Древние германские племена (а их было множество) славились ничуть не меньшей воинственностью, чем кельты и родственные им галлы. Римляне даже считали, что германцы ещё более кровожадны и дики. Тевтоны, кимвры, свевы и прочие способны были обратить в бегство хвалёные легионы и внушить ужас даже людям неробкого десятка. Поэтому те кентавры, которые, постепенно продвигаясь в поиске свободных земель на север, сталкивались с прародителями теперешних добропорядочных и политкорректных немцев, чаще всего становились жертвами свирепости их предков, проистекавшей не столько из врождённой злобы этих народов, сколько из чисто варварских понятий о мужественности и доблести. Ведь двуногие до сих пор называют героями тех, кто прославлен прежде всего истреблением неких «врагов» (вернее, других героев, которые оказались менее сильными или менее безжалостными), а вовсе не созиданием чего-то полезного для всего человечества, хотя изначально слово «герой» означало смертного потомка богов и совсем не обязательно связывалось с идеей смертоубийства.
Наверное, христианство, воспринятое некоторыми германцами ещё на исходе античности (в IV веке), а другими несколько позже, оказалось для них полезным, ибо вынудило их ввести в свой ментальный кругозор такие понятия, как сострадание и милосердие. Однако смягчение нравов происходило крайне медленно и носило довольно-таки поверхностный характер, ибо всякий уважающий себя германец стремился прежде всего быть или выглядеть храбрым воином или хотя бы «настоящим мужчиной», то есть обладателем крепких кулаков, крутого нрава и строгих жизненных правил. Впрочем, то же самое можно сказать и о многих других соседних народах – например, о скандинавах, норманах и прочих жителей европейского северо-запада.
Германский эпос не сохранил никаких явных упоминаний о схватках местных «героев» с кентаврами, но это не значит, что отношения складывались мирно. Думаю, дело обстояло куда печальнее, ибо кентавров попросту не считали соперниками, достойными упоминания в песнях: они были не так захватывающе опасны, как какие-нибудь драконы, а в качестве охотничьей добычи не представляли никакого практического интереса (мясом кентавров люди, к счастью, брезговали, и если нас убивали, то не ради последующего съедения).
Кроме того, вспомним, из-за чего обычно воевали между собою средневековые люди. Отобрать у соседа родовые земли, разорить его замок, насильственно заполучить в супруги какую-нибудь строптивую Брюнхильду или Кримхильду, завладеть неким кладом или сокровищем… У кентавров не было вотчин и замков; наши женщины не рассматривались двуногими как завидные невесты, и никакими материальными сокровищами мы не обладали.
Вообще мифы о кольце всевластия и о других артефактах из драгоценных металлов могли родиться лишь у германцев и кельтов (а от последних перешли к англосаксам); латинскому и эллинскому сознанию эти концепты были в целом чужды. Мне могут возразить, припомнив колхидский вояж Ясона за золотым руном. Ну, Ясон был авантюрист и тщеславец, однако его отправил в эту безумную экспедицию алчный дядя — не столько в надежде получить руно, сколько с мечтою о том, что бойкий юноша там и сгинет. Ясон же, привезя руно, преспокойно расстался с ним, ибо не видел в нём никакой особенной радости. Точно так же Геракл, добыв золотые яблоки Гесперид, понятия не имел, что с ними делать, и в конце концов они вернулись туда, откуда были похищены.
В общем, примерно так относились к блестящим цацкам и кентавры. Есть они — хорошо, нет — и не надо.
В Средние века, как и почти повсюду в Европе, в Германии начали появляться изображения кентавров — в романских и готических соборах (однако гораздо меньше, чем в Испании и во Франции), на монетах (тоже очень редко), на декоративной утвари как церковного, так и светского назначения.
Например, собор в Майнце, существующий в нынешнем виде с 13 века (в начале 11-го он горел), богато украшен каменной резьбой, в том числе типичной фигурой кентавра-стрельца, охотящегося на дикого осла.
http://kentauris.livejournal.com/191519.html
(Майнц, собор. Кентавр, охотящийся на дикого осла, 13 век)
Пару раз мне встречались очень затейливые рукомойники в виде кентавров, причём один из них, сделанный в середине 15 века, мог служить ещё и светильником. Другой рукомойник, изготовленный в Хильдесхайме ещё раньше, в 13 веке, изображает развесёлую парочку шпильманов, человека-флейтиста и кентавра-барабанщика.
