Grandmother

Дарья Головко
Посвещается моей бабушке, которой мне так сильно не хватает…

Сейчас я лягу сюда. Впервые после ее смерти. Моя кровать в детской единственное, по-видимому, место на земле, которое я когда-либо могла назвать своим.
  Моя комната. Казалось, в ней ровным счетом ничего не изменилось: все те же белая кровать, белый шкаф, белый комод, белый стол, гардины, голубые стены, и я среди всего этого как маленькая принцесса в домике для Барби.
  Балкон открыт, шторы колышутся, а за ним – черная звездная летняя ночь – все как раньше. Но не все.
 Ах, сколько же воспоминаний таит в себе эта самая комната, служившая мне прибежищем около четырнадцати лет… Я помню, как готовилась здесь к первым экзаменам по английскому, начинала писать дневники, читала книги по философии, открывая для себя новый мир, а еще, ссорилась с папой, рисовала, молилась…
  Но, помимо всего прочего, здесь случилось еще одно событие, которое мне не забыть никогда. Оно связано с моей бабушкой, и живо сейчас во мне в эту ночь как никогда раньше. Я постоянно избегала заходить сюда, а на саму кровать не ложилась вот уже почти три года. Сегодня 21 июля 2010 года, и сегодня я, наконец-то, это сделаю.
  Нельзя забыть бабушку за две недели до ее смерти. Мне позвонила мама и сказала, что она пожелала меня видеть. И, хотя, у меня были преддипломные недели, я выкроила время и приехала в тот же день.
  Войдя в комнату, мои глаза сощурились из-за очень яркого солнечного света – в этой комнате его всегда было очень много. Воздух был свеж и прозрачен. Бабушка ждала меня на кровати, одетая в длинную ночную рубашку с пионами (ее любимыми цветами), а из-за ярких лучей в комнате, было видно, как голубые стены подчеркивают ее небесные глаза.
  У нее была температура, из-за чего на щеках проступал легкий румянец. В последние месяцы она практически не следила за собой из-за болезни, но в этот день, уложила свои белоснежные волосы, накрутив их крупными локонами.
  Увидев ее такую, на мгновение, я замерла. Казалось, я видела перед собой не то светоносного ангела, сошедшего с небес, не то английскую королеву, восседающую на престоле. Было видно, что она держалась. Бабушка смотрела на меня полу – лежа на подушке, но, вместо того, что бы “расползтись” по постели, высоко держала голову, распрямив плечи и спину. Казалось, что она вернулась во времена своей триумфальной молодости и красоты, когда ни один мужчина не был в состоянии пройти мимо, не свернув шеи, глядя на ее истинно балетную осанку. 
  Однако в ее взгляде не было гордыни или надменности, а только нежность, теплота… и гордость. Каким-то удивительным образом она часто умудрялась сочетать в себе эти, казалось, несовместимые качества.
  Мы долго разговаривали. Она, в буквальном смысле, учила тому, как прожить жизнь. Бабушка просила никогда не забывать своих предков, гордиться тем, кто я есть, и теми, кто были до меня. Больше остального, она хотела, что бы я заботилась о моем отце – ей казалось, что он любит меня куда больше, чем следовало бы. Бабушка сказала, что за свою жизнь ни разу не видела мужчины, который любил бы свою дочь и баловал ее больше, чем мой отец – меня.
  Я смотрела на нее и понимала, что в нашей семье все всегда знали, какая она, но лишь одна я это чувствовала. Аристократка до мозга костей, невероятно красивая, тонкокостная женщина, тактичная, с чувством юмора и самоиронии, она одевалась со вкусом, много читала, всегда имела подруг.
  Будучи преподавателем по классу фортепиано, ей, со своими учениками, часто приходилось давать концерты на вечерах в музыкальной школе. Бабушка никогда не гордилась своей внешностью, она лишь один раз в жизни призналась мне, что после концертов, ей говорили, что приходили туда лишь полюбоваться ее необыкновенной красотой из зала, когда она – на сцене.
