколько оруженосцев, чуть подальше - свита. Король спрыгивает с коня; оруженосцы спешиваются и подхватывают повод. Трубы замолкают, наступает глубочайшая тишина. Его величество Фридрих Первый и Крон Леверд идут навстречу друг другу, легко, по-военному чеканя шаг; в тишине слышно, как позванивают их шпоры. Вот они уже друг рядом с другом...
        - Леверд! - срывающимся голосом говорит король и крепко обнимает своего главнокомандующего. Глаза его полны слез. Он не допускает, чтобы командор согласно этикету преклонил перед ним колено, не дает руки для поцелуя, а вместо этого сам целует его в обе щеки несколько раз и пожимает ему руку.
        - Мой государь... - тихо говорит Леверд. Рыдания сжимают ему горло, он с трудом сдерживает их, потом с великим усилием превозмогает себя и говорит спокойным голосом:
        - Мой государь, я и мои рыцари приветствуем ваше королевское величество на вашей родной земле и клянемся вам в верности и любви. Господа! - он оборачивается к рыцарям.
        - Слава королю Фридриху! Да здравствует король! - гремит многоголосое приветствие, исполненное восторженного ликования.
        Лицо короля светлеет, его красивые крупные черты, словно очерченные тонкими линиями начинают как будто бы светиться изнутри, а взгляд больших серых глаз наполняется благодарной нежностью.
        - Здравствуйте, рыцари! - восклицает он, подходя к ним. - Слава вам! Вы спасли государство, спасли отечество для своего короля! Друзья и соратники! Родные вы мои...
        Его голос снова срывается. Среди рыцарей проходит ропот; многие плачут, почти у всех на глазах слезы, даже у Дэниэла Слэйка, освобожденного ради встречи с государем от гауптвахты. Завтра он вернется туда. Но сегодня... сегодня он встречает своего короля.
        Снова торжественно гремят трубы. Колроль обнимает своих верных воинов и вассалов, пожимает им руки, благодарит их, а они снова и снова клянутся ему в верности. Лица людей сияют умилением, восторгом, воодушевлением; всё кругом проникнуто и празднично преображено всеобщей радостью. Стив Скайфилд, вытирая невольные слезы рукавом, мысленно твердит: "Как хорошо! Боже мой, как хорошо!"


        Военного лагеря больше нет - есть огромная армия, которая пока что отдыхает. С королем пришла только часть ее; остальная часть гонит вагров обратно на восток и северо-восток, за условные границы королевства. Весь луг вокруг леса покрывается палатками, отдыхающими воинами и их лошадьми.  Его величество сообщает Леверду, что королева с новорожденным принцем Ричардом остановилась в Рэдвике, чтобы прибыть в королевский дворец по освобождении столицы.
        - Её величество Мария шлет вам сердечный привет, Леверд, - говорит король. - И вам лично, и всему вашему воинству. Когда мы займем столицу, я объявлю принца Ричарда наследником престола и на сей раз - поверьте мне - мой сын будет воспитан в полном соответствии со своим будущим положением.
        - Уверен, что это будет так, ваше величество, - с мягкой улыбкой отвечает Леверд. - Я бесконечно благодарен ее величеству и надеюсь высказать свою благодарность при личной встрече с королевой после взятия столицы.
        - Выскажете, - король мечтательно улыбается. - И увидите моего сына. До чего же он красив: настоящий принц! У вас есть дети, Леверд?
        - У меня был сын, ваше величество, но его уже давно нет на свете, - почтительно отвечает командор.
        Король искренне огорчен и тепло пожимает ему руку.
        - Простите, друг мой, - говорит он ласково и виновато. - Я недопустимо эгоистичен в своем счастье. Впрочем, эти чудесные молодые люди, рыцари, которых вы воспитали, - разве это не счастье, Крон? Скажите по совести!
        Леверд смеется:
        - Конечно, это счастье, мой король. Некоторых из них я действительно люблю, как родных.
        - Ну вот видите, - король тоже смеется. - Значит, мы с вами понимаем друг друга. И потом: вы ведь знаете, как я обманулся в своем первом сыне, - он грустнеет и вздыхает, на его лицо ложится тень при мысли о принце Филиппе. - А ведь я любил его, командор, очень любил. А он даже не был ко мне привязан...
         - Вашему величеству угодно побеседовать с принцем? - тихо спрашивает Леверд.
         - Нет, не сейчас, - отвечает король. - Не сейчас, мой добрый друг. Я опасаюсь, как бы эта беседа не лишила меня сил, необходимых для взятия столицы: ведь я должен воодушевлять своих людей, оставаться для них примером, я не должен падать духом. Моим славным воинам весело - буду же и я веселиться вместе с ними!
         Рыцарям действительно весело. Приветственные клики не смолкают на обширном лугу, вино льется рекой, все пьют за здоровье его величества и славят Бога. Архиепископ служит молебен за здравие государя и отпевает павших воинов. Все вспоминают погибших товарищей, вспоминает и Крон Леверд: Йеган, Трэм, рыцари, павшие у Линдборкена, господин Гранс, Боклинг - начальник народного ополчения... Командору и его друзьям есть кого помянуть добрым словом и чашей вина: потерь было много и, может, это еще далеко не конец.
        Его величество знакомит командора с главнокомандующим своей прибывшей из-за моря армии - англичанином Джонатаном Этлингом. Это высокий рыцарь с рыжеватой бородой, такими же волосами и голубыми глазами. Он из числа наемников, но наемников бескорыстных, взявшихся помочь спасти государство Фридриха Первого из уважения к особе короля, за скромное жалованье. Поэтому англичанин нисколько не обижен, когда король объявляет, что теперь, когда две армии соединились, он назначает старшим главнокомандующим командора Леверда, чьи доблестные рыцари освободили главные, жизненно-важные центры страны и тем самым обеспечили победу остальной армии.
         - Я очень рад познакомиться с вами, сэр, - говорит англичанин с сильным акцентом, пожимая руку Леверду. - Рад, что мы вместе возьмем столицу. Правда, мы могли бы сделать это без вашей помощи, но его величество настаивает... поэтому я рад...
