Лето. Дом творчества ВТО в Плёсе на Волге. 6 часов утра.
"Как жаль, что очередной отпуск я провожу одна, без тебя, Иленька, - пишу я в письме мужу, - и ты не видишь эту волжскую красоту. Только теперь я поняла, почему Левитан так любил эти места. Можешь издеваться надо мной, над моим восторгом, но у меня, вдруг, родились стихи.
Покоен Плёс ночной порою,
Когда на Волге тишина,
И караваны кочевые
Плывут бесшумно, жизнь храня.
Во сне испуганная птица
Вспорхнёт в прозрачной тишине,
И долгим эхом отзовётся
Скрип лодки призрачной во тьме.
Что Левитан любил так в Плёсе?
Я думаю, что седину
Домишки старого, где свято
Хранят под крышей старину,
И миг, когда на горизонте
Полоска алая легла -
Заря в прекраснейшем полёте
Край неба лентой обожгла.
Не суди строго, вырвавшиеся из восторженной души, строфы. Но тут действительно красота такая, что хочется преклонить колена и благочестиво помолиться в благодарность за то, что живёшь и видишь это чудо. Целую тебя. Бегу завтракать."
Опустив письмо с открыткой волжского пейзажа в почтовый ящик, я вошла в столовую. За столом уже сидел театральный художник. Он явно ухаживает за мной целую неделю. Я с ним вежлива, но строга. Второй год моему новому, наконец, счастливому замужеству и отпускные "приключения" мне не нужны.
- Доброе утро строгой служительнице муз, - говорит он, вставая, с лёгкой иронией в голосе. - Мне сегодня удалось взять на прокат последнюю лодку. Не хотите ли после завтрака составить мне компанию?
- И куда мы поплывём? - так же иронично спрашиваю я.
- Ну, сначала к противоположному берегу, а потом доверимся Волге, её спокойному течению. Я буду рисовать, вы - молча читать что-нибудь интересное, чтобы не отвлекать меня от работы. Я кое-что задумал сегодня сделать.
- Если молча, - рассмеялась я, - то согласна довериться Волге.
"Когда я последний раз каталась на лодке? Пожалуй, в детстве с папой. Не грех будет покататься ещё раз с этим чрезвычайно вежливым товарищем", - подумала я, оправдывая своё быстрое согласие на прогулку.
Солнце. Река вся в золотой, похожей на рыбью, чешуе. Мы садимся в лодку. Он с
этюдником, а я, по его просьбе, с книгой. Довольно быстро пересекли середину Волги, вёсла брошены, и поплыла лодка тихо вниз по течению вдоль берега с заросшими травой и берёзовыми рощами холмами. Он что-то рисует, часто вскидывая голову, как будто рассматривает объект за моей спиной. Я читаю. Иногда, устав сидеть в одном положении, меняю позу.
- Не вертитесь! Прошу вас, - почти грубо командует он. - Вы мешаете мне работать!
Обидно от окрика, но я подчиняюсь. "Чокнутый какой-то, - думаю я. - Сам
пригласил покататься по Волге, был так любезен..." От неподвижности у меня заболела спина и затекли ноги. Прошло не менее часа. Мне скучно, досадно, читать не хочу. Лодку и эту дурацкую прогулку уже ненавижу.
- А мы когда вернёмся на берег? - спрашиваю почти елейным голосом, чтобы вновь
не нарваться на грубость.
- Устали? Ох, извините, я заработался, но практически эскиз закончил. Что ж,
поплыли к берегу, - засуетился он, быстро складывая этюдник и пряча рисунок.
"Даже рисунок не показал, идиот" - окончательно обиделась я.
- Я завтра уезжаю, - с ноткой сожаления говорит он, - а сегодня вечером приглашаю вас в мой номер на выставку. Мои коллеги и я развесим свои летние работы, обсудим их. А вам я подарю любую из своих работ, какая вам понравится.
- Правда?! - обрадовалась я. - Я очень люблю волжский пейзаж Левитана с часовенкой вдали. Вы такие же рисуете?
- Не совсем, - скривил улыбку художник, - но церковки вдали тоже есть, - завершил он фразу, почти повторив мою интонацию о часовенке, и ещё сильнее налегая на вёсла.
"Кажется я сморозила какую-то глупость, он обиделся. Ну и пусть! Нечего было меня звать кататься, а потом рычать, как вредина" - успокоила я себя, радуясь приближению к берегу.
Вечер. Закат над Волгой. Лишь поскрипывание уключин чьей-то лодки нарушает тишину. Я сижу на балконе и "балдею" от красоты волжского простора. Стук в дверь.
- Вы ещё не спите? - слышу я голос художника. - Мы ждём вас. Приходите на выставку.
- Да, да. Конечно, сейчас приду, - кричу в ответ, мигом вспомнив лодку, книгу, рык и боль в спине. Но любопытство побеждает, и я уже в хорошем настроении "вплываю" в номер художника.
Двое мужчин встают мне навстречу, и художник знакомит меня с ними. Встречаюсь с
лукавыми, но внимательно оценивающими меня глазами коллег. На стенах - изумительные рисунки. Волжские пейзажи, грустная берёза, белые стены церкви за рощей, как белый сарафан уходящей девушки, портрет - женская головка в солнечных бликах, вновь пейзаж, село на другом берегу Волги... Дух захватывает от красоты.
- А где ваши работы? - спрашиваю, помня об обещании художника.
- А тут все мои. Коллеги поленились присоединиться.
- Да?! - радостно вскрикиваю я и указываю на картинку с белой церковью за рощей. - Я эту выбираю.
- Подождите, подождите,- улыбаясь просит меня коллега. - Присмотритесь ещё к другим рисункам. Может быть портрет лучше?
- Какой портрет? А! Вот эта головка? Да, она очень хороша, но я хочу... - смутившись от смеха коллег, неуверенно заканчиваю фразу, - рощу с церковью...
- Вы что, не узнаёте себя в этом портрете? - смеясь, спрашивает один из них.
- Нет, - отвечаю, тихо входя в ступор смущения. - Она очень красивая, а я обычная и совсем некрасивая.
- Да вы в зеркало на себя хоть иногда смотрите?! - не выдерживает художник. - Как же можно не видеть в себе природной гармонии, естественности, в которой вся красота женщины?! Я дарю вам ваш портрет и знайте - вы такая.
Почти сорок лет прошло с того прекрасного лета. На стене моей квартиры висит тот портрет. Зеркало. Я вижу лицо с седыми глазами, изборождённое дорожками и глубокими впадинами прожитой жизни. Нет! Больше не буду смотреть в зеркало.
Буду смотреть на портрет.