Ловец

Василий Коростелев
               
                Пролог.


Добрые господа и сударыни. Позвольте представиться: Борис Борисыч - ББ или Бомж и Бухала, а еще я ловец … Если с именем-отчеством все понятно, а второе толкование аббревиатуры характеризует мой статус и наклонности, то о третьем заявлении вкратце расскажу. Я вижу сны.   Нет, обычные сны мне тоже снятся. Разноцветные и звуковые.  Например, сегодня мне приснился магазин, в котором я давно не был. В нем я разменивал одной знакомой и глубоко симпатичной мне Лисе Патрикеевне рублевый никель на разные блестящие предметы размером с конфетти. Предметами обмена послужили старые медные копейки, железные болтики, и золотые значки различной конфигурации. Проснулся и вздохнул. К сожалению, этот магазин, находящийся в пристройке девятиэтажки, давно взорван вместе с домом, подлыми террористами, а производство, на котором я имел честь служить вместе с Лисой Патрикеевной, давно кануло в Лету…
 Но, кажется, я отвлекся…
 Моей особенностью является, что я ловец мыслей созданий  (к людям не всякого и причислишь) давно уже ушедших в небытие. Да, да кто-то скажет, что, это навеяно воспоминаниями или памятью предков. Но воля ваша, как может присниться такое, чего ты ранее не только не ощущал в природе, но и не догадывался о существовании данных сюжетов? Примеры будут далее. Способ, с помощью которого я ловлю в свои сети чужие переживания совсем не оригинален для нашей местности. Я напиваюсь в дрезину и после трехдневного запоя - резко останавливаюсь. Как меня при этом ломает, это отдельная песня. Зато на третьи сутки после выхода,   во время сна четко и резко ощущаю присутствие чужих переживаний и мыслей. Это как в фильме, но только наяву.
 Теперь немного о себе - а то господа, наверное, недоумевают, с каких таких прибытков у нищего появляется возможность побаловать себя трехдневным запоем.
Вообще-то, по моему разумению,  самое главное для бомжа иметь свою жилплощадь. Сказал и сам понял, что несу нелепицу. Но это факт: еду  в мегаполисе и его пригороде найти несложно, а вот с хорошим жильем - проблемы. Прежде чем найти  пристанище пришлось мне изрядно помаяться. Поверьте, быть выкинутым на улицу в пятидесятилетнем возрасте очень неприятно, можно сказать смертельно неприятно. Но я пережил долгую зиму. Правда не без потерь – моя поясница довольно часто  напоминает о зимовке в не отапливаемых помещениях. Живя в нормальных условиях пригорода мегаполиса, я ранее даже не представлял, на какие ухищрения нужно идти, чтобы пережить зимний период. Ну, не буду о грустном. Весной мне повезло. Как-то возвращался к своей временной стоянке, с нашей городской свалки.  Из-за раскисшей дороги пришлось идти кружным путем по тропинке вдоль забора. За оградой  доживал свои дни заводик по производству чего-то совсем неконкурентоспособного. Мое внимание привлекли  Г- образные трубы тепловой и  водной магистралей выходящие из-за  бетонного забора и вся эта благодать была прикрыта густыми кустами голого,  по весенней поре  шиповника. Людей в округе не наблюдалось. Через месяц на этом месте была построена хижина дяди Бори. Следы моей землекопно-строительной деятельности были укрыты молодой зеленью проснувшегося шиповника, я подсоединился к водной магистрали, запитался от линии электропередачи  и зажил с полным нашим удовольствием, столуясь  на городской свалке, обновляя свой гардероб и добывая полезные материалы из этого же источника. Теперь насчет источника своего вдохновения – спиртное в России на свалку не выкидывают. Это у нас закреплено на генетическом уровне. Заметьте,  после корпоративных вечеринок, или других торжеств отмечаемых на предприятиях общепита   со столов только самые жадные клиенты собирают недоеденное с собой. Зато выпивки на столах практически никогда не остается, а если и остается - то такая гадость, от которой воротят носы, даже ко всему привычные выпивохи. Так вот - я даже не утруждаю себя поисками аквавиты на свалке, зато  делаю неплохой самогон. Остап Бендер знал сто пятьдесят рецептов волшебного напитка, один из которых носил эксклюзивно- утонченное название - «табуретовка». Ну, до такой роскоши я не дорос, хотя действительно, материал для производства валяется буквально под ногами. Делиться секретами не буду, а то на меня обидятся наши производители спиртных напитков. Стоит только отметить что с помощью источника «огненной» воды я  не только черпаю обрывки сюжетов чужих жизненных повестей, но и лечусь припарками от застарелой болезни поясницы. В медучреждениях как вы понимаете, меня не очень-то ждут. Да и вообще с любыми учреждениями я стараюсь не контактировать. Чревато знаете ли.  В любой момент можно нарваться на хамство служащих, а я натура нежная, отвык-с. Поэтому и не предъявляю никаких прав на блага местной цивилизации - пока их добьешься можно тихо скончаться стоя в очередях.
После похода на местную свалку я моюсь, бреюсь и переодеваюсь в «парадную» одежду, хожу по городу, наблюдаю за мельтешением народа, и никто меня не принимает за бомжа. Ну не ухожен, одежда слегка мятая, волосы длинные в пучке… Но таких одиночек в нашем подмосковном городке немало. Спросите, как я докатился до такой жизни? Схема старая, как мир: Моложавая, еще вполне симпатичная женщина, недовольная  общественным статусом своего мужа.  Вовремя подвернувшийся богатый хмырь, пожелавший приобрести в собственность не только мою супругу, но и неплохой участок земли в элитном районе Подмосковья, на котором стоял мой старый домик. Мне была предложена альтернатива: идти на все четыре стороны и не светиться под окнами собственного жилища доставшегося мне в наследство от предков или погибнуть от несчастного случая. Я выбрал первое. Скажете, так не бывает? Да полноте, тогда отчего у нас, немалое количество людей оказывается на улице? Скажете, что все они пропили свое имущество? Да, так тоже бывает, но не всегда. У нас по разным причинам до ста двадцати тысяч человек в год объявляется в розыск. Можно сказать, что исчезает население целого города. Правда многие, как и я не совсем бесследно…
Но я, кажется, опять отвлекся.  Стоит, наверное, еще сказать, что я смог скомпоновать разрозненные обрывки сонных видений в рукопись. Описывая жизнь моих героев, я оставляю заметки на полях, возможно, вам они тоже будут интересны.            
               
                Глава 1.

                Константин Рукавишников -  Рокировка.