         Он очень церемонен, суховат и холодноват. От Крона Леверда не ускользает, что подчиненные Этлинга не любят своего начальника, да и он их тоже. Несколько чопорная душа Этлинга, честная, но наглухо закрытая для любви и дружбы, не допускает сближения, даже простого дружеского понимания между начальником и подчиненными. Для Этлинга существует только военный устав, приказывающий начальник и повинующийся солдат - эти три непрерывно взаимофункционирующих механизма в общей системе армии. Поэтому он с нескрываемым удивлением смотрит на то, как Леверд разговаривает с Клодом и Стивом, а наедине вполголоса пеняет командору:
         - Сэр! Как вы можете позволять этому Скайфилду и Клайду... как его там... так вольно разговаривать с вами? Они ведь перестанут уважать вас. I am sorry, sir, но это недопустимо! It is nonsens, do you understand me? (Это нонсенс, понимаете?).
          В его голосе возмущение, а в глазах - искреннее недоумение. Леверд с трудом скрывает улыбку и поясняет Джонатану Этлингу:
         - Клод Эрвин и Стив Скайфилд - мои лучшие друзья, сэр.
         - Oh, they are your friends! - восклицает англичанин, силясь понять этого странного командора. - Yes, of course... Да, конечно. Но, сэр, как же быть с уважением? Друзья могут существовать только в мирное время, на войне следует соблюдать дистанцию, расстояние. Do you understand me?
         - Да, - отвечает Леверд. - Но я не совсем с вами согласен. Дружба на войне обеспечивает победу, отсутствие дружбы может грозить поражением.
         - I don't understand you, - искренне признается Этлинг, разводя руками. - Я вас не понимаю. Мне очень жаль.
        Тем не менее у него с Левердом устанавливаются хорошие ровные отношения, несколько официальные, но приятные для обоих. Джонатан Этлинг знакомит Леверда с достижениями королевской армии и военными картами завоеваний, рассказывает о наемных рыцарях и об их начальниках, выделяя двумя-тремя штрихами основные черты характера каждого: наблюдательность, храбрость, вспыльчивость, выносливость и так далее.
        Его величество в торжественной обстановке благодарит поименно известных ему рыцарей; те, став на одно колено, целуют ему руку, благодарят в ответ и заверяют его величество в своей преданности королевскому дому и родине. Среди тех, к кому лично обращается король, и Клод Эрвин.
       - А, сын графа Эрвина, молодой атаман разбойников, - улыбается король и тут же становится серьезным:
       - Клод Фрэнсис Эрвин, вы с честью можете носить это имя. Вы отважный рыцарь. Назначаю вас командором вашего отряда... и сердечное вам спасибо за то, что вы сделали!
       Стив Скайфилд также произведен его величеством в командоры.
       На третий день своего прибытия к Леверду король всё-таки собирается с духом и навещает своего опального сына. Они беседуют наедине в повозке, никто не видит и не слышит их. Через полчаса его величество уходит к себе; он разгневан и опечален, хотя и старается не показывать этого. Филипп долго плачет в одиночестве. Он так и не смог убедить отца в том, чтобы тот позволил принцу хоть немного загладить вину перед ним.
       - Я не верю вам, - был ответ на все его просьбы и мольбы, - хотя и продолжаю любить вас. У вас душа изменника, из-за вас погибло множество верных и дорогих мне людей... Многие из них знали вас с рождения.
       К Каю Крэгету его величество не заходит, только смотрит на него издали. "Не хочу портить себе настроение, - объясняет он. - Ведь этот человек обречен; я не люблю разговаривать с осужденными на смерть". Впрочем, он позволяет Лотте остаться при Крэгете и милостиво принимает от Ренаты ходатайство о помиловании вождя "пустошников".
       - Вряд ли я смогу пойти вам навстречу, моя юная леди, - очень любезно говорит он. - Вы сами понимаете, как велика вина этого человека. Впрочем, посмотрим.
       И с ласковой улыбкой добавляет:
       - Вашему отцу герцогу Актола будет чрезвычайно приятно узнать, что его отважная дочь показала храбрость и отвагу в борьбе с противником. Леди Рената, у вас сердце львицы, я восхищен вами. Главнокомандующий Леверд рассказал мне о ваших подвигах. Значит, славный командор Стивен Кэсли Скайфилд - ваш жених? Это замечательно. Наш архиепископ завтра же обвенчает вас в моем присутствии.
       Рената зарделась от смущения и счастья, а король шепнул ей:
       - Ваш Стив будет бароном, он получит от меня в лен поместья и замки, но пока что молчите об этом, пусть это будет нашей с вами тайной!
       ... На следующее утро Стив и Рената в самом деле обвенчаны в присутствии короля, его свиты, Клода и командора Леверда. Затем армия под предводительством короля и главнокомандующего покидает гостеприимный луг и движется на столицу, а та близко - всего в каких-нибудь десяти милях...

                27.

        Башни столицы сверкают витражами и шпилями из-за белых городских стен. Войска его величества окружили город - сердце и жемчужину государства - со всех сторон. Завтра с утра начнется штурм. По ту сторону стен засели тысячи "пустошников". Они готовы сражаться не на жизнь, а на смерть. Переговоры между ваграми и стограми уже проведены. Ваграм предложено было открыть городские ворота и сдаться; они отказались.
        - Что ж, мы вернем себе столицу оружием, - сказал король.
        Теперь королевские рыцари готовятся к битве. Они чистят оружие и доспехи, оттачивают мечи и копья; солнце сияет тысячами бликов на их латах. С дальнего холма кажется, будто столица окружена широким мерцающим серебряным кольцом.
        Главнокомандующий вместе с командорами и начальниками рыцарей обсуждает завтрашний план сражения. Его величество Фридрих принимает в этом обсуждении деятельное участие. Командор Леверд предлагает Каю Крэгету хотя бы дать понять его ваграм, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Крэгет с непроницаемым лицом просит подать ему стрелу с каменным наконечником (такими обычно пользуются вагры), ломает ее пополам, привязывает к ней ветку ели, срывает с шеи свой нательный серебряный крест и привязывает поверх стрелы и ветки. Этот странный знак он отдает Леверду со словами:
        - Передайте моему наместнику в столице.
        - Я хотел бы знать смысл этого символа, - говорит ему сильно заинтересованный Леверд.
        Крэгет пожимает плечами.