  Все это мы вспоминали с ней вместе, и я чуть ни плакала. Тогда она посмотрела на меня и сказала: будь счастлива, будь счастлива, не смотря ни на что, всегда оставайся красивой, и никогда не опускай голову, даже если будет совсем тяжело.
  Тем временем, солнце уже порядочно нагрело комнату, я взяла наш сандаловый веер и начала обмахивать им бабушку. Тогда она сказала: вот так и я когда-то сидела рядом с кроватью своего мужа, обмахивая его веером, а он – прощался со мной, в ту последнюю ночь, - и, резко замолчав, вы держав паузу, медленно произнесла: Надо только понять, как же сильно он меня любил.
  О, какую же печать боли несли на себе эти слова. Я никогда не задумывалась над этим раньше, дедушка всегда для меня был умершим, и я совершенно нормально воспринимала то, что дедушки вообще часто умирают. Но теперь, я почувствовала бабушкину боль по-настоящему: это была боль женщины, а не бабушки, которой она всегда для меня была, потерявшей не мужа, а мужчину, защищавшего ее от всего мира, окружив стенами из заботы и любви. Они жили в огромном доме, с тенистым яблоневым садом, в котором она часто фотографировалась весной. Этот дом дедушка купил для нее, ее родителей и их будущих детей, в нем было много света и простора, а еще там была прислуга – прачка тетя Варя и рабочий дядя Леня. С ними у бабушки сложились очень теплые и добрые отношения на всю жизнь. Кстати говоря, именно они помогли пережить ей в жизни очень много несчастий и лишений.   
  Не зная иной жизни, мир казался прекрасным этой женщине. Перейдя из одного дома – в другой, она и не сталкивалась ни с хамством, ни с преступностью, ни с бюрократическим аппаратом, ни с политическим режимом как таковыми. Она рассказывала, как познакомилась с дедушкой. Когда ей было шестнадцать - он впервые увидел ее, читавшей книгу в беседке, когда пришел по какому-то делу к ее родителям. Дедушка ухаживал за ней четыре года – ждал, когда она закончит музыкальное училище, а потом – женился на ней. Они очень любили друг друга. Дедушка считал ее самой-самой самой красивой и часто фотографировал, а она – стеснялась. Я видела чудесные фото, сделанные им. Это правда, он был замечательным фотографом. С этих изображений бабушка, мой папа и дядя смотрят такими счастливыми глазами.
  Но никакое земное счастье не длится вечно – смерть неожиданно отняла его у нее. И это было горе. Бабушка рассказывала, что на похороны ее мужа собралась целая улица людей (она даже хранила где-то фотографии). Однако, большинство из пришедших были зеваки и завистники, (их семья была довольно богатой). Почему-то людям доставляло особенную радость то чувство ехидства, с которым они провожали взглядом, шедшую за гробом молодую, красивую женщину, убитую горем, держащую за руки двух маленьких детей.
  Она рассказывала о своем муже одну любопытную вещь, даже две: 1. Он часто вставал посреди ночи, удалялся в кабинет, и начинал прохаживаться туда – сюда, думать, а потом записывать все это на бумагу (словно это были снившиеся ему какие-то идеи, которые он потом воплощал в жизнь). Дедушка и впрямь был очень умен, так как умудрялся заниматься бизнесом в советское время, хорошо жить, и, к тому же, никто не мог причинить зло ни ему самому, ни его семье. 2. Дедушка был на войне, но как сам рассказывал, никогда не боялся идти воевать лишь потому, что имел странную особенность – он просто всегда знал, кто в этот день умрет, а кто останется жив. И вот, однажды, в ночь перед каким-то боем, он по-настоящему испугался – его объял ужас из–за того, что глядя на своих сослуживцев, он не увидел среди них ни одного, кто вернется. После того боя в живых остались только он и один его друг, всех остальных – убили. Интересным человеком был дедушка.
