Не знаю, можно ли любить хоть какой-нибудь город на свете. Краснодар, наверное, можно. Однако трудно представить любящим свою Родину мальчишку, рождённого и выросшего на улице Седина, в самой жилой её части - между ули-цами Длинная и Гоголя. Ужасная улица. Не могу представить нормального чело-века, вышедшего - прогуляться! - по улице Седина, даже в позднее вечернее время, не говоря уже про время дневное, когда шумный и плотный поток машин делает её похожей на больную кишку гигантского, погибающего от обжорства чу-довища, медленно, порциями проталкивающую своё содержимое к невидимому анальному отверстию города...
Мерзкие дворы, неухоженные, грязные, тесные, наполненные архитектур-ными и людскими полуразвалинами, кажутся светлыми оазисами человечности возле этих, проползающих плотными порциями, сгустков утробно урчащего желе-за. Бледным и болезненным обитателям этих дворов остаётся только затаится в своих норах, или, удовлетворяя человеческую потребность в общении, собирать-ся тесными кучками, перешёптываться и перехихикиваться, с опаской выгляды-вая из дворов на неутомимо ползущую мимо, рычащую и клаксонющую, пустогла-зую армию стальных оккупантов... А лица водителей! Издёрганные, нервические морды загнанных в угол и отчаявшихся зверей, готовых на убийство...
Впрочем, это - лирическое отступление. А было вот что.
Была жара. Милиционеры патрульно-постовой службы рядовой Степанец и младший сержант Голокопытько, удалившись от Кооперативного рынка в сторо-ну улицы Седина, уже доедали по последнему жирнобокому пирожку, когда ус-лышали отчаянный щенячий визг, предваряемый тупым звуком удара. Дело было (как тогда показалось) обычное. Собак часто настигает гибель на улицах города, а уж на Седина...
Звуки, однако, повторились в том же порядке, только визг был более гром-ким и злобным. Потом повторились снова. И ещё...
- От же ж, собаки! - сказал Голокопытько, после чего досадливо сморщил румяную кожу лица.
- Хэк... - крякнул Степанец, осуждающе мотнув головой.
- Во мутузялит, а? - сказал Голокопытько чуть позже, с тайным одобрени-ем.
- Издевательство над этими...как их... Можно штрафануть. - Раздумчиво произнёс благоразумный Степанец.
- Хэк! - Крякнул уже Голокопытько с интонацией одобрения.
Со сходными выражениями брезгливой лени на пирожково-жирных губах, блюстители двинулись на зов судьбы.
Узкий, конечно же, ободранный и загаженный двор...
- Ну, ты чё, мужик? - угрожающе-равнодушным голосом телевизионного Дукалиса, ещё издали, заговорил Голокопытько, старательно, на носках, пересту-пая через чёрную зловонную лужу.
- Пошёл вон, пошёл вон! - Истерически закричал мужчина.
Картина была следующая. Немолодой и неопрятный мужчина панически отбивался от ребёнка - мальчишки лет четырёх или пяти - который старался об-хватить, обнять ноги мужчины, прижимаясь к ним лицом. Следовала короткая борьба, мужчина за волосы отдирал голову мальчишки от своих ног, потом пинок ноги отшвыривал ребёнка метров на семь, и тот с собачьим визгом барахтался там некоторое время на четвереньках, собираясь с силами. Потом он бросался к мужчине, и всё повторялось снова.
- Пошёл вон, пошёл вон! - Вопил мужчина мальчишке. А может - милицио-нерам.
- Но-но, ты... - угрожающе и несколько растеряно произнёс младший сер-жант Голокопытько, картинно расстёгивая кобур...
После того, как мальчишка с визгом отлетел в очередной раз, милиционе-рам удалось схватить мужчину под руки, предварительно стукнув по лицу и по животу с целью успокоения.
— Ты что, ты что! — панически закричал мужчина, пытаясь вырваться. — Пусти! Это же оборотень!
— Но-но! — Сказал Голокопытько. — Вот мы сейчас разберёмся, кто из нас…
Он оглянулся… Как раз в тот момент, когда ребёнок поднимался с четве-ренек… Милиционеры непроизвольно отпустили руки задержанного…
С этого мгновения разум младшего сержанта Голокопытько отправился в свободное плавание и больше в родной порт не возвращался.
Ребёнок был небрит! Серая клочковатая шерсть покрывала почти всё ли-цо. Глаза блестели, словно пылали чёрным огнём. Рот то ли улыбался, то ли ска-лился, и лёгкое рычание доносилось из его развёрстых глубин.
— Ну ты, ты… Ты чего! — Забормотал Голокопытько, возясь с пистолетом. Мальчишка с рычанием кинулся на мужчину, обхватывая его ногу. Младший сер-жант отчаянно пытался вставить обойму в пистолет другим концом. С диким кри-ком мужчина в очередной раз отбросил от себя зверёныша.
— Ст-т-треляй, — бормотал рядовой Степанец, видя, как мальчишка, пе-рестав скулить, поднимается с четверенек, и встречаясь глазами с его тёмным взглядом. Голокопытько, наконец, кое-как совладал с оружием. Пистолет прыгал в его руке, как живой, словно пытаясь сбежать от своего обладателя. Мальчишка бросился на милиционера, и Голокопытько выстрелил. Зверёныш рухнул молча и задёргал лапками. Губы младшего сержанта дёргались, плясали на лице, как чу-жие. Он тупо смотрел на тонюхонькую, с чёрными ногтями, ручку, покрытую серой пыльной шёрсткой.
— Ст-т-треляй, ст-т-треляй… — продолжал бормотать Степанец.
— Так его, так! — Неожиданно близко, над самым ухом произнёс мужчина. Голокопытько испуганно оглянулся — и закричал. Мужчина был небрит! И рот его был окровавлен! Подпрыгнув, с визгом, младший сержант дважды выстрелил мужчине в лицо. Потом, постояв неподвижно, он опустился, съёжившись, на зем-лю и заскулил по-собачьи…
Так они и лежали — мёртвый щенок, невероятно худой, с выступающими рёбрами, неизвестный мужчина с разбрызганной головой, и скулящий крупный человек в позе эмбриона, одетый в грязную милицейскую форму. А чуть в сторо-не, на чёрном пне сидел рядовой Степанец, покачивался из стороны в сторону и слегка улыбался круглым, но мужественным лицом. Такую картину застал наряд милиции, прибывший на место происшествия…
Младший сержант Голокопытько был признан невменяемым и направлен на лечение. Карьера его, обещавшая быть блистательной, рухнула. Теперь он работает водителем милицейского «УАЗика» в одном из отделений в районе Коо-перативного рынка в Краснодаре.
В отношении рядового Степанца Б.У. уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления. На допросах он умело молчал и со значением смотрел в глаза свидетелям, пристально и темнозрачно…
Такова история первого Краснодарского оборотня…
Мораль? Мораль есть. Но — какая?..