        - Смысл простой, - неохотно отвечает он. - Сломанная стрела означает, что "обжоры" побеждают; ветка ели скажет моим людям о том, что вас так же много, как еловых игл в лесу, а мой крест с разорванной цепочкой - что я не буду сердиться на них, если они сдадутся вам, потому что дело мое проиграно.
        - Красиво, - говорит Леверд. - Но поймут ли они всё это?
        - Поймут лучше вас, - Крэгет отворачивается от него.
        Знак передают наместнику Крэгета. Тот усмехается и говорит:
        - Кай Крэгет не хочет лишних жертв, но он знает, что мы не привыкли сдаваться в плен, не приняв боя. Мы будем драться, передайте это королю, а наш Кай и так поймет нас.
        Услышав ответ вагров, король качает головой:
        - Безумцы! Но смельчаки, надо отдать им должное. Что ж, господа, будем готовиться к штурму.
        Вечер прохладен и ясен, сумрак опускается на землю, как легкая вуаль. Крон Леверд полон чувством глубоким и волнующим, как всегда перед атакой. Он ходит взад-вперед по лагерю, не находя себе места, точно в предверии давно желанного свидания. Погруженный в свои мысли, он доходит до повозки Крэгета и смотрит на угасающее небо.
       - Что, знамений ждете, командор? - слышит он рядом с собой негромкий насмешливый голос вождя вагров. - Четыре солнца, две луны?
       И, довольный своей шуткой, Крэгет скрывается в повозке, не дождавшись ответных слов командора. Но Леверд всё равно не ответил бы ему. Он только усмехается в ответ и идет обратно к костру, где сидят Стив, Клод и несколько их рыцарей. Главнокомандующий садится рядом с ними, шутит, слушает шутки и смеется сам. В глазах у воинов - отважный блеск и задор, все словно опьянены предстоящей схваткой и полны вызывающего, слегка фамильярного веселья.
       - Всё-таки вы допускаете вольности, сэр, - качает головой Джонатан Этлинг. - These boys могут не так понять вас.
       - These boys, - отвечает ему Леверд, - цвет нашей нации и соль земли, они всё поймут правильно.
       Все укладываются спать, а на следующий день начинается обетованное и долгожданное - штурм столицы!


       С раннего утра идет приступ городских стен. Вагры льют смолу и кипяток на головы наступающих, кидают сверху тяжелые камни, осыпают рыцарей градом стрел, но те неуязвимы; они то отходят назад, то вновь приближаются к стенам - это зрелище напоминает морские приливы и отливы. Вокруг столицы  восторженный гул голосов. Ворота хорошо укреплены изнутри огромными скобами и засовами, таран не берет их, но рыцари уверены в своей победе. Наконец ближе к полудню часть стены занята ими. Два отряда врываются в город и оттесняют вагров от ворот. Пока одни нещадно рубятся с врагом и проливают кровь, другие отбивают скобы и засовы - и вот он, вожделенный миг: ворота распахнуты. Отряды рыцарей во главе с королем и главнокомандующим врываются в город и теснят "пустошников"; воздух наполняется криками, грохотом, громом. Рыцари и вагры рубятся так отчаянно, что пыль стоит столбом, а клинки, с тяжким звоном ударяясь друг о друга, высекают искры.
         Командор Леверд вдруг видит Дэниэла Слэйка рядом с собой, того сшибли с коня и сейчас убьют мечом, но командор врезается между ним и ваграми. Удары сыпятся на Леверда со всех сторон, ему перешибают руку и вот-вот убьют, но несколько верных рыцарей кидаются под ноги нападающим, а Клод быстро выводит лошадь Леверда из гущи дерущихся. Место командора мгновенно занимает Этлинг.
        - За мной! - кричит он. - Go! Победа за нами!
        И ведет рыцарей в бой.
        - Как вы, мой командор? - спрашивает Клод, помогая Леверду слезть с коня и снимая с него шлем. Командор бледен.
        - Кажется, у меня сломана рука, - говорит он.
        Клод аккуратно и быстро освобождает его руку от доспехов. Тут же появляется военный врач. Он осматривает руку и умело перевязывает ее, потом дает Леверду коньяку и какого-то подозрительного снадобья, от которого главнокомандующий очень быстро приходит в себя.
        - Перелом левой руки, - сообщает ему врач. - Вы пока что не можете сражаться, мой командор.
        - Всё равно, - твердым голосом отвечает Леверд. - Я должен видеть битву. Боль вполне терпимая, благодарю вас за помощь.
       К нему приближается Дэнни Слэйк. Губы его дрожат.
       - Мой командор... господин главнокомандующий... - говорит он. - Значит, вы правду сказали, что готовы отдать за нас жизнь... Я думал, это просто красивые слова, а тут... это оказалась правда... Вы спасли мне жизнь, и вас чуть не убили.
       Командор улыбается ему сквозь боль и говорит:
       - А, наконец-то вы мне поверили.
       - Что я могу сделать для вас? - спрашивает Слэйк.
       - Будьте добрей к людям, - отвечает ему Леверд. - Это самое главное. И еще... помгоите мне взобраться в седло.
       Дэниэл Слэйк помогает ему. Клода давно уже нет рядом. Леверд смотрит на Слэйка и приказывает:
       - Не оставайтесь со мной, сражайтесь! Вы храбрец и если не будете жестоким, то многого добьетесь  в жизни.
       - Я не буду жестоким, - голос Дэнни дрожит. - Я буду... как вы. Обещаю.
       Он вскакивает в седло и бросается догонять наступающих. Леверд трогает поводья и неторопливо едет вслед за ним. Ему хочется скакать во весь опор, его здоровая рука еще не устала сжимать рукоять меча; и тело, и душа всё еще во власти сражения, под влиянием грозного очарования сечи... но следует быть сдержанным ради сломанной руки. Командор не без досады вздыхает - вот он и относительно здоров, и в сознании, а должен выбыть из строя! "До чего же невовремя, - думает он. - Ужасно невовремя!"
        К нему подлетает на коне разгоряченный рыцарь.
        - Господин главнокомандующий! Его величество ранен...
        - Что?! - Леверд содрогается. Солнечный воздух перед его глазами вдруг становится белым и накаленным, как песок пустыни. - Ранен?! Сильно ли?..
        - Тяжело, - отвечает рыцарь. - В бок или в легкое...
        - Где он, показывайте, - приказывает Леверд, охваченный мгновенным страхом за жизнь короля и жгучим нетерпением.