Москва встретила меня солнечным, весенним утром. Выйдя с Октябрьского вокзала, я повернул направо и бодро зашагал к Каланчевской трамвайной станции, но, не пройдя и ста метров, невольно скривился. Это же надо, совсем одичал в этой поездке! Семь утра, народ спешит на работу. Втиснуться в трамвай в эту пору не легче чем слону пролезть сквозь угольное ушко. Пришлось идти к стоянке извозчиков и торговаться с буржуйским отребьем. – Куда прикажете гражданин – товарищ? - Разбитной молодец в коляске на дутых шинах да с призовым жеребцом в упряжке, мне не подходил. Дерут они с клиентов столько, что все остатки командировочных деньжат уйдут на то, чтобы добраться до Таганки. А я еще собирался заскочить в магазин  за подарком для жены. Поэтому выбрал старика - «ваньку» одиноко дремлющего на козлах потрепанной брички. Старик, почувствовав седока,  обернулся и спросонья  спросил: – Куда изволите барин?
- Очнись старый! Баре все в земле спят давно – приходя опять в хорошее настроение, воскликнул я.
 - Извиняюсь гражданин – начальник. Так, куда вас везти-то?
- Большая Коммунистическая.
 Это значить бывшая Большая Алексеевская – прошамкал старик, задумчиво пожевывая кусок поднятой ветром жиденькой бороденки. – С вас пять рублей – объявил он.
Ну, это еще божеская цена.  – Гони старый.
Гнать не получилось. Лошаденка была старовата и ползла чуть быстрее обычного пешехода, при каждом понукании сбиваясь на рысь, но через пару десятков метров переходившая опять на спокойный ход. Но я не обращал на это внимания, погрузившись в свои  наполненные оптимизмом мысли. А, что? Карьера у меня складывается на загляденье. Всего двадцать пять лет, а я уже  оперуполномоченный сотрудник ОГПУ. У меня красавица жена, отдельная комната в роскошной квартире. Начальство ко мне относится доброжелательно, есть перспективы роста. В течение двух недель я был в своей первой самостоятельной командировке, утопая в снегах и непролазной грязи от Сестрорецка до Лемболово. С заданием я думаю, справился. Под видом простого инженера - путейца я присматривался к военачальникам, строителям, военным инженерам, геодезистам и всем остальным работникам, направленным в эту местность для выбора места под   стратегический  укрепрайон защищающий город нашей революции. Дело важное и крайне секретное, но вот специалисты у нас, по происхождению неблагонадежны. Пришлось ненавязчиво присматривать и где-то даже вызывать на откровенные разговоры будущих проектировщиков и строителей.   По–легенде, до бесед за бутылкой коньяка с военачальниками, я не дорос, зато с инженерным составом сошелся накоротке и кое-какие выводы сделал. Осталось только составить отчет и доложить по инстанции. Думаю, Юзеф Анзельмович  будет доволен, и мне доверят работу с оперативным составом. А то надоело уже совмещать должность личного адъютанта, телохранителя и шофера при столь важнющем человеке.
 Внезапно я заметил, что наше «ландо» добралось до Рогожского рынка. – Стой! – закричал я и, не дождавшись реакции от водителя кобылы, спрыгнул на ходу.  - Жди меня здесь, скоро буду – бросил я и скрылся в расфранченном магазине братьев Свиньиных. Зеркально-гладкие двери открылись, и не успел отзвенеть колокольчик у входа, как передо мной фокусником материализовался приказчик – Чего изволите? – его по лисьему острое, гладковыбритое лицо осветилось в угодливой улыбке, хотя глаза выражали испуг. Военная форма настораживала. - Наверное, фининспектора не обделяют буржуйский магазин своим вниманием – одобрительно подумал я и тут же ответил: - Мне бы жене подарок, посущественней. Глаза разбегались от ломившихся товаром полок. – Вот гады! Все есть, а в государственных кооперативках мышь повесилась.
 Поняв, что я не инспектор, приказчик доверительно взял меня за локоток, и ловко лавируя меж покупателями, провел в отдел женских товаров. – Не угодно ли шляпку? Настоящий клош , из Америки только вчера доставили-с. Я повертел предложенные котелкоообразные головные уборы и молча, покачал головой. Я даже размера не знаю, а вдруг еще и не понравится?
 Приказчик с готовностью уставился на меня. – Мне лучше ткани на платье.
 - Могу, предложить ситец, сатин, саржу, новомодный трикотаж.
 -Дайте лучше шесть метров вон того. – Сказал я, показывая на синий с блесками материал.
- О! Цвет электрик, новинка сезона! – прошу вас, восемнадцать рублей аршин.
 Ругаясь про себя, я вышел  из магазина с изрядно опустевшим кошельком и свертком под мышкой. – Гони старик, хватит спать – заорал я под ухом возницы и от предвкушения, как обрадуется жена, придя с работы, у меня, опять поднялось настроение.
 Открыв общую дверь квартиры своим ключом, я спокойно подошел к своей комнате и тут услышал поразившие меня звуки, доносившиеся из-за двери.
  Так стонала моя жена, когда достигала пика наслаждения, в моменты  близости! В этот миг мимо меня серой мышью по коридору прокралась  соседка из бывших.  – Знала! – мелькнула яростная мысль и, не удержавшись, впечатал сапогом по тощему заду. Затем решительно дернул дверь. Они даже не закрылись! И было отчего! Я в первый момент даже не понял собственной реакции на открывшуюся картину: На полу валялись кальсоны и нижнее женское белье. На моем жестком кресле с высокой спинкой, реквизированного по случаю, из особняка одного спесивого генералишки, висел габардиновый китель со знаком почетного чекиста на груди. А на постели, не замечая меня, взмахивал толстой волосатой задницей, поборник морали и пламенный большевик-ленинец Юзеф Анзельмович Новак. А под ним тонко воя и взрыкивая, плясала моя законная супруга Лидия Тихоновна Рукавишникова (в девичестве - Парасюк). «Не притворяется» - с тоской подумал я и тихо сполз по стенке. Я из этого увлеченного фраера в минуту фарша мог наделать – голыми руками, но жить еще хотелось…
 Наконец мое присутствие было обнаружено. Думаете, они смутились? Да ни капли. Начальник сполз с обмякшей супруги и,  натянув  подштанники, спокойно оделся. Подойдя ко мне, покровительственно  похлопал по плечу и, сказав - Мда… - скрылся за дверью.
 Я сидел, тупо уставившись в откидной календарь,  красовавшийся на противоположной стене. – Двадцать первого апреля тысяча девятьсот двадцать седьмого года окончилась карьера и семейная жизнь Кости Рукавишникова – констатируя факт, я безучастно смотрел, как неторопливо, и даже с долей позерства одевается Лида. - Ну, что уставился? – наконец не выдержав, она перешла в атаку. - Не мог приехать, как было запланировано? Тихо – мирно ни о чем, не догадываясь, дослужился бы до начальника отдела, а теперь дураку или голову, как куренку оторвут, или поедешь в места, где Макар телят не пас. Ради тебя же старалась – добавила она.
 Зря она так сказала. – То, то я заметил, как ты искренне радела за любимого мужа – съязвил я, постепенно оживая. - Нет, бить я ее не буду, себе дороже выйдет – решил про себя, пропуская ее к выходу…
 Она так и не пришла ночевать. Думаю - опасается меня, а зря.
 Остаток дня и большую часть ночи я трещал старым «Ремингтоном» составляя отчет о проделанной работе, а утром, как ни в чем не бывало, чисто выбритый, в наглаженной форме и при оружии, предстал перед своим начальником отдела.  Юзеф Анзельмович бесстрастно пролистал отчет, затем одобрительно хмыкнул, найдя вкусные для него детали в характеристиках отдельных «клиентов» и обыденным голосом произнес: - Все, до воскресенья отдыхай. В выходной едем на охоту сопровождать  наших старших товарищей. Он оторвался от бумаг и, упершись взглядом своих белесо-голубых глаз в мое лицо,  минуту с интересом его разглядывал, но ничего не сказав, жестом показал, что я свободен.
               
                ***


 В Завидово выехали ранним утром, на четырех машинах. Два «форда» охраны неслись впереди по Тверскому тракту. За ними следовали «мерседес» и «рено» последней модели, в которых разместились несколько ответственных  работников нашей службы.  Я ехал с группой малознакомых мне телохранителей и адъютантов, так, что разговаривать нам было не о чем. Всю дорогу по тракту, занявшую более трех часов, я размышлял о своей дальнейшей участи. Возможно, рядом со мной находились те, которым прикажут меня уничтожить по-тихому, предоставив все дело, как несчастный случай во время охоты. Впрочем, может, зря я переживаю. Чекисты народ недоверчивый и убийство одного из приближенных  Юзефа даст  недоброжелателям повод покопаться в его грязном белье.
 Наконец наш кортеж свернул с тракта на проселочную дорогу, и мы еще более часа ехали по непросохшему бездорожью порой, иногда чуть ли не на руках вытаскивая застрявшие в грязи машины. Все сопровождающие высокое начальство уделались как свиньи,  зато на егерском кордоне нас ожидала хорошо протопленная изба, где мы, переодевшись, смогли плотно перекусить деревенской снедью. Начальство засело в большой гостевой избе, откуда до глубокой ночи доносились звуки пьяного разгула…
Утро туманное, утро седое – слова романса очень подходили к сегодняшней обстановке.  Мы стоим на номерах в ожидании зверя. Вернее на номерах стоят начальники, мы с егерями расположились рядом, для подстраховки. Мои подопечные Юзеф и  Михаил Александрович Трилиссер – заместитель самого товарища Менжинского. Маленький человечек, в руках которого обычная «тулка» выглядит гаубицей. Сам я вооружен обыкновенной мосинской трехлинейкой заряженной обоймой с разрывными пулями. Хотя я одет в теплый бушлат, утренняя сырость пробирает до костей. Под ухом надоедливым комаром негромко жужжит голос егеря: - И чего по весне приперлись? Кабан сейчас тощий. 
- Не твое дело – грубо обрываю я его и егерь, привыкший к более деликатному обращению, обиженно замолкает. Вдали слышатся крики загонщиков.  Две роты бойцов  из дивизии ОГПУ имени Дзержинского сегодня на учениях. Учатся действиям в густом лесном массиве, заодно загоняя для нас дичь.
Неясными тенями  стайка кабанов внезапно вынырнула из тумана, на поляну перед засадой. Громадный секач, самка, два подсвинка и шесть еще совсем маленьких сеголеток, негромко похрюкивая, на секунду приостановились, втягивая воздух, и понеслись прямо на номера наших подопечных. Близкие выстрелы бичом разорвали воздух. Визг умирающих животных, грохот повторных выстрелов… Секач крутанулся на месте и, определив, откуда исходит опасность, резко кинулся, вперед, набирая скорость.  Летящий с фронта кабан – цель неважная. Две пули, попавшие очевидно в голову не остановили секача, однако ко мне и егерю кабан повернулся боком, чем мы не сговариваясь, воспользовались. Выцеливать было некогда, и я навскидку дважды выстрелил в мчавшееся животное. Егерь  врезал жеканами с двух стволов в уже падающего секача. Кабан, пропахав рылом палую листву, замер в двух шагах от позиции охотников. Я огляделся. На поляне остались два сеголетка, оба подсвинка, один из которых еще бился в агонии. Свинья увела оставшихся детенышей …
 Ветер разогнал остатки утреннего тумана и загулял голых ветвях лиственного леса. Я слышал хлопки дальних выстрелов и все приближающиеся крики загонщиков. Почуяв, что кто-то подходит сзади, я резко обернулся. Юзеф, подойдя ко мне, одобрительно похлопал по плечу и ничего так и не сказав, развернулся и побежал вслед уходившему к опушке леса Трилиссеру.
 - Однако парень это ты секача уделал – с уважением в голосе вывел егерь, ковыряясь в ранах старого самца. – Видишь одна пуля прошла под лопатку? Прямо в сердце.
- А ты куда попал? – полюбопытствовал я.
Егерь огорченно отмахнулся: - В жопу захреначил. Такое ранение для него чепуха…
В охотничьем хозяйстве задерживаться более не стали, неделя впереди предстояла хлопотная – перед первомайскими праздниками   наша контора традиционно находится в повышенной боевой готовности, поэтому  сразу, после завтрака, погрузив трофеи в прибывший грузовик, мы выехали в столицу.
               
