Лёвушка

Семён Брагилевский
                Моему отцу - Льву Лазаревичу
                и маме — Хане Симоновне
                – посвящается



Город Новозыбков расположен на юго-западе Брянской области, граничащей с Беларусью. Если от Брянска вам доводилось добираться поездом до Гомеля,  Новозыбкова никак не миновать; он будет следующим городом после Клинцов; примерно в сорока минутах езды со всеми остановками на самом медленном (рабочем) поезде.
 Местный люд называл пригородный поезд рабочим, поскольку на нём многие ежедневно добирались утром на работу, а вечером домой. Двигался он не быстро, часто останавливался, пропуская, скорые пассажирские и товарные поезда, поэтому про него говорили: «Каждому столбу кланяется».
 В срок первом - в летнем наступлении немецких войск на Москву - получилось так, что они заняли сначала Клинцы, а уж потом Новозыбков.
 Бедовое наступление чужой армии всегда ставит перед местными жителями много разных вопросов. Однако вопрос "что делать?» - бежать или оставаться – пожалуй, самый главный. И каждая семья  решает его по-своему.
 Теперь про холокост известно всё или почти всё. А тогда мало кому могло придти в голову, что в просвещённой Европе найдутся «умники», поставившие перед собой задачу уничтожения людей по национальному признаку.
 Лёвушка появился на свет в еврейской семье за тринадцать лет до нападения фашистской Германии на Советский Союз. Его отец трудился сапожником в артели, мать хлопотала дома по хозяйству. На легальную артельную зарплату прожить было невозможно, поэтому, приходя с работы, отец снова брал в руки сапожный инструмент и ладил сапоги на продажу. Мать Лёвушки несла их на местный рынок и обменивала у деревенских на муку. Из муки пекла дома хлеб и снова шла на рынок торговать. Всё это было рискованно. Могли посадить за «нетрудовые доходы». Но что было делать...
Вернёмся ,однако, в лето одна тысяча девятьсот сорок первого года. Новозыбков в полукольце. Военные покидают город.  Население - процентов на семьдесят еврейское - взбудоражено приближением врага.
 Те, кто решил остаться в городе, говорили: «Разве мы не видали немца в первую мировую?.. Культурная нация. Чего бояться?.. Зачем куда-то бежать, сломя голову? Или для нас медом где-то намазано?.. Ничего... переживём.» Некоторые даже посмеивались над «трусливыми» соплеменниками.

Левушкин отец был коммунистом. Членство в партии, однако, не мешало семье жить бедно. Весь их скарб вместился в несколько узлов, не превышающих количества свободных рук.

В отличие от беспартийных, коммунисты знали, что их ждёт, попадись они в руки фашистам.
 О расправах над немецкими коммунистами после прихода Гитлера к власти, писали в газетах. Поэтому для Лёвушкиной семьи вопрос выбора не стоял. Надо было уходить. Но уйти нормально, как всегда, не получилось. Ведь даже к встрече Шаббата правоверные евреи успевают приготовиться только в самый последний момент. Вот и Левушкина семья покинула город  уже в последний момент, когда свободной оставалась единственная дорога – через Климов.

 Лёвушкиного отца в армию не взяли по состоянию здоровья и самые тяжелые узлы, разумеется, достались ему. На руках у мамы была маленькая сестренка. Старшая сестра и Левушка несли узлы поменьше.

В Климов пришли ночью. Длинный переход дался нелегко. Все валились с ног от усталости. Город был переполнен беженцами. Распространились слухи о том, что немцы вот-вот перережут, если уже не перерезали, единственную дорогу.

Какие-то знакомые сообщили, что видели в Доме колхозника брата отца - дядю Гришу. Левушка слышал, что дядя Гриша был в Новозыбкове «большим человеком». После войны они узнали, что его вроде бы оставляли в тылу для организации партизанского движения. Климов, окруженный со всех сторон лесами, хорошо подходил для этой цели. Дядя Гриша тогда -в Климове -помог семье брата выжить.
Левушка присутствовал при последней встрече отца с дядей Гришей. О чем они говорили, он не слышал, но видел, как дядя Гриша передал отцу пачку денег. Потом он усадил семью брата на подводу и приказал вознице доставить их до ближайшей железнодорожной станции.

Похоронка на дядю Гришу пришла из Сталинграда. Как и при каких обстоятельствах он погиб – неизвестно.

Ночь подходила к концу, когда они выехали из Климова. Возница ехал с большой неохотой, и, время от времени, занудливо бубнил: «Вот я вас – жадов с вашими жадянятками спасаю, а свою сямью на смертушку покинул!»

Потом, после войны, этот мужик отыскал их в Новозыбкове и долго извинялся «за дурную голову и поганый язык».

