Воронье слетается
- Я-я-я? – Семен резко вскочил из-за стола, задев за его край. Легкому пластиковому столу этого было достаточно, чтобы опрокинуться. Недопитый бокал Семена полетел вместе со столом и оглушительно разбился, выплескивая на дощатый пол остатки вспенившегося пива. Иван Федосеевич свой бокал держал в руках, поэтому, с укором посмотрев на Семена, не преминул отхлебнуть большой глоток.
-Семен Иванович, а ну сядьте! – Иван Федосеевич уже заметил маленькую юркую официантку, решительно направляющуюся в их сторону. – Возьмите себя в руки и перестаньте буянить.
Семен спохватился, поставил на место стол, растерянно посмотрел по сторонам. Потом выпрямился.
- Вы большой шутник, Иван Федосеевич, с меня хватит, я иду в психушку!
Официантка, только что подошедшая к столику, набросилась на Семена.
- Вот и правильно, иди в психушку, алкаш. Только за бокал заплати!
Иван Федосеевич захохотал от всей души, одновременно вытягивая из заднего кармана брюк бумажник.
- Ай, девка, ну даже стакан с друзьями разбить нельзя. А может, на счастье, а? На, вот сто рублей за стакан и принеси гостю еще такой-же, только с пивом.
Официантка поджала губы, теребя пальцами сотенную бумажку.
- Я-то принесу, только разбитый бокал стоит двести. Еще давайте платите, и за пиво тоже вперед. Нет вам веры.
Иван Федосеевич вытащил из кармана купюру в пятьсот рублей, медленно протянул официантке.
- На тебе, солнышко, только давай вытри все здесь и пива еще принеси.
Официантка расплылась в улыбке, пряча купюру в передний кармашек фартука. Потом быстро начала орудовать тряпкой.
Семен уже овладел собой.
- Двум смертям не бывать, а одной не миновать. – проговорил Руков, едва слышно. – Теперь я еще и Глаз Муджароки. Не знаю, хорошо это или плохо.... Но я хочу все вернуть назад. Я хочу снова стать Семеном Руковым.
- Тогда, послушайте меня, Семен Иванович.- Иван Федосеевич уверенно положил свои жилистые руки на пластиковый стол так, что тот недовольно прогнулся.
В этот момент снова подбежала юркая официантка с бокалом свежего пива.
- Эй, дяденька, осторожно. А то ведь и за столик платить придется. – с этими словами она поставила перед Семеном пиво.
-Заплатим.- пошутил Иван Федосеевич, потом поднял глаза на Рукова.- Для начала сделаем вам новые документы.
- Как документы? – встрепенулся Семен. – Какие документы? Зачем?
- Ваши настоящие документы сейчас недоступны. В квартиру вам заходить нельзя. Возможно, в самое ближайшее время, после получения санкции, ваша квартира будет вскрыта. Вас ищут, Семен Иванович, это не шутка. Но вам нужно действовать. Я должен вам в этой ситуации оказывать максимально возможную помощь. Здесь нам оставаться уже нельзя. Идемте, сделаем вам документы, как будто вы совсем другой человек.
Иван Федосеевич вытащил из кармана мобильный телефон, нажал на кнопку, потом снова засунул телефон в карман. Буквально через минуту возле кафе остановился просторный Мерседес с затемненными стеклами. Иван Федосеевич бросил на липкий от пролитого пива стол крупную купюру и жестом пригласил Семена в машину.
Не успел развеяться в воздухе легкий дымок выхлопных газов от уехавшего Мерседеса, как к столику подбежала официантка.
- Эй, а ну стоять! А деньги?- в этот момент она увидела на столе купюру. Глаза ее загорелись, она схватила деньги и попыталась спрятать опять же в кармашек фартука. Но в этот момент к ней подошел высокий бармен, одетый в белую рубашку и темные брюки.
- Лизавета, прекрати шельмовать, дай сюда деньги. – с металлическими нотками в голосе сказал бармен.
