[ перевод с французского из сборника "Сказки и легенды Бретани" ]
© Yves Pinguilly, 2010
© Joelle Jolivet, иллюстрация
© Александр Андреев, 2011, перевод
Вот случилось однажды
Как всегда говорят
Если что-то поведать быстрее хотят.
*
Как знать, что за радуга протянулась нынче между облаками? Может, это нимб святого – а может, змей, пришедший утолить жажду морской водой?
Несомненно одно – в тот день Богоматерь Порт-Блана покинула свою молельню, чтобы навестить другую Богоматерь в её часовне на другом берегу морского залива...
И в тот же день Ивона пришла в бухту, что неподалёку от стрелки мола близ Порт-Блана, её родной деревни – набрать в горшок немного морской воды...
Ивона была девушкой очень богатой, очень красивой и очень надменной. Она с самого детства хотела выйти замуж за самого красивого и самого крепкого рыбака с побережья Трегора, а уж никак не за какого-нибудь бродягу-побирушку, каких кругом пруд пруди. В Порт-Блане это знали все – ведь она твердила об этом повсюду, да и болтлива была хуже сороки. И все знали, что она уже выбрала себе будущего жениха, а впоследствии мужа: Жаке, лучшего моряка с лучшей рыболовецкой барки.
Жаке! На каждом празднике, когда юноши и девушки вставали друг напротив друга перед тем, как начать кружиться в танце, она всегда вставала только перед ним.
Жаке! Уже больше года назад она посмотрела ему прямо в глаза и твёрдо сказала:
- Мне нужен только ты. Ты будешь моим, и мы станем неразлучны, как море и небо, навеки связанные горизонтом.
Уверенная в себе, она заявила ему об этом прямо, забыв о том, что по деревенскому обычаю к ней и её семье должен прийти портной с прутиком из дрока, чтобы её посватать. Жаке улыбнулся, ничего не ответив и даже не подумав о том, сколько сардин ему надо поймать, чтобы заработать на приличный свадебный наряд.
Началась новая путина, а Жаке, казалось, никуда не торопится. Ивона недоумевала, как простой рыбак может так тянуть с ответом, когда она предлагает ему ни много ни мало свои розовые с румянцем щёки, свои тёмные волосы под белым чепцом, мягкую тёплую постель и целое состояние.
Чтобы понять, ей нужно было отправиться в бухту неподалёку от стрелки мола.
Стоял солнечный денёк, и море ушло далеко. Из-за прибрежных скал доносился мягкий голос, мелодично напевавший нежную сонью*. Она подошла поближе и увидела дочь моря – русалку с длинными белыми волосами, почти обнажённую. Лишь лёгкая сеть из золотых нитей прикрывала её ноги. А тесно прижавшийся к ней Жаке, положив голову ей на живот, наслаждался сладкими звуками обращённой к нему песни.
Ивона убежала, от ярости даже забыв наполнить горшок! Дважды она возвращалась, два вечера подряд, проверить, не обманывают ли её глаза. Но нет, это Жаке, предназначенный ей Жаке обнимал дочь волн, как пьяница обнимает плошку сидра.
Да, так оно и было. Каждый день Жаке еле дожидался конца работы, чтобы, вернувшись в порт, тут же отправиться к своей возлюбленной блондинке и топить свои омытые морем голубые глаза в голубизне её взгляда. Она была прекрасна. Куда красивее сирен, рождающихся у Семи Островов, между Риузиком и Мельбаном.
Миновал летний солнцеворот, а за ним и зимний. Любовь Жаке к русалке, чьи волосы днём золотились под солнцем, а ночью серебрились под луной, не слабела. Ивона со всем своим богатством, со всей своей гордыней, со всей своей красотой была бессильна.
В тот день Ивона вновь пришла набрать в горшок морской воды. И увидела одинокую русалку распростёртой на белом песке. Та лежала молча, без движения, беспечно, с закрытыми глазами. Её, казалось, совсем не интересует, правда ли, что лангуста создал Бог, а краба-паука – Дьявол; действительно ли Бог сотворил кита и устрицу, а Дьявол – акулу и мидию. Она была неподвижна, как скала за её спиной. Ивона подошла и, хорошенько присмотревшись, громко произнесла:
- Уф, ты мертва. Вот и тебя забрала высшая сила. Пусть Отец небесный позволит капитану корабля ночи взять твоё тело вместе с твоей душой – если она у тебя была!
