Э.Мальц
ПОКА НЕ ЗАШЛА ЛУНА
Вдруг в СКАЗКУ понесло меня
– С чего бы так? – Наверно, чтобы
Уйти на миг от злобы дня
И… вообще от злобы.
Детская сказка
Густой дым повалил из трубы, снопы рассыпающихся искр полетели во все стороны от загоревшейся крыши, а Ингрид, задыхаясь и кашляя от едкого дыма, стремительно поднималась на метле все выше и выше. Пламя, первоначально охватившее ее платье, к счастью совсем погасло.
Ночь уже наступила, и было совсем темно, а потому звезды на черном, словно бархатном, небе сверкали изо всех сил. Далеко – далеко начал неторопливо подыматься серп Луны, и Ингрид, было, обрадовалась, что скоро станет светлее, и она увидит, куда же несёт ее своенравная метла, но тут откуда-то подкрался ветерок и начал вытаскивать из-за горизонта спрятавшиеся там облака и забрасывать ими небо, стараясь заслонить темную землю от света звезд.
Ингрид, крепко сжав коленками метлу, на которой она сидела верхом, летела куда-то в неведомую даль. Метла неслась очень быстро, и управлять ею Ингрид было все труднее и труднее. То и дело метла натыкалась на лохмотья облаков, которые Ингрид не успевала облететь стороной, и, надрывно скрипя, подпрыгивала на них, как телега на ухабах. И было уже совсем близко к серебряному серпу Луны, на которой Ингрид надеялась немножко передохнуть, когда метла, с размаху воткнувшись в неожиданно подвернувшееся огромное облако, вдруг с громким треском сломалась пополам, а обе ее половинки разлетелись вверх тормашками в разные стороны. Ингрид, жалобно вскрикнув, стала стремительно падать вниз.
Если бы это видела ведьма, она, наверняка, громко и злорадно хохотала бы. Но ведьма этого не видела, потому что как раз сейчас она, скорее всего, догорала в тлеющих развалинах бывшей избушки Ингрид. А Ингрид все равно было очень страшно: она знала, что вот-вот разобьется насмерть о холодную твердую землю. Но вдруг она увидела под собой огромный стог сена, и поняла, что сейчас она упадет как раз в середину стога, и, если сено еще не слежалось плотным комом, то останется жива.
Сено, к счастью, оказалось свежим, поэтому Ингрид, шлепнувшись в него со всего маху, даже ушиблась совсем не сильно. И сейчас она лежала в стоге мягкого и душистого сена и вспоминала, что с ней произошло сегодня днем.
Ингрид жила на самой окраине деревни. Вырастившая ее бабушка умерла в прошлом году, и Ингрид осталась одна. Почти ежедневно она ходила в лес за грибами. Так было и в этот день. Она вышла к полянке, на которой всегда было много подосиновиков, и вдруг увидела лежавшего на полянке оленя. А рядом по пеньку полз огромный и страшный паук. Ингрид никогда раньше таких пауков не видела, но узнала его сразу, потому что совсем недавно видела в книжке картинку с таким пауком. Там было сказано, что этот паук называется каракурт, что в переводе с какого-то восточного языка означало: «черная смерть», и в книжке было написано, что укус этого паука действительно смертелен. И Ингрид поняла, что произошло: каракурт ужалил оленя в ногу, и сейчас олень умирал. Ингрид схватила лежавший рядом камень и с размаху ударила по пеньку так, что от паука осталось только мокрое место. А потом она опустилась рядом с оленем на колени, достала нож, которым она срезала грибы, и, разрезав рану на ноге оленя, стала выпускать из нее отравленную укусом кровь.
–Ты не то делаешь, девушка, – услышала она голос у себя над головой. – лучше, когда он умрет, отрежь отравленную ногу, я помогу тебе, а потом у тебя останется столько оленьего мяса, что тебе хватит на всю зиму. А еще лучше – перережь ему глотку прямо сейчас, чтобы он не мучился.
Ингрид подняла голову и увидела уродливую старуху. Старуха злобно улыбалась. Ее желтые неподвижные глаза смотрели на Ингрид так, что от этого взгляда становилось холодно, как от взгляда змеи. На шее у старухи на кожаном ремешке висело серебряное украшение в виде клыка вепря.
–Ну, зачем ты ему чистишь рану? Дай ты ему умереть! А знаешь, какое вкусное оленье мясо! Поджарить, соусом полить – пальчики оближешь! Дай ему умереть!
– Не надо мне его мяса! Не мешайте мне! – крикнула Ингрид, продолжая чистить рану. – Я все равно спасу его!
–Ну, подожди же, паршивая девчонка! – проговорила сквозь зубы старуха. – Ты мне дорого заплатишь за то, что не послушалась меня! Не захотела жаренной оленины, так я сегодня зажарю тебя! Жди меня в гости сегодня вечером!
