Поле боя определилось
Октавиан и Томаш прогуливались по просторному вестибюлю вокзала. Они делали вид, что кого-то провожают. С этой целью даже купили букет дешевых цветов. Проблема была в том, что они Рукова никогда и в глаза не видели, но Октавиан помнил, что о нем говорила Валентина, поэтому у него в голове выстроилась какая-то размытая идея.
Народу на вокзале было немного. Октавиан окинул взглядом вестибюль, стараясь остановить хоть на мгновенье свое внимание на каждом. Он не нашел никого, напоминающего по описаниям Рукова. В вестибюле была пара мужчин лет тридцати пяти, но они оба имели приличные животы, что никак не подходило под описание Семена. Октавиан логично решил, что Руков должен ехать в Москву, хотя, кто его знает, что он будет делать на вокзале.
На перроне стоял только один поезд, одходящий на Рязань. Ближайший на Москву, следуя из АлмаАты, должен был прибыть через десять минут. Октавиан замер, закрыл глаза и начал шептать заклинания. Томаш с тревогой смотрел на него, но молчал, отчаянно жуя резинку.
Колдун открыл глаза и зашептал:
- Быстрее, где здесь вокзальный буфет?
Томаш начал вертеть головой по сторонам. Потом ткнул указательным пальцем в сторону зала ожидания.
- Там! Вон вывеска.
Они успели войти в буфет как раз в тот момент, когда старший сержант Филатов возвращал документы Ивану Федосеевичу.
- Спасибо, извините за беспокойство, все в порядке, господин Руков.
Октавиан застыл, как борзая, зачуяв зайца.
- Вот он!
- Где? - пискнул от волнения Томаш.
- Да вон, с милиционером.
Томаш жадно пожирал глазами Ивана Федосеевича.
- Так вот ты какой, северный олень!
Октавиан оттащил Томаша за стойку.
- Хорош зырить. Не хватало, чтобы еще и к нам мент придолбался.
Колдун и его помощник подождали, когда Иван Федосеевич выйдет из буфета, и осторожно последовали за ним. В этот момент на перрон пришел поезд Алма Аты – Москва.
Вальяжной походкой господин лже-Руков подошел к спальному вагону и протянул проводнице билеты.
Октавиан с удовольствием потер руки.
- Ну вот теперь он наш!
Томаш удивленно посмотрел на своего компаньона.
- Как это наш? Ты знаешь, на какой станции он выйдет?
- Нет, но мы поедем вместе с ним.
- Так у нас и билетов нет, купить уже не успеем, поезд сейчас будет отходить.
- Ну и не надо. Иди за мной.
Октавиан пошарил по карманам и извлек на свет два замузганных чека из супермаркета, неизвестно каким образом у него завалявшихся. Послюнявив пальцы, колдун попытался немного расправить смятые бумажки, потом махнул рукой.
- И так сойдет.
Октавиан и Томаш подошли к проводнице спального вагона. Октавиан улыбнулся:
- Здравствуйте, надеюсь, мы вовремя. Это поезд на Москву?
Симпатичная моложавая проводница улыбнулась в ответ.
- На Москву, на Москву, билетики давайте быстрее, а то скоро отправляемся.
Октавиан протянул проводнице смятые чеки. Она взяла их в руки, посмотрела внимательно, потом подошла поближе к станционному фонарю, чтобы было больше света. Замерла, задумавшись. Все эти мгновения Октавиан не сводил с женщины пронзительного холодного взгляда. Проводница еще раз внимательно посмотрела на чеки, потом подняла голову и улыбнулась.
- Ваши места 15 и 17, билетики я вам верну в Москве. Проходите быстрее, а то уже отправляемся.
Октавиан смахнул бисеринки пота с носа, улыбнулся в ответ.
- А чаек будет?
- Будет и чаек и лимончик. Давайте проходите, не задерживайте.
***
Руков гнал Волгу по темному шоссе, старательно обгоняя немногочисленные фуры. Он врубил на полную катушку любимую радиостанцию, благо начинка в Волге была суперсовременная. Даже кондиционер ухитрились вмонтировать.