        Они пускают лошадей рысью и вскоре оказываются на одной из небольших, уже освобожденных площадей столицы. Там, хмурые и безмолвные, стоят, образуя круг, десятка три рыцарей. В центре лежит его величество. Он смертельно бледен, глаза его закрыты, грудь тяжело вздымается. Рядом с королем Джонатан Этлинг, Клод, Стив и два военных врача.
         Леверд спешивается с помощью одного из воинов, перед ним расступаются, он подходит к королю.
         Врачи снимают с короля камзол и сорочку. Под солнцем его тело, лежащее на плаще и обнаженное до пояса, кажется белым, как слоновая кость, черты лица утончились, глаза запали, тени вокруг них стали глубже и темнее, а в боку рана от стрелы, и из нее сочится кровь.
        Клод и Стив обмениваются взглядами с Левердом.
        - Вот так, - очень тихо говорит командору Этлинг. - Я отговаривал его возглявлять атаку, но он не послушался меня! И теперь...
        Он горестно вздыхает. Врачи пытаются остановить кровь - безуспешно.
        - Надо немедленно сделать операцию, - говорит один из них. - В легком застрял наконечник стрелы... Дайте мне нож.
        Он берет из рук второго врача нож. Тот качает головой и шепчет:
        - Безнадежно... его величество всё равно не выживет.
        Это шепот достигает ушей Леверда и ближайшего ряда рыцарей  - и пронзает их сердца... Но вдруг низкий спокойный голос нарушает тишину:
        - Положите нож. Вы убьете его.
        Все оборачиваются. Среди рыцарей стоит Кай Крэгет: в цепях, с полузажившими ссадинами от хлыста на лице. За его спиной - растерянные лица его охранников. Один из них говорит Леверду, оправдываясь:
        - Господин главнокомандующий... Он услышал от одного из наших, что в ране его величества остался наконечник стрелы, и велел, чтобы мы привели его сюда. Он сказал, что умеет лечить такие раны.
        С минуту кругом царит тишина. Первым приходит в себя от неожиданности Этлинг.
        - Ты что же, вагр, хирург? - насмешливо обращается он к Крэгету. Затем к рыцарям:
        - Отведите его в тюрьму, ему здесь нечего делать.
        - Нет, - вмешивается Леверд. - Сэр, вы неправы. Пусть этот человек сделает всё, что может.
        - Но командор Леверд... - от возмущения англичанин краснеет, и акцент его становится более заметным. - Сэр, вы что же, допустите, чтобы этот "пустошник" коснулся своими грязными руками вашего государя, помазанника Божия? No, нет! Этого не будет, вы не можете допустить такого поругания. Nobody, никто не может. Я не могу, I may not...
        - Сэр, вы не главнокомандующий, - останавливает его Леверд. - Прошу вас со мной не спорить.
        Он смотрит на Крэгета:
        - Я позволяю вам помочь его величеству.
        - No, sir! - взвивается Этлинг. - You must not to allow it! Вы не должны делать этого, я вам не позволю такого кощунства. К тому же, этот вагр - грубый невежественный мужик, он убьет его величество. Ему ведь терять нечего, его ждет виселица.
        Эти слова Этлинга справедливы и вызывают сочувственный ропот в рыцарских рядах. Леверд смотрит на Клода и Стива. Те перехватывают его взгляд, быстро поворачиваются к рыцарям и отдают короткую команду. Тотчас второй ряд рыцарей поворачивается спинами к первому ряду - и пиками и щитами к остальным. Вокруг короля, главнокомандующего, Этлинга, Крэгета и врачей образуется грозное щетинистое кольцо. Клод и Стив становятся по обе стороны от Этлинга, готовые схватить его при первой же попытке противодействовать воле командора. Врачи растеряны, англичанин взбешен и подавлен, но не позволяет себе никакого протеста.
         - Идите, Крэгет, - говорит Леверд вождю "пустошников".
         Тот бросает на него внимаетльный взгляд и подходит к королю. Идет он поступью хозяина, с хищной грацией дикого зверя - и склоняется над его величеством, словно тигр над добычей. Многие не в силах видеть этого и отворачивается. Этлинг тоже опускает голову.
        - Какое чудовищное унижение, - еле слышно стонет он по-английски.
        Леверд, Клод и Стив не спускают глаз с Крэгета. Тот встает на колени и осторожно возлагает обе руки на бок короля, рядом с раной. Затем с неожиданной жестокой силой, даже с каким-то упоением нажимает сразу несколькими пальцами. Многие рыцари невольно вскрикивают, из раны брызжет кровь прямо в лицо Крэгету, и вдруг все отчетливо видят, как вместе с кровью выскальзывает наружу злополучный наконечник стрелы. Крэгет неторопливо утирается плечом, продолжая держать руки на боку короля; одну руку он слегка передвигает к груди его величества. Неподвижными пристальными глазами он глядит на свои руки и на рану. Через несколько минут он убирает ладони. Король дышит глубоко и ровно, его лицо розовеет.
         - Не идет... не идет кровь из раны, - потрясенно шепчет один из врачей.
         - Конечно, не идет, - холодно говорит Крэгет. - Я ее остановил руками и заговором.
         - Но вы же молчали, - робко возражает врач.
         - Можно мысленно заговаривать, - Крэгет пожимает плечами. - Он будет жить. Отнесите его куда-нибудь, только осторожно. Когда проснется, дайте ему пить и есть. Покажите-ка это...
         Он берет из рук врача ящик с мазями и бальзамами и выбирает одну из банок.
         - Вот этим смажьте ему бок, - говорит он.
         - Его величеству, - поправляет врач.
         Крэгет с презрением глядит на него, затем переводит взгляд на Леверда.
         - Хочу отдохнуть, - говорит он коротко. - Когда лечишь такие раны, всегда силы теряешь.
         - Отведите пленного в ратушу, - говорит командор, стараясь не показывать, насколько он потрясен и взволнован. По лицам Клода, Стива и других видно, что они потрясены не меньше своего главнокомандующего.
         Крэгета уводят. Короля бережно переносят в ближайший трактир. Рыцари, ставшие свидетелями того, как вождь "пустошников" спас жизнь их государю, расходятся без единого слова.

                28.