Ивона всё стояла над телом русалки. Бросив на неё ещё один взгляд, она воскликнула:
- Она ничем не лучше меня! Она не была ни выше, ни стройнее, ни...
Опустившись на песок, Ивона вытянулась во всю длину вдоль тела русалки – убедиться, что златовласая блондинка и впрямь не выше неё, не превосходит её стройностью талии или округлостью груди. Затем поднялась и обратилась к небу как ребёнок, забывший о страхе перед Богом:
- Если она воскреснет, мы с ней посоревнуемся. Я скажу ей, что я гораздо красивее, что мои тёмные волосы да румяные щёки куда милее, а потом зубами да ногтями отобью у неё охоту искать женихов на нашем побережье.
С этими словами она схватила оставленный на песке горшок и развернулась, чтобы уйти.
В этот миг русалка открыла глаза и с улыбкой бросила:
- Ивона, ты не красивее меня, и я очень удивлюсь, если ты – с твоим чепчиком да чёрной шалью – сможешь помешать мне наслаждаться любовью на этом берегу. Оставь-ка свою гордыню и плесни немного воды освежить мою белую кожу, пока море не вернулось за мной.
Без раздумий, ослеплённая яростью, Ивона бросилась на русалку. Да так резко, что они покатились по гальке.
Блондинка и брюнетка сцепились, пытаясь поранить друг друга как можно сильнее. Обезумевшая от ярости Ивона совсем потеряла голову – и все шансы победить! Русалка, обладавшая, несмотря на стройность, удивительной силой, быстро положила её на лопатки и сказала:
- В наказание за твою злобу и высокомерие я отдам белому песку семь твоих тёмных прядей.
Она ловко вырвала у гордячки несколько локонов и разложила их на песке в круг.
- Надеюсь, Ивона, наше сражение послужит тебе уроком, и, ожидая возвращения своей красоты, ты поймёшь, что есть и другие красивые девушки, и они тоже хотят быть любимыми.
Ивона ничего не ответила. Она снова надела чепец, забрала свой горшок с водой и, забыв накрыть его водорослями, безмолвно удалилась. Навстречу ей шёл юный подёнщик, частенько работавший на её отца. Над этим подёнщиком она посмеивалась за то, что однажды тот пытался изобразить из себя колдуна.
- Добрый день, Ивона! Где это тебе так криво надели чепец?
- Я возвращаюсь с маленького пляжа, вон там, рядом. Я дралась с одной из этих ужасных русалок и обратила её в бегство.
- Да правда, что ли?
- Да, и не только, я даже выложила выдранные у неё пряди волос ровным кругом на песке.
- Точно?
- Конечно, можешь пойти проверить.
- Схожу, пожалуй. Как раз воспользуюсь случаем.
- Каким случаем?
- У меня в сумке новая пудра, которую мне прислали из обители фей...
- ??
- Она сделана из порошка аметиста, а для запаха добавлен корень ястребинки. Я посыплю этой пудрой оторванные пряди, и тот, с чьей головы они упали, умрёт в тот же час!
- Но... нет, не делай этого.
- Почему же?
- Эээ... среди этих прядей может оказаться и моя.
- Так пойдём вместе. Свою-то прядь ты узнаешь.
Раздумывать Ивоне было некогда. Подёнщик, петляя между скалами и дроком, проворнее летучей мыши спешил к берегу.
Запыхавшись, она догнала его, когда он уже подходил к разложенным на песке тёмным локонам.
- Не надо... не спеши так со своей пудрой, дай мне сначала взглянуть!
Но подёнщик уже вытащил руку из сумки, чтобы попудрить пряди. Ивона закричала:
- Нет, не делай этого! Я точно знаю – все эти локоны мои.
Тем временем море вернулось на белый песок. В волнах появилась грациозно купающаяся русалка. Увидев Ивону и подёнщика, она сказала:
- Эх, Ивона, одного доброго урока тебе мало! Отчаянная девка, спесь твоя тебя погубит.
С тех пор прошло немало дней, а Жаке с русалкой до сих пор любят друг друга, не опасаясь ни Бога, ни Дьявола. Они послушались лишь собственных сердец; им оказались совсем не нужны золотые экю, что прилипают к любви так же, как злоба прикипает к душе.
* Сонью (от son – звук) и гверц – два популярных в Бретани музыкальных жанра. Гверц – песни трагичные, а сонью, обычно весёлые, рассказывают о повседневной жизни: например, о любви или об удачном браке.
*