Километров за пять до поста ГАИ какой-то внутренний голос подсказывал ему сбавить скорость, и он ее сбавлял, перестраиваясь в правую полосу движения. Внутренний голос его еще ни разу не подвел, всякий раз после его предупреждения Руков проезжал через милицейские посты на разрешенной скорости, замечая, сколько машин тормозят озлобленные ночным дежурством гаишники. А потом снова давил на газ.
Усталости Семен не чувствовал. Это была его вторая бессонная ночь, тем не менее, время превратилось для него в нечто ощутимое, как будто кто-то, в ресторане « Ночной Сюрприз», прилепил ему на спину конец шелковой нити, которая разматывалась вслед за ним из толстого бесконечного мотка., и , кажется, обернись сейчас Семен, то можно эту нить и потрогать. Время материализовалось.
Рукову было все равно. Он еще не знал, что будет делать в ближайшие часы, как он попадет в Чертовы Ворота. Но вдруг его снова охватила пугающая тишина. Наконец-то. Семен уже ждал наступления приступа, он знал, что живущий в нем Мышигин не враг ему самому. Семен на это время переставал быть Семеном, он становился Мышигиным, и эта игра начинала ему нравиться. Главное- не терять контроль. А ведь это и было самое трудное, но не невозможное.
Семен ощутил прилив сил, руки потянулись к бардачку за сигаретами, но их там не оказалось.
- Блин, опять сигареты забыл, - сказал Руков не своим голосом, подчиняясь перевоплотившемуся в него Мышигину. – И что за чертовщина с моим телом? Я что, сплю? И вообще, что я делаю на этой дороге? И шмотки на мне какие-то странные. Херня какая-то. Дней пять живу как во сне. Да куда я еду вообще??
Руков нажал на тормоз и съехал на бровку. Он уже было оторвал руки от руля, чтобы открыть дверцу и выйти вон, но заставил себя снова вспомнить день убийства, сжал руки на руле до боли в суставах.
- Что это со мной? – произнес Руков громким шепотом.- Черт, как хреново. Это же дорога в Сотинск. Ну да, в Сотинск. И я еду в Сотинск? А что мне там делать? Ни фига не помню. А машина?
Руков начал громко хохотать вопреки своей воле. Смех его просто распирал.
- Ой, не могу. Это же Волжана! Лет десять уже на ней не ездил. Что я вообще здесь в этой колымаге делаю? И что это за радио иностранное тут вякает? А ну-ка...
С этими словами Руков переключился на Шансон.
- Во, вот это музон. Надо позвонить Антону. По-моему, я свихнулся.
Руков начал шарить по карманам в поисках телефона, он никак не мог заставить Мышигина искать в правильном направлении, так как телефон у него находился в коженом кармашке, закрепленном на брючном ремне.
Наконец его рука нашарила телефон.
- Что за чертовщина? С каких это пор я начал прятать телефон в этот презерватив? Ладно.Ух ты! И телефон не мой! Сименс какой-то... А где моя навороченная Нокия? Тоже ладно....
Семен начал набирать номер, подчиняясь движениям Мышигина. Потом приложил трубку к уху.
В телефоне раздались долгие гудки, на третьем гудке кто-то на другом конце проговорил тихим голосом.
- Это кто? Вы хоть знаете, который сейчас час?
- Антоха, дорогой, засунь себе эти часы, знаешь куда? Ну ты что, не узнал?
И Семен зашелся в приступе хриплого глухого смеха.
***
- Антон, я по- быстрому в душ, а ты можешь идти в спальню. Пора спать. – Дарья зашла в ванную и закрыла за собой дверь. Потом медленно вытащила из кармана мобильный телефон. Из глаз ее мощным потоком хлынули слезы. Паша, Паша... Ее любимый Паша. Именно его ребенка она носила сейчас под сердцем.
Антон ни о чем не догадывался, он был уверен, что ребенок его. Уже пятый месяц. Дарья даже не задумывалась над тем, что она делает. Она влюбилась в Пашу сразу же, как только увидела его в первый день работы, когда Тюкин объявил ей, что принял на работу нового шофера, который будет ее, Дарьи, водитель и охранник одновременно. Высокий, сильный, красивый, молчаливый с голубыми глазами, всегда смотрящий как бы из-под лобья, недоверчиво.
