Старые американцы:
1. Джером Дэвид Селинджер (1919 – 2010)
Он тут самый древний из этих старых американских писателей.
Я, как и все, естественно, прочел в юности «Над пропастью во ржи», но не впечатлился и не умер, не стала повесть для меня указанием к действию, к переосмыслению отношений. А вот подвернувшиеся много лет спустя «Девять рассказов», стали.
Я помнил высказывание одного из любимых авторов о том, что его охватывают судороги при чтении отдельных вещей Селинджера. Помнил, но самому любимому автору верил уже гораздо меньше, чем двадцать лет назад. Поэтому «Девять рассказов» читал просто так, можно сказать из уважения к этим двум легендам словесности. И понял кое-что, не имеющее отношения к расставленным приоритетам.
Что-то из техники повествования и влияния слов на суть, а так же о чувственной прелести удачи и неменьшем очаровании провала. Что он написал мало рассказов и оттого начинаешь ценить их сильнее, о том, что за этим малым количеством написанного, может стоять как драгоценная точность, так и разочарование.
Но это к делу уже не относится.
2. Трумен Гарсия Капоте (1924 – 1984)
Младше Селинджера на пять лет, но умерший раньше.
Есть рассказы, которые запоминаешь раз и навсегда. У Капоте, подобным для меня оказался «Я тоже могу такого порассказать». Дурацкий в сущности рассказ о шестнадцатилетнем балбесе воюющем с тетками такой же юной жены. Но перечел и опять обрадовался. Тут работает очарование автора, у меня к этому писателю всегда было отношение как к неприкосновенному запасу. Вроде, надо бы проштудировать, но прочту потом, придет время. То есть любви не было, а надежда была.
У Капоте немного рассказов, но в каждом хранятся мужчины и женщины разных национальностей, ставшие американцами, в смешной пролетарской одежде середины прошлого века. Все они стоят на одной и той же улице, одного и того же города, как бы он ни назывался.
Иногда, это единственная деревенская улица.
И все эти годы «Я тоже могу такого порассказать» я помнил и носил с собой как одну из фишек четок, что время от времени перебираешь в памяти.
Думаю, именно этого Трумен и хотел.
3. Кен Элтон Кизи (1935 – 2001)
Младший среди взрослых пацанов, но не последний.
Фильм «Пролетая над гнездом кукушки» я увидел раньше, чем прочел книгу. Более того, умудрился посмотреть фильм, служа в армии, в увольнительную, вместо того, чтобы как путный солдат выпить и закусить, пошел в кинотеатр.
Потом прочел роман, изданный в девяностые в дешевой бумажной обложке, потом, еще сто лет спустя, купил отличное карманное издание и перечитал.
И если при первом прочтение, книге мешала гениальная игра актеров фильма, то сейчас, ни поблекшее очарование мистера Николсона, ни книжная ажитация девяностых годов с прорвавшейся плотиной публикаций, не заслоняли по настоящему хорошего романа.
Но, Кен Кизи останется для меня автором единственного произведения, потому что все те книжки, что попадались после, невозможно было читать дальше двенадцатой страницы. Или тринадцатой, не помню.
Битники – форева.
4. Эдгар Лоуренс Доктороу (р. 1931)
Жив и, надеюсь, здоров. Хороший дядька с русскими корнями и фамилией, лишь немного ушедшей в сторону.
Роман «Билли Батгейт», я прочитал еще в «Иностранке» в конце восьмидесятых, и ничего, кроме пары сцен со стрельбой не отложилось в памяти. Но этого хватило, чтобы спустя двадцать с чем-то лет, купить книгу и начать ее листать. И вот странная штука, роман лег как родной, очаровав красотой жизни, пусть и показанной под странным углом зрения гениального подростка Билли. Видимо, двадцать с чем-то лет назад, я и сам был еще подросток и не мог оценить всей теплой сказочности текста, а может дело в ином переводе; но сравнить нельзя, журнал утерян.
Роман о нью-йоркском настроении в душе Голландца Шульца, названого в книге Немцем. Каким-то непостижимым образом эта настроение гангстера совпало с мировосприятием персонажа, от лица которого ведется повествование. Наверное, талантливый подросток Билли Батгейт, уже родился ветераном любой войны. Хоть мировой, хоть гангстерской.
Вообще, цвет романа – желтый с вкраплениями светло-коричневого. Заброшенные пивные склады, дребезжащие трамваи, деревенские мотели с домашней кухней, праздничный ипподром и тщательное убийство Бо Уайнберга на нанятом буксире. С которого начинается роман и кончается эпоха гангстеров-одиночек.