Его семья благополучно пережила оккупацию, а евреи (от мала до велика), оставшиеся в городе, были расстреляны и зарыты в большой общей яме. Несколько тысяч мирных людей.

Кто-то скрывался в лесах - партизанил. Левушкин тезка и двоюродный брат, стал партизанским разведчиком. Он погиб перед самым уходом немцев из города. Его увидел и сдал староста. Фашисты, повесили пятнадцатилетнего парня на первом попавшемся дереве.

Староста возмездия не избежал. Когда те, кому он служил, драпанули, партизаны оказались в городе раньше регулярной Красной армии. Первым делом поймали вражину и привязали к хвосту коня. Потом долго таскали его тело по городским улицам... пока оно не превратилось в грязный окровавленный кусок мяса.

На телеге, предоставленной дядей Гришей, всей семьей беженцы ехали не долго. Лошадь была старой и быстро уставала. Пришлось отцу и Лёвушке идти рядом, держась за край. И все равно лошадь тащилась с трудом, еле-еле переставляя копыта. Между тем своих ног от боли и усталости Лёвушка давно не чувствовал.
Когда телега остановилась в какой-то лощине, где скопилось почему-то много народу, он тут же опустился на землю в придорожную пыль и уснул.
Но поспать пришлось совсем чуть-чуть. Отец выяснил, что после лощины за бугром находится мост, который вроде бы уже под немцами. Поэтому народ был в замешательстве и не решался двигаться дальше.
Мать растормошила Левушку и велела ему разведать обстановку.
Левушка пополз к мосту. Там на фоне восходящего солнца копошились красноармейцы. За мостом желто-зелеными волнами, разбавленными красными бликами, колыхалось и играло в утреннем свете большое хлебное поле. За полем чернел лес. Встав во весь рост, Левушка помахал рукой своим.

Красноармейцы через мост никого не пускали. Они говорили, что мост заминирован, что вот-вот появятся немцы, что они (красноармейцы) будут сейчас «все к чертовой матери взрывать». Мама Левушки – маленькая и тщедушная на вид женщина – опустилась на колени и, захлебываясь слезами, умоляла красноармейцев пропустить их. Командир не выдержал и сказал: «Давайте… только бегом».
Мост был позади, и они уже одолели половину поля, когда высоко над ними пролетели самолеты, оставив после себя россыпь белых парашютов с черными запятыми внизу. Казалось, что это ветер, озорничая, забросил в синеву неба пригоршню пушистых одуванчиков.
Сестра Левушки была в восторге.
- Ой, как красиво! – сказала она.
- Нехорошая красота, однако… – заметил отец.
Возница в растерянности остановил повозку, и вскоре все уже лежали в зарослях недозрелой пшеницы.
- Дай партбилет! – сказала мама отцу.
Тот достал из кармана красную книжечку, и послушно отдал жене. Она тут же закопала партбилет в землю.
Если бы женщина знала, что немцы убивают евреев, не взирая на принадлежность к коммунистам, думаю, она бы не стала этого делать.

Теперь они лежали на земле и со страхом смотрели в небо. Поначалу казалось, что парашютисты зависли над головами беженцев и опустятся прямо на них. Но этого не случилось; немецкие десантники приземлялись ближе к мосту, который, очевидно, и был их целью.

Не успел первый парашютист коснуться ногами земли, когда в той стороне раздался сильный взрыв, и поднялась стрельба. Возница, а за ним и все остальные бросились к телеге. Лошадь, гонимая ударами кнута, криками и стрельбой неожиданно резво побежала к лесу.

К удивлению беженцев, лес был переполнен нашими войсками. Левушкин отец, разгоряченный только что пережитым страхом, задыхаясь, начал возмущенно кричать:

- Что же вы?.. Там парашютисты немецкие… их немного… а вы… вы тут… такая силища!.. А там люди… их спасать надо!

- Не кричите! – послышался уверенный и сердитый явно командирский голос. – Зачем шуметь? У нас другой приказ имеется, - и затем уже мягче добавил, - вы, наверно, на Хутор Михайловский? Так это в ту сторону…

Хутор Михайловский встретил их, измученных дорогой и переживаниями, толпой таких же беженцев, жаждавших уехать в глубь страны как можно быстрее. Но на станции стоял один единственный состав. Все его вагоны, уже были забиты до предела. Кроме того, состав вот-вот должен был тронуться. Те, кто уже отчаялся уехать – часть из них – потянулись со станции пешим ходом дальше; другие решили вернуться домой. Однако были и такие, кто все еще бегал вдоль состава, пытаясь втиснуться в один из переполненных вагонов. Среди них была семья Лёвушки.

- Господи, помоги! Господи, помоги! – твердила Лёвушкина мама, семенившая за отцом с маленькой сестренкой на руках.

