Жертвоприношение.
В классе нас было сорок один учеников. Все дети были разные. Их отличали национальность, привычки, воспитание, рост и комплекция. Были детки рослые спортивные, были и толстые. В нашем «муравейнике» я была самой мелкой. По поводу моего роста весь наш класс изощрялся в остроумии, обзывая Комариком, Гавриком, маленьким Гаврошем. Учителя называли меня золотником (мал золотник да дорог; велика Федула, да дура).
Во время походов в город на экскурсию или в кино, Мария Васильевна всегда держала меня за руку, чтобы я не потерялась по дороге. Все принимали её за мою мамочку или бабушку, так как с остальной братией я находилась в совершенно разных весовых категориях.
Вообще-то надо было быть слепцом, чтобы принять её за мою маму. Чёрные жёсткие, как конская грива волосы «мамочки» были взбиты высоко вверх и начёсаны самым беспощадным образом, и собраны в замысловатое сооружение. Откормленный фасад матроны украшал увесистый мясистый нос. Волевой подбородок покоился на мощной груди, угрожающе выпирающей, из тесного английского пиджака как направленная в цель ядерная боеголовка класса земля-земля. Тяжёлый зад уравновешивал и клонил к земле. Когда она переступала порог класса, половые доски жалобно стонали от её авторитета.
Грузную тяжеловесную фигуру обрамлял строгий торжественный английский костюм с кокетливыми бархатными вставочками на локтях. Мария Васильевна демонстрировала нам каждый день новые наряды. К каждому платью или костюму у неё были свои туфли. По понедельникам Мария Васильевна носила каракулевую шубку, во вторник она уже красовалась в пальто с чернобуркой, а в пятницу щеголяла в пальто с норкой.
Мария Васильевна с первых же дней начала насаждать железный порядок, неустанно прививая на доселе непаханой почве правила хорошего тона. Первое правило гласило: хорошо воспитанные дети должны делиться с учительницей своим полдником. Правило номер два: двоечники автоматически лишаются полдников, не имея права даже дотронуться пальцем до своих булочек, которые тут же переходили в личную собственность Марьвасильевны. Что делала жрица начального образования с этими половинками, не знала ни одна живая душа. Может, она держала свиней, и за наш счёт их выкармливала? Хорошо, что ещё чай в своё ведёрко не сливала.
На полдник нам приносили поднос с сорока одной булочкой, сочником, ватрушкой или пирожками с яблоками и второй поднос со стаканами чая или какао. С тех пор я не выношу все вышеперечисленные кондитерские изделия и какао.
Все первоклашки жаждали числиться «хорошо воспитанными», поэтому добровольно лишали себя половины пайка. Скоро на жертвенном столике нашего духовного пастора возвышалась целая горка печёной снеди, поднесённой благодарной паствой. Процедура «жертвоприношения» происходила в святых стенах «храма науки». Торжественную тишину священного обряда нарушала только периодически повторяющаяся фраза, звучащая на разные лады:
- Угощайтесь, пожалуйста, Мария Васильевна, - бодро щебетала образцовая Роменская.
Её речь была правильна, дикция отработана, и вообще, она считалась эталоном, примером для подражания во всём.
- Мария Васильевна, прошу Вас, угощайтесь, - лакейски раскланивалась и расшаркивалась Макарова, натягивая на лицо маску благоговения.
В заискивающих глазах зубрилки казалось навсегда застыли страх и подобострастие.
- Прошу, Вас, Мария Васильевна, - гундосил под нос Лифанов, отводя лисью мордочку в сторону.
Бедняга отрывал от сердца кусок хлеба. Мальчик он был рослый, ему бы надо две порции добавить, чтобы прокормить свои длинные ноги.
Счастливчики, которые на сегодня не были лишёны пайка, выстроились в очередь по одному, чинно подходили к столу, брали с подноса булочку, отламывали половинку, и с христианским смирением вручали пожертвование прямо в белы рученьки Марьвасильевны. Затем участник священной церемонии брал остаток булки, стакан с чаем, и, лопоча слова благодарности за столь небывалую щедрость и милость, проходил на своё место трапезничать, чем Бог послал, вернее его остатком.
На математике дежурные раздали тетради с оценками. У меня на пол страницы красовалась преогромная жирная колышка. В толщине и наклоне единицы чувствовались неистовый нрав и тяжёлая рука учительницы. Подошло время полдника. Старшеклассники принесли поднос с пирожками и какао. Первоклашки дружненько выстроились за своим пайком. Я тоже встала в хвост очереди.
- Куда летишь, комарик? – тараща глаза, зло прошипел двоечник Силантьев.
- За полдником, куда же ещё, - пропищала я.
- У тебя же кол по математике, - воззвал меня к справедливости сосед, покраснев от возмущения, как пожарный гидрант. – Тебе полдник не положен!
- У меня колышка, а полдников лишаются только за двойки, про кол никто не говорил, - оборвала я его на полуслове, и живенько пристроилась в очередь за сладким.
Подошла моя очередь. Вершительница правосудия, завидев на горизонте мою протянутую руку и невозмутимую физиономию, пошла бурыми пятнами от такой неслыханной дерзости, но булку и стакан какао, молча, протянула. Не хватило духу у такой малышки хлеб отбирать. Довольная, я вернулась с полдником в руках на своё место. Сжевав свой полдник, повернулась назад, и шепнула озадаченному Силантьеву, на корню руша его понятия о высшей справедливости:
- Вот видишь, за колышки-то не наказывают!