                ***

 Через неделю после праздников я был вызван в главное управление ОГПУ. К самому товарищу Трилиссеру. Центральная «контора» обосновалась в здании,  где до революции располагалось страховое общество. Главный вход  пятиэтажного дома желтого кирпича находился  на Лубянской площади, но мне светиться перед  возможными «клиентами» нашей конторы которых запускали в общественную приемную через центральный вход, не пристало, и я нырнул в подъезд со стороны Фуркасовского переулка. Поднявшись на третий этаж, я робко приоткрыл дверь приемной.  – Разрешите? – спросил я субтильного чернявого секретаря, который с важным видом примерного ученика чинно держал локотки на широком поле зеленой столешницы.
– А, товарищ  Рукавишников, охрана меня предупредила. Подождите, идет совещание, - вымолвил он, показывая на стулья, выстроившиеся в ряд вдоль левой  от меня стены приемной. Ждать пришлось около часа, затем толпа высоких чинов высыпала из кабинета и через пару минут меня пригласили.
 Несерьезная фигурка хозяина просто терялась на фоне объемного помещения. Трилиссер восседал во главе огромного стола. Маленькое лицо, круглые очки, простая габардиновая гимнастерка и щеточка усов под носом. И этот человечек начальник внешней разведки, от которого как я понимал, теперь зависела моя дальнейшая судьба.
 - Проходите, садитесь – негромко предложил он и я, приблизившись, осторожно опустился на краешек стула не на самом краю стола, но и не под самым носом начальства.
- Так, так.  Взглянул я на ваше личное дело товарищ Рукавишников. Ваш начальник отдела ходатайствует о вашем переводе в отдел внешней разведки. Как вы сами к этому относитесь? – спросил хозяин кабинета, остро взглянув мне в глаза.
 - А что тут говорить? Надо соглашаться - подумал я, а вслух добавил: - С радостью приму любое предложение - служить трудовому народу наша почетная обязанность. Трилиссер ответил взглядом, в котором светилась легкая ирония, и ничего не сказав, открыв папку, лежащую под рукой, углубился в текст. – Так, так – повторил он. – Родился в 1902 году, в Никольске-Уссурийском. Мать – бестужевка, народный учитель. Отец железнодорожный мастер, переведен в начале семнадцатого года начальником участка на Николаевскую железную дорогу. Родители умерли от тифа в девятнадцатом году. Вы получили неплохое образование, отличный стрелок, с детства увлекались охотой и восточными единоборствами. Кстати кто вас этому обучал?
- Мой наставник, кореец Мен Хо Чан, перебрался с нами с Дальнего Востока. В двадцатом погиб во время штурма Перекопа - сдержанно ответил я.
 - Ну, что же товарищ Рукавишников, вы нам подходите.  Юзеф Анзельмович характеризует вас, как опытного чекиста преданного делу нашей партии. Теперь о деле. Сейчас на Дальнем Востоке сложилась крайне тяжелая обстановка. Гражданская война в Китае входит в свою кульминационную фазу. Армия Гоминьдана под руководством Чан Кайши, из союзника, превратилась  во врага Советского государства. Только что потоплено в крови восстание красной гвардии в Шанхае. Наши военные советники вынуждены покинуть территорию Китая. Наша разведывательная сеть разрушена. Постоянные провокации на КВЖД  и прорывы вооруженных бело-китайских и  белогвардейских банд на нашу территорию стали обыденным явлением. Я уже не говорю о контрабанде… -  Трилиссер на секунду замолчал, с тоской посмотрел на весеннее солнце,  проглядывающее сквозь щель тяжелых оконных занавесей, и закончил сухим тоном: - Со всеми подробностями вас ознакомит товарищ Щеглов, свяжитесь с ним через моего секретаря.
 Шеглова я знал, еще по совместной службе в разведке Первой конной. В девятнадцатом году, когда умерли родители, я остался практически без средств к существованию, все накопления отца обратились в прах после национализации коммерческих банков. Золотые безделушки и большая часть денег ушла на лечение так и не справившихся с болезнью родителей. Затем тиф добрался и до меня. Придя с кладбища, я почувствовал себя дурно. Голова закружилась. От внезапно нахлынувшей слабости в глазах потемнело, и в следующую секунду я почувствовал резкую боль в затылке. Последнее что явственно помню, это склонившееся надо мной встревожено-сосредоточенное лицо моего наставника Мен Хо Чана…
 Болел я долго и, кажется именно во время болезни, психика моя претерпела заметные только мне изменения.  Метался в горячечном бреду и передо мной возникали образы совершенно незнакомых мне людей, зачастую одетых в довольно странные одежды. Особенно часто мне досаждал, какой-то интеллигентного вида пропойца, с волосами, убранными в хвост ровно, как у гоголевского дьячка. О чем я беседовал с моими «посетителями» - не помню. Только вот с момента выздоровления на меня временами «накатывало» и я подобно троянскому Гелену  иногда просто смотря на человека, мог видеть, фрагменты его будущей жизни. Первым у кого я увидел смерть на челе, был мой наставник. Однажды, будучи еще очень слабым после болезни я, принимая у него из рук чашку с водой, вдруг заметил, как пространство вокруг него как бы расплылось. Я увидел холодную осеннюю степь, раскисшую от дождей, конницу, несущуюся на закат багрового солнца и внезапный огненный всплеск перед глазами…
На короткое время я даже потерял сознание, а когда зрение вновь сфокусировалось, то понял, что увидел смерть глазами своего учителя. Кстати, сегодня, пока товарищ Трилиссер о чем-то думал, смотря в свое витражное окно, мне было ведение: Этого маленького человечка, волокли по здешнему коридору два дюжих молодца в фуражках с красными околышами и двумя квадратами в петлицах . А он не в силах кричать, захлебывался кровавыми соплями и тихо икал от страха.
               
                ***


 После моего выздоровления перед нами стал вопрос: Как нам случайно не умереть с голоду? Надежд никаких. Мы не белоручки, но работы, как-то никто не предлагал. Заняться откровенным грабежом на большой дороге, мой учитель посчитал недостойным занятием. Надеясь получить протекцию у приятеля моего отца мы с Мен Хо Чаном приехали в Питер, но Еремея Спиридоновича уже прислонили к стенке, как белого террориста. Поразмыслив на голодный желудок, мы записались добровольцами в Красную армию и здесь наши пути  разошлись. Мен Хо Чан отправился с группой земляков на восточный фронт, а меня, как грамотного парня, приписали к штабу четвертой Петроградской кавалерийской дивизии.  В штабе я и познакомился с лихим рыжеусым командиром эскадрона разведки, который и переманил меня к себе. Через полгода, во время боев под Львовом он был ранен – наш разъезд нарвался на целый эскадрон польских улан. Рубка бы отчаянная! Сергея Щеглова вышиб из седла какой-то коротышка, ловко подсадив его на древнюю пику и если бы не я, то быть ему затоптанным в этом скоротечном бою. Когда мы лихо удирали, я успел взвалить своего старшего товарища на бесхозную лошадку, и так, держа ее за повод, вырвался из схватки…
 Потом еще пару раз с ним встречались уже в Москве. Щеглов теперь тоже сотрудник ОГПУ, хотя я и не знал, что он курирует  Дальневосточный отдел.
 Встретились мы в тренировочном зале общества «Динамо», где наши оперативники отрабатывали боевые приемы. – Не хочешь попробовать? – Спросил Сергей вместо приветствия, будто  мы и не расставались со вчерашнего дня.
- Нет, что-то не хочется. – Отклонил я его предложение.
 Зачем мне это нужно? Интересных бойцов среди них нет. А в грузчики по переноске тяжестей я не нанимался. Я тренируюсь по своей системе, и  нагрузки хватает, чтобы поддерживать форму.
- Вон, кстати видишь того бугая,  который работает в паре с китайцем? – спросил Сергей. – Он твой напарник. Отличный стрелок, кавалерист и рубака каких мало.
 - Глядя на неуклюжие попытки будущего напарника, заполучить своего соперника в объятья я произнес: – Да, лучше бы он против китайца с шашкой вышел.
- Тю, ты что дурной, какой китаец на шашку голой пяткой прыгать будет? – от удивления Сергей перешел на малоросский акцент.
 В этот момент китаец все же попал в захват здоровяка и через секунду замахал руками, требуя, чтобы его отпустили. Распаренный герой, тяжело дыша, подошел к нам. Представился: - Дима Знахарев.  А, через полчаса мы сидели в кабинете Щеглова, слушая его наставления.
 -  Дня через три сходите в распределитель. Отоваритесь пайками в дорогу. Если с оружием проблемы подберете в арсеналке.  Выезжаете через неделю, билеты вам забронированы, получите в кассе Ярославского вокзала. Форменную одежду в дорогу не одевайте. Нечего раньше времени светиться. Оденьтесь более нейтрально. Едете через КВЖД до Владивостока. Конкретные  инструкции получите от старшего оперуполномоченного ОГПУ Буренко прямо на месте, в тамошнем управлении.
               
                Глава 2


                В путь!