Девушка, смутившись, отдала купюру бармену.
- Ой, ой. Так сразу и шельму нашел, подумаешь.
- Ты, Лизавета, как я приметил, нечиста на руку. – бармен зашел за стойку, выбил чек, и вложил деньги в выдвинувшийся кассовый ящик. – Не забудь, что к нам ходят очень приличные клиенты.
Девушка показала бармену язык и отошла в сторонку.
- И так я свои деньги заработаю,- прошептала она, открывая кармашек своего фартука. Вслед за этим раздался ее громкий крик.
- Что это? Что это? – кричала Лиза, размахивая сторублевой купюрой.
К ней подошел бармен.
- Что ты орешь? Деньги это. Сто рублей.
- Так я сама видела, как он мне пятьсот одной бумажкой давал! – заверещала официантка и вдруг закрыла свой рот ладонью.
- Что ты сказала? Пятьсот он тебе дал? За что?
Лиза начала хныкать, притворяясь, что плачет.
- Да пошутила я. Сто он мне дал.
Бармен подошел к официантке вплотную.
- За что он тебе дал деньги? Ведь за пиво он рассчитался и чаевые приложил немалые, там и твоя доля. Так за что он тебе дал сто рублей?
Лиза всхлипнула.
- Да за разбитый бокал...
- Что? – бармен уже не сдерживал свое раздражение. – За какой разбитый бокал? Ты отлично знаешь, что наше заведение за разбитую посуду денег не берет. На том стоим. Крахоборка! Я иду звонить Веронике, можешь считать, что с сегодняшнего дня ты здесь уже не работаешь.
Бывшая официантка принялась реветь , вытирая слезы несчастной сторублевой бумажкой...
***
Коренев вышел из квартиры Октавиана, сел в свою машину и тут же врубил конциционер на полную катушку. День разгорался, становилось все жарче. Верный Слава, сидевший рядом, с благодарностью посмотрел на хозяина. Ему было еще хуже, – он был в костюме. Кореневу не давала покоя маленькая паскудная мыслишка. Она жгла его сознание, ему казалось, что он сделал большую непоправимую ошибку. Какую?
Перед глазами мэра возникло бледное лицо спящей под гипнозом Валентины. Вот оно!!! «Мышигин сказал, что нашел клад... Нашел клад... Клад...» Октавиан слышал это. И если не дурак, то сделает выводы. Мэр уже пожалел, что сам решил сесть за руль. Он вытащил мобильный, набрал номер.
- Иван Иванович, добрый день.
- Добрый день, Юрий Сержевич. Слушаю вас.
- Ты где сейчас?
- Как где? Возле вашего дома. Приехал вас возить, а мне сказали, что вы сами сели за руль и уехали в неизвестном направлении.
- Направление известно, давай , бери такси и быстро едь сюда, улица Новая, к овощному магазину, а то я уже устал сам рулить.
- Хорошо, Юрий Сержевич, уже еду.
Коренев выключил телефон, повернулся к охраннику. – Ну что, Вячеслав, тяжкая ночка получилась?
Охранник посмотрел на мэра преданными глазами.
– Наше дело вас охранять, Юрий Сержевич, ночью ли днем, какая разница? Если надо, то и еще ночку не посплю. Вы только скажите.
- Хорошо, Слава. Молодец. Ты устал, давай, топай домой. Придешь на службу послезавтра, отдыхай.
- Спасибо, Юрий Сержевич. Только я вас передать должен. – Слава с ухмылкой посмотрел на мэра.
- Кому передать?
- Сменщику... Вы не можете находиться без охраны.
Коренев вытер запотевший лоб платком, улыбнулся.
- Слава, меня в этом городе каждая собака знает. Иди, отдыхай. Ничего со мной не случится.
Слава заколебался на секунду.
- Ну, Слава, что еще?
- Не могу, Юрий Сержевич. Должен вас передать сменщику.
- Да что я, вещь какая-нибудь, чтобы меня передавать, перевручать? Сейчас приедет Иван, водитель, чего ты заволновался? Иди, я сказал, домой. Никто меня не тронет.