        Грандиозный штурм завершен, столица снова в руках стогров. Множество вагров и рыцарей убито и ранено, но оставшиеся в живых стогры обнимаются и поздравляют друг друга. Джонатан Этлинг мирится с главнокомандующим.
        - I beg your pardon, sir, - говорит англичанин Леверду. - Прошу прощения. You  are courageous man, вы отважный человек и великодушный воин; я сожалею о своей вспыльчивости.
        - Ничего, всякое бывает, - отвечает Леверд. - Вы тоже мужественный рыцарь, сэр. Поздравляю вас с нашей общей победой.
        Его величество быстро выздоравливает. Он еще очень слаб, но уже может принимать пищу и пить вино. Его перевозят во дворец, чтобы окружить самым бережным вниманием.
        Вечером на закате Крон Леверд приходит в ратушу, где в одной из нижних комнат заключен Кай Крэгет. Стража у дверей пропускает главнокомандующего. Лотта крепко спит на кровати, утомленная переживаниями дня, а Крэгет сидит на лавке у камина и смотрит в огонь неподвижным взглядом. Он, вероятно, даже не слышит шагов вошедшего Леверда. Командор подходит к Крэгету и подает ему руку. Крэгет несколько секунд смотрит на него с легким удивлением, потом взгляд его меняется, становясь испытующим и немного смущенным; в этом взгляде уже нет ничего неприятного и пристального. Он встает и пожимает протянутую руку Леверда. Низко наклонив голову, командор говорит:
        - Поклон вам от меня и всего рыцарства, господин Крэгет. Благодарю вас.
        - Это я вас благодарю, - отвечает Крэгет. - Вы дали мне возможность помочь королю. Впрочем, не думаю, что это что-то изменит в моей судьбе.
        Они садятся рядом на лавку.
        - Почему вы спасли его величество? - спрашивает Леверд.
        - Я умею лечить такие раны, вот и всё, - отвечает Крэгет. - А потом... вы, может, не поверите мне... но это из-за леди Актола. Помните, ваш человек меня ударил? А она заслонила меня собой...
        Он умолкает, затем после паузы снова говорит:
        - Другому я не сказал бы об этом, но вам - можно. Понимаете, это было очень неожиданно. И... я таких слов не знаю, чтобы объяснить. Просто... она приняла на себя удар хлыста, который предназначался мне. И не за то, что я какой-то особенный. Просто она не могла поступить иначе. Вот и я... Я сегодня не мог поступить иначе, командор.
        - Я глубоко уважаю вас, - помолчав, молвил Леверд. - Уважаю и понимаю.
        - "Но на свободу не отпущу", - улыбнулся Крэгет. - Так?
        - Так, - Леверд тоже улыбнулся. - И не потому что не имею права отпустить. Ради того, что вы сделали сегодня, я пошел бы на многие нарушения и отпустил бы вас, не колеблясь: разумеется, тайно, чтобы вас не убили. Но вы достойны большего. Я не хочу, чтобы вы ушли отсюда, как беглец. Вы уйдете с честью, которой достойны.
        - Это что же за честь? - насмешливо спросил Крэгет. - Виселица?
        - Хорошо шутите, - засмеялся Леверд. - О виселице забудьте, вас ожидает благодарность его величества. Для вас же будет лучше дождаться ее.
        - Зачем еще? - Крэгет слегка ощетинился. - Очень нужна мне его благодарность!
        - Но мою же вы приняли, и она была вам приятна, - возразил Леверд.
        Крэгет смятенно взглянул на него.
        - Вы не отбирали у меня богатства, - ответил он. - Не сажали меня за решетку. Вы благородный человек, как выражаются ваши рыцари, а он... не знаю, насколько он благороден.
        - Вы спасли его величеству жизнь, - мягко возразил Леверд. - И поверьте: теперь он будет благородным с вами.
        - Надо мне это, - проворчал Крэгет, отворачиваясь.
        - Я прошу вас сделать мне одолжение и принять благодарность моего государя, - просто сказал Леверд.
        Крэгет задумался и неохотно ответил:
        - Ладно. Ради вас я, пожалуй, соглашусь: вы человек достойный, хотя и чересчур обходительный. Много там моих бедняг погибло сегодня?
        - Не меньше, чем моих бедняг, - ответил Леверд.
        Крэгет покосился на него.
        - А ведь верно, - согласился он. - У вас потери, у нас потери. Война, что тут сделаешь. Что у вас с рукой, командор?
        - Сломана. Не умеете лечить?
        - Переломы - нет, - Крэгет качает головой. - В этом деле ваши костоправы смыслят больше наших. А вот раны и всё прочее, это я могу. У нас на пустошах своя медицина, лечим без ножа, руками - у кого получается, конечно. И ничего, удачно выходит.
        - Особенно у вас, - Леверд внимательно смотрит на него.
        Они долго сидят у камина, не говоря ни слова, точно утонув в задумчивом молчании. Потом является рыцарь и докладывает:
        - Господин главнокомандующий, пришли наши рыцари. Они хотят поблагодарить Кая Крэгета за спасение его величества Фридриха Первого.
        Крэгет изменился в лице.
        - Нет, - сказал он быстро, бросая на Леверда смущенный взгляд. - Я не хочу этого. Я ведь только сделал то, что умею, вот и всё. И пусть они не входят сюда, здесь Лотта...
       - Сейчас господин Крэгет выйдет к рыцарям, - Леверд посмотрел на охранника. Тот коснулся рукой шляпы и вышел.
       - Я не выйду, - возразил Крэгет.
       - Пойдемте, - Леверд улыбнулся ему. - Благодарность моих людей самая искренняя, к тому же, вы любите поклонение. Вы честолюбивы, я знаю.
       Помолчав, он добавил:
       - К вам, господин Крэгет, теперь часто будут ходить на поклон. Извольте принимать благодарность населения; это одна из привилегий великих вождей.
       - Великих вождей? - Крэгет встрепенулся. - Вы действительно считаете меня великим вождем?
       - Считаю, - искренне ответил Леверд. - Правда, не моим.
       - Даже если это лесть, всё равно спасибо, - сказал Крэгет, воодушевляясь. - В таком случае, идемте.