На перроне Ярославского вокзала было необычно людно, хотя до подачи состава транссибирского экспресса оставалось еще не менее часа. По перрону шмыгали лоточники, продававшие взволнованным пассажирам  папиросы, выпечку, воду, а кое-кто из-под полы украдкой  предлагал «казенку ». Публика на перроне была самой разномастной: от небольших вкраплений потускневших дам бывшего полусвета до коммивояжеров и служащих, отдельными группой стояли китайские торговцы и железнодорожные служащие, очевидно едущие на КВЖД. Но больше всего на платформе было военных.  Меж пассажирами и торговцами шныряла группка беспризорников в надежде что-нибудь стырить у зазевавшихся лопухов. Было довольно тепло. Так, что в  гимнастерке, галифе и нательном белье было даже, пожалуй, жарко. В фуражке без околыша, петлиц и шевронов я походил на отставного военного, обезличиваясь в этой толпе…
 Проходивший с независимым видом мимо меня шпаненок лет пятнадцати,  остановился, приподнял кепку, шмыгнул носом и предложил: - Слышь солдатик, девочку не желаешь? Небось пока служил ни одной кунки не нюхнул?
- Вали отсюда расслабленный  - вмешался подошедший сзади Дима Знахарев и состроил зверское лицо.
- Ладно ладно, - шпаненок засунув руки в карманы холщевых штанов отошел на несколько метров оглянулся и не заметив враждебных действий,  насмешливо запел на мотив «крутится, вертится шар голубой»:
 - Когда я молоденьким юнкером был
-Кресты и медали я очень любил
-Кресты и медали сверкали огнем
 -Московских бл-ей я имел каждым днем…
 Малец затерялся среди оживленно зашевелившейся толпы – к перрону подходил состав транссибирского экспресса «Москва – Маньчжурия»…
                Борис Борисыч. Заметки на полях .
Вчера прогуливался в парке, глазел на списанную военную технику.  Руководители администрации,  почему то считают, что они поступают очень патриотично, размещая на радость детворе в общественных местах металлолом.
 - Наверное, это экономически выгодней, чем украшать город детскими площадками – подумал я, а в следующий момент мои размышления были прерваны…
 – Добрый день.  Р-ое телевидение передача «Воскресный репортаж». Позвольте задать вам вопрос: как вы относитесь к ювенальной юстиции? – конец фразы у репортера не вышел, он махнул оператору, дескать, не снимай. – А это ты - разочарованно произнес  «акула» с микрофоном, узнав меня, и резко подался в сторону, рассекая толпу народа плавником, в поисках новой жертвы. Он раз нарвавшись на мои комментарии к сюжету, больше со мной не связывается. А насчет ювенальной юстиции мне тоже есть что сказать. Но кто ж мне даст?
 По-моему мнению, государство все же вторичный продукт социальной структуры. Сначала  семьи появились, а только потом возникли государства. Воистину только вынужденная,   довольно продолжительная по времени забота о собственном потомстве, заставила людей шевелить извилинами,  а государство и так ограничивая свободы все новыми законами которые подчас противоречат  друг другу, затронуло самое дорогое, что есть у человека - возможность создания  подобного себе существа. Вы должны воспитывать детей по указке со стороны. В общем, изобретен новый способ давления на плебс. Политические катаклизмы, периодически сотрясающие общество в первую очередь отражаются на детях. Беспризорничество  всегда расцветало во времена войн и революций. Чтобы как-то пристроить детей   государство направляло их в приюты. Но как это, ни горько говорить, но из сиротских заведений дети полноценно здоровыми не выходили никогда. Все же родительская забота несколько отличается от заботы людей работающих по найму.
               
                ***


 Начальство расщедрилось, предоставив нам билеты в мягком вагоне. Зайдя в купе, я закрыл дверь, и пока Дима раскладывал вещи,  внимательно разглядывал себя в зеркале. А ничего парень. Высок, голубоглаз, крепок физически, волосы темные, короткие, ну это даже хорошо, гигиену блюсти нужно. Холост, у нас теперь в один день можно поменять свое семейное положение, вот я с супругой и развелся без лишних сантиментов. « Ничего, Костя, бабу мы тебе найдем без фарьи, но работящую». – Подбодрив сам себя, я улыбнулся, глядя в зеркало, и  принялся распаковывать свой вещевой мешок.
Наши попутчики заявились буквально за две минуты до отхода поезда. Двое мужчин лет по тридцать с небольшим, в гражданской одежде. – О, я смотрю, вы неплохо живете! – с ходу заявил лобастый крепыш в костюме из чесучи. – Коньяк шустовский, колбаска. Мм…  – мечтательно завел глаза и ничуть не смущаясь, предложил: - Сейчас мы к вам присоединимся.
В этот момент поезд дернулся и «лобастый» невольно повалился на меня - сидящего за столиком. – Пардон, я извиняюсь – отрываясь от меня, пробасил крепыш.
Попутчики быстро убрали багаж и выложили собственные припасы. К ночи мы совсем разомлели. Попутчики наши – Леонид Наумов (лобастый) и Николай (так он представился) оказались  людьми компанейскими не дураки выпить, да и  собеседники хоть куда. Естественно политические темы мы с ними не обсуждали. Не знаю, но мне кажется, что значительная часть работников КВЖД  (а они ими и являлись) служащие нашей конторы. Возможно, и они нас раскусили, поэтому болтали больше о бабах, травили анекдоты, рассказывали интересные случаи о жизни. Окна в вагоне были плотно зашторены, так, что особо смотреть было не на что. Поэтому уговорив две бутылки коньяка и залакировав его водочкой, мы до глубокой ночи пели песни мешая спать соседям. Причем сначала начали с революционных. Пели «Варшавянку», «Наш паровоз вперед лети», «Красная армия всех сильней». Потом под воздействием коньяка на нас навалилась меланхолия и песни пошли уже не такие оптимистические: «Черный ворон»,  « Как на быстрый ерек» и даже исполнили белогвардейский романс «Гори, гори моя звезда». Потом наши попутчики отправились на боковую, а Дима со слезливой гримасой на «будке» все выводил тончавым дискантом: «Степь да степь кругом …» А потом в купе заглянул проводник и вежливым голосом напомнил, что уже третий час ночи и не мешало бы нам, наконец, заткнуться.
               
                ***

 На седьмые сутки, когда все разговоры были переговорены, а меняющиеся пейзажи за окном уже приелись, наш поезд остановился на станции Даурия. Далее лежала заграница. На станции мы вышли размяться на платформу. Хозяйственный Митя сразу окунулся в ряды торговцев, а я, покуривая, наблюдал, как к составу прицепляют вагон и груженую рельсами платформу. – Зачем этот довесок? – спросил я Леонида, внимательно наблюдавшего за процессом.
 - Охрана, и железнодорожные рабочие. На дороге сейчас неспокойно – пояснил он, и видимо, далее не желая отвечать на расспросы, торопливо скрылся в нашем вагоне.  При проверке документов пограничниками не обошлось без инцидента. С поезда сняли пожилую пару из бывших   ранее получивших разрешение на выезд, из  окна отъезжающего поезда было видно, как они растерянно оглядывали опустевший перрон, стоя в окружении троих моих коллег, наверное, предчувствуя большие неприятности…
Сразу за пограничным пунктом поезд постепенно начал замедлять ход, так мы ехали до глубокой ночи, все снижая скорость, до тех пор пока состав окончательно не стал. Было слышно как за окнами тяжело топая, пробежала группа людей, звеня оружием. Мы переглянулись и в следующую секунду у всех, включая «служащих компании» волшебным образом оказалось оружие. Надо же, такой резвости не от каждого вояки можно было ожидать, а эти гражданские штафирки не хуже нас управились. Мы кинулись к выходу. – Что случилось? – спросил я проводника, тревожно вглядывающегося в звездную ночь.
- Пути впереди разобраны. Возможно нападение.
Помимо нас около двух десятков вооруженных пассажиров выскочило наружу, и в этот момент впереди состава открылась беспорядочная стрельба. На секунду оглянувшись, я заметил, как проводники торопливо гасили фонари у выходов из вагонов, а в следующее мгновение с правого косогора по нам открыли огонь. Пристрелочная очередь по звуку, похоже, выпущенная из «льюиса» прошлась над головами. Пули с треском разорвали деревянную обшивку вагона. Пассажиры бросились на землю. Кое-кто открыл ответный, бестолковый с моей точки зрения, огонь. Неужели они всерьез надеялись подавить  пистолетным огнем пулеметную точку? К тому же мне кажется это отвлекающий маневр со стороны противника.
В этот момент открылась амбразура  в вагоне сопровождения и пулеметчики из взвода охраны вступили в дуэль с вражинами.
-  Все на другую сторону! – Закричал я и первым полез под вагоны. К сожалению, мы опоздали. В ту секунду,  когда я,   выкатившись из–под вагона, сходу начал искать цели, на меня сверху спрыгнули, а в следующее мгновение в вагоне охраны прогремел мощный взрыв. Напавший на меня боец слегка промахнулся – я не стоял на месте - качал «маятник», чтобы не послужить легкой целью для предполагаемого противника. Диверсант, забросив гранату  через вентиляционную трубу, выстрелил из револьвера и, промахнувшись по мне, кубарем покатился под насыпь. В ответ я дважды выстрелил из нагана и, похоже, не промахнулся. Осматриваюсь: из ночного мрака к поезду выбегали новые враги, из-под вагонов выскакивали пассажиры и сходу открывали беглый огонь. От частых выстрелов нападавшие, в большинстве своем вооруженные неуклюжими винтовками, стали падать, не успев добежать до вагонов каких-то пару десятков метров. Но их было много и дело все, же дошло до рукопашной. Из темноты на меня выскочил, какой-то здоровяк и пролетел мимо – я вовремя уклонился от нацеленного в лицо приклада, успев при этом впечатать рукоятку нагана в висок противника. Дядя крякнул и угомонился. На секунду я замер ища следующую цель. Слева от меня катались, рыча и ругаясь два человека, но это не мое дело. Я же не знаю кто из них which? Да и вообще я несколько растерялся. Среди дерущихся практически невозможно определить своих, а подкрепления к бандитам больше не подходили. Поэтому я перезарядил наганы (стрелял то я с двух рук) и стал настороженно ждать, чем дело кончится. Минут через пять схватка стала затихать. Уцелевшие бандиты постарались скрыться в темноту, но не всем это удалось. Четверо убегавших  точно были на моей совести. Да еще наши ребята стали палить вдогонку, положив несколько бандитов.  В голове поезда еще стреляли, слышались крики и топот копыт. Очевидно, кавалеристы решили атаковать охрану в лоб. А у нас и с другой стороны поезда выстрелов было не слышно. Даже «льюис» противника стих. Я заметил Наумова, сидящего рядом с неподвижным телом. – Кончился Николай – глухо пробормотал Леонид, поднимаясь на ноги. – Пошли, посмотрим, что делается на той стороне – предложил он и резко нырнул под днище вагона.
 Светало. Бой в голове поезда прекратился. А через короткое время я заметил характерную фигуру Димы выплывшего  из-за косогора с «льюисом» в руке. – Ты один, что ли здесь воевал? – спросил я подошедшего приятеля.
- Ага – радостно заявил он. Вы все ломанули на ту сторону. А тут взрыв и я понял, что нашим пулеметчикам хана. Кому то же надо было с хунхузами воевать?
- Точно знаешь, что хунхузы ? – спросил я.
- Точно. К бабушке не ходи, одни манзы  нападали – подтвердил Леонид. – От белогвардейской банды такой численности мы так легко бы не отделались.
  Только через три часа поезд тронулся в путь. Пока восстанавливали пути и грузили на платформу двенадцать убитых пассажиров, два врача следовавшие  в поезде оказывали помощь раненым. Оказалось, что и Дима победил своих противников не без потерь – один из пулеметчиков располосовал ему предплечье во время скоротечной схватки.  Стоя в тамбуре движущегося поезда, я тихо пенял, наставительно тыча в грудь своего напарника: - Кто из нас старший группы? Я. Поэтому если я приказал лезть под вагон, значит, ты так и должен был поступить.
- Да вышло так, что я поступил правильно! Вы все как дурни кинулись под поезд, а если бы хунхузы атаковали с другой стороны состава? – горячо возразил Митька.
 - Короче Дим, пока я начальник – ты дурак. Приедем на место, и если тебя назначат старшим, я буду выполнять твои приказы, а пока изволь слушаться меня. На этом наша беседа завершилась и до самого Харбина, Димка  дулся на меня. Как же, не признал его геройства и тонкого склада  стратегически настроенного ума! Но по мне пускай обижается, отругал я его за дело. По-моему успех любой операции напрямую зависит от четко скоординированных действий членов группы, а у Митьки пока с дисциплиной неважно.
               