Впереди, глобализация социума как такового.
Синдикаты.
Европейцы средних лет и один японец:
1. Брет Истон Эллис, 1964 года рождения, американец. Автор романов: «Меньше, чем ноль», «Правила секса», «Американский психопат», «Информаторы», «Лунный парк».
Все экранизированы.
Есть еще пара книг, но я не помню названия.
Наркота, пьянка, ебля.
Повествует от первого лица. Медленно и с легкой степенью ****утости.
Эллис знаменит и удачлив.
Я пытался прочесть роман «Информаторы», одолел страниц тридцать, заскучал. Полистал дальше, ни на чем не задержался. Покрутил в руках красиво изданную книгу. Поставил на полку, выкинуть как-то рука не поднялась. Хотя, давно дал себе зарок, выбрасывать к ****ям собачьим всякую макулатуру.
Но это такая тема, кому керосин, а кому правда жизни. Типа свиной хрящик.
Попался бы он мне в мои двадцать лет, другое дело. А из любимых книг своей молодости, я могу перечитывать, только Тома Сойера и «Остров сокровищ». А пафосные и красивые авторы, вроде Борхеса, ждут своего часа еще раз.
Моей старости.
Молодец братан Брет.
2. Фредерик Бегбедер, 1965 года, француз. Автор книг: «Любовь живет три года», «99 франков» (экранизирован), «Романтический эгоист», «Французский роман» и т.д.
Эллиса, явно, экранизируют чаще.
Бегбедер пишет от первого лица, выводит всяких альтер-эго и другую хрень. Красиво, интеллигентно, иногда умно, на основе событий собственной жизни. Короче, весьма симпатично.
Как правило, наркота, пьянка, ебля и европейские знаменитости.
Нахален, богат, умен и знаменит.
Я читал: «Романтический эгоист» и «Французский роман». В «Эгоисте» поразил эпиграф из Довлатова. А «Роман», просто, понравился. Вообще, близкий мне писатель. Особенно манерой кроить текст из приукрашенных фактов повседневности.
Но осталось некоторое чувство недоумения.
Вроде, пишет чувак откровенную ***ню (кроме «Французского романа»), типа эта дала, а эта не дала. Этот нюхает кокос, а тот слизывает с капота. У козы такие сапоги, а у отставного барабанщика палочки в кармане.
Но вставляет. Иногда просто прет. Завораживает. Остается в памяти неуловимым привкусом.
И хорошо продается.
Два раза молодец братан Фредерик.
Зы.
После введения евро, название романа (99 франков) было пересчитано. Это, на мой взгляд, главное в характеристики чувака Бегбедера.
3. Харуки Мураками, 1949, японец. Написал: «Слушай песню ветра», «Пинбол 1973», «Норвежский лес», и еще кучу книг.
Марафонец.
Экранизирован рассказ «Тони Такитани».
Ни какой наркоты, пьянки и ебли. Наоборот, любовь и красота. Может японцам это свойственно вообще, а может Харуки такой человек.
Умный, знаменитый, чисто авторитетный. Скромный, опять же. И вот это уже чисто японское.
Пишет неторопливо, даже сдержанно, без лишнего пафоса.
Читал у него: «Пинбол 1973», «Норвежский лес», «О чем я говорю, когда говорю о беге», «Джазовые портреты».
«Норвежский лес» не пошел, а «Джазовые портреты» и книга о беге, на ура. И «Пинбол» лег в тему. Русские книги изданы так, что приятно держать в руках.
Очень близка манера изложения. То есть, это все мое. ****ишь о жизни, ни к чему не призываешь. Почти не умничаешь.
Тем не менее.
Очень большой молодец братан Харуки.
Мне нравятся эти ребята.
Молодые (и не очень) русские:
1. Дмитрий Быков (р. 1967).