       Они вышли из ратуши. Шестьдесят человек рыцарей при виде Крэгета сняли шляпы и низко склонились перед ним. Он принял их поклон с внешней невозмутимостью, но с внутренним жадным удовольствием и каким-то чувством робкого умиления, в котором никогда не признался бы даже себе самому. Его заклятые враги кланялись ему и благодарили его: ничего подобного с ним никогда еще не происходило.


       Спустя несколько дней его величество вызывает к себе своего главнокомандующего и просит его рассказать о том, каким образом Кай Крэгет спас ему жизнь.
       - Все говорят об этом, - добавляет король Фридрих, - но вы, конечно, расскажете мне всё в точности.
       Леверд рассказывает очень подробно. Веские, сдержанные, полные глубокого значения и смысла, падают в тишину его слова - и у его величества создается ощущение, будто кто-то незримый выкладывает перед ним в тиши кабинета драгоценные камни, оправленные в золото высшей пробы. Чем больше рассказывает командор, тем сильнее волнуется король. Под конец его глаза увлажняются невольными слезами.
        - Эта картина была полна величия, государь, - говорит командор, - как и всякое зрелище истинного милосердия.
        - Да, - соглашается король. - Это так, Леверд. Не сомневайтесь, я способен почувствовать величие, о котором вы говорите, способен оценить милосердие своего противника. Через два дня я буду говорить с ним; мне надо хорошенько обдумать решение, которое я принял относительно этого человека во время вашего рассказа. Мы, в частности, я, виноваты перед ваграми - и довольно сильно. Жаль, что только путем войны и ценой многочисленных жертв сильные мира сего постигают свои ошибки, но лучше поздно, чем никогда. В том, что я услышал от вас, я вижу перст Божий. Скажите мне только одно: не злоупотребит ли Кай Крэгет моим доверием? Я полностью положусь на ваше мнение. Милосердие - это прекрасно, но было ли оно? Я слышал, что и тигр порой является к раненому человеку, чтобы зализать его раны, но что он при этом чувствует? Вот, в чем дело.
       Тогда Леверд сообщает королю о своем разговоре с Крэгетом в день взятия столицы. Анализируя вслух эту беседу, он вспоминает о Ренате Актола и о ее заступничестве за вождя вагров.
        - Мы с ним долго сидели рядом и молчали, - завершает свой рассказ Леверд. - И я чувствовал в эти минуты его душу так же ясно, как свою собственную. Государь, Кай Крэгет достоин вашего доверия.
       - Я понял вас, - говорит король. - Вы высоконравственный человек, мой романтический командор, - он слегка по-доброму усмехается и тут же серьезно с жаром добавляет:
       - Крон Леверд, я хочу, чтобы в случае моей смерти - я разумею смерть безвременную - вы стали регентом моего новорожденного сына принца Ричарда. Года через три-четыре я намерен поручить вам воспитание принца. Не отказывайтесь. Ведь вы теперь главнокомандующий и маршал королевской армии, к тому же... позвольте вас поздравить: вам присваивается титул герцога Кермстонского, вы получите соответствующие вашему новому положению поместья и деньги. Вы теперь лорд, командор.
       Леверд встал на одно колено, поцеловал руку короля и в изысканных выражениях поблагодарил его.
       - И пришлите ко мне Стивена Скайфилда, Клода Эрвина и всех рыцарей, которые заслужили самую высокую награду, - молвил король. - Разумеется, в первую очередь бывших разбойников и ваших замечательных командоров, которых вы собрали под сенью леса в графстве Лэд: они, конечно, должны быть награждены прежде и больше всех остальных.
       - Слушаю, мой государь, - ответил Леверд.
       Те, о ком говорил его величество, не замедлили явиться в этот же день и на следующее утро: разумеется, не все, а большинство, находившееся в это время в столице. Король, как он обещал это Ренате, присвоил Стиву Скайфилду титул барона и дал ему в лен деньги и поместья; Клод Эрвин получил титул графа, законного наследника лорда Эрвина. Теперь ему принадлежало два замка и несколько деревень его покойного отца. Эджиту дали награду за спасение командора и участие в боевой жизни армии. От предложенного ему дворянства он с испугом отказался, уверяя, что оно ему совершенно ни к чему: он хочет быть управляющим в поместье своего господина - и не более того.
       Во всей столице несколько дней не смолкали приветственные клики. Город, наполенный рыцарями, своими и чужестранными, праздновал победу; туда прибывали всё новые войска. Король, уже вполне поправившийся, выезжал к рыцарям на белом коне и вместе с главнокомандующим и Джонатаном Этлингом поздравлял доблестных воинов.
       Рената Актола в прежнем своем виде, одетая и причесанная, как в добрые мирные времена, в великолепном платье и при служанке, жила в купеческом особняке, готовясь отбыть домой, в свой замок.
       Вскоре Кай Крэгет был призван к королю. Перед тем, как привести его в королевский дворец, с узника сняли цепи. Он быстро привел себя в порядок, после чего предстал перед государем.
       Когда он вошел в кабинет, где его ожидал Фридрих Первый, король поднялся ему навстречу и сказал, стараясь скрыть волнение:
       - Кай Крэгет, вы спасли мне жизнь, я от души благодарю вас.
       Крэгет взглянул на него своими огромными непроницаемыми глазами и низким голосом коротко ответил:
       - Я был рад оказать вам услугу.
       Любого другого спасителя своей жизни король непременно обнял бы, но лицо Крэгета, его выражение, как-то мешало особому проявлению сердечности. Король даже не подал Крэгету руки, боясь, что тот с презрением встретит эту любезность. Положение становилось несколько затруднительным, но Крэгет помог королю, снисходительно молвив:
       - Простите, что руки' вам не целую и на колени не становлюсь - не приучен. Вы не Бог, не священник, а государем своим я вас не признаю.
       - Знаю, что спина у вас не гнется, - улыбаясь, сказал король. - Это не самое страшное, мой друг, тем более, что недавно вы склонили передо мной и колени, и спину, и голову - в тот час, когда спасли меня от смерти. Этот великий поклон зачтется вам надолго.
       Кровь бросилась в лицо Крэгету, но он спокойно ответил:
       - Да, мне тогда пришлось наклониться к вам - низковато вы лежали.