                ***


 В Харбине мы попрощались с Наумовым. Смотря ему вслед, я предчувствовал, что это не последняя наша встреча. Очнулся от дружеского похлопывания – Дима звал меня осмотреть окрестности. Времени на это хватало - поезду предстояло стоять еще не менее полутора часов.
 Архитектурным стилем вокзал Харбина напоминал помесь Брестского   с дворцовой пагодой.  Несмотря на большое количество ожидающих поезда пассажиров внутри здания было довольно чисто. По залу важно прохаживались двое китайских полицейских в широкополых шляпах с кольтами в кобуре. Выйдя на замощенную площадь перед зданием вокзала, мы увидели множество пролеток и экипажей.  – Ты посмотри, точь в точь, как у нас на Каланчевке! Как будто и из Москвы не уезжали – восхитился Митя. Ты смотри, и возницы все русские!
- А, что ты хочешь? В городе русских больше чем китайцев. Говорят, здесь только белоэмигрантов под сто тысяч скопилось – пояснил я.
 Советские деньги здесь были в ходу. Мало того, цены по сравнению с московскими просто смешные. Мы не спеша походили вдоль рядов купили у лоточника еще теплую жареную курицу, два десятка маленьких пирожков с крольчатиной (во всяком случае, в этом нас уверял торговец) из-под полы взяли бутылку мутного ханшина и уже решили возвращаться к поезду, когда Дима резко остановился.  Затем, не говоря ни слова, резко рванул к только что подошедшему экипажу. Я не услышал, о чем спросил мой товарищ у чернобородого ражего извозчика. Зато расслышал ответ: - Не знаю, о чем вы говорите гражданин советский. Вы обознались.
 - Я тебя Федька во сне ни с кем не спутаю – шипел мой приятель, стаскивая мужика с козел. Мужик яростно сопротивлялся, но после мощного удара по уху упал на мостовую, резво откатился и засвистел в свисток, подзывая полицейских. Последние стояли у входа в вокзал и с минуту  с интересом наблюдали за дракой, потом, как по команде  сорвались с места, на ходу доставая из кобуры гигантские кольты. На меня они не обратили внимания - а зря, как только передний поравнялся я, недолго думая подставил ему подножку и без промедления засветил кулаком в переносицу второму. – Бежим! – заорал я, и мы с Димкой  понеслись через площадь, к вокзалу. Мигом пролетели через зал ожидания и, выскочив на перрон, скрылись в своем вагоне.
 - Ты чего мудак делаешь?! – еле отдышавшись, спросил я своего приятеля, а сам поглядываю на часы. До отхода поезда оставалось никак не менее двадцати минут. Димка не успел ответить, как я поволок его в коридор. На наше счастье проводник оказался в тамбуре и, поняв нас с полуслова, запер обоих в туалете. – Что же ты делаешь? – повторно спросил я, при этом осторожно поглядывая в закрашенное на три четверти окно.
- Ты бы знал Костя кого, я встретил! – горячим шепотом начал объяснения Митька. – Это же мой сосед. Когда я записался в Красную армию, он уже у Колчака в каппелевцах служил. – Митя на секунду замер, сглатывая комок в горле: - На побывку приехал, с дружками. Хата моя на отшибе стояла, так он выгнал моих стариков на мороз и на глазах односельчан избу мою спалил. Мать той же зимой и померла…
 Внезапно я напрягся  и зажал рот своему товарищу – за перегородкой в тамбуре загрохотали сапоги. Кто-то спросил о чем-то  проводника, тот ответил и человек пять или шесть прошли в вагон, явно по наши души. Но все обошлось. Полицейские не имели права задерживать скорый поезд без веских причин. Осмотр вагона длился не более пяти минут. Затем все смолкло, и через короткое время состав  тронулся.
 Перед границей поезд еще один раз подвергся обстрелу. Но как-то несерьезно. Нападавшие не разобрали пути, а скакали на лошадях вдоль состава, как индейцы  Дикого Запада. Я такой фильм в кинематографе видел. Правда, это были не индейцы – скорее маньчжурская молодежь баловалась, соревнуясь в скачке на лошадях, заодно из интереса постреливая по окнам до тех пор, пока из вагона охраны по ним не открыли пулеметный огонь. После чего разбойники мгновенно отстали. Вообще-то вся территория КВЖД контролировалась войсками Чжан Цзо Линя и именно им по договору отводилась охрана путей сообщения, но  от нападения мелких банд китайская армия этого правителя нас защитить не могла. А может быть и не особо желала. Отношения у Советского правительства со всеми этими богдыханами были, скажем, не очень. КВЖД работало под эгидой Советского государства, которое платило  Чжан Цзо Линю за аренду земли, да еще перевозило войска, этого прояпонски настроенного диктатора за полцены, а если учесть взаимообразные платежи – то фактически совершенно бесплатно. Да еще пожалуйте бриться – такое скотское отношение к партнерам…
 Наконец на двенадцатые сутки нашего путешествия, миновав границу и мой родной город Никольск-Уссурийский, наш поезд прибыл  во Владивосток.
 Стояло ранее теплое, июньское утро. Океанский ветер с бухты Золотого Рога доносил специфические запахи морского порта. Признаться, я от них слегка отвык, а мой приятель впервые вдохнув «свежего» воздуха, сразу сморщился. Мы не стали нанимать извозчика, тем более лезть в трамвай. За одиннадцать дней вынужденного сиденья в четырех стенах наши мышцы соскучились по движению и, подхватив свой багаж, мы бодро пошагали в сторону Алеутской улицы.
 Четырехэтажное здание Приморского управления ОГПУ располагалось на Алеутской 44 и охранялось очень серьезно. Помимо пары часовых у входа, я заметил еще троих прохаживающихся перед зданием молодых людей в штатском. Предъявив предписание у входа, мы с Димой еще дважды подвергались проверке:  в холле первого этажа и на третьем, где в одном из кабинетов и заседал наш новый патрон – Буренко Станислав Николаевич. Лысый крепыш средних лет в темно-синей гимнастерке и с одним ромбом в малиновых петлицах. Ого, большая шишка! Наш куратор являлся одним из заместителей начальника особого отдела ОГПУ Дальневосточного края!
- Заходите, заходите – сказал он, отрываясь от трубки телефона. – Значит, прибыли товарищи - бодро начал он и слегка потерев руки, вроде как бы говоря, мол, с вами мы теперь дел наворочаем. А вслух он сказал: «Светиться в управлении по некоторым соображениям, вам не стоит. Поэтому предлагаю: сейчас погуляйте по городу, осмотритесь, на Семеновский базар загляните, а к вечеру явитесь по адресу  1ая Морская дом … Дом частный. Наш человек будет предупрежден. Думаю там и поселитесь. Все подробности объясню вечером. А пока свободны. Надеюсь, деньги у вас с дороги еще остались?»
 Мы утвердительно покивали, и в некотором недоумении покинули здание ОГПУ.
 Семеновский базар  представлял собой целую улицу, во дворах которой велась активная торговля. Ближе к порту улица переходила в китайский квартал или попросту в Миллионку. Здесь уже Россией и не пахло. Здешние запахи, непривычного человека могли не раз вывернуть наизнанку, прежде чем он сможет как-то приспособиться дышать местными миазмами.
На улицах, во дворах - базарчиках, заполненных мелкими лавочками, наспех сколоченными из досок, кипела торговля  разными мелкими товарами, съестными припасами и безделушками, золотом, тряпками. Дымились переносные кухни, распространяя ужасный запах соевого масла и жаренной в ней тухлятины. Массы китайцев постоянно сновали в проходах, по лестницам домов, кричали, торговали, что-то ели, а  в грязных и душных театрах, в густом дыму над небольшими  столиками различной конфигурации, расставленными в партере, без умолку звучала китайская музыка, резавшая слух. Из харчевен доносились песни русских посетителей с утра уже отведавших ханшина. В отдельных забегаловках подобного рода стояла тишина, но оттуда тянуло сладковатыми запахами опиума.  Во второй половине дня вдоволь нагулявшись по улице, и даже не дойдя до Миллионки, мы повернули назад. Правда, Дима с некоторым сомнением в голосе предложил отведать местной кухни, но зайдя в первую, же попавшуюся харчевню, через секунду выскочил, зажимая нос. – Хорошо, что трупов на улице не валяется – пробурчал он.
 - Да, их нет. Манзы народ предприимчивый, трупы на мыло или в пирожки пускают – полушутя ответил я, после чего вопрос о дегустации местных деликатесов, как-то сам собой отпал.
                Борис Борисыч. Заметки на полях 2.