И тут... о, чудо! Кто-то обнаружил вагон с телятами. Телят выгнали. Освободившееся пространство быстро заполнилось людьми. Толстый слой теплой навозной жижи, покрывавшей доски пола никого не смутил.

Последние счастливцы садились уже на ходу. Поезд тронулся и медленно пополз на восток, оставляя позади тех, кому так и не удалось в него сесть. Левушкиной семье повезло ещё раз.
 
Из вагона на ходу полетела навозная жижа; новые пассажиры, не откладывая на потом, принялись обживать временное прибежище на колесах.

Ехали долго. Поезд бомбили. Во время первой бомбежки Лёвушка чуть не погиб.
Машинист остановил состав. Люди густо посыпались из вагонов по крутому склону насыпи.
Семейство Лёвушки располагалось в глубине вагона у небольшого окошка. Через него и стали выбираться под вой пикирующих самолётов.
Последним был Лёвушка. Он зацепился за гвоздь штаниной и беспомощно повис над откосом, не в силах освободиться самостоятельно. Вокруг рвались бомбы. Осколки с глухим стуком врезались в деревянную обшивку. Несколько штук впились в доски рядом с ним. Лёвушке стало страшно, и он закричал:
- Мама!.. Мамочка!..

Мать бросилась к сыну, ухватила его двумя руками за ноги и со всех сил рванула на себя. Раздался треск рвущейся материи, и они покатились вниз.

Так и ехал Лёвушка с разодранной снизу до верху штаниной, наскоро перехваченной поверх материи в трех местах веревкой. Других штанов не было, а чинить эти - недосуг... да и не чем.  К тому же...  рядом кровь, смерть, разрушения, - война - одним словом... а тут всего лишь разорванная штанина у мальчика. Живой... и слава Богу.

Деньги, что дядя Гриша дал отцу, быстро таяли. Пришлось ввести жесткий режим экономии. Надвигалась угроза голода. Два случая помогли их семье продержаться.

Отец Лёвушки  сильно переживал из-за потери партбилета. Теперь он опасался потерять другие документы, поэтому постоянно проверял у себя их наличие. Но однажды они все-таки исчезли. В это трудно было поверить, но это произошло. Вокруг находились уже проверенные дорогой люди, и только один неизвестный дядька крепко спал поблизости. Отец поднял шум, но дядька упорно «не просыпался». Тогда его растолкали. Пропавшие документы оказались под ним.

На ближайшей остановке дядьку сдали милиционерам. Еще через остановку к их вагону подошли люди в форме НКВД и вызвали отца. Они поблагодарили его за бдительность и вручили три буханки хлеба. Дядька оказался шпионом. Несколько дней семья была с едой. Но вскоре снова замаячила страшная перспектива.

Когда поезд в очередной раз застрял на каком-то полустанке, мама послала Лёвушку поискать «что-нибудь поесть». Он молча взял корзину и выбрался из вагона.

Перед ним лежало широкое поле с выгоревшей на солнце сухой травой. За полем вдалеке виднелись крыши домиков. Левушка побежал к ним. Бежать по некошеному полю было не легко. Пересохшая трава в некоторых местах была выше его роста и сильно препятствовала движению. Он представил, будто какой-то злой сказочный персонаж при помощи волшебства возводит перед ним бесконечные стены из травы, которая хватает его за ноги, за туловище, пытаясь не пустить к цели. Но он упорный и смелый, и никакой траве - даже волшебной - с ним не справиться.

Наконец поле закончилось и Лёвушка - весь мокрый от пота и запыхавшийся – оказался у крайней хаты. Постучал в окно... в дверь... снова в окно. Никто не отзывался. Тогда он потянул дверь на себя. Поддалась. Лёвушка вошел и замер. Посреди комнаты напротив прикрытого заслонкой зева русской печи он увидел большой стол, сплошь заставленный едой. Там был чугунок с горячей - ещё дымящейся - картошкой, целая горка нарезанного ломтиками соленого сала с мясными прослойками, хлеб, помидоры, грибы, зелень, еще что-то...

Ему казалось, что сказка продолжается и перед ним  скатерть-самобранка. И если сию минуту из-под печки выскочит домовой, он нисколечко не удивится.

Но следовало торопиться. Лёвушка быстро уложил еду в корзину и вышел на двор. Вокруг по-прежнему не было ни души.

Как Лёвушка ни торопился, поезд с родными ушел без него. Такое у них в вагоне случалось.  Поезда с беженцами подолгу стояли на запасных путях, пропуская встречные составы, идущие к фронту. Никто не знал, сколько продлится стоянка и отстать от своих, потеряться - особенно ребёнку - можно было запросто. Поэтому в  семье Лёвушки договорились, если кто-то из них отстанет от поезда, потеряется, вся семья будет ждать его на ближайшей станции.

Лёвушке повезло. К вечеру того же дня он добрался до следующей станции. Там, недалеко от окошка привокзальной кассы, он увидел родных; они сидели на узлах и ждали его. Общей семейной радости не было предела.