Слава еще некоторое время потоптался, потом сказал
- Хорошо, шеф, послезавтра с утра я, как штык, на работе.
Коренев крикнул ему в догонку
– Не только как штык, но и как огурчик!
Слава довольно рассмеялся и широким шагом пошел в сторону остановки автобуса.
Коренев проследил за ним глазами, самодовольно крякнул. Потом широко развел руки, сладко потягиваясь, нашаривая шальную мысль, которая петляла в закоулках его фантазии: «Мое! Все мое! Весь город мой! Ну кто, кто, кто на меня?» От этой мысли ему захотелось что-то сплясать, пока его никто не видел. Что-же такое отчебучить?
В этот момент он почувствовал холод возле затылка и звонкий, хлесткий щелчок взводимого затвора. Дуло пистолета уперлось ему в голову.
- Тихо, тварь, не оборачиваться. Быстро в машину на заднее сиденье.
Коренев сжался, попытался оглянуться, но тут же получил скользящий удар в ухо.
- Я же сказал, не оборачиваться. В машину быстро!
Взяв себя в руки и успокоившись, мэр с достоинством залез на заднее сиденье. Рядом с ним разместился огромный парень в камуфляже с маской на лице. Большой мускулистой рукой он держал пистолет возле головы Коренева. На сиденье водителя скользнул гибкий женский силуэт, так же затянутый в невзрачный походный камуфляж. Взревев мотором, машина рванула с места.
***
Семен сидел на заднем сидении Мерседеса и безразлично смотрел в окно на пролетавшие мимо дома. После всего, что с ним случилось за последние два дня, Семен еще не мог прийти в себя. Это уже слишком. Он вспоминал о своей безмятежной прошлой жизни, как будто это было с кем-то другим. Последние двое суток превратили Рукова совершенно в другого человека. Чувство опасности притупилось, оставалось только одно дикое желание – бороться до конца, постараться сделать все, чтобы вернуть то прошлое, которое было еще совсем недавно.
Неожиданно он вспомнил о Валечке, спохватившись, вытащил мобильный телефон и увидел, что тот давно разрядился, а шнур остался дома. Теперь она, даже если захочет, не сможет позвонить Рукову. Надо было быстренько найти магазин по продаже мобильных телефонов и подзарядиться. Эта мысль Семена немного успокоила. Хотелось залезть под холодный душ и переодеться, да и побриться, в конце концов. Он совершенно не знал, что делать дальше. Единственная надежда, связанная с Пашотом угасла. Теперь Семен мог расчитывать только на самого себя. Зато появилась какая-то странная способность видеть сквозь стены, смотреть на себя как бы со стороны, а иногда представлять себя парящим в воздухе, при этом возникало совершенно реальное ощущение полета.
Глаз Муджароки. Семен пытался ощутить то, что с ним произошло, но все время приходил к выводу, что, вобщем-то, особо ничего не произошло. Надо было отдохнуть, надо было найти место, куда можно было бы отправиться и спокойно отсидеться пару дней. И вдруг Семена пронзила странная мысль. Ведь он целую ночь не спал! Он должен быть усталым, ведь еще у Пашота он постоянно ловил себя на том, что до одурения хочет спать. А теперь он себя чувствует совершенно свежим и отдохнувшим, спать совсем не хотелось. Неужели это последствия того дара, который он, совсем того не желая, получил от Пашота? Странно.
Мерседес теперь следовал по улицам так называемого «богатого» квартала. Улицы были застроены дорогими частными домами, в которых проживала элита города. «Это ж надо, куда меня занесло.- подумал Семен. Мерседес остановился на перекрестке перед светофором.