С этими словами старуха исчезла, а Ингрид, не обращая ни на что внимания, продолжала чистить рану на ноге оленя. Наверно, ей удалось вычистить почти весь яд, потому что, когда Ингрид своей косынкой перевязала ногу оленя, он вскоре поднялся на ноги, потерся головой о плечо Ингрид и, пошатываясь, ушел в чащу леса.
Ингрид вскоре перестала думать о злобной старухе, набрала много грибов и пошла домой. Вечером, уже почистив грибы, она собралась растапливать печь, чтобы заняться готовкой.
Она уже поднесла спичку к растопке, как вдруг из печи в дом повалил какой-то смрадный дым, дрова из печки высыпались на пол, дверца печи с треском широко раскрылась, и из печи прямо в дом верхом на метле въехала давешняя старуха. «Она ведьма»– догадалась Ингрид и отскочила в сторону. А старуха захохотала и сказала:
– Пришел час расплаты за непослушание. Сейчас я один раз топну ногой, и в твоей избе загорятся двери, и выйти из избы уже никто не сможет.
Ведьма топнула ногой, и в сенях избы вспыхнуло жаркое пламя.
– Сейчас я топну ногой еще раз, и все вещи в твоем доме загорятся. А потом я топну ногой в третий раз, и загорится всё живое, что находится в доме. Но только я-то улечу,– и она протянула костлявую руку к своей метле,– а вот ты останешься здесь, и из тебя получится хорошее жаркое.
Старуха топнула ногой еще два раза, и яркое пламя охватило всё в доме, в том числе, платье Ингрид и плащ старухи. Но в этот момент Ингрид оттолкнула старуху в сторону и, схватив ее метлу, села на эту метлу верхом. Ведьма отчаянно завизжала, но было поздно: метла под Ингрид поднялась над полом, описала в воздухе какой-то немыслимый зигзаг и вместе с сидящей на ней Ингрид вылетела через печь в трубу, устремившись куда-то вверх.
Вот так Ингрид и оказалась в небе верхом на метле.
Однако, надо было что-то делать – не лежать же всю жизнь в этом сене, в которое она свалилась с неба. Ингрид поднялась на ноги и вдруг услышала вдали цокот копыт. «Ну, вот, сейчас появится какой-нибудь странствующий рыцарь и увезет меня в далекое неведомое королевство», – подумала Ингрид.
Топот копыт приближался, но из тьмы появился не странствующий рыцарь, а олень, передняя нога которого была перевязана косынкой Ингрид. Бока его тяжело вздымались, было видно, что он бежал уже из последних сил.
Передние ноги оленя подогнулись, и он как будто бы встал на колени перед Ингрид. И вдруг он заговорил человечьим голосом.
– Я уже думал, что до захода Луны не успею. А мне надо было успеть, пока не зашла Луна. Ведьмина метла летела очень быстро, я видел ее высоко в небе, но, как не старался, все равно отстал. Я могу говорить языком людей только три раза в году, ночью, когда в небе Луна. Первая ночь в этом году была вчера, но рядом не было людей, с которыми я мог бы разговаривать. Вторая ночь – сегодня, но от нее уже почти ничего не осталось: Луна зайдет за горизонт через несколько минут, и способность говорить я сразу же потеряю. Следующая – последняя – ночь будет завтра, и, если мы не успеем, то ждать придется еще год, и, возможно, будет уже поздно. Сейчас я немного отдохну, а как только станет светло, ты сядешь верхом на меня, и я поскачу с тобой назад, к твоей сгоревшей избушке. Там мы обязательно, обязательно должны будем найти… – Голос оленя прервался, он силился произнести какое-то слово, но не мог. Наверно, это было что-то очень важное, и после нескольких неудачных попыток произнести слово из глаз оленя покатились слезы.
Ингрид подняла глаза на небо и увидела, что Луна только что скрылась за горизонтом, и лишь тонкий серебряный лучик от нее еще отсвечивал в облаках.
Утром, едва лишь забрезжил рассвет, олень поднялся на ноги, Ингрид забралась к нему на спину, и они понеслись назад, к ее сгоревшей избушке.
Нелегкой была эта дорога. Озера и болота вдруг оказывались перед ними, и надо было объезжать их кругом, густой лес стеной становился на их пути, и приходилось иногда продираться по узеньким тропкам через заросли. Ингрид ехала на олене и думала о том, как трудно, наверно, было ему накануне скакать за ней по лесам и полям, когда она летела на метле, и ничто не вставало на ее пути, кроме облаков. А еще она пыталась угадать, что именно они должны найти на пепелище, о чем начал говорить олень, но не успел договорить до захода Луны. Наконец, к вечеру они прибыли на место. На то, что осталось от избушки, даже смотреть было больно. Огонь не пожалел ничего.
Они немного отдохнули и в этот момент из-за горизонта блеснул робкий серебряный лучик, а через несколько минут на темном сумрачном небосклоне появилась Луна. Облаков на этот раз на небе совсем не было, и Луна была такой яркой, что стало светло почти, как днем. А олень, бросив радостный взгляд на лунный серп, заговорил.
