ГЛАВА 2
ТЕНИ ПРОШЛОГО. ТАКИЕ, КАК МЫ...
- Как ты живешь, Клер? – спросил Энжи, когда они не спеша, прогуливались вдоль берега…
Солнце, уже совсем проснувшись, сияло теперь радостно и вольно, придавая всему: воде, траве и деревьям – золотистый оттенок.
Энжи крепко держал Клер за руку, не сводя с нее глаз. Как поразительно она переменилась! Маленькая девочка, которой он ее запомнил, превратилась теперь в юную красивую девушку. Она была действительно очень хороша собой. Изящная точеная фигура, меленькие руки с тонкими запястьями, пышные слегка вьющиеся волосы цвета спелой пшеницы и, что более всего поразительно, темно-карие глаза. Этот редкий контраст, непривычный для данной местности, с детских лет делал ее образ незабываемым, но он же создавал некое странное противоречие, которое становилось особенно явным, когда она начала подрастать. Ее мягкая нежная внешность все так же дышала хрупкостью и незащищенностью, как, впрочем, и во всех светловолосых девушках. Но глаза! Глубокие, живые, горящие какой-то внутренней силой, в них, словно через замочную скважину, рвался наружу огромный мир. Целый мир! И этим Клер сильно отличалась от всех своих сверстниц, думавших лишь о привычных повседневных делах и мечтавших лишь о своих будущих семьях. В противоположность им, она не ограничивалась простыми земными мечтами, а, словно бойкая вольная птичка, жаждала взлететь в небо. В своем воображении ей рисовались далекие земли и страны, которые где-то там за горизонтом, и ничто на свете не могло поколебать ее уверенности в том, что когда-нибудь она увидит их не только в своих снах. И сейчас, в повзрослевшей Клер, Энжи видел всю ту же живость и энергию, весь окружающий мир по-прежнему вызывал у нее непреодолимое восхищение, несмотря на то, что этот самый мир ютился теперь лишь в пределах Голубого озера, где каждую травинку она знала наизусть.
Энжи снова улыбнулся. Как хорошо, что в этом она не изменилась. Она с детства была выдумщицей, всегда искала какого-то полета, но это вовсе не мешало ей любить своих родных и со вниманием относиться к окружающим. Не удивительно, что родители в ней души не чаяли, разве можно было ее не любить! А для Энжи она была не просто сестрой, она была еще и самым надежным и самым близким другом, что бы не говорили и как бы не дразнили его другие мальчишки за эту необычную дружбу.
В детстве они были неразлучны. Даже потом, когда Клер заинтересовалась ремеслом Эльфриды и пропадала у нее целыми днями, а Энжи постоянно был с Орваром, все равно они находили время, чтобы побыть вместе, поделиться тем новым и интересным, что узнали за день и немного помечтать. Никому из них даже в голову не приходило, что когда-нибудь они могут расстаться. Но у жизни свои причудливые правила.
Это произошло внезапно. Сначала начали поговаривать о чужеземцах, свирепых и беспощадных, которые, словно черные тучи, закрывающие небо от одного края до другого, нападали на соседние деревни, стирая их с лица земли. Но Тамирена была защищена непроходимыми лесами с востока, юга и запада, а с севера крутыми скалами. Никто не обратил особого внимания на эти предупреждения, Тамирена считалась недоступной. И тем неожиданней и губительней было нападение.
Они были похожи на нескончаемую черную лавину, которая движется упрямо и неумолимо - сотни воинов в длинных черных плащах с капюшоном, с застывшими надменными лицами, с большими стальными мечами и копьями. Они не щадили никого, их не трогали ни слезы, ни мольбы, казалось, это были не люди, а кровожадные волки в человеческом обличии. Они врывались в жилища, отнимали еду и скот, поджигали дома. Тамиренцы - люди никогда не знавшие ни насилия, ни войны, - могли лишь беспомощно смотреть на все это, в страхе и панике бежать кто куда. Многие погибли в тот день. Оборвались десятки жизней ни в чем не повинных и не заслуживших такой участи, такой жестокой смерти. А ведь еще утром они целовали на прощание своих жен, детей, родителей и отправлялись кто на поля, кто в огороды, кто в кузницы и лавки с радостью в сердце и со спокойствием на душе. И сейчас, под этим ясным июльским небом, последним в своей жизни они видели лишь то, как ослепительно сверкает сталь на солнце.