Руков посмотрел в окно и увидел впереди себя большой черный блестящий катафалк и многолюдную толпу людей с цветами. Они стояли возле ворот большого, красного кирпича коттеджа, из которых как раз выносили дорогой супермодный гроб. Рядом крутилось несколько телевизионщиков с камерами на плечах. Вдоль кромки шоссе вокруг дома выстроились припаркованные «мерседесы» и «лексусы». Гроб медленно поднесли к катафалку и водрузили на открытый просторный кузов, украшенный цветами и венками. Крышка гроба, матово блестевшая под лучами летнего солнца, была закрыта. Семен подсознательно почувствовал угрозу и сделал знак водителю остановиться. Тот умело вырулил на тротуар. Семен открыл дверцу и в этот момент его плеча коснулась ладонь Ивана Федосеевича.
- Семен Иванович, пожалуйста, не выходите из машины.
Голос Ивана Федосеевича отрезвил Семена. Он тряхнул головой, будто отгоняя от себя остатки неизвестно откуда пришедшего наваждения. Тем не менее, оставил дверцу открытой.
Из дома вынесли большой портрет покойного, обрамленный траурной лентой. Руков присмотрелся к надписи на ленте одного из венков. Надпись гласила: «Вячеславу Петровичу Мышигину, другу и человеку».
Семен застыл. Так это хоронят того самого Мышигина!!
Внезапно голову Семена пронзила резкая боль, снова навалилось оглушительное безмолвие. Звуки исчезли, зато противная вода зажурчала эхом вдалеке, как будто кто-то открыл кран на полную катушку. Семен с ужасом заметил, что крышка гроба начала медленно подниматься, играя матовыми бликами на полуденном солнце. Рукову захотелось заорать от страха, но горло сдавил противный спазм.
Крышка поднималась бесшумно и равномерно, как будто петлями, скрепляющими крышку и сам гроб, управлял хорошо отлаженный механизм. Семен даже подумал, что в дорогих гробах так должно и быть, только почему никто из присутствующих участников траурной церемонии не замечает этого? Может быть, испортился механизм и его необходимо срочно исправить?
Семен попытался поднять руку, указывая окружающим, что произошло самовключение дорогого механизма. Тем временем, крышка почти полностью открылась, подставляя под жаркое солнце белоснежную внутреннюю обивку, отороченную позолотой и умело украшенную живыми цветами. Уже можно было рассмотреть грузное тело покойного, обряженное в дорогой черный костюм. Воротник костюма охватывал белую накрахмаленную сорочку со стоячим воротничком. Воротничок покоился на пухлой подушке, украшенной цветами. Головы не было.
Скрещенные на груди руки покойного медленно пришли в движение. Сначала расцепились пальцы,затем предплечья приподнялись над закругленными краями гроба, и белые с синеватым отливом кисти рук оперлись о полированные кромки. Обезглавленное тело ,как будто нехотя, начало принимать сидячее положение. Семен застыл от ужаса. Он не понимал, почему окружающие ничего этого не замечали. Шли последние приготовления к процессии. Уже оркестр выстроился впереди катафалка, телевизионщики поспешно складывали аппаратуру и торопились к своим автобусам, чтобы успеть на кладбище, люди спокойно расходились по автомобилям, родственники разместились на кузове вдоль гроба, закрывая лица носовыми платками.
Тем временем покойник занял сидячее положение и направил указательный палец в сторону оцепеневшего от ужаса Семена.
- Теперь ты – это я!- сказал покойник, явно обращаясь к Семену. Было непонятно, откуда исходит голос, ведь у тела не было головы!
Семен почувствовал, что по спине потекли противные струйки пота, холодная судорога сковала мышцы.
- Посмотрим, как ты себя будешь вести себя в моей шкуре!- прогрохотал баритоном покойник, потом, утробно захохотав, опрокинулся на спину и сложил на груди руки. И в тот же момент дорогая крышка с гулким противным стуком захлопнулась. Катафалк двинулся с места. Деревья зашумели под внезапным порывом ветра.
Процессия уже скрылась за поворотом, а Семен все еще не мог прийти в себя. Он застыл, как от жуткого холода, только мелкие капли пота продолжали заливать лицо, искаженное гримасой страха, глубокого животного страха.