Свалки области! Об этом можно написать отдельную книгу. Всю гадость, которую не успевает перерабатывать гигантский мегаполис, везут сюда. На юго-западе Вавилонской башней возвышается Саларьевская свалка. С шоссе, ведущего к аэропорту, открывается жутковато-величественная картина этого монстрообразного продукта жизнедеятельности. Уверен, что любому человеку,  впервые увидевшему эту гору становится не по себе. Ну, представьте себе – за окном мелькают красивые небоскребы в блестящем стекле. Супер-мега торговые комплексы, шикарные виллы и стоянки и вдруг слева такое чудо! И это ведь всего в пяти верстах от знаменитого поселка наших писателей. Представляю, что они там напишут, случись террористам подложить тактический ядерный заряд под эту кучу дерьма! А при соответствующем ветре  даже страшно сказать, какое шоссе может опылить! Так, что я бы на месте наших начальничков вокруг этой кучки пол Таманской дивизии поставил.
 Ну, свалка нашего городка гораздо меньше. Хотя тоже немаленькая. Она невдалеке от молокозавода находится. Так, что иногда мне перепадает полакомиться и не совсем испорченным творогом. Читая надписи рекламы молочных продуктов, я просто удивляюсь расчетливой наглости производителей. Например:  «Пейте Ебунели, в нашем напитке содержатся лактобактерии!» Спору нет, лактобактерии улучшают микрофлору кишечника, но как подано! Как будто это они придумали эти самые бактерии. Выдают как панацею от всех болезней… Любой знающий человек скажет, что лактобактерии содержатся в воздухе, а молоко просто является средой для активного размножения этих микроорганизмов. Кстати в обыкновенном кефире их не меньше чем в любом другом рекламируемом продукте… Дело в цене и красивой упаковке.
                Глава 3.

                Операция «Золотой груз».


Дом, в который нас направил Станислав Николаевич, оказался окружен высоким забором, и мы долго стучались под аккомпанемент дворовой кабыздохи, пока хозяин не открыл дверь. – Мы от товарища Буренко – негромко произнес я. Невзрачный человечек, молча, проводил нас в большую комнату с маленькими, задернутыми занавесями окнами, где за накрытым столом восседал Буренко. Неплохо живут отцы-командиры! Я даже мысленно руки потер от предвкушения обильной трапезы. – Присаживайтесь! – развел  руки в гостеприимном жесте наш начальник. Упрашивать не пришлось, мы, чуть ли, не с рычанием набросились на еду. Митька, одним движением с хрустом вырвал из гусиной тушки  голенастую ногу и вмиг ее обглодал. Затем пошарив взглядом по столу, ухватился за ломоть хлеба на пол каравая и, соорудив на нем огромный бутерброд из невообразимой смеси соленой рыбы, черемши и свиного окорока, принялся уже неторопливо, со вкусом поглощать сие произведение. Я же на время зарылся в своей тарелке, на которой горой возвышалась любимая мной гречка со свиными шкварками. Минут на десять в комнате установилось молчание. Наконец Буренко не выдержал: – Ладно, товарищи, вижу, вы слегка насытились, пора нам выпить за знакомство, а потом обсудим наши проблемы – заметил он, разливая по рюмкам прозрачную водку. Чокнулись, выпили. – Специалист – подумал я, глядя, как он ловко, вновь наполняет рюмки. Повторили, закусили солеными грибками и Буренко сразу перешел к делу: - Вы, наверное, удивлены, скоротечности приема в управлении? На то есть веские причины. – Буренко на короткое время прервался, ожидая нашей реакции и заметив заинтересованность на наших лицах, удовлетворенно продолжил: - Вы сегодня прошлись по рынку, посмотрели на нынешний состав населения Владивостока. Скажу прямо, город захлестнула волна мигрантов из Китая и Кореи. Нет, их и раньше хватало, но при царизме великодержавный шовинизм не предусматривал равноправных отношений между нациями. Поэтому в административных подразделениях того времени было мало представителей национальных меньшинств. С приходом Советской власти люди все выровнялись в правах и это великая заслуга нашего государства. Представители различных наций сейчас честно трудятся на руководящих постах. И это братцы очень хорошо! Но иностранные разведки, используя местные диаспоры, внедряют в наши ряды под видом честных тружеников своих агентов. Наше ведомство эта чаша тоже не миновала. Проверки при приеме зачастую не очень помогают. Многие из этих ребят хорошо послужили Советской власти в борьбе с белым движением, но для некоторых из них интересы нации гораздо важнее нашего общего дела – становления коммунизма на всей планете! – Буренко после последней пафосной фразы перевел дух и уже тихо и как то устало закончил мысль: - Короче, о любых телодвижениях в «конторе» на следующий день уже знает вся Миллионка. Предатели повсюду, а вычислить их сложно. Вот я и решил вас, как людей здесь еще не засветившихся, внедрить в среду местного криминалитета, легенда для вас будет подготовлена. Вопросы ко мне есть? – и, не дождавшись ответа, продолжил: - По нашим сведениям из Шанхая - во Владивосток на днях прибывает представитель Казачьего союза с помощниками, для организации серии терактов, покушений на ответственных работников нашего аппарата и дестабилизации обстановки в Приморье. По возможности, они постараются привлечь к участию в нападениях - хунхузов. Бело-китайские бандиты, естественно работать бесплатно не будут. Посредником и гарантом проведения акции должен был послужить некто Чжен Ченгун –  авторитетный скупщик золота. Во время проведения операции, по перехвату золотого потока, идущего с приисков, он и его два сына были захвачены нашими пограничниками. За обещание сохранить жизни ему и его сыновьям, Чжен Ченгун готов сотрудничать с нами.
- А с какого припека мы в эту схему укладываемся? – спросил я.
- Китайцы знают в лицо только Чжен Ченгуна. Он же располагает информацией о времени и месте прибытия «казачков». Собственно это не ваша забота, их мы перехватим, а вот на встречу с главарем банды хунхузов придется идти вам под видом представителей Казачьего союза. Оцепление на Миллионке ставить смешно. Захват главарей банды – вот ваша главная цель. А подстраховывать вас будет  комендантская рота  ОГПУ.
Интересно, как она нас подстраховывать будет? Похоже, товарищ Буренко посылает нас на верную смерть. Уйти из китайского квартала с главарем банды просто нереально – подумал я и, встретившись взглядом с Димой, понял, что он мыслит так же.
 - Заметив наше замешательство, Станислав Николаевич торопливо добавил: - Сигнал к началу операции подаст младший сын Чжен Ченгуна - он не вызовет подозрения у хунхузов своим внезапным исчезновением. А мы, в свою очередь,  выпустим сынка из тюрьмы только после того, как вы сможете сами подать нам весточку, что первая встреча прошла успешно. Не будут же бандиты держать вас на привязи все время? Для связи используем почтовый ящик на углу Светланской, там будут постоянно дежурить двое наших надежных товарищей.
- А разве не может, этот как его там – Чжен сдать нас после того как вы выпустите его сына? – спросил Дима.
- Нет, конечно, во-первых, если он вас представит «казачками» то ему обратной дороги не будет. А во-вторых, у нас в заложниках останется еще один его сын.
- Да, не позавидуешь этому китайцу, с одной стороны наши к стенке прислонить могут, с другой - свои в землю закопают. Впрочем, какое мне до этого дело? Надо о своей голове позаботиться – подумал я, а вслух спросил: - Сколько времени у нас на подготовку?
-  Пять дней. Вы вовремя прибыли, иначе пришлось бы брать только «казачков»
-Да  уж - вовремя – мрачено подумал я…
                ***