Настоящая фамилия Зильбертруд и, в данном случае, она говорящая. Потому что Дмитрий Львович трудится, не покладая рук. Объем его произведений поражает мое воображение. Шестьсотстраничный роман – нефига делать, пару книг статей в год – норма, а еще прекрасные биографии в ЖЗЛ. «Пастернак» меня покорил. Читал не отрываясь, ну красота же, все там есть; и ум автора и ум персонажа, и трагедия с жертвенностью, и удивительный русский язык обоих. Но добила меня книга стихов Дмитрия Львовича. Называется «Отчет» и, видимо, итоговая за многие годы. Купил я ее просто так, из спортивного интереса, дай, думаю, полистаю, и полистал. Как открыл на первой странице, так и закрыл на последней, а в ней, по обыкновению, страниц семьсот (не помню точно). Прекрасные стихи, однако. Рифмы поражают мое склонное к стихосложению сердце, размеры заставляют задуматься, виртуозность – радует. Осталось ощущение стихийного, но (парадокс) выверенного таланта. И бесконечной возможности русского языка. Очень точно все, провалов почти нет, стихотворение держит, удивляет, местами восхищает, а иногда вызывает чувство типа «эх, твою мать».
Короче, я его стихи перечитываю, вот как иду в туалет, обязательно беру с собой книгу. Открываю на любом месте и читаю пяток стихотворений. Длинных, надо заметить. У Быкова дыхание мощное и вольготное, если Дмитрий Львович взялся за строку, то штук двести выдаст на гора. И это чтение с любого места и до «пока еще есть время», для меня верный признак поэзии высокого качества, может быть, высочайшего.
2. Алексей Иванов (р. 1969).
Тоже не первой молодости парняга. Но это к слову.
Первым прочитанным романом был – «Географ глобус пропил», по совету школьного кореша. Прочел – понравилось; не то чтобы очень, но вполне мило и интересно. Потом – «Золото бунта, или вниз по реке стремнин». Следующий – «Сердце Пармы». Эти романы меня снесли нахрен. Я тогда из запоя полугодового выходил и, где-то на четвертый день трезвости взялся за «Золото». Сидел, читал, вытирал со лба испарину отходняка, пил воду, и опять читал. Не мог оторваться. Обилие, этаких сплавных слов областного значения, радовало. Смысл был понятен в контексте. Похмелье постепенно отступало. Река стремнин уносила Осташу.
Короче, роман понравился до желания как-нибудь перечитать. И автор, вполне себе земляк, с некоторой натяжкой, правда.
«Сердце» тоже не подвело, отличный роман и плевать мне как там было на самом деле. История такая наука, кто что запомнил, кто как реконструировал, то и канает. Детали выписаны изумительно, стремена всякие и вогульские чародеи. Красота и мощь.
Без вариантов.
3. Сергей Лукьяненко (р. 1968).
И этот ровесник.
Вот кого приятно читать, если он не халтурит. А отдельные произведения поднимаются до вершин обобщения опыта. В общем-то, меня не очень волнуют приключения всяких колдунов, юных принцев и прочих задротов, но я внимательно слежу за всеми новинками, вышедшими из-под пера автора. Благородный у него слог, узнаваемый, а что еще надо сочинителю. Иного откроешь, другого пролистнешь, третьего помыкаешь, нет отличий. Под копирку люди валят: я пошел, я выпил, я снял красотку, я, ****ь, король жизни и сру алмазами. Открываешь Лукьяненко, пусть колдуны ****ят королей, пусть звездолет проникает в прошлое или настоящее через будущее, не важно, качество гарантировано. Наслаждение чтением, не последняя вещь в нашем деле.
У него – присутствует.
Обаяние и конструктивный подход к жизни.
Имеется в продаже.
4. Дмитрий Горчев (1963 – 2010).
Покойный. Я о нем уже писал. Автор нового типа: биография типичная, средства выражения иные; сетевой и непримиримый. Парадоксальность письма усиливается неадекватностью средств выражения. В отличие от моих любимых «старых американцев», делает коктейль Молотова из ненависти и отчаянья любви, плюс отрицания в себе этих качеств. Плюс качества переходят в свойства. Нормальный русский вариант: тебя накануне избили, ты утром их опохмелил. Потому что ненависть, побелев до состояния молока, становится примирением. Правда остается некоторый привкус гламурного нонконформизма, но его подлинность несомненна. Нонконформизма, а не гламура, будь он неладен. Или ладен, черт его знает. Сейчас вообще анархисты отжигают с олигархами.
«Жизнь без Карло» – шедевр, по-любому.
Интересно, а жизнь с Карло, это как?
Эти авторы, которые не очень молодые, пишут смачно и сочно, у каждого свой почерк, свое построение фразы, своя музыка.
А я,
5.
Хотел написать об авторах по-настоящему молодых, рожденных в семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века, и не нашел никого интересного для себя. Все как по одному лекалу деланные.
Но это не значит, что их нет.
Есть где-нибудь, поди.