- Семен Иванович, Семен Иванович, что с вами?
Это был голос Ивана Федосеевича. Семен вздрогнул и опустил глаза. Потом глубоко с удовольствием вздохнул. Ему показалось, что все время, пока его Мерседес стоял возле похоронной процессии, он не дышал. Жизнь на пару минут остановилась, просто перестала существовать. И вот теперь можно было вздохнуть, так вздохнуть, как будто вышел из могилы, погребенный заживо, уже потеряв веру в то, что жизнь и дыхание когда-нибудь возвратятся.
Иван Федосеевич озабоченно смотрел на лицо Семена.
- Все в порядке, Семен Иванович?
- Да, уже все в порядке. Уже все в порядке
- Вы очень впечатлительный. Ну, подумаешь, покойник вам сказал пару фраз, что же теперь от этого, в штаны наложить, извиняюсь за выражение?
Семен разко повернулся и посмотрел на своего собеседника сумасшедшим взглядом..
- Так вы тоже это видели?
- Ну видел, видел, ну и что? Бояться нужно живых, а не мертвых.
- Тогда почему больше никто этого не видел?
- Так ведь вы уже непростой человек, Семен Иванович, вы- Глаз Муджароки. Вы теперь обладаете некоторыми свойствами, как бы это сказать, - Иван Федосеевич кашлянул,- сверхчеловека.
- И вы, стало быть, обладаете этими свойствами?
- И я немножко. Я ведь член коллегии, а это непростое звание.
- И что, я теперь всех покойников буду вынужден выслушивать?
Иван Федосеевич усмехнулся.
- Нет, только тех, кого захотите.
Семен покачал низко опущенной головой.
- И что же мне со всем этим делать? Давайте я вам все передам!
- И при этом умрете....
- Ах да, я забыл... Нет, пока еще не хочется...
- Тогда выбросьте все из головы и выходите из машины. Мы уже приехали....
***
Когда за Кореневым закрылась дверь, Октавиан постарался успокоиться. Снова он победил. Он сумел повернуть практически проигрышную ситуацию в свою пользу. В первый раз за всю свою колдовскую практику он столкнулся с тем, что давно отработанная, непробиваемая программа дала сбой. Совершенно непредвиденный сбой. Оглушающий и невероятный. Кто мог предупредить этого самого Рукова, что связка монет явится паролем ? Судя по словам Валентины, это все было чудовищным, непредсказуемым совпадением. А что, если нет? Но кто и с какой целью подсунул Рукову эти злосчастные монеты?
Октавиан обхватил голову руками, медленно провел ладонью по волосам. Какая-то мысль промелькнула в его голове, какое-то воспоминание. И тут Октавиан вскочил со стула и зашагал по комнате. Ну точно, клад! Она ведь сказала о каком-то кладе, и при этом Коренев повел себя как-то странно. Ах ты, старая лиса. Так вот она где, плата за грех и подлость. Что же это за клад такой, что даже железный мэр не смог сдержаться от соблазна завладеть тайной?
Октавин подошел к столу, плеснул себе в бокал коньяку из почти уже пустой бутылки. Залпом выпил, потом снова задумался. А как же его, Октавиана, принципы? Никогда и ни за что не соваться в интересы своих клиентов. Нужны Кореневу мозги Мышигина? На – получи. Осечка вышла, досадная и необъяснимая. Первый раз. Первый!!! Никогда Октавиану не приходило в голову влезть в дела заказчиков. Но неожиданно случился сбой. Теперь никто не мешает ему на равных правах с Кореневым воспользоваться подвернувшейся возможностью. А что? Где профессиональная этика, а? Молчит. Совесть? Тоже молчит. Что же это за клад такой, что даже мэру покоя не дает? И что он там плел на ухо Валенине про какие-то Чертовы Ворота? Ох, не простой это мэр, не простой...
Октавиан решительно набрал номер телефона.
- Бубо, привет, дорогой, как дела?