  Потеряв его, бабушка как белая лебедь прожила всю жизнь одна, не желая травмировать психику сыновей и без того настрадавшихся потерей отца, хотя, многие мужчины предлагали ей стать их женой. Но она решила твердо, и несла крест одиночества гордо и с достоинством не только из-за детей, но так же, по-видимому, из желания сохранить верность милому сердцу человеку, которого судьба лишила ее безвозвратно.
  Сейчас я представляю себе, что если бы я оказалась на ее месте тогда… Счастливейшая и несчастнейшая из женщин – иметь любящего красавца мужа, друга и защитника в одном лице, и потерять его в один миг по случайной глупости – это невыразимое горе, рана, которая так никогда и не затянется. Слишком для нее он был, слишком подходил ей, слишком редкими достоинствами обладал – потому и не встретился ей мужчина, превосходивший его хоть в чем-то. Подобному человеку захочешь хранить верность всю жизнь, с гордостью воспитывая его детей, борясь с бесчисленными трудностями. И выстоять как она, тогда и теперь.
  Бабушка отвела взгляд в окно. Казалось, она даже молила о том, что бы встретить его вновь и больше никогда не расставаться. Никогда – никогда, в далекой голубой вечности. Было заметно, что, не смотря на годы, разделявшие их, она в деталях помнила все черты его лица, каждый изгиб тела, и даже голос. Этот человек навсегда остался застывшим изваянием в ее душе.
  Какую же трудную жизнь она прожила, Господи…
  Бабушка перевела взгляд обратно на меня и сказала искренне и с надеждой: Я тебе от всей души желаю, что бы нашелся такой мужчина, который любил бы тебя так же, как любил меня мой муж.
Я бросила беглый взгляд на букет красных роз, стоявших на окне перед бабушкой, и вспомнила, с какой нежностью и любовью она всегда относилась к цветам. Будучи сравнима по красоте с белой лилией или хризантемой, она всегда созидала вокруг себя красоту, разводила цветы дома, на даче… Сколько же их у нас было… Когда я была маленькой она учила меня заботиться о цветах, поэтому, видимо, я тоже очень их люблю, и они всегда будут напоминать мне о ней.
  Тем временем, силы начали понемногу покидать бабушку, и я сразу же решила удалиться, дабы не изматывать ее. На прощание мы обнялись, как оказалось, в последний раз. О, как я всегда боялась этих “последних объятий”, никогда не знаешь, какие из них станут прощальными.
  Бросив напоследок взгляд, прежде, чем закрыть дверь, я поняла кое-что очень важное: воспоминания предков  – вещь великая. Именно благодаря традициям и памяти об их жизнях и опыте, мы имеем возможность самоидентификации в обществе, поскольку это – единственный путь точно знать, кто ты. 
  Наша беседа – то был последний урок, который бабушка хотела преподать мне – научить искусству красиво уходить с достоинством императрицы, прощаться с нежностью горной лани, одаривая последней любовью, оставаться в памяти ничем не запятнанным точеным образом настоящей женщины и прекрасной, заботливой, любящей матери, верной своему долгу до самого конца. Ради своих детей она как тигрица боролась против обстоятельств этой жизни. И еще один урок, о котором она, видимо, тоже подозревала – урок о том, как отпускать, прощаться, улыбаться в глаза, искренне попирая смерть ради самой жизни.
  Тогда я осознала, что частичка ее души всегда была во мне, и навсегда останется после ее ухода. Я поняла, что буду такой же, когда настанет время умирать уходить и прощаться.
…Надо же, лишь спустя почти три года после смерти бабушки, я начала понимать, как же сильно мне ее недостает. Особенно сейчас, когда я лежу здесь, на этой кровати, где она умирала. В тот день я слышала ее предсмертные крики, но по малодушию не осмелилась войти, даже если бы пустили. Поэтому она навсегда запомнится мне такой, как тогда, за нашей последней беседой - тем дивным, неземным созданием, осененным какой-то божественной, светлой красотой, шедшей из самой глубины ее чистого сердца.