Когда они добрались до Саратова, их определили в райцентр Петровск, а оттуда – в село Бакура, расположенное на реке с восхитительным названием Сердоба.

По прибыти на место эвакуации Левушкин отец вскорости заболел тифом. Он выжил, но был настолько слаб, что долго ещё не мог принять на себя обязанности главного кормильца семьи.

Роль кормильца легла на плечи тринадцатилетнего Лёвушки. Председатель колхоза взял Лёвушку на работу пастухом. Взять-то взял, да, видимо не учел, что не из всякого городского подростка может выйти хороший пастух.

Бычки, которых Лёвушке доверили, быстро "сообразили", с кем имеют дело. Они  зашли на поле с побегами озимой пшеницы, и разбрелись по нему.

Откуда Лёвушке - городскому жителю - было знать, что это не специально посаженая для выпаса животных зелёненькая травка, а самые что ни есть настоящие всходы  озимой пшеницы? Поэтому Лёвушка ходил, скучая, по полю с волочившимся за ним по земле длинным пастушеским кнутом, которым он ещё не успел научиться толком пользоваться.
 
За этим занятием их застал председатель. Сначала он наорал на ничего не понимающего подростка, потом велел ему, непрерывно гонять бычков по всему полю; причем гонять их нужно было до тех пор, пока, как выразился председатель: «Эти падлы не начнут дристать…»

Когда Лёвушка выбился из сил и жизнь животных была в безопасности, председатель заявил: «Спасибо скажи, что тебе годков маловато и все бычки целы, не то "плакала тюрьма по тебе..." в аккурат за вредительство».

В общем, пастух из Лёвушки не получился, и председатель - от греха подальше - перевёл его в водовозы.

Теперь каждый день рано утром кто-нибудь из взрослых запрягал в телегу с огромной бочкой пару колхозных быков, и Лёвушка отправлялся с ними на реку. Там он наполнял бочку водой и отвозил её на дальний стан. Быки дорогу знали. Лёвушке всего лишь оставалось задать им верное направление.

Быки - как известно - в работе не шибко торопливы, и по дороге на стан Лёвушка успевал хорошо выспаться. А спать ему хотелось; и даже очень. Как главный кормилец в семье, он в обмен на продукты ночами ремонтировал для сельчан обувь. На колхозные трудодни выжить было трудно.

Так до конца войны Лёвушка и просидел бы, наверное, в водовозах, если бы не эти самые животные...

Однажды Лёвушка  пригнал их - как обычно - на реку, натаскал вёдрами в бочку воды, выбрался на дорогу, ведущую на дальний стан, и уснул с поводьями в руках.

Проснулся он от ожегшей спину боли. Быки стояли на центральной усадьбе колхоза возле самой конторы, а разъяренный председатель охаживал Лёвушку плеткой…

У животных, видимо, что-то «переклинило» и они, вместо того, чтобы, как обычно, доставить уснувшего возницу вместе с бочкой на стан, взяли да и развернулись в обратную сторону и, будто в насмешку, притащились прямиком под окна кабинета председателя колхоза.

Остыв от гнева, председатель сказал, разводя руками: «Ну, не знаю, какую работу можно тебе доверить!..».

В общем, из водовозов Лёвушка тоже был с позором изгнан.

Вскоре колхоз начал сдавать государству выращенный урожай. Его вывозили в райцентр на специально оборудованных телегах. Снаряжали целые обозы. Лёвушку определили одним из возниц; под присмотр старших.

Теперь, бывая в городе, Левушка исхитрялся брать заказы на ремонт обуви и там.

 Однажды его вызвали в райком комсомола. Разговор был недолгий:

- Мы наслышаны о твоем понимании в сапожном деле. Завтра в город прибывает с фронта часть. Нам поручено организовать починку обуви. Будешь работать в сапожной мастерской.

Работы привалило. Левушке пришлось оставаться в городе на ночь. Но в родной стихии он чувствовал себя королём; сапожное ремесло было ему известно сызмальства, и, хотя время было тяжелое, молодость и осознание того, что он тоже работает на победу, на семью, - не позволяли унывать.

Наконец поправился отец и его сразу взяли в сапожную мастерскую. Работать вместе стало веселее.

А в ста семидесяти километрах от Петровска шла Сталинградская битва. По ночам  были видны всполохи, слышался гул орудий. Манштейн пытался прорвать кольцо, в котором советская армия зажала многотысячную группировку фельдмаршала Паулюса.
Где-то там погиб дядя Гриша. А родной брат будущей Левушкиной жены – рыжий балагур и выпивоха Фима – зарабатывал свою единственную и главную боевую награду – медаль за оборону Сталинграда.

31августа 2005г. - 30 мая 2018г.