В аэропорт приехали за час до прилёта самолёта, и Немец повёл Любу в VIP-зал, сказав стюарду на входе:
- Мы вместе. Объявят прилёт из Вильнюса, кто-нибудь пусть проводит нас до трапа и подберите, пожалуйста, букет. Вернее, два.
Распорядившись, он повёл изумлённую Любу к стойке бара, у которой, чуть нахохлившись, сидел всего один человек. Он был в серо-голубом генеральском кителе, слегка взлохмачен и, потому, как неуверенно показывал на стенку с напитками, видимо, был слегка нетрезв.
- Может, не пойдём туда?- спросила Люба.
- А чего? Мне надо чуть-чуть… Для храбрости!- с улыбкой уточнил Немец.- А ты не хочешь? Хотя бы кофе.
- Только чёрный и без сахара,- согласилась Люба, пытаясь на ходу открыть сумочку.
Немец остановил её руку:
- Здесь своя система расчётов.
Человек у стойки развернулся к ним:
- Знакомые голоса!.. Вить, гляди, кого я вижу,- тронул он за руку бармена.- Сам Ефим Борисыч Немец и… сама… Неужели Любовь Андреевна?!- Генерал спустился с высокого стула и, улыбаясь во весь ряд белейших зубов, пошёл на них.
- Вы знакомы?- спросил Немец, прижимая к себе руку Любы.
- Встречались. Юрий Александрович Усков. Даже пытались сватать за него сразу после поминок по мужу,- тихо сказала Люба.- И вы знакомы?
- Было дело. Он в Комитете по безопасности, а я - по земельной реформе был. Здравствуйте, мой генерал! Улетаем или ждём кого?
- Встречаю своего оболтуса из Вильнюса. А вы: куда или откуда?
- И мы из Вильнюса. Маму… Мою,- подчеркнула Люба.
- Ефим, ну вы – пара! Надо же, как тесен мир! А вы, Любовь Андреевна… Вы как-то потерялись у меня…
- Зато ваша визитка всегда при мне. И однажды она даже спасла меня от больших неприятностей. Стоило показать её капитану милиции, и его сразу потянуло извиняться за притязания. Правда, пришлось назваться вашей невестой, за что извиняюсь,- сказала Люба, прижимаясь к Немцу и давая этим понять, что всё остальное в прошлом.
- Ну, Любовь Андреевна! Стоит ли за это извиняться? Помог и помог! Всегда рад. А теперь, вижу, другая защита есть? Поздравляю! Только крепче его держите, а то… Мужчина он видный. У нас весь секретариат за ним вприпрыжку. Любая бумажка от Ефима Борисыча в три раза быстрее по комитетам летала! А вот мне для этого всегда приходится китель надевать, иначе ухом не ведут... А вы где, что сейчас?
- Опять в Великогорске, работаю там в телевидении.
- То-то и Немец туда напросился. В Москву вас вывозить опасно, толстосумов у нас развелось, в миг уведут!
- Хватит, генерал, смущать человека!- заступился Немец.
- Ну-ну!.. А вот и нашего посадили… Вы к трапу? Давайте подвезу, у меня – вэн.
- Хорошо, а то мой – за воротами,- согласился Немец.- Сейчас, только букеты принесут…
Маман вышла из самолёта практически последней и ещё с верхней ступеньки трапа увидела Любу в окружении мужчин и стала махать ей рукой, привлекая к себе внимание. И было к чему привлекать. «Бедная маман» была в чёрной широкополой шляпе с пером и в ярком пончо. И Люба ещё снизу заметила, что маман сменила цвет волос с каштанового на золотисто-белый, и смотрелась на верхотуре трапа, как опереточная примадонна. Она подала стюарду руку, тот осторожно свёл её вниз и передал в объятия Любы. Дамы трижды коснулись щеками и отстранились, чтобы лучше разглядеть друг дружку. Опытным глазом постижёра Люба отметила свежесть вполне профессионального, но чуть ярковатого макияжа, видимо, маман занималась им перед посадкой, хороший тон волос и совсем не утомлённое перелётом лицо.
- Девочка моя, я так рада, что наконец-то!... А ты прекрасно выглядишь! И почему ты ничего не сказала, что вышла замуж? Какой прекрасный молодой человек!- щебетала она, переводя взгляд с Немца на генерала и его долговязого сына.- Ну, знакомь меня с ними!
- Это – мой… ангел-хранитель Юрий Александрович,- представила Люба генерала, это – его сын. А это - мой друг,- показала она на Немца. Зовут Ефим Борисович.
- Ах, друг? Очень приятно. А я уже поженила вас? Извиняюсь. И куда мы сейчас?
- Пока в зал прилёта, за багажом, потом – в Великогорск,- сказал Немец и передал ей оба роскошных букета.
- Какая прелесть!- прижала она к себе букеты.- Так сразу в этот ваш Великогорск? И нисколько не побудем в Москве?
- Ма, у нас же работа! И у Ефима, и у меня!- начала объяснять Люба.
- Нет, ты можешь остаться, если можешь, я вас устрою,- сказал Немец.
- У меня же сегодня эфир!- отчаянно возразила Люба.- Ну, хочешь, давай мы устроим тебя в гостиницу. Вот Юрий Александрович поможет…
- Да-да! И не только в гостиницу. Любой театр, любая выставка! Сколько хотите.- Живо согласился Усков, во все глаза, разглядывавший благоухающую то ли цветами, то ли духами. «маман».- Если мне будет некогда, вот Саша всегда и всюду проводит, правда Саша?- подтолкнул он сына.- У него каникулы.
- А то?- ответил долговязый сынуля со следами раннего созревания на подбородке.
Маман оценила генерала взглядом.
- А что? И останусь!- Произнесла она решение.
- Ма! Ну, ты что? Неудобно! Юрий Александрович!...
- Удобно-удобно!- поторопился генерал, и подхватив даму под руку, повёл её к минивэну.
- Баба с возу…,- шепнул Любе Немец.- Генерал у нас холостой, пусть погуляют.
В Великогорск ехали молча. Немец сидел рядом, осторожно распуская руки. Люба, отвернувшись к окну, слабо сдерживала их. В глазах у неё стояли слёзы оттого, что не получилось сегодня же посидеть вдвоём с маман, порасспросить друг у дружки о житье-бытье, поплакаться в жилетки и оттого, что Немец никак не отреагировал на вопрос маман: «Ах, друг?» Значит, вот он рядом, вот его горячая рука… И всего лишь друг? Или даже «не друг и не враг, а так?»