Дарья его околдовывала целый месяц. Паша не поддавался. Она знала, она чувствовала, что нравится ему, но он не подавал и виду. Всегда в строгом черном костюме и белоснежной рубашке с галстуком, он галантно протягивал ей руку при выходе из машины, и так же галантно открывал перед ней дверцу, когда ей надо было в машину сесть. Дарья изо всех сил пыталась соблазнить молодого парня, заставляла его возить ее по городу, в те места, в которые ей абсолютно не было нужно. Паша ни о чем не спрашивал. Он педантно выполнял любую ее прихоть в отношении передвижения, но не хотел идти ни на какое физическое сближение. Видимо, инструкции, которые он получил от Тюкина, были чрезвычайно строгими, да и зарплата, которую ему платили, не была нищенской.
Но Дарья терпеливо ждала, и ее час пришел. Однажды, во время очень сильного затяжного дождя, Паша должен был ее забрать из налоговой инспекции. Припарковаться возле входа было очень трудно, машины стояли друг за дружкой непрерывной чередой, а в том месте, где можно было с горем пополам приблизиться к бровке, разлилась огромная широкая лужа. Дарья была в легких дорогих туфельках и стояла, переступая с ноги на ногу под проливным дождем, прячась под куцый модный зонтик. Паша принял решение мгновенно. Он изящно подрулил к бровке, открыл заднюю дверь, потом вышел из машины, поднял Дарью на руки и осторожно поместил внутрь салона. Он хотел тут же убрать руки, но Дарья ему не позволила. Обняв его за шею, она припала к его мокрым от дождя губам. На этот раз Павел не отстранился. Так и стоял под дождем, целуя безумную от счастья женщину.
Так начался их роман. Паша не хотел ее делить с Тюкиным, но пока Дарья не могла официально подать на развод- слишком много дел и обязательств связывало ее с Антоном, да и дочь была еще совсем малютка.
В один из вечеров, после бурной любви с Павлом мокрая от пота Дарья протянула своему любовнику кредитную карточку.
- Это что? – спросил Павел, беря в руки блестящий золотистый кусок пластика.
- Это твоя кредитка.
- Зачем? Я же хорошо зарабатываю.
- Ну ведь почти треть зарплаты платишь за наем квартиры.
- Откуда ты знаешь?
- Я много чего знаю, - Дарья тихонько засмеялась, - так вот, купишь себе нормальную трехкомнатную квартиру, поближе к центру, там,- Дарья кивнула на карточку, - там хватит. Это будет для нашей с тобой будущей жизни. Кстати, пинкод я тебе сбросила на мобильный.
- Даш, но ведь это же сумасшедшие деньги! Я их никогда не отработаю.
Дарья засмеялась громче.
- Дурилкин, ведь это будет наше с тобой. А отработаешь ты очень просто. – Дарья приблизила свое лицо к лицу Павла, лизнула его аппетитные губы. – Прямо сейчас сделаешь мне ребенка. Нашего с тобой ребенка, понял?
Павел было открыл рот, желая возразить, но Дарья ловко и умело запечатала его открытый рот своим пощелуем.
- Выполнять приказание! – с насмешливой строгостью крикнула Дарья и бросилась на Павла, покрывая его грудь поцелуями.
И вот теперь зареванная Дарья сидела в ванной и дрожащими руками сжимала мобильный телефон. Коренев должен быть уничтожен, это даже не ставится под сомнение. После всего, что ему удалось узнать, более того, после того, что от него удалось услышать, нормальное сосуществование было бы фарсом. Мосты сожжены. Глупый хороший Тюкин никак не может этого понять. Если мэр останется жить, он сделает все, чтобы уничтожить империю Мышигина, начнется большая война, и в этой войне ее, Дарьино счастье, может быть уничтожено, а если так, то и весь смысл жизни. Но ведь с ним погибнет и Павел.
Решение нужно принимать немедленно, иначе машина подъедет близко к дому мэра, шумиха не будет иметь границ. А может позвонить Павлу, чтобы он остановился и выскочил из машины? Глупость. Вместе с ним выбежит и Коренев, это – старый опытный лис. И наверняка уже догадывается, что удавочка на шее затягивается все сильнее. Медлить нельзя. Потом уже Коренева не достать.