 Раннее утро. С моря дует устойчивый влажный ветер. Небо нахмуренно, в тучах. Мы с Димой во дворе нашего временного (надеюсь) пристанища, занимаемся медитацией. Вернее занимаюсь я, а Димка, так, делает вид. Но и, то хорошо, что утренние разминки вошли у нас в постоянство. Он парень здоровый, но вот с координацией движений у него не очень. Впрочем, за пять дней ничему человека не научишь. Зато, хоть при деле. А то бы извелся весь, казни китайской ожидаючи.
Внезапно кабыздоха уже смирившаяся с нашими чудачествами, творимыми в ее родном дворе, подала голос. В ворота тихо постучали, и пока хозяин дома неспеша подходил к калитке мы с Митькой успели скрыться. Но тревога оказалась напрасной – пришел сам Буренко, а с ним и давно ожидаемый скупщик золота. Китаец, как китаец: невысокий, средних лет,  для солидности приодетый  в суньятсеновский френч и роскошную шляпу.  Станислав Николаевич, тоже сегодня в гражданской одежде - конспирацию блюдет. – Ну, что орлы готовы? – бодро спросил начальник, входя в нашу комнату.
– Смотря к чему. Позавтракать мы, например, всегда готовы – поумничал Митька.
 - А, молодцы! Хорошая шутка перед делом всегда заряжает – в том же духе произнес начальник. – Представлять сего мм… субъекта вам не нужно, а вы теперь Сергей Воронцов и Андрей Коваль.
 Воронцовым оказался я и тут же задал вопрос: - Ваш Чжен Ченгун по-русски -то понимает или вообще немой?
- Понимаю паря – вступил в разговор китаец и добавил: - во всяком случае, при переговорах толмачить смогу. Говорил он по-русски довольно чисто, практически без акцента: – Вы товарищи не стесняйтесь, вопросы задавайте сейчас, чтобы, потом не проколоться.
Надо же, уже в товарищи к нам записался. Бойкий мужичок, далеко пойдет, если бошку не отрежут. – Вы уже встречались с главарем?
-  Да, Ма Хун приказал привести вас в харчевню «Золотой лотос». Но никакого разговора не будет, до тех пор, пока вы не предъявите золото.
- А мы и не спешим – вступил в разговор Буренко. - Пускай сначала ребята осмотрятся на месте. Да и не правильно это, сразу вываливать на стол плату за будущую работу. Или они «казачков» просто грабануть хотели?
 - Нет, шайка Ма Хуна - организация солидная – ответил Ченгун. – Работать по заказу начинают лишь тогда, когда выплачен аванс. Например, за вашу голову – тут Чжен посмотрел на Буренко  (тот невольно поежился). – Не менее трех фунтов золота попросят.
- Выходит,  «казачки» половину городской верхушки уничтожить намеревались, раз с собой гору японской валюты и полпуда пуда золота тащили – нервно произнес Станислав Николаевич.
- Так вы что, их живыми не взяли? – удивился я.
 Буренко досадливо махнул рукой: - Наши подопечные на юли-юли  переправились через Амурский залив, да вот незадача – место высадки определялось с точностью пары лаптей на карте. Короче, взять то мы их взяли и перевозчика тоже, но в виде хладных трупов – он зло посмотрел на китайца, как будто тот был виноват в постигшей их неудаче.
-  Я не виноват – торопливо ответил Ченгун. – На место встречи я привел вас точно. Ветер снес лодку, а ваши опера ломанулись по кустам, как лоси во время гона. Тут бы и глухая сова их днем заметила.
 - Ладно, что толку сейчас руками размахивать, давайте лучше подумаем, обсудим ключевые моменты операции – предложил я…
 Харчевня «Золотой лотос» размещалась во дворе трехэтажного кирпичного здания. Лотосами здесь и не пахло. А вот работы для «золотаря» нашлось бы не мало.  Слежавшиеся горы мусора, и другие продукты жизнедеятельности человека и домашних питомцев воздуха не дезодорировали. И никого, похоже, кроме нас это обстоятельство нисколько не волновало. 
Во всю длину дома, представляющего из себя некий огромный вытянутый коридор, на высоте второго и третьего этажей,  шли крытые галереи, сообщающиеся с флигелями маленькими и узенькими мостиками. Пространство здания, буквально было пронизано массой входов и выходов. – Интересно, было бы посмотреть, как  Буренко собирался штурмовать эту крепость с помощью комендантской роты? – подумал я, глядя на сотни китайцев разных возрастов снующих по своим делам. Конечно, его первоначальный план совершенно не годился. Сегодня до двух часов пополудни мы спорили до хрипоты и в конечном итоге решили все свалить на наш «авось». То есть действовать по обстоятельствам.
Внутри харчевни, у самого входа, нас встретили двое крепких парней. Обыскивать не стали, а молча, слегка поклонились и повели запутанными коридорами внутрь здания.  В комнате, с низким потолком освещенной сумеречным светом, льющимся из двух крошечных окошек, за столом сидело трое. Естественно китайцев. Старик, сидящий по центру, был одет в традиционный халат, богатую шапку, из-под которой выглядывала туго заплетенная коса. Одежда других не выделялись из общепринятой сейчас у китайцев моды. Сидящий слева от старика приглашающе указал нам на стулья, и разговор повелся через  нашего сопровождающего. – Что привело уважаемых к нам? – спросил «молодой». Я, зная понаслышке о китайских церемониях, даже слегка растерялся. Ничего себе деловой подход! Сразу быка за рога. Наверное, у европейцев или американцев   эту привычку приобрели. Во время интервенции кого здесь только не было! Впрочем, меня это устраивало.
-  Нас интересует возможность проведения крупного теракта в городе. За оплатой дело не станет – сказал я.
- Поточнее можете объяснить? Или вам все равно, потопим ли мы  единственную  канонерку пограничников, сегодня стоявшую в порту, или прихлопнем чиновника наркомпроса ?
После провала операции по поимке «казачков» их истинные цели остались неизвестны. Зато при обсуждении операции Буренко вскользь упомянул о важном событии, которое произойдет в городе на днях. Рискну: – На этой неделе во Владивостоке соберутся на совещание начальники погранзастав Приморья. Руководство казачьего союза предлагает вам  совершить налет и уничтожить всю «верхушку» пограничного ОГПУ. В свою очередь мы гарантируем оплату…
Китайцы переглянулись: - Сколько? – только и спросил молодой манза.
- Полпуда золотом и восемьдесят тысяч иен за акцию.
- Надо подумать. Вы уедете, а нам здесь жить. Большевики после такой операции, всех на уши поставят. Но мы не отказываемся. Возможно, найдем выход, который устроит и ваших нанимателей (ага, это он о японцах!) и нас.
                ***


