На следующий день у меня поднялась температура. Я простыла. Мама корила себя за то, что согласилась взять меня с собой. А я, чувствуя себя виноватой, старательно глотала лекарства и незаметно стряхивала градусник, чтобы мама не волновалась лишнего.
Постельный режим, чай с малиной и желание поправиться одержали победу над простудой. Я пошла на поправку и через неделю вернулась в интернат. Но однажды вечером, готовясь ко сну, я вдруг с ужасом обнаружила на коже ног красно-синие пятна. Я стояла босая на полу спальной, а девочки обступили меня, с удивлением разглядывая "яблочный" рисунок...
Наутро меня отправили в больницу. Встряхивание градусника здесь не приветствовалось. Три раза в день я глотала таблетки аспирина, пила микстуру от кашля с анисовыми каплями и терпела уколы. Каждые три дня приезжала мама и передавала мне печенье и яблоки.
В палате лечились пятнадцать детей разного возраста. Болеть никто не хотел, и мы с утра до вечера мечтали попасть домой. С другой стороны, можно было читать интересные книжки, играть в настольные игры и часами разговаривать. Правда, когда на улице светило солнце, пели птицы и распускались почки, все эти развлечения казались скучноватыми. Я знала, что интернат совсем рядом, через улицу. Там кипит жизнь, учебный год подходит к концу, а на улице теплым-тепло. Мне казалось, что произошла какая-то путаница: у меня ничего не болит, температура нормальная -36,6, я не кашляю, горло в порядке. Почему тогда профессор каждое утро приводит студентов, ставит меня на круглый стол в центре палаты и указкой показывает на красные "яблоки" на моих ногах, которые все не проходят. Он долго объясняет что-то студентам на непонятном врачебном языке, а они слушают и кивают головами. Когда я спрашивала палатного врача Веру Ивановну, худую невысокую женщину с открытым и добрым лицом:"Когда меня выпишут?", она отвечала:"Вопрос остается открытым. Будем лечить!" Мне, конечно. хотелось спросить, сколько же еще вопрос будет открытым и нельзя ли его закрыть, но я не решалась.
Однажды нянечка тетя Ася, убирая палату, достала из кармана своего халата записку и передала мне.
- Вот тут паренек вчерась приходил и просил передать записку, его не пустили. А я запамятовала, ты уж прости меня, дочка!
Дима писал в записке, что ему меня жалко, что девочки из нашего класса передают привет и что Галю Огурцову приняли в пионеры. Вместе с запиской в почтовом конверте лежали завернутые в целлофан три леденцовых петушка. А еще через день в палату пришли вместе с Ниной Ивановной три мои подруги и принесли мне большой голубой конверт.
Посмотри, Люся, это тебе прислали из "Пионерской правды". Я открыла конверт. На белом листе бумаги был напечатан двуцветный текст. Красным начало:
"Здравствуй,Люся! Твои стихи нам понравились. Мы очень рады, что ты учишься в интернате и любишь своих ребят. Однако, твоя фраза "Мечта Ильича сбыта" неточна. Больше читай книг, изучай русский язык. До свиданья. Пиши нам в газету о жизни интерната." Заканчивалось письмо черным шрифтом.
Долгие годы голубой конверт с героями детских книжек на обложке хранился в моем дневнике...
Три недели в больнице закончились, и меня выписали. А потом пришла мама и сказала, что забирает меня из интерната насовсем.
Людмила Уфимцева, Здание из красного кирпича, док. повесть, стр. 45