Энжи и Клер тогда возвращались от Эльфриды. Едва выйдя из леса и окинув ошалелым взглядом происходящее, Энжи, не раздумывая, схватил сестру за руку и повлек обратно в чащу. Стремглав побежали они через кусты и овраги, ни разу не споткнувшись, не сбавив темп, не сказав друг другу ни слова. У Эльфриды они пробыли весь оставшийся день, с трудом оправившись от ужаса и вне себя от страха за родителей. Ближе к ночи появился Орвар с Матиасом и еще несколькими хорошо знакомыми им людьми. Как им удалось выбраться из этого пекла, Энжи не представлял, но, по правде говоря, его это мало интересовало в тот момент. Они живы! Орвар жив! Энжи до сих пор помнит, как крепко Орвар прижал его к себе, как нежно погладил по голове, никогда еще этот суровый человек не был так ласков с ним. А в следующий миг Энжи услышал ту страшную весть. У него нет больше дома. У него нет больше родителей. У него ничего больше нет, кроме собственной жизни. И тут же в ушах зазвенело, ноги, став словно тряпичные, подкосились, он, наверное, так бы и упал, если бы Орвар его не подхватил. Почему... Почему все это так на нас обрушилось, за что?! Чем мы заслужили такой кары? Такой жестокой, бесчеловечной кары! Почему! Но едва ли кто-то мог ему ответить.
В следующие несколько часов Орвар с остальными обсуждали свои дальнейшие действия. Детали этого разговора Энжи почти не улавливал, но вот суть понял отлично – им нельзя оставаться здесь, у Эльфриды. Эти головорезы со своим предводителем князем Тенгиллом, несомненно, будут их искать, и здесь в первую очередь. Единственное, что им остается, это бежать. И чем дальше, тем лучше. Леса вокруг Тамирены густые и почти непроходимые, никто не способен в них ориентироваться так же хорошо, как сами тамиренцы, Тенгилл не сможет их там достать. А когда он, наконец, бросит свои пустые попытки их поймать, они тогда смогут вернуться. Но вот когда? Сколько времени пройдет, прежде чем долгожданная дорога к дому вновь откроется для них? Год? Два? Десять?
Энжи прекрасно понимал, что Клер лучше остаться с Эльфридой. Здесь она будет в безопасности, здесь она ни в чем не будет нуждаться, чего не скажешь о лесной глуши. Но Клер как-будто не слышала, что он ей говорил, вцепилась в стул, на котором сидела, да так сильно, что костяшки пальцев совсем побелели, невидящий взгляд устремлен был в одну точку. Энжи были понятны ее чувства, она ведь тоже лишилась дома и семьи, а теперь еще теряет и брата. Несправедливо. Неправильно. Энжи тяжело вздохнул. Даже попрощаться они не смогли по-человечески. Что за черный день!
Клер так и осталась сидеть на стуле, ни на что не реагируя, словно все происходящее вокруг для нее не существует. И лишь когда дверь за изгнанниками закрылась, застучали сапоги по веранде, стали стихать голоса где-то вдали, она вдруг очнулась, выбежала из дома и помчалась вслед за ними. Энжи от неожиданности чуть не потерял равновесие, когда она с размаху на него наскочила. Как она тогда плакала, как умоляла не бросать ее, обвив руками его шею! Энжи с силой разжал ее руки, сказал резко - даже слишком резко - чтобы она перестала плакать. Но тут вмешался Орвар. Он молча сгреб девочку в охапку и направился обратно к дому. Клер кричала, билась, пыталась освободиться, но безуспешно. Орвар невозмутимо поставил ее на веранду, тряхнул за плечи и что-то сказал. Энжи на разобрал его слов, но увидел, как побледнела Эльфрида, стоявшая рядом. А Клер мгновенно обратилась в неживую куклу.
Что он, Энжи, делает! Что он, черт возьми, делает! Как он может поступать с ней так жестоко! И он был уже готов броситься к ней, забыв про все, но Орвар больно стиснул его плечо и потянул за собой. И Энжи подчинился. А потом пытался забыть ее заплаканное лицо, все время стоявшее перед глазами, голос, моливший не бросать ее, заглушить совесть, раздирающую его душу на части. Он ее бросил. Он ее предал. И теперь как же глупо спрашивать ее «как ты живешь, Клер», ведь совсем не это он желал узнать. Забыла ли она весь тот ужас? Простила ли она его?..
Клер улыбнулась и ласково погладила его по руке - она и сейчас понимала его без слов.
- Мне всегда было хорошо здесь, - мягко ответила она. – Помнишь?
-Помню, - отозвался Энжи. – Мама даже в шутку предлагала тебе переселиться сюда.
Девушка рассмеялась, а потом вздохнула.
- Так и вышло, - с грустью сказала она.