http://kentauris.livejournal.com/328738.html
http://kentauris.livejournal.com/130203.html
Несомненно, интересовался кентаврами великий Альбрехт Дюрер. Однако трудно сказать, возник ли у него такой интерес в Германии, или во время пребывания в Италии, где предания о нас ещё были живы, а кое-где в горных лесах уцелели и наши собратья. У меня порой возниает впечатление, что он видел наших собратьев — настолько точны его рисунки (некоторые из его работ я ранее приводила). Хотя порой Дюрер брался за традиционные классические сюжеты (история Несса и Деяниры), никакой ненависти к нашему племени он не испытывал. В дюреровском изображении Несс и Деянира выглядят как пара влюблённых, обречённых стать жертвой злобного ревнивца.
http://kentauris.livejournal.com/616806.html
(Альбрехт Дюрер. Геракл, стреляющий в Несса)
На меня неотразимое впечатление всегда производит дюреровская гравюра «Морское чудовище», где рогатый ихтиокентавр уносит от берега молодую красивую женщину. Эта дивная вещь примечательна не только своим оригинальным сюжетом, но и магической атмосферой всеобщей зачарованности. Похищаемая почему-то не кричит и не мечется, словно бы заранее примирившись со своей странной судьбой и вовсе не ожидая спасения. Лицо двусущностного тоже на редкость спокойно и просветлённо-печально; в нём нет ничего уродливо или отталкивающего: если бы к девушке сватался знатный рыцарь-сосед, обладавший такими чертами, она бы, возможно, не сочла его неподходящим супругом. Пясть морского кентавра не сжимает руку красавицы, а лишь заботливо поддерживает её, чтобы везомая не соскользнула в воду. Видимо, принцесса была похищена во время купания: её обнажённые подруги суетятся на берегу, кто-то пытается даже пуститься за нею вплавь, а кто-то, напротив, выскакивает из воды, не обращая внимание на подсматривающих сладострастников…
Кажется, будто жертва и похититель отделены от прочего мира стеной тишины, и до них уже не долетают ни вопли, ни зовы, ни брань, ни угрозы, ни обыденные звуки человеческой жизни: они – за чертой возможного. Я бы даже предположила, что ихтиокентавр увёз эту девушку не для себя, а для куда более могущественного владыки – может быть, самого Посейдона, и она это знает, как знает и то, что никакой земной заступник не сможет вызволить её из объятий Владыки Вод, и поэтому сопротивляться – бессмысленно...
http://kentauris.livejournal.com/616994.html
(Альбрехт Дюрер. Морское чудовище).
Другим немцам, преклонявшимся перед грубой силой, был, как правило, близок образ Геракла, и при изображении его схваток с кентаврами симпатии художников были обычно на стороне Алкида. В этом смысле картина Ганса Роттенхаммера, живописующая участие Геракла в битве кентавров и лапифов, более обычна по своему нравственному посылу, хотя с художественной точки зрения очень хороша. Правда, почему-то считается, что Геракл отбивает здесь у кентавра Эвритиона свою невесту Деяниру, но, мне кажется, это ошибка: речь должна идти, конечно, о Гипподамии.
http://kentauris.livejournal.com/114797.html
(Ганс Роттенхаммер. Геракл, Деянира и кентавр Эвритион. Около 1600)
В трактовке немецкими художниками кентаврических образов я бы выделила две отчётливо проступающие традиции. Одна из них — книжная, вдохновлённая античными авторами и творчеством соседей, итальянцев и французов. Здесь преобладают перепевы и парафразы, порою не без путаницы (как в описанной выше картине Роттенхаммера), либо чистая декоративность, когда даже жестокие сцены расправы с кентаврами становятся изысканными деталями драгоценных изделий — например, фигурных кубков 16 и 17 века.
http://kentauris.livejournal.com/430571.html
Кубок из Нюрнберга ,16 век
http://kentauris.livejournal.com/403844.html
Бернхард Штраус, 1651. Кубок с парафразой статуи Джамболоньи
Попадались такие вещи и позже, как, например, барочная статуэтка 18 века из Аугсбурга, изображающая Несса и Деяниру.
http://kentauris.livejournal.com/182522.html
(Несс и Деянира. Мастер из Аугсбурга, 18 век.
http://kentauris.livejournal.com/123058.html
Несс и Деянира. Андреас Виккерт, 17 век)
Однако и тут бросается в глаза вторичность: неизвестный мне автор опирался на итальянские прототипы или на скульптуру Андреаса Виккерта, хранящуюся ныне в Вене (но и она откровенно заимствует пластическое решение у итальянцев).
