Мы стояли друг напротив друга, вытянув руки. Мои ладони несли светящийся горящий шар. Я передавал ей этот шар, и она стонала от боли. Мое сердце обжигало ее руки, но она терпела. Она знала, что привыкнет.
Через неделю ожоги заросли, и она протянула мне нежный пушистый комочек.
- Это мое – тебе. Возьми.
Я долго вертел в руках ее сердце, не зная, что мне с ним делать. Оно было теплое, нежное, белое и пушистое. Я положил его в коробочку от часов и изредка разглядывал его. Оно не менялось, и такое постоянство нравилось мне.
Где она хранила мой горящий шар, я так и не узнал.
Однажды я увидел едва заметные ожоги на ее ладонях и спросил:
- Ты обожглась о мое сердце? Прости. Будь осторожна.
- Хорошо, - сказала она тихо, и я не знал что еще добавить.
Ожоги на ее ладонях появлялись с периодичностью в две недели, и я сетовал на слишком большую температуру моего горящего шара. Она же молча переносила эти муки, успокаивая меня.
- Мне совсем не больно, говорила она. Это приятно, - ничего не спрашивала про свое белое и пушистое.
Шло время. Я привык к ее ожогам и почти не обращал на них внимания. А она почти не спрашивала про свой комочек. Мы так редко говорили и думали об этом, что иногда, вспоминая про наши сердца, мы испуганно заглядывали каждый в свое хранилище, и, успокоившись, закрывали дверцы.
Через несколько лет я увидел на ее ладонях такие страшные раны, что мне стало не по себе.
- Ты слишком долго держала мое сердце на своих ладонях, и поэтому твои ладони теперь обезображены. Ты разучилась обращаться с ним? - спросил я ее.
Она с ненавистью посмотрела на меня и сказала:
- Ты слишком высокого мнения о своем сердце. Лучше позаботься о моем. Как бы оно не выкатилось из твоей ободранной коробочки.
С того дня мы никогда не смотрели на ладони друг друга и никогда не разговаривали о наших сердцах. Мы избегали этой темы под любым предлогом.
Так бы все длилось еще долго и мучительно, если бы однажды она не пришла в наше жилище с забинтованными руками.
- Что случилось? спросил я. Она презрительно посмотрела на меня и молча прилегла на кровать.
- Ничего, только и ответила она.
- Но все же, - добивался ответа я. - Что-то же случилось? Почему забинтованы руки? Что там?
- Там ожоги, - ответила она равнодушно. - Такие сильные, что мне придется теперь всегда ходить с забинтованными руками.
- И я никогда не увижу твои ладони? - спросил я.
- Похоже, что больше никогда, - ответила она тихо.
- Но как? Я же их целовал каждый день! - вскрикнул я.
- Это было давно. Теперь это вероятно тебе ни к чему, - и она отвернулась.
Я почувствовал, что случилось что-то страшное, но - что, не мог понять и не хотел спрашивать.
Так прошло еще несколько лет. В нашем жилище завелось два маленьких сердечка, и мы заботились о них. Они доставляли нам много хлопот, но они были такие милые, что мы терпели их и очень любили. Мы так привыкли к ним, что если бы их вдруг не стало, то не стало бы и нас.
Но у нас была постоянная проблема с ее забинтованным телом. Я совсем не стал касаться ее. А однажды, открыв свою коробочку, не обнаружил там пушистого комочка.
- Где мое твое сердце? - спросил я ее за ужином.
- Я его забрала, ответила она.
- Почему? Зачем? - не понимая сути происходящего, спрашивал я. - Ведь мое сердце – у тебя. Это нечестно!
Она порылась в сумочке и достала оттуда черный обугленный кусок.
- Можешь забрать его. Оно мне без надобности, - и она протянула мне мое холодное сердце.
Я взял. Мне было смешно и больно. А позже я курил на балконе, провожая взглядом проезжающие машины.
"Ей больше не нужно мое сердце, а свое она выкрала", - тихо говорил я себе. И мне становилось совсем больно. "Я ее убью за такое предательство", - шептал я. И этим все заканчивалось всякий раз, когда я курил на балконе.
Однажды поздно вечером незнакомые мужчины привезли в наше жилище забинтованное тело человека. Холодок пробежал у меня внутри. "Это она", - подумал я.
- Вы Павел? - спросил меня один из мужчин.
- Да, - ответил я.
- Заберите, это, кажется, Ваше, - сказал он и наклонил тело в мою сторону. Я подхватил его и понес в дом. Маленькие сердечки шли рядом и спрашивали что случилось.
- Идите спать, - сказал я. - Сейчас же.
Я долго сидел перед ее полностью забинтованным телом и говорил с ней. Она молчала в ответ. Испугавшись, я начал разрезать бинт, и она тихо простонала.
- Не надо, пусть все остается так, как есть. Они уже уехали? - спросила она.
- Да, - ответил я.
- Жаль, сказала она. - Никому я не нужна, - добавила она спустя мгновенье.
- Ты нужна мне и двум нашим маленьким сердечкам, - прошептал я.
- Ты жалкий смешной мужичонка с коробкой от часов! Ты… понимаешь, ты мне не нужен, - простонала она. - Береги их, - шепотом сказала она и кивнула в сторону комнаты спящих сердечек. - А теперь оставь меня, я хочу побыть одна, - и она отвернулась от меня.
Я ушел на кухню и достал из шкафа свой обугленный камень. Он был холодным и тяжелым.
Я просидел с ним в руке около часа. Не может быть, чтобы моя жизнь прошла так ужасно. "Она любит меня! Она не могла меня забыть и предать! Это неправда!" - кричало все внутри. И я ринулся в спальню.
Она лежала недвижима. Я потрогал ее, но она не ответила. Не было ни дыхания, ни тепла. Я испуганно отшатнулся.
- Ты жива? - спросил я. Ответа не последовало.
Я отказывался верить в происходящее. Всегда хладнокровный, я потерял рассудок, упал на колени и зарыдал так мучительно, что рука разжалась, и холодный камень упал ей на грудь. Потом была яркая вспышка, и я потерял сознание. Не помню сколько я пробыл в забытьи.
- Ну, как ты милый? - услышал я и пришел в себя. - Как ты себя чувствуешь? спрашивала она, наклонившись надо мной, легонько целуя меня в губы. Она вся светилась от счастья. Рядом с ней стояли два нашиx маленьких сердечка. В комнате было совсем светло.
Я вскоре снова заснул. Во мне не было сил. Я не мог пошевелиться.
А ночью, когда все спали, я пробрался на кухню и заглянул в коробочку из-под часов. Там лежал маленький белый пушистый комочек, а камень исчез.
Я пришел к ней. Она была прекрасна. Я лег рядом и посмотрел на ее руки. Ладони были слегка обожжены, и я поцеловал их.
Мне снилось, что мы стоим друг напротив друга, и я передаю ей светящийся шар.