Следили за нами довольно нагло – практически не скрываясь.  Двое, откровенно бандитского вида китайца, следовали за нашей троицей от Миллионки. Чжен попервоначалу нервно оглядывался. Дима спокойный, как удав, величаво плыл сквозь толпу снующих торговцев, даже не смотря по сторонам, а я искал в столпотворении дозарез нужную мне сейчас лавку с канцелярскими товарами. Наконец, уже в черте Семеновского базара заметив книжную лавку, я резко нырнул внутрь, предварительно бросив Диме: - Китайцев в лавку не пускай.
 В помещении было пустынно. Лишь за прилавком  дремал сухонький «божий одуванчик», в круглых очочках – по виду типичнейший Карл Густавович. То бишь немец.  Рядом с прилавком, на пюпитре,  я сразу заметил чистый лист бумаги, чернильницу и перьевую ручку. Не обращая внимания на старика, я подскочил к подставке и, скрежеща плохим пером, вывел, умудрившись при этом посадить пару клякс: «Жду после девяти, в трактире на 1ой Круговой». Я поднял голову и встретился взглядом со стариком. В мудрых глазах немца светилась ирония: - Чем еще могу служить молодой человек?
Ничуть не смутившись, я потребовал конверт, марку и с сожалением оглянувшись на полки, заполненные тяжелыми рядами фолиантов, быстро упаковал конверт. – Спасибо Карл Густавович, на днях непременно загляну к вам – сказал я, бросая две рублевые бумажки на прилавок.
 Старик недоуменно пробормотал: - Вообще-то я не Густавович, но все равно милости просим.
От сильного толчка дверью, Дима все приказы воспринимающий буквально, получил удар в корму. – Ты чего дерешься? - обиженно спросил он, почесывая пострадавшее место.
- А где Чжен? – игнорируя вопрос приятеля, спросил я.
- Ушел куда-то. Сказал, завтра в это же время здесь у лавки нас дожидаться будет.
 А хунхузы?
- Да вон они – Дима прямо махнул лапой, на соглядатаев, сидевших за маленьким столиком под навесом китайской харчевни.
 - А теперь куда?
Я взглянул на заходящее солнце, вздохнул и ответил: - В Солдатскую слободу. В кабак с нами манзы не сунуться. Китайцев на Круговой   не очень-то жалуют, но сначала надо письмецо на Ленинской  в ящик опустить. Мы шли по главной улице города и с интересом поглядывали, на женщин не спеша фланирующих в поисках вечерних развлечений. Шел восьмой час вечера, и давно уже пора было известить начальство о наших планах.
- Загороди меня от филеров – попросил я своего широкого товарища, когда мы вплотную приблизились к почтовому ящику и через секунду ловко и незаметно для окружающих забросил конверт внутрь. В тот же миг из дома напротив, вышел человек в форме почтальона, но я на него лишь взглянул и в следующее мгновение вскочил в пролетку, неторопливо проезжавшую мимо моего носа. Дмитрий последовал за мной. – Гони на вторую Круговую – шепнул я извозчику, и добрая коняка сходу, резво понесла нас в темноту узеньких переулков. Оторваться от китайцев не удалось. Не прошло и пяти минут, как сзади послышался стук копыт и при повороте в очередной переулок я заметил шикарную коляску с двумя лошадками в запряжке, в которой расположились наши преследователи. Так, они и ехали до самой слободы, держась от нас на расстоянии двухсот метров. На окраине поселка остановились. Все же им хватило ума не соваться в вечернее время в рабочий поселок, иначе огребли бы по самое не балуйся.
– Куда прикажете? – спросил извозчик в тот момент как мы въехали на территорию района.
- Давай к кабаку – сказал я и не прогадал. Правильно мыслю - в рабочем районе, да без питейного заведения? Так не бывает.
 - Вам в Железку или Дезертиры?  Вот, их оказалось даже два.
 - Гони в Железку  - сказал я наобум Лазаря, и через пять минут мы уже входили в донельзя загаженный зал, где вечерами собирался местный люмпен пролетариат. Зал встретил нас пьяными репликами, взрывами хохота и матерщины. В воздухе витал застарелый аромат смеси сивухи, немытых тел и  кухонного чада. За длинными столами сидели никак не менее сорока человек, что для не слишком большого зала показалось мне вначале приделом заполненности. Но присмотревшись, я увидел в углу небольшой  столик. На наше появление, казалось, внимания никто не обратил. - Да, это тебе не «Славянский Базар» - с видом знатока во всеуслышание объявил Дима и шагнул следом за мной. Я даже оборачиваться на этого идиота не стал, а зря. После ловко подставленной подножки он, споткнувшись, ударил башкой меня в задницу и тут же с рычанием стал разворачиваться. Боец хренов! – Стой, придурок, – зашипел я на него, оборачиваясь. При этом улыбаясь, поднял руки, как бы заверяя местных подонков в своих благих намерениях. В следующее мгновение, я, двигаясь задом, плюхнулся на стул. - Господа- товарищи, этот столик после одиннадцати занят – известил нас неряшливо одетый половой и небрежно смахнул со стола затертой тряпкой крошки и зазевавшегося таракана.
- А мы и не собираемся сидеть до полуночи – ответил я с любезной улыбкой.
- Сделай-ка нам братец чайку, расстегайчиков с рыбкой, и картошкой. Если нет, с рыбой - то с потрошками.
- Водки товарищи? – состроив на траченном оспой лице угодливую улыбку, спросил половой.
 - Нет, товарищ, мы абстиненты  - довольно решительно заявил я, стараясь не глядеть в сразу затосковавшие глаза своего напарника.
- Развелось сектантов бляха-муха и плюнуть некуда – пробурчал под нос половой, величественным шагом удаляясь за кухонную перегородку.
 Прошло два часа, мы уже практически отужинали и даже расплатились с половым, когда в дверях у входа в кабак появился товарищ старший уполномоченный, наряженный в какой-то драный, серый пиджачишко и ямщицкий картуз. Бороду приклеил… конспиратор, а штанцы  форменные, сменить забыл! Но Буренко и не собирался светиться в кабаке, а просто кивнув нам головой, сразу вышел. Ну и мы не стали задерживаться. Проходя мимо своего обидчика тихо горевавшего за граненым стаканом, Дима мстительно, походя, ткнул его носом о столешницу и, не дожидаясь реакции зала, тут же выскочил наружу. За ним последовал и я.
 - Нет, ты понимаешь, что  за акцию хунхузам предложил совершить! Да еще  Чжен Ченгуна потеряли! Мама дорогая! – красно-бурый Буренко мечется по небольшой горнице нашей новой конспиративной квартиры. Вздымает руки, брызжет слюной и обзывается нехорошими словами, самое безвредное из которых в мой адрес  – «контра». Я не оправдываюсь, молчу в тряпочку. Если он профессионал, то сам должен понять, что мы шли  на встречу с бандитами без определенного плана,  вот и пришлось выкручиваться. Наконец Буренко успокоился, сел к столу, дернул полный стакан очищенной и замер.
– Хорошо, значит, хунхузы говоришь, пока на акцию не согласились? Ребята поумнее тебя оказались.  Станислав Николаевич опять стал ходить по горнице, потирал лысину. Видимо массаж способствовал мыслительному процессу, потому что через  пять минут он вызвал со двора сопровождавших его сотрудников и отдал распоряжения. После этого присел к столу. – Ну, ребята и задали вы мне задачку! Но ничего – он подмигнул, и энергично рубанув рукой воздух, высказался: - Придумал! Наши товарищи – пограничники слишком нам дороги, чтобы рисковать их головами. Поэтому поступим так…
               
                ***


 Три дня мы сидели на конспиративной квартире, по словам Буренко нам следовало выдержать паузу. А в это время в «конторе» был пущен слух о  том, что на днях морским путем прибывает груз  золота с Амурских приисков. Буренко – хитрая рыбина, подослал своих агентов к предполагаемым предателям. В информации, скормленной индивидуально, каждому из подозреваемых, час и место прибытия бронекатера с золотом сильно разнился.  – Представляю, с каким нетерпением главари  ждут вашего появления! – со смехом говорил он на второй день нашего вынужденного отдыха. Напасть, они нападут на бронекатер в любом случае, но и упустить оплату за предстоящий грабеж хунхузы явно не желают.
- А  катер действительно придет? –  с показной ленцой в голосе поинтересовался я.
- Обязательно! Тут работаем без дураков! –  воскликнул начальник, привычно бегая по горнице.
- Я тоже на это надеюсь. Но если бронекатер прибудет не в обозначенное место и время? Операция может сорваться.
 - Наоборот. Надо смешать их планы, заставить хунхузов нервничать. Катер прибудет только к вечеру. К этому времени главари, изверившись в своих подчиненных, решат сами поучаствовать  в операции. К тому же швартоваться судно будет в бухте Федорова, а это далеко от первоначально обозначенных  высадок  в бухтах Первой и Второй Речки. В бухте Федорова хунхузов будет ждать засада.
 А вдруг они решаться напасть на катер еще в заливе?
- На чем? На лодках юли-юли? Вот следить за заливом они будут, это точно. У них целая система связи, не так ли Чжен? – обратился он к китайцу. Чжен тоже коротал время вместе с нами. Не решился податься в бега, а, как и обещал,  терпеливо ждал нашего прибытия у означенного места на Семеновском базаре.  На вопрос Буренко он кивнул и пояснил: - Скорее всего, лодки будут держаться в пределах видимости друг друга и как только интересующий объект появиться подадут знак флажками. Система сигналов, конечно, не такая, как на ваших военных кораблях, но не менее эффективна. Интересный китаец, говорит прямо как российский интеллигент. Интересно было бы узнать, где он нахватался таких выражений?…
                ***

 
Ночь, мне не спится, ворочаюсь и с некоторым раздражением и завистью вынужденно слушаю заливистый храп моего толстокожего товарища. Тик-так, тик-так отсчитывают ходики -  каждая секунда прожитой жизни,  перед риском  потерять ее сегодня, отмеряется  довольно четко. В Москве сам стремился на оперативную работу, а сейчас перед делом вдруг охватил какой-то мандраж. Буренко конечно не жалко прикомандированную рабочую скотинку. Чтобы как-то отвлечься вслушиваюсь в звуки за окном. На одиноком тополе во дворе заухал сыч, ему тут же с живейшим интересом ответила местная кабыздоха, на гавканье которой откликнулся хозяин поместья. Обложив беднягу трехэтажным матом, он спугнул нежную птицу, после чего собака примолкла, лишь изредка поскуливала, жалуясь на тоскливую скуку. Но вот примолкла и она, а в соседском саду подал голос соловей. Сначала робко, затем разразился длинной трелью. Под соловьиное пение я и уснул…
Проснулся после трехчасового сна в районе четырех утра, и, выйдя во двор, размялся, сопровождая физические упражнения дыхательной гимнастикой. Потом облился холодной водой из колодца и мои ночные страхи куда-то пропали. Жизнь вновь заиграла оптимистическими красками, и сразу страшно захотелось жрать. Хозяйка дома – краснощекая молодка, как раз растапливала во дворе летнюю печь. Обтянутый шерстяной юбкой тугой зад склонившейся над очагом бабенки, сразу навел меня на определенные мысли. Да, долгонько я говел! Пялюсь на прелести слегка перезрелой красотки и вдруг замечаю, что она хитрым, взглядом черного глаза косится на меня. Да еще и подмигнула! – Хозяйка накормишь? – враз охрипшим голосом пробормотал я.
- Могу и накормить – двусмысленность фразы улыбающейся бабенки призывала к действию. Чем я и воспользовался. Вмиг сократив расстояние, я развернул ее к себе и запечатал  сочные губы крепким поцелуем. Через минуту, так и не разжимая объятий, мы очутились в сарае под сеновалом. Тут уж ничего не поделаешь, пришлось  бабенку выпустить из объятий, зато пока она поднималась по скрипучей лесенке на сеновал, я в полной мере ощутил ее стати, слегка придерживаясь за корму молодки. А в следующее мгновение сам орлом взлетел на сеновал, на ходу скидывая с себя одежду. – Тише, тише оглашенный, одежонку не рви – шептала она, а сама уже принимала меня в свое жаркое нутро и энергично подавалась навстречу…
 – Марья, куда подевалась, чертова баба! – петушиным вскриком донесся до нас заспанный возглас законного супруга вышедшего во двор. – Ты посмотри, плита еле теплится, а эта сукина дочь шарится неизвестно где.
- Боров кастрированный – с досадой прошептала разгоряченная молодка. – Сейчас иду. Опять пеструшки  на сеновале снеслись! Хрен лысый, ты,  когда дыры в курятнике заделаешь? – перешла она в наступление.
- Интересно, а где она на сеновале яйца найдет? - подумал я, с опаской отодвигаясь в сторону. Но ничего, подруга пошарила в глубине сеновала и действительно выползла с пятком яиц в руках. Я умиротворенный лежал на сеновале и слушал ругань супругов, которая постепенно переместилась внутрь дома. После чего я быстро соскользнул с сеновала и отправился к кухне – искать свой заслуженный завтрак.