А Паша? Дарья застонала, расцарапывая ногтями голые ноги. Потом упала на пол, выложенный дорогим кафелем и начала извиваться в приступе жестокого отчаяния, закусив ладонь, чтобы не закричать. Через несколько мгновений она перестала извиваться, успокоилась и поднялась с пола. Все, она приняла решение. Пусть Коренев живет, а вместе с ним останется живой и ее Пашка. Любимый Пашка. Черт с ней с империей! Пропадут они пропадом эти деньги, это гребаное благополучие! Переедут они с Пашкой в его, вернее, в их трехкомнатную квартиру, она будет преподавать физкультуру в школе, если не получит срок, Пашка шоферить, на выходные будут ходить в кино, а потом в пивную на пару холодного пивка.
Одной рукой Дарья отбросила со лба надоедливую челку, а другой механически набрала на телефоне код и нажала зеленую клавишу. Потом удивленно посмотрела на себя в зеркало? Что она натворила? Ведь она не хотела! Что, что она натворила? Со всего размаха она шарахнула мобильный телефон о стену и завыла, как смертельно раненный зверь.
***
Коренев сидел в салоне Пассата, развалившись на заднем сиденьи, и напряженно думал. Сказать, что он был унижен – значит ничего не сказать. Он был разъярен. К черту все подписанные документы. Теперь, когда Мышигина больше нет, этот финансовый выскочка и его прошмандовка-жена будут диктовать ему условия? Идиоты! На что они надеются? На их месте Коренев бы сразу уничтожил такое препятствие, которое являл сам. А Тюкин чуть ли не прослезился от возможных совместных перспектив. Взращенный в европейских вузах мудила.
Неужели теперь Коренев, когда устранены препятствия, намерен с кем-то делиться? С Тюкиным? Ну и пусть этот идиот несет в прокуратуру кассеты и доморощенное видео. Дальше что? Месяцы на доказательства, что это именно его голос записан на пленке. А за признание на видео Тюкина по головке не погладят. Под физическим давлением кто угодно признается во всем, даже в заговоре против покойного товарища Сталина. У Тюкина на руках одна мелочевка, ни одного козыря. И этот идиот Коренева отпустил! Юрий Сержевич натянуто усмехнулся. Хотя, секунду стоять. Еще не отпустил. Ведь мэр едет в его машине! Сейчас водила пульнет ему в голову и отвезет на свалку, а? Почему нет?
Коренев встрепенулся и начал оглядываться. Пассат проезжал окраинами города, строго держа курс на виллу мэра. Водитель спокойно и сосредоточенно следил за дорогой, скорость не превышал, вел машину хорошо, без излишней суетливости.
Все равно, тут что-то не так. Коренев еще раз осмотрел салон. Ладно, Тюкин. Тот лох, каких мало. Но Дарья, женушка его, которая почти сделала из яиц мэра омлет. Эта просто так Коренева не выпустит из когтей. Давай, Сержевич, думай, давай, дорогой.
Предчувствия жаркой волной окатили Коренева. Звериный инстинкт заставил его уставший мозг работать с повышенной отдачей. Пассат как раз вьезжал на просторный перекресток, управляемый сонным светофором. Машин почти не было, но светофор выдал красный круг прямо перед приближающимся Пассатом. Водитель плавно затормозил и остановился. Вот он момент! Коренев попробовал дверцу. Та легко открылась – замки не были заблокированы. Коренев толкнул дверцу от себя, выскочил из машины и что есть мочи помчался к обочине, а там дальше спрыгнул в кювет и , ничего не разбирая в темноте, понесся навстречу маленькой рощице, темневшей метрах в пятидесяти. Каждое мгновение он ожидал пулю в спину, пока не растворился в темноте рощи. Харкая слюной от перенагрузки, Коренев споткнулся о какую-то корягу и со всей дури хлопнулся на холодную росистую землю.
Водитель Павел услышал щелчок открываемой дверцы и оглянулся. Пассажир, сидевший на заднем сиденьи, как бешеный выскочил из машины и помчался, куда глаза глядят. Удивленный Павел закричал:
- Что случилось? С животом что-ли проблемы? Тут стоять нельзя....