Потом подняла на него свои блестящие карие вишни, еле слышно проговорила:
- Я думала, ты никогда не вернешься…
Энжи не выдержал ее, полного горечи, взгляда и опустил глаза. Конечно, ей есть, за что его упрекать.
- Клер, я…
- Нет, не надо! – воскликнула она с улыбкой, - не думай, что ты в чем-то передо мной виноват. Я не держу на тебя зла, ты поступил правильно. Мне нелегко без тебя было, но я всегда знала, что твое место рядом с Орваром. А мое здесь. Ты только взгляни на это! – и она указала на водную гладь, залитую лучами утреннего солнца. – Я здесь счастлива. Хотя, конечно, не так, как в доме твоих родителей.
Энжи понимающе кивнул, но в следующую минуту, когда до него дошел смысл сказанного, он замер на месте, с изумлением и страхом глядя на нее.
- Что?..
Он, конечно, ослышался. В самом деле, откуда ей было знать? Родители всегда так тщательно это скрывали, да и он сам с тех пор, как отец случайно ему проболтался, молчал, как рыба. Но она знала, он понял это по ее глазам. Откуда-то, она знала.
- Кто тебе рассказал? – спросил Энжи.
- О чем? – отозвалась девушка легко и беспечно. – О том, что я не дочь своих родителей? Да, я знаю об этом, вижу, и ты знаешь. Орвар рассказал мне.
- Орвар! Господи, когда?!
- Когда вы уезжали.
Тогда все встало на свои места. Так вот что он сказал... Впервые в жизни Энжи почувствовал, как в нем закипает злость на Орвара. Вот, негодяй! Но Клер смотрела на него спокойно и добродушно, и не было в ее взгляде даже намека на то, что он так боялся увидеть.
- Видел бы ты себя! – воскликнула она, вновь звонко рассмеявшись. – Но почему? Почему тебя это так сильно взволновало? Неужели ты думал, что это обстоятельство как-то повлияет на мое отношение к родителям? Может, ты думал, что я буду их меньше любить, затаю обиду? А может, ты думал, что я, еще того хуже, возненавижу их за то, что они скрыли от меня правду?..
На мгновение она замолчала, словно какая-то невидимая рука сдавила ей горло, не давая произнести даже слова, из груди вырвался глубокий вздох похожий больше на всхлип.
- Возможно, так и было в начале, - тихо сказала она и вновь подняла на него глаза, такие чистые, искренние, но полные такой решимости и твердой воли! – Да, так и было в начале. Но не теперь. Энжи, они любили меня! Любили, хотя знали с самого начала, что я им не родная. Они приняли меня в свою семью, а ведь их никто об этом не просил. Я уверена, они рассказали бы мне правду, если были бы живы. Эльфрида сказала, что меня подбросили к ним на порог, не известно откуда я взялась… Маленький комочек, который оказался никому не нужен… А они посчитали меня подарком. Представляешь, подарком! Вот за это я их и люблю. Люблю еще сильней, хоть их и нет сейчас со мной.
Энжи на это ничего не ответил. Не в силах был что-то говорить. Только смотреть на нее. Смотреть, как она быстро моргает, чтоб подавить слезы, как улыбается вновь той же беспечной улыбкой, в которой снова нет и тени грусти. Чего же он так опасался? Он всегда знал, что она необыкновенная. Всегда он это знал, но по-настоящему, всей кожей, ощутил только сейчас, словно коснулся шелковистого крыла прекрасной птицы, которую до этого видел лишь издали. И тогда все, что он знал об этой птице, вдруг померкло, исчезло, казалось теперь таким неправдоподобным и глупым! И в правду, как можно издалека разглядеть тончайшие линии и самые маленькие детали? А ведь именно из них складывается образ, настоящий достоверный образ. И какой же восторг тогда наполняет все существо! Знал ли он ее раньше? Понимал ли до конца, из чего состоят ее яркие перышки? Всегда он стремился оберегать ее, но подозревал ли он, сколько силы, твердой и непоколебимой, скрыто под ее внешней хрупкостью и уязвимостью? Она необыкновенная…
И вот она снова заливисто смеется, весело и лукаво смотрит на него, подскакивает к берегу. Он прекрасно понял, что она собирается сделать, она вытворяла это много раз в прежние времена. В следующий миг на него обрушился дождь брызг, такой неистовый, что заставил отступить назад, заслонив лицо руками. И опять ее смех. И он вдруг поймал себя на том, что сам тоже уже давно закатывается от смеха. Она отпустила какую-то колкость на счет его способности быстро бегать и бросилась наутек по кромке берега. Экая плутовка! Энжи отер лицо и побежал следом почти по самой воде.