Пережить первый снег

               
     Иллюстрация автора.
     ------------------
Белая набережная большой реки. Первый снег. Первый, кружащийся в воздухе, тихо падающий на землю снег. Еще не прошло получаса, как он пошел, а вокруг уже все бело. Только вода осталась неизменно темной, в отличие от ставших белыми земли и неба. Праздничный  наряд обновления, ставящий точку в буйстве красок осени.

   И стало удивительно тихо. Шаги стали бесшумными. Редкие, прогуливающиеся люди, а в этом месте можно встретить только прогуливающихся людей, невольно замедлили шаг. Все очарованы. Кто-то присел на скамейку и с улыбкой смотрит вверх, подставляя шеки и губы покалывающим снежинкам, другие остановились у воды, но, опершись спиной на парапет, смотрят не на черную воду, а на белеющую аллею, светлеющий город.

    По центральной аллее идет мужчина. На нем куртка «аляска», и клетчатая мягкая кепка восьмиклинка с пуговкой, чуть сдвинутая на бок. Теплый, пушистый шарф и перчатки в руках. Одежда для прогулок. Походка неспешная, шаркающая. Лицо гладко выбритое, с глубокими выразительными морщинами, брови и волосы из-под кепки седые. Он тоже невольно улыбчиво щурится от попадающих в лицо снежинок. Снег падает крупными хлопьями, все более превращаясь в сплошную белую пелену. За несколько шагов впереди, из этой пелены появляется фигура человека, идущего ему навстречу.

  Человек сутулится, опирается на трость, и чуть прихрамывает на одну ногу. На нем старомодное демисезонное пальто с поднятым воротником, черный шарф, обмотанный вокруг шеи и заброшенный за спину. На шарфе лежит острый подбородок с седой многодневной щетиной. На голове классический фетровый «хомбург», с чуть приподнятыми краями и затертой лентой. Шляпа уже помята годами, но впечатление такое, что мялась она вместе с лицом хозяина, и результатом стал стильный объект, удачно сидящий на сутулых плечах господина.

   Чем-то он привлекает внимание первого мужчины, и тот до момента, когда они встречаются, не скрывая, разглядывает встречного. Как будто он узнает его, как будто он видит за чертами лица этого человека молодые черты когда-то знакомого. Кого-то. Как будто. Когда то.

   Господин в шляпе смотрит холодно, но внимательно. За пару шагов он едва заметно кланяется одной головой и приподнимает заученным жестом шляпу и тут же опускает руку, сомкнув её с другой рукой, лежащей на трости.  Остановился.

-    Я вас приветствую, молодой человек, - говорит с хрипотцой, - вы так рассматриваете меня, как будто мы знакомы. Вы меня знаете?- на лице гримаса одной щекой, похожая на улыбку.

   Первый, тоже останавливается, поднимает два пальца к козырьку кепки, растерянно улыбается и смотрит так, как будто надеется в последний момент все-таки узнать встречного. Не узнает, расстроено хлопает руками по бокам.

-   Черт его знает…, а как будто что-то знакомое. Нет, определенно, мы где-то встречались. А?
-   Погода чудесная.   Не находите?
-   Да-а, погода прелесть. Были бы здоровые ноги, поднялся бы наверх и полгорода обошел бы. Представляешь, какая красота сейчас в старом городе?
 
-   Мы на «ты»? – вновь криво усмехается, - ну, так может быть, присядем? – господин в шляпе постучал тростью по стоящей рядом скамейке, - пока её совсем не занесло.
-   А чё? Давай, - покладисто согласился мужчина в кепке сразу и с переходом на «ты», и с предложением присесть.

-   А не боишься отморозить себе какие-нибудь внутренние органы? Скамейка то вон – холодная. Я в пальто,  и бельё у меня, хоть на северный полюс. Так как?
-   Да что там отмораживать? Садимся. На холоде все лучше сохраняется.

   Не спеша, они сметают перчатками снег и усаживаются. Господин в шляпе забрасывает ногу за ногу и тростью чертит перед собой на снегу круг. Тот, что в кепке, усевшись, продолжает искоса рассматривать профиль соседа,  как будто, пытаясь все же узнать незнакомца.  «Ай-яй-яй, - думает,- ну, кажется, вот сейчас узнаю, ну вот же, вот, знакомые черты». Но в последний момент все ускользает.
 