       С минуту они пристально смотрели друг на друга, затем его величество мягко сказал:
       - Не смотрите на меня, как на врага, гордый вы человек. Мы с вами совершили множество ошибок и не исключено, что я виноват перед вами гораздо больше, чем вы передо мной. Кай Крэгет, - его голос стал торжественным. - Я прощаю вам ваше разбойничье прошлое и ваш бунт против меня. Всё ваше богатство, отобранное мной в казну, будет вам возвращено и вдвойне преумножено за спасение жизни вашего государя. Мало того, земля вагров станет суверенным государством, и я назначаю вас ее безраздельным правителем.
       Лицо Крэгета прояснилось, в глазах первоначальное изумление перед неожиданным решением короля сменилось недоверием и надеждой, а затем взгляд засветился глубоким и ровным светом бесконечной благодарности. Король с радостью отметил про себя это преображение и, воодушевившись, продолжал:
       - Дарую вам право на собственную знать. Избранные вами жители пустошей могут получать от вас титулы князей и виконтов; для получения прочих титулов вам придется ходатайствовать передо мной. Вам придется ввести просвещение и образование. Мы с вами позже обсудим торговые и промышленные дела, которые я намерен вам предложить, а также некоторые особо важные пункты внутренней и внешней политики. Налог будет легчайший. Я отдаю в ваше распоряжение три прибыльных копи на северо-востоке: два серебряных рудника и один золотой. Мы с вами обозначим четкие границы наших с вами владений. Ваша страна будет на положении младшей сестры по отношению к моей. Определенная зависимость от королевской власти у вас всё-таки остается, но согласитесь, что на сегодняшний день это справедливое положение вещей... Согласны ли вы на условия, которые я вам предложил?
        - Согласен, - ответил Крэгет, глядя на короля так, будто впервые его видел.
        - Вы больше не сердитесь на меня? - спросил король.
        - Нет... ваше величество, - сказал Крэгет. - Я глубоко вам благодарен.
        У него перехватило дыхание, и он не смог продолжать.
        - Тогда пожмем друг другу руки, - сказал его величество, протягивая руку Крэгету.
        - Нет, - решительно отозвался тот. - Всё так изменилось, что... пусть будет иначе - видно, так Богу угодно.
        И он без всяких колебаний встал на колени перед королем и прижался губами к его руке. Король, удивленный и растроганный, поднял его и крепко обнял.
        - У вас великое сердце, правитель вагров, - сказал он. - Но не делайте того, что вам тяжело, не принуждайте себя.
        - Мне не тяжело выражать преданность, когда я на самом деле предан, - ответил Крэгет. - Я не ожидал от вас такого решения, государь, но вы его приняли. Признаю себя побежденным и готов присягнуть вашему величеству на верность.
        - Кай Крэгет, я жалую вас титулом правителя и верховного князя, - молвил король, волнуясь. - Будьте счастливы. Приглашаю вас завтра на обед; мы с вами окончательно обсудим самые важные моменты, касающиеся общего законодательства наших держав. А сейчас...
        Он взял со стола графин с вином и кубок - один на двоих. Такова была общепринятая церемония предварительного заключения мира: обе стороны пили из одного кубка в знак особого доверия друг к другу.

                29.

        - Говорят, Кай Крэгет совершенно переменился с того дня, как стал правителем, - задумчиво говорил Клод через три дня, сидя за обедом с командором Левердом, Стивом и Ренатой. - Он стал вежлив со всеми и даже научился сдержанно кланяться дамам; правда, по-прежнему не целует их рук.
       - Он ведь живет где-то здесь, - говорит Стив, имея в виду королевский дворец, где они сейчас обедают (в апартаментах, временно отведенных новому маршалу и герцогу Леверду его королем).
       - Да, - говорит Леверд. - Но его поместили в другом крыле. За эти дни мы с ним виделись только мельком, два-три раза. Впрочем, я успел заметить, что он действительно изменился. У него стал другой взгляд, и улыбается он теперь по-человечески.
        - Я всё думаю, - сказал Стив, - скольким людям пришлось погибнуть только ради того, чтобы его величество и Крэгет поняли друг друга.
        - "Только ради того"? - переспрашивает Леверд. - Нет, Стив, не говорите об этом, как о мелочи. Гибель наших друзей и врагов не напрасна. Теперь нам не грозит гражданская война, мало того, в лице "пустошников" мы обрели сильных союзников. Мы будем сражаться вместе с ними против общего неприятеля в случае отечественной войны (не дай нам Бог этого испытания). И созидать в мирное время мы тоже будем вместе. Нам пора отречься от нашего презрения к ваграм; они теперь наши братья.
       - Ну, презирать их особенно не за что, - отзывается Клод, - а уважать есть, за что. Они смелые люди и способны на безграничную преданность тому, кому добровольно служат. Правда, не вся наша знать довольна породнением с ваграми, особенно тем, что Кай Крэгет так возвысился. Они говорят, что с него было бы довольно и помилования. Это, конечно, говорят те, кто плохо знает его.
       - Ничего, недовольство пройдет, - возражает Леверд. - Мы с вами видели, как он вылечил его величество. Не знаю, как вы, а я был потрясен до глубины души.
       - Да, - соглашается Клод. - Неслабое было впечатление. Такие сцены входят в летописи и на века остаются в истории.
       Эджит входит и торжественно докладывает:
       - Господин Кай Крэгет.
       Все сидящие за столом переглядываются и встают. Крэгет входит в комнату. На нем великолепный камзол и шляпа с перьями; темный плащ опушен мехом горностая, на бедре шпага. Он легкими неслышными шагами подходит к столу и, касаясь рукой шляпы, говорит:
       - Здравствуйте, господа.
       Затем, обращаясь отдельно к Леверду:
       - Добрый день, маршал. Я уезжаю сегодня и зашел проститься.
       - Рад вас видеть, князь, - с легким поклоном отвечает Леверд. - Садитесь, выпейте с нами вина.
       - Благодарю, но я спешу, - говорит Крэгет.
       - Князь, мы просим вас, - очень вежливо обращается к нему Клод. - Хотя бы один кубок.
       - Хорошо, - Крэгет несколько мгновений стоит в замешательстве, потом решительно обращается к Ренате:
       - Леди Актола! В соседней комнате моя жена, она хотела бы видеть вас и проститься с вами. Я прошу вас пойти к ней.
       Рената слегка краснеет и говорит:
       - Конечно, господин Крэгет, я с удовольствием увижусь с госпожой Лоттой.