И в этот момент под днищем автомобиля что-то резко хлопнуло, пол раскололся надвое и через открытую щель выплеснулось раскаленное пламя. Земля содрогнулась. Павел с широко открытыми от ужаса глазами обхватил двумя руками голову. Это было последнее его движение. Мощный взрыв разнес его и машину на мелкие кусочки, отшвырнул несчастный светофор далеко в темное ночное небо, наполненное комарами и мотылями, расплавил асфальт и выплюнул красный смертельный огонь высоко в поднебесье.
Коренев вскочил, оглушенный взрывом и ужасом. Там, где всего секунду назад стоял Пассат, из которого он так умело сбежал, бушевало пламя, где-то кто-то верещал от ужаса, гавкали собаки в дальних частных дворах. Какой-то металлический обломок автомобиля, как комета, перелетел поле и упал в метре от Коренева, разбрасывая шипящие искры.
Мэр, словно пьяный, сел на траву, смотря расширенными от ужаса глазами на горящее шоссе. В его зрачках отражались смертоностные алые блики.
***
Поезд несся сквозь ночь, наполняя ритмичным перестуком колес вагон, окна которого из-за летней духоты были открыты настежь. Окна открывались только в проходе. В купе, как и во всех бывших советских вагонах, окна были предусмотрительно завинчены намертво.
Изнуренные жарой пассажиры толпились в проходе, открывали двери в свое купе, чтобы хоть как-нибудь проветрить место ночлега.
Октавиан и Томаш подошли к проводнице.
- Можно вопрос?
Проводница недовольно посмотрела на мужчин.
- Ну, спрашивайте.
- Скажите, пожалуйста, в каком купе едет такой симпатичный мужчина, ну тот, который садился в поезд перед нами?
- Ух ты, - проводница засмеялась мелким икающим смехом, - вот спросили. А я думала, вас девушки интересуют. У нас их в вагоне аж три.
Октавиан поднял брови и поджал губы от раздражения.
- Так вы нам не скажете? - едва сдерживая себя, чтобы не нахамить проводнице, снова спросил он.
Проводница почувствовала, что ляпнула лишнее, посерьезнела.
- Во втором ваш пассажир.
Иван Федосеевич посмотрел на часы. До Крисаново оставалось минут двадцать пять- тридцать. Член коллегии вздохнул и посмотрел на себя в зеркало. На него по-прежнему смотрел Семен Руков, но уже какой-то постаревший. Иван Федосеевич знал, что долго он не продержится. Еще пара часов, и уже никого нельзя будет обмануть. Но главное он сделал – почти все недруги пошли по ложному пути. Вопрос в том, сколько этих недругов?
Из того, что сказала проводница, было понятно, что до Москвы ему не доехать. В Крисаново его повяжут. Если, конечно, он это позволит сделать. Однако действия стражей закона ему понравились. Арестовать его могли и в городе, но нет же – разрешили сесть в поезд. Значит, руководство местного МВД подозревало о возможных осложнениях, поэтому приняли решение перенести весь процесс в соседний район. Если что и случится, то отдуваться будут уже другие власть придержащие. А просто так сдаваться Иван Федосеевич не собирался.
Внезапно в дверь купе постучали.
- Войдите, можно.
Дверь открылась, и в купе протиснулись двое мужчин, интеллигентной наружности. Один из них, который повыше, спросил прямо с порога:
- Вы Семен Иванович Руков?
- Да, это я. А по какому вопросу, позвольте вас спросить?
Мужчины закрыли за собой дверь и присели на противоположную полку. Тот, который был повыше, тихим голосом произнес:
- Вопрос у нас очень простой. Сейчас будет станция, мы все втроем выйдем из вагона, и вы поедете с нами.
- Куда и на каком основании?
- На основании того, что вы, уважаемый Семен Иванович, теперь наш пленник, - с этими словами высокий мужчина вытащил из рукава тонкий шприц, - и не вздумайте сопротивляться – это не больно.
Второй мужчина спокойно извлек выкидной нож и подставил его прямо к горлу Ивана Федосеевича.
Член коллегии нисколько не испугался. Он пожевал губами и произнес:
- Неплохо подготовились. А если я не захочу?
Октавиан, а это был он, плотоядно ухмыльнулся.