В дальнейшем эта академическая традиция тихо и мирно развивалась, существуя, в общем, на периферии высокого искусства, хотя и принося весьма добротные результаты.
Взять хотя бы серию гравюр Вильгельма Бауэра, мастера 17 века, иллюстрирующих «Метаморфозы» Овидия. Художник, конечно, совсем не дюреровского масштаба, но умелый и дельный. Он тоже не обошёлся без ходячего сюжета о Нессе и Деянире, снабдив её забавными деталями и не слишком льстя Гераклу (знаменательно, что лицо героя целиком заслонено жуткой мордой его львиного шлема, то есть из двух соперников наиболее зверовидным предстаёт как раз Геракл, а не Несс).
http://kentauris.livejournal.com/118630.html
Иллюстрируя «Метаморфозы» Овидия, Бауэр не прошёл и мимо сцены убийства кентаврами Кенея, которого, напомню, буквально вколотили в недра земли сосновыми стволами, ибо оружие его не брало.
Академизм и дидактика преобладали у немцев на протяжении всего 18 века и немалой части 19-го. В большинстве своём, они изображали усреднённое и приблизительное представление о кентаврах, лишённое как живой достоверности, так и личного отношения, будь то любовь или ненависть.
Весьма декоративно, с отчётливой симпатией, однако притом отстранённо, изображены кентавры в росписях Карла Фридриха Шинкеля, украшающих тронный зал дворца принца Карла в Берлине (1827). Этот дворец был разрушен во время войны, в 1944—45 годах, но в наше время восстановлен, так что фрески — новодел, хотя и качественный. Кентавров и ихтиокентавров там немного; вечная пара — Хирон и мальчик Ахилл, и двухвостый морской братец, пытающийся умыкнуть некую нимфу. Ничего, сравнимого с дюреровской философской мистикой, тут, понятно, и не подразумевалось.
http://kentauris.livejournal.com/397010.html
http://kentauris.livejournal.com/397287.html
Даже Гёте, вводя во вторую часть своего «Фауста» самого Хирона, создавал его образ из расхожих клише, и в результате великий Кронид превратился в нечто среднее между удобным транспортным средством (ибо доставил Фауста на собственной спине к вратам Аида), говорящим справочником (очень удобно, знаете ли, беседовать с мудрейшим из кентавров о всяких пустяках) и отчасти сватом (а ехал Фауст за Еленой Прекрасной). О том, что настоящий Хирон при всей своей доброте никому не позволил бы так с собой обращаться, Гёте – несомненный потомок Зевса – даже и не задумывался. Ох, уж мне эти олимпийцы…
http://kentauris.livejournal.com/209801.html
(М.Ретш. Фауст и Хирон)
Однако была и другая традиция, развивавшая очень долгое время подспудно и тайно.
Дело в том, что в лесистых горах Германии кентавры сумели кое-где сохраниться, и некоторые посвящённые люди прекрасно об этом знали, но до поры до времени хранили молчание.
Сама я, правда, ни с кем из немецких кентавров лично не знакома, и к германской ветви нашего народа прямого отношения не имею, хотя очень симпатизирую немцам, знаю их язык и безмерно люблю их музыку. Мне даже доподлинно неизвестно, являлись ли те кентавры дальними потомками изгнанников из Эллады, или выходцами из Италии, или, может быть, представляли собой какую-то совершенно особую автохтонную разновидность (климат большей части Германии и Австрии достаточно мягок, чтобы кентавры чувствовали себя там почти как дома).
Присутствие в германских лесах местных двусущностных и других детей природы могло, с одной стороны, доставлять кентаврам немало хлопот — ибо, думается мне, гномы никогда не были приятными соседями для кого бы то ни было, — но, с другой стороны, оно же и ограждало эти глухие местности от излишнего внимания суеверных людей, как огня боявшихся всякой «нечисти». Шварцвальд, Гарц, Брокен, Венский лес (не тот, про который сложил свой вальсок жизнерадостный Штраус, а настоящий, в котором и нынче легко заблудиться), густые дубравы и скалистые утёсы вдоль Рейна — словом, все знаменитые таинственные места, воспетые в немецких легендах, стихах и сказках, могли служить естественным убежищем для остатков нашего племени.