       - Весьма вам благодарен, - отзывается Крэгет. Рената  выходит в соседнюю комнату, а он садится за стол. Взгляд его действительно изменился: он по-прежнему полон силы, но стал как-то кроток, почти мягок. Леверд наливает ему вина.
       - Ваше здоровье, князь.
       - Будем здоровы, - отвечаетКрэгет, делая глоток. Клод с улыбкой протягивает ему свой разбойничий свисток. Крэгет берет его в руки и тоже улыбается.
       - Старый знакомый, - говорит он. - Летучие мыши, как же, помню.. У меня было много таких. Мы с вами оба бывшие разбойники, граф Эрвин, не так ли.
       - Так, - отвечает Клод. - Примите от меня этот свисток на память; он помог мне взять вас в плен, пусть теперь он будет вашим в знак моего уважения к вам.
       - А это - в знак моего уважения, - волнуясь, говорит Стив и протягивает Крэгету  дамасский кинжал в драгоценных ножнах. - Это оружие моего отца. Вы были добры к моей невесте, благодарю вас.
        Крэгет внимательно смотрит на него и отвечает:
        - Спасибо, господин Скайфилд. С такой девушкой, как леди Актола, вы, конечно, будете счастливы. Вас я тоже благодарю, - обращается он к Клоду. - Прошу вас навестить меня на моих пустошах, господа, я буду рад каждому из вас. И вам также, маршал, - он протягивает Леверду руку. - Приятно было вас видеть, но теперь мне пора.
        - Одну минуту, - говорит Клод, с живым и теплым интересом глядя на Крэгета. - Скажите, каким образом вы рвете цепи, словно тесемки, и лечите раны возложением рук? Я бы очень хотел научиться от вас этому.
        В глазах Крэгета вспыхивают озорные искры.
        - Дайте руку, - говорит он Клоду.
        Клод протягивает ему руку, сгорая от любопытства. Крэгет на несколько секунд сжимает ее, потом отпускает.
        - Теперь дотроньтесь до кубка с вином, - предлагает он.
        Клод дотрагивается до кубка. Стив смотрит через его плечо и вдруг, не веря своим глазам, восклицает:
        - Вино горячее! Смотрите, Крон!
        Леверд смотрит и видит: из кубка действительно поднимается едва заметный пар. На лице Крэгета нескрываемое торжество. Клод переводит взгляд со своей руки на вино и обратно, потом смотрит на Крэгета.
        - Черт возьми! - восклицает он с восхищением. - Уж не колдун ли вы?
        Крэгет смеется.
        - Приезжайте ко мне, - говорит он в ответ, - и я всему научу вас. Прощайте.
        Они расстаются, как добрые друзья.
        - Счастливого вам пути, князь, - сердечно говорит Леверд своему бывшему пленнику.
        А в это время в соседней комнате Лотта в великолепном платье, которое очень красит ее, обнимает Ренату и, утирая слезы, говорит ей:
        - Милая леди! Только благодаря вам он так изменился, это вы спасли его! Я никогда, никогда этого не забуду.
        Рената тоже плачет и целует ее в ответ.
        ... Через несколько минут правитель вагров и его жена покидают дворец. Внизу их ждет карета, в которую они сядут, и еще множество карет, подаренных Крэгету королем; они полны дорогих и драгоценных вещей. С этого дня верховный князь - один из богатейших людей королевства.


       Постепенно война начинает стираться из памяти людей, уходит прочь. Рыцари, крестьяне, горожане, рабочие - все возвращаются домой, в свои города, деревни, дома, поместья. Пленных вагров партиями отпускают на их пустоши, к их новому правителю, которому они преданы всей душой, которому готовы бесприкословно повиноваться.
        Стив Скайфилд и Рената Актола справляют свадьбу. Они поселяются в поместье Стива, где Эджит - управляющий. Герцог Роберто Актола очень доволен своим зятем-бароном, его имениями и богатством; о том, как он, герцог, выгнал из своего дома гувернантку Хельгу Грюндорф, он старается не вспоминать, Раджана и Ассунта - также. Бывший командор Леверд, а ныне маршал, главнокомандующий и герцог лорд Кермстонский навещает замок близ столицы, где живет таинственная женщина, о которой он вспоминал всю войну, подруга его детства и юности. Клод Эрвин едет в Герст, а оттуда вместе с Колеттой Дюпрэ возвращается в свой родовой замок, откуда был изгнан когда-то.
        Принц Филипп прощен его величеством настолько, насколько это возможно. Придворный дантист вставляет ему зубы на место нечаянно сломанных когда-то командором, и его бывшее высочество отбывает в ссылку на дальние острова, под именем никому не известного дворянина. Там он должен пребывать до конца своих дней под строжайшим надзором.
        Кукушка Грэйс приходит к Ренате Актола вместе со своей рыжей коровой и собакой Корой. Рената очень радуется ей и с удовольствием берет ее к себе в услужение.
       Крона Леверда принимает королева Мария. Она благодарит его за беспримерную помощь его величеству, ее мужу, и велит принести своего маленького сына Ричарда. Ребенок необычайно красив, Леверд так и говорит королеве. Она очень довольно и обещает:
       - Я с удовольствием поручу моего Дика вам, Крон, когда придет время. Пусть он станет таким же отважным, как вы и ваши рыцари.
       Впрочем, Леверд, Стив и Клод недолго наслаждаются тишиной, покоем и любовью; срочные дела призывают их на общую границу вагров и стогров. Узнав, что они должны прибыть в один из его городов, Кай Крэгет пишет им письмо; Леверд читает его вслух. Письмо гласит:
       "Маршал и доблестные рыцари его величества!
       Государь написал мне, что вы собираетесь навестить меня. Я очень рад и приму вас с честью. Будем вместе стоять за отечество против общего врага. Вы увидите пустоши, которые мне дороги, увидите край, который так не похож на ваш: и может, поймете, за что я люблю его. Я покажу вам такую охоту, какой нет в ваших  лесах, я познакомлю вас с отважными и умными людьми, которых вы сумеете вполне понять и оценить, и они ответят вам тем же.
                Жду вас с нетерпением, до               
                встречи!
                Верховный князь и правитель
                вагров Кай Крэгет".


                К О Н Е Ц

Начало: середина февраля 2008 г.
Конец: 6 апреля 2008 г.