- Тогда вы большой дурак, уважаемый, и умрете мучительной смертью. Ножичек отравленный.
- Да, я заметил, - сказал Иван Федосеевич, - не мыли вы его года два.
В этот момент дверь в купе с грохотом отворилась. На пороге стояла проводница. Ее раскрасневшееся рассерженное лицо не предвещало ничего хорошего. За ее спиной угадывались еще пара фигур в железнодорожной форме. Томаш едва успел спрятать нож. Октавиан накрыл шприц ладонью. Проводница решительно вошла в купе и уставилась на Октавиана.
- Вот ты где, голубчик!
- Что вы себе позволяете? На каком основании? – Октавиан играл неподдельное возмущение.
- А я вам сейчас скажу, что, - проводница швырнула на столик два чека, которые ей всучил Октавиан.- Вот это как прикажете понимать? Вы что мне дали вместо билетов, а?
Октавиан выпрямился.
- Послушайте, я не знаю, что это за бумажки, но я вам дал настоящие билеты.
- Ах, вы теперь так заговорили,– проводница выпятила вперед грудь, запыхтела от возмущения. – Да у меня каждый билетик на счету, я всех пассажиров в своем вагоне знаю. И вот эти писульки – это вот ваше. Не знаю, как вы меня убедили, гипноз, может быть, какой. Но у меня эти шуточки не проходят. А ну вышли быстро. Сейчас, через пятнадцать минут станция,- чтобы духу вашего не было!
Октавиан попытался что-то возразить, но грозные фигуры за спиной проводницы зашевелились и надвинулись на колдуна. Ребята были серьезные, поэтому Октавиан и Томаш покорно вышли в проход. Дверь в купе захлопнулась. Иван Федосеевич выдохнул сквозь сжатые зубы.
***
Ревя могучим мотором, джип Чероки въехал на площадь перед железнодорожным вокзалом поселка городского типа Крисаново и застыл, покрытый серым налетом дорожной пыли. Было душно. Ни ветерка. Воздух замер в ожидании какого-то природного явления, похожего на грозу.
Ганнибал медленно открыл дверь и вышел из машины. Смахнув ладонью капельки пота со лба, улыбнулся.
- Ну ты, Бица, точно гигант. Двадцать восемь минут. Круче не бывает.
- Ганнибал, - польщенный Бица открыл дверь и тоже вышел из машины, - ты меня знаешь, автомобили – это моя жизнь. Для меня умереть в автомобиле – мечта.
Ганнибал сразу напрягся, резко развернулся к напарнику.
- Дурак, сам себе судьбу подманиваешь? Запомни, никогда не говори о том, что вот, мол, я хочу сдохнуть в машине или самолете, или звездопоезде.
Бица усмехнулся:
- Ганнибал, ты что-то стал очень заботливый о своих соратниках. Что, чуйка у тебя какая-то?
Ганнибал изо всех сил постарался изобразить на своем лице беззаботное выражение.
- Бица, мы должны всегда действовать, полагаясь на холодный расчет. Твое слово «чуйка» мне ничего не говорит. Это из области жизни ведьм или колдунов. Мы живем в реальном материальном мире, в котором есть немножко нематериального. Но все это нематериальное немножко принадлежит специально обученным и подготовленным людям. Если бы кто-то из тех, кто не принадлежит миру специально обученных и подготовленных людей, попробовал к этому приблизиться, тогда вступило бы в силу правило услышать, кто и как хочет умереть.
Бица опустил голову, прислушиваясь к последним одголоскам звуков речи Ганнибала. Нахмурился. Шмыгнул носом.
Черный Легат хорошо его понимал, но не мог сказать даже слово, чтобы его успокоить и прекратить впадать в депрессию. Оставалось совсем немного – и Руков будет принадлежать им. Вот тогда наступит конец депрессиям и разочарованиям, и начнется светлый день без ночи. А пока еще надо потерпеть.
- Валера, прекрати, ведь я не красная девица, чтобы тебя утешать. Мы – мужики, возьми себя в руки. Нам нужен только Руков, потом, я клянусь тебе, мы сможем все!!!
Бица поднял на Ганнибала глаза.
