Одним из моих приятелей по свибловскому двору был Димка Малышев – Димон, как его все называли.
Это был улыбчивый парень с душой нараспашку. Димон учился в кулинарном училище на кондитера, и в его карманах нередко можно было обнаружить дорогие шоколадные конфеты, которые он приносил с практики с московских кондитерских фабрик. Он специально берег их, зная о моей ненормальной любви к шоколаду и его производным.
События, здесь описываемые, имели место в тысяча девятьсот семьдесят третьем – семьдесят четвертом годах.
Это было время, когда мы были молоды.
Когда страна запоем читала книги, распевала бардовские песни, валом валила в театры.
Время «Современника», «Театра Сатиры», «Ленкома».
И, конечно же, «Таганки», стоящей немного в стороне, так как, в отличие от названных выше театров попасть в нее было совсем нереально – билеты уходили в ЦК Партии, министерства и ведомства Страны Советов, продавались за валюту иностранным туристам, а оставшиеся крохи растворялись в недрах различных торгов, владеющих дефицитом.
Ведь, никакой другой театр страны не мог похвастаться тем, что в нем играет Высоцкий. Тот самый, известный миллионам граждан по миллионам километров магнитофонных лент.
В ту пору и я уже был отчаянным театралом, заболев театром в четырнадцать лет на спектакле «Современника» «Вкус черешни» с Олегом Далем, Еленой Козельковой и песнями Булата Окуджавы.
Однажды Димон, как бы между прочим, спросил меня, а не желаю ли я сходить в «Театр на Таганке»?
- Сестра просила – сказал он – я билеты достал на спектакль «Павшие и живые», а она пойти не сможет.
Я не сразу нашелся, что ответить Димону на такой простой, казалось бы, вопрос, так как то, что он предлагал, не могло быть правдой.
А если неправда это - значит, розыгрыш. Попадаться на который не хотелось.
Пауза затягивалась.
Сообразив о ее причине, Димон вынул из кармана измятый огрызок бумаги, мне протянул.
Это был грязно - зеленого цвета маленький клочок, оторванный от обложки школьной тетради за две копейки. С рваными краями, размером чуть больше спичечного коробка.
На нем шариковой ручкой было написано:
- В кассу. Два билета на 19.00. Число и месяц. Н.Дупак.
Заметив мое удивление, Димка добавил:
- Да ты не волнуйся. Моя сестра уже не в первый раз с таким бумажками в «Таганку» ходит. Подъедешь в служебную кассу, отдашь молча это в окошко и получишь свои билеты. Нет никаких чудес. Просто я дружу с сыном сотрудника этого театра. И он для меня периодически выпрашивает у папы билеты.
На следующий день я со страхом и практически безо всякой надежды поехал, все же, на Таганку.
Перед театром пустынно было, только открытая в фойе дверь манила призывно.
Вошел, с духом собравшись.
Слева, если я правильно все помню, была касса с закрытым окном. А служебное окошечко справа находилось. И очередь у него стояла. Человек из пяти - шести.
В нее то я и пристроился без слов. На ватных ногах и от пота липкий.
Все происходило молча – очередник протягивал в окошко свою бумажку и в полной тишине, расплатившись, получал обратно настоящие билеты.
Подошла очередь высокого худого мужчины, стоящего передо мной.
- Два билета от Высоцкого – нарушил он тишину – на сегодня, на вечер.
- Владимир Семенович Вам билетов не оставлял – произнес из глубины женский голос после долгого шуршания бумагами.
- Как не оставлял? – возмутился высокий худой гражданин– Если он сам мне их вчера обещал.
- Вот пусть сам мне и позвонит. Следующий.
Следующим был я. Приготовившись испить свою чашу позора, я, все же, протянул в окно свой аргумент, ставший влажным в моей вспотевшей ладони.
Лица дамы я не видел. Видел только руки ее. И пальцы ловкие. И аккуратную стопку билетов с листочками и записками, прикрепленными к ним металлическими скрепками.
Пробежав быстро по стопочке, вынули пальцы эти два билета из нее.
Вместе с зеленым клочком от тетрадной обложки. Братом - близнецом моей.
- Три рубля – буднично и просто произнесла она.
Обменяв деньги на билеты, я, еще не веря до конца в реальность произошедшего, вышел на улицу, беспечно держа их в руке.
Тут же из абсолютной пустоты и тишины появилось множество людей, требующих, умоляющих, убеждающих меня продать им эти ненужные мне бумажки.
Впрочем, один билет вечером им все же достался, так как моя девушка жила за городом и не имела домашнего телефона. Ехать за ней было поздно. Институтские друзья ее, которых я просил по телефону сообщить ей о свалившемся на нас счастье ничего ей не сообщили. А может просто не смогли этого сделать.
Человек, купивший у меня за пять минут до спектакля ставший вдруг ненужным мне этот второй билет, посмотрел на меня, как на умалишенного. И отдавая рубль пятьдесят, кажется даже не поблагодарил.
Спектакль был необыкновенным.
Все играли замечательно.
Запомнилась Зинаида Славина, читающая стихотворение «Коммунисты, вперед!». Читающая так, что мурашки бегали по спине. И слезы выступали на глазах.
Блестяще играл Владимир Высоцкий.
У него в спектакле было несколько ролей.
В солдатской гимнастерке был он поэтом – фронтовиком.
По ходу спектакля играл Чаплина и Гитлера.
Трудно передать словами, как он преображался.
Пока партнеры по спектаклю здесь же на сцене клеили ему усики, успевал он слегка согнуться, а получив котелок и тросточку, изменить походку, превратившись в смешного и трогательного маленького человека - Чарли Чаплина.
То же с Гитлером.
Набросили сзади плащ, сбили челку в другую сторону – и вот он, с небрежным нацистским приветствием, и негромким «Хайль». И лающей речью. И слюнявыми брызгами.
И песня: «Все впереди, а ныне за метром – метр. Идут по Украине солдаты группы «Центр».
Незабываемо.
Потом были «Послушайте», «Мать», «Товарищ, верь…», «Десять дней, которые потрясли мир», «Пугачев» с потрясающим Хлопушей, великолепно исполненным Владимиром Высоцким.
До сих пор считаю, что Высоцкого, как талантливейшего актера, кинематограф не раскрыл до конца.
Исключение - глубокий и настоящий Николай Васильевич фон Корен в фильме Иосифа Хейфица «Плохой хороший человек».
"Таганке" же это сполна удалось.
Досадно, что память об этом сберечь и на пленке будущим поколениям оставить не получилось.
Воистину, "что имеем - не храним".
А жаль.
Много лет минуло с той поры.
А я до сих пор благодарен своему товарищу Димке Малышеву.
И загадочному сотруднику театра, наделяющего Димона интригующими и загадочными волшебными бумажками, открывающими двери в удивительный мир искусства.
И директору «Театра на Таганке» Дупаку Николаю Леонтьевичу – другу Владимира Высоцкого.
Бумажки эти подписывающему.