– Я был еще ребенком, когда потерял мать. Отец растил меня один. Когда мне было уже шестнадцать лет, он женился во второй раз на какой-то приезжей красавице. Она была действительно красива, но все видели, что она очень злая, и не любили ее. Однажды отец вернулся из кузницы раньше, чем обычно. Он тихо вошел в дом и увидел странную картину. Его жена сняла с себя шейный платок, с которым никогда не расставалась, и сразу же превратилась в безобразную старуху, которая, тихо напевая, начала танцевать перед зеркалом. Отец выскочил из дома и побежал на окраину села, где жил добрый волшебник. Волшебник был уже очень стар и очень болен, жить ему оставалось день-два, но отца он выслушал и даже сумел научить его нескольким простейшим заклинаниям.
–Отец вернулся домой. Жена, превратившаяся в старуху, продолжала свой странный танец перед зеркалом. А отец, как посоветовал ему волшебник, схватил со стола ее шейный платок и бросил его в горящую печь. Обозлилась она ужасно. Она кричала, что в таком виде она общается с духами зла, которые ей нужны и дают ей силу. А вот, надевая волшебный шейный платок, она принимает вид, в котором ей удобно общаться с людьми.
Я услышал ее громкие крики, и, выйдя из мастерской, подошел к дверям горницы.
– Но ничего,– сказала она,– я сейчас превращу твоего сына в оленя, и убив его, я из его шкуры сделаю себе новый шейный платок.
Но отец успел произнести одно из заклинаний, которым научил его волшебник, и сказал, что тот, кто попытается этого оленя убить, обязательно умрет сам. А я в этот момент почувствовал, что у меня вырастает оленья шерсть, и я превращаюсь в оленя. А отец продолжал: «три раза в год он сможет говорить на человечьем языке, пока в небе Луна». Тогда моя мачеха совсем разозлилась и, взмахнув рукой, вытряхнула из рукава ядовитую змею и бросила ее в отца. «Я не смогу сама убить твоего сына, но уж тебя-то я смогу убить сама», – крикнула она.
Отец умер через несколько минут, но перед смертью он успел раскрыть мне тайну, которую узнал от волшебника. «Ее амулет – это серебряный клык вепря, висящий у нее на шее. Если этот клык разломать пополам, то плоды всех злых волшебств, сделанных ею, сразу же пропадут, а половинки клыка станут просто кусочками серебра, и изделия из этих кусочков принесут счастье тем, кому достанутся».
– Теперь ты понимаешь,– продолжал олень,– зачем нам надо было срочно прибыть сюда. Ведь старуха сгорела, и где-то в пепле мы сможем найти ее амулет. А если не сделать это сразу, то потом – через много времени, то есть через год, когда я снова смогу говорить, – найти амулет станет очень сложно.
Они разрывали пепел, пытаясь найти амулет ведьмы, а олень тем временем продолжал рассказывать:
–Она боялась убить меня сама, помня заклинание моего отца, но несколько раз пыталась сделать это чужими руками. Так, один раз она вывела на мой след приезжего охотника. Когда он догнал меня, он выстрелил, но, промахнувшись, только легко ранил меня. А через несколько минут он наткнулся в чаще леса на медведя-шатуна, который задрал его насмерть. Ну, а вчера она принесла паука каракурта и бросила его в траву на той полянке, где я отдыхал. Повернувшись на бок, я коснулся паука, и он меня ужалил. А потом появилась ты и убила паука. Но ведьма всё еще пыталась уговорить и тебя, чтобы убила меня ты…
–Я нашла топор,– вдруг закричала Ингрид. – Топорище, конечно, сгорело, а топор остался. А ведь он лежал около печки, как раз там, где стояла ведьма!
Олень подошел к ней и копнул копытом пепел, и вдруг в пепле тускло блеснул амулет ведьмы.
–Ура! – воскликнула Ингрид, и, положив серебряный клык на один камень, приставила к нему топор и стала бить по топору другим камнем.
После нескольких попыток клык, наконец, развалился на два куска.
Раздался гром, в небе полыхнула голубая молния. Налетел ураган и взметнул вверх весь пепел, остававшийся от избушки Ингрид. Потом пепел стал медленно оседать, и Ингрид увидела, что ее избушка снова стоит на прежнем месте. Радостно обернулась она к оленю, но его уже не было: на его месте стоял высокий красивый юноша.
Вы, конечно, догадываетесь, что сказке пришел конец. И ждёте, наверно, что юноша оказался, как во всех сказках, принцем. – Но зачем? Разве, для того, чтобы быть счастливым, надо обязательно быть принцем? – Нет, для того, чтобы быть счастливым, просто надо трудиться и приносить своим трудом радость другим людям. – Вот, именно так всё и произошло. Юноша стал кузнецом, таким же искусным, как когда-то был его отец. Его первой работой стало изготовление двух колец – для Ингрид и для себя – из кусочков серебра, оставшихся от ведьминого амулета. Они жили долго и счастливо, и все жители деревни всегда относились к ним с любовью и глубоким уважением.
Февраль 2011 г.