- Все отлично, Ганнибал, это я, видимо, какой-то пыли здесь наглотался. Не обращай внимания.
- Сходи на вокзал, выясни, когда прибывает поезд номер семь, сколько он здесь стоит, ну и вообще, разузнай обстановку.
Бица послушно кивнул и вышел из джипа.
В это время на площадь перед вокзалом въехал черный Вольксваген и остановился почти возле центрального входа, за пару сотен метров от джипа. Холодная мерзкая волна страха прокатилась по спине Ганнибала. Он медленно окрыл дверь и вышел из машины. В то же самое время открылись дверцы Вольксвагена, и две высокие мужские фигуры решительно ступили на обезображенный многочисленными выбоинами старый заезженный асфальт. Заметив Ганнибала, мужчины уверенным шагом направились к нему. Легат прошел пару шагов им навстречу и остановился.
Первым к нему подошел высокий негр, замер на мгновение, потом преклонил колено. То же самое сделал и его спутник, небезызвестный Толик.
- Приветствую тебя, Легат.
Ганнибал положил правую руку на плечо негра, сделал знак, чтобы тот поднялся.
- Плутон, вот так встреча! Ты не мог подождать пару дней, пока я не закончу свои дела? Неужели это так срочно?- Толика Ганнибал даже не удостоил своим вниманием.
Плутон встал на ноги.
- Это не срочно, Легат, но это неизбежно. Ты должен смириться с тем, что я теперь всегда буду возле тебя.
Ганнибал рассмеялся.
- Смириться? Да ты мне нужен сейчас, как никогда, Плутон. Сегодня назревает большая драка.
Плутон остановился.
- Назревает драка? С кем? Опять с Глазом Муджароки? Ганнибал, ты последних лет пять хоть о чем-нибудь другом думал?
- Ах вот оно что....
- Вобщем, я прибыл для того, чтобы немного помочь тебе вернуться к истинам.
- И забрать шпагу. - Ганнибал посмотрел своими холодными бесстрастными глазами в черные, с красноватыми прожилками, глаза негра.
В этот момент к ним подошел Бица. Он с неприязнью посмотрел на Толика, перевел в замешательстве взляд на незнакомого негра.
- Знакомься, Валера, это – мой преемственник, господин Плутон, - резким голосом сказал Ганнибал, при этом он почти незаметно, чтобы это видел только Бица, подмигнул.
Бица даже не удостоил негра вниманием. Он быстро проговорил на ухо Ганнибалу:
- Поезд уже прибывает, у нас мало времени.
В этот момент целая вереница милицейских машин с мигалками появилась в прилегающем к площади переулке.
Решительным шагом Ганнибал направился на перрон. Плутон последовал за ним. Не успели они скрыться за входной дверью вокзала, как пустующую провинциальную вокзальную площадь запрудили милицейские машины. Из них посыпались вооруженные люди в серой форме. Милиционеры оцепили платформу, стараясь не очень бросаться в глаза путешествующему люду. Тем не менее, пассажиры, ожидающие свои отправления в зале вокзала, пришли в некоторое возбуждение. Многие взволнованно начали рыться во внутренних карманах в поисках документов. Такого количества милиции небольшой провинциальный поселок Крисаново не видел никогда.
Никто не заметил небольшой жигуль с таксисткой шахматкой на крыше, подрулившей к выходам на перрон. Хлопнув дверцей, из такси вышел наш знакомый Мбоно, одетый в черные брюки и черную рубашку.
Бица остановился. На хмурой, давно не знавшей чистящую мочалку стене, висели топорно сделанные указатели с женской и мужской фигурками.
- Ганнибал, извини, что-то с животом.
Легат повернулся, раздраженно сказал:
- Валера, ты меня удивляешь, давай быстрее, поезд уже на перроне.
Бица закивал головой:
- Да пару минут только, наверно, траванулся чем-то. Ганнибал, не переживай, я быстро.
Бица завернул за угол и вошел в мужской туалет. В помещении никого не было.
Валера вытащил пистолет, проверил обойму. Потом умело привинтил глушитель, передернул затвор.
- Ну, суки,- злобный шепот Бицы троекратно отразился эхом в высоком, грязном, неухоженном потолке провинциального туалета, - всем вам трындец .....