-    Местный?
-  Да, уважаемый, - закивал тот, что в кепке, - в  этом вот городе и родился, и вырос, и учился, и женился. Уезжал пару раз, побродил по свету. А вот помирать вернулся домой.

-   Ну, это понятно. Это так принято. Пыль дорог с собственной пылью собрать и закопать рядом с родственниками и близкими. Чтобы им было, куда прийти слезу горькую по тебе пустить, и рюмку выпить.

-   А что это ты так, приятель? Ты сам то что? Помирать поедешь в пустыню, или в тайгу? Или у тебя родных, близких нет?
-   А почему это ты должен заботиться о том, что будет после…? Оставшийся после тебя мусор беспокоит?

-    О-о-о, как мрачно. Ну, и что это ты там начертил?
-   Круг. Круг – это цикл. Завершение очередного цикла. Вот, в данном случае круг на снегу. Зима. Окончился годовой цикл. А зима – это подведение итогов. Всегда, во все времена зима была подведением итогов. Вот, выпал первый снежок и прикрыл все безобразие, все, что за год натворили, намусорили. Красота! Как будто ничего не изменилось с прошлой зимы. Да?

   Мимолетная улыбка промелькнула на его лице, одними краями губ.
-   Что так на меня смотришь? Что изменилось? Ёлочка выросла, - он ткнул тростью в стоящую рядом молодую ель, а там вон  новые зловонные трубы… тоже… выросли, - он показал этой же тростью на противоположный берег реки, - вот они – изменения, их снежком не прикроешь. Этому и подбивается итог за цикл.

-    Ну да, я понял. Это ты аналогию с жизнью проводишь. Мы с тобой старики, у нас тоже свой цикл, так ты это называешь? И нам тоже надо свои итоги подбивать? Так, да?
   Мужчина в кепке вдруг разволновался и повернулся всем корпусом к собеседнику.
 
-   Да если хочешь знать, у меня это последнее время из головы не выходит.
-    Вот как? – господин приподнял пальцем шляпу, в глазах мелькнуло любопытство, - и к чему же ты пришел?

   Его собеседник вдруг успокоился, откинулся на спинку  скамейки и, подумав, заговорил. Говорил не спеша, останавливаясь, задумываясь, глядя перед собой в снежную пелену, как бы стараясь заглянуть не только далеко за реку, а куда-то значительно дальше. И слушатель был внимателен, не перебивал, не вставлял реплик. Хотя на лице его, иногда, пробегало что-то, напоминающее иронию. А иногда он кивал покачиванием головы, как бы говоря, мол, а что ты мог тут сделать.

   Рассказчик вспоминал прожитое. Перескакивая, возвращаясь в детство, он вел линию, историю своей жизни. Такой, какой он сам её видел. Это была не исповедь. Это был вольный пересказ взгляда на прожитые события. Может быть, чуть более откровенный, но в итоге, каждый раз, оправдывающий тот, или иной поступок или поворот в судьбе, выбранный им самим.

-   Всё? – после небольшой паузы спросил, пристукнув тростью, слушатель, - и каков твой вывод, любезный?
-   Какой? Да никакого. Был бы вывод – я бы успокоился.

-   А сейчас не спокоен?
-  Нет, - ответил и, просунув руку за отворот куртки, помассировал грудь.

-   Нитроглицерин с собой есть?
-   Да.
-   Ну и хорошо, - еще раз пристукнул тростью, - а  я тебя, приятель, успокою. Ты в этой жизни выполнил все, что тебе полагалось выполнить. Все. Другое дело, как ты это делал.
 
  Он помолчал.
-   Да…,  именно…, как ты это делал.
    Встал, вновь слегка поклонился, на этот раз лишь прикоснувшись к шляпе, и пошел дальше по аллее. Продолжал тихо падать густой снег, фигура стала расплываться и скоро исчезла в белой пелене. Как будто и не было.

   Мужчина некоторое время сидел, глядя вслед уходящему человеку, долго не мог вытащить таблетку из баночки, наконец справился, сунул её под язык и, еще посидев пару минут, пошел в сторону дома. Шел медленно, не обращая внимания на окружающую его красоту. А из головы не выходило: кто же это был? Почему мне показалось, что я его знаю? И что это он сказал?  «Как ты это делал»? А действительно - как я это делал?

   У самого дома, на подъеме, он вдруг остановился, осел на ослабевших ногах и тихо, некрасиво упал. Его присыпал первый, чистый, пушистый снег.