- Здравствуй, Октавиан. Говори сразу, что случилось?
- Ничего особенного, просто хочу, чтобы ты ко мне приехал.
- Когда?
- Прямо сейчас, немедленно.
- Хорошо, уже выезжаю.
Октавиан набрал еще один номер.
- Привет, Томаш.
- А, Октавиан! Привет, привет.
- Как дела твои?
- Как никогда прекрасно, что случилось, дело намыливается?
- Да, приезжай срочно ко мне.
- Да я тут...- голос на том конце провода зазвучал как-то неуверенно. – Это не может подождать до завтра?
- Нет. – Октавиан заговорил жестко. – Через час жду тебя здесь.
- Октавиан, пожалуйста...
- Через час.- повторил колдун и выключил телефон.
Некоторое время он сосредоточенно смотрел на какую-то точку посреди стены, потом лицо его просветлело. Он снова набрал какой-то номер. На этот раз на том конце провода никто не ответил. Октавиан раздраженно бросил телефон на диван.
Спустя некоторое время в дверь позвонил Бубо. Это был худой жилистый негр, неопределенного возраста с серьгой в мочке правого уха и выкрашенными в седой цвет короткими кучерявыми волосами. Он вошел в квартиру широким шагом, сбросил в прихожей легкие китайские шлепанцы и протянул руку для приветствия.
- Ну, еще раз здравствуй, Октавиан. Вот я и пришел. Давай, рассказывай.
Октавиан пожал протянутую руку, жестом предложил своему собеседнику проследовать в комнату.
- Проходи, Бубо. Разговор будет длинный. Кофе хочешь?
Негр прошел в комнату, плюхнулся на диван.
- Ну кофе, так кофе.
В это время зазвенел дверной звонок.
Бубо насторожился.
- Ты еще кого-нибудь ждешь?
- Да, это, наверно, Томаш.
Бубо непроизвольно поежился.
- Что, обязательно надо было приглашать этого садиста?
Октавиан серьезно посмотрел на Бубо.
- Мы работаем все вместе уже почти четыре года. Я не желаю выслушивать твои беспричинные хныканья.
Октавиан открыл входную дверь, впуская в квартиру высокого белокурого мужчину, возрастом около тридцати или чуть больше. Томаш был одет в белый спортивный костюм и кроссовки Адидас, которые, в отличие от Бубо, в прихожей не снял, а сразу прошел в комнату. Увидев Бубо, Томаш на секунду заколебался, но потом решительно протянул ему руку для приветствия.
- Ну вот и все в сборе.- удовлетворенно проговорил Октавиан, неся с кухни три глубокие чашки, наполненные ароматным кофе. – Не хватает только Уадонго, но до него я не могу дозвониться уже второй день.
- Не мудрено, - усмехнулся Томаш. – Он, наверное, у своей девчонки, Марины этой, прохлаждается.
- Что это за Марина такая? – заинтересованно спросил Октавиан, выщелкивая из пачки сигарету.
- Да я сам толком не знаю, - растянуто произнес Томаш. – Калека она, на коляске ее возят. Зато богатая.
- Ну, ну, - проговорил Октавиан. – Попадется он мне со своими загулами – мало не покажется.
- А что, дело интересное наклевывается? – наконец-то пискнул Бубо.
- Наклевывается. Сегодня у меня был сам Коренев.
Томаш присвистнул
- Не иначе как хотел поблагодарить за красивую и чистую работу!
- Совсем наоборот. Хотел убить за то, что мозг достался абсолютно другому, совершенно непосвященному в операцию, человеку.
- Да ну? – как ошпаренный подскочил Бубо.- Я Мбоно передал все, как договаривались. И, как всегда, вовремя. Стало быть, это Уадонго где-то напортачил.
- Да ты-то здесь причем?
- А кто? – на этот раз взвился Томаш. – Бубо непричем, Мбоно непричем. Тогда, Октавиан, расскажи, как это произошло?
- Не знаю. В деталях не смогу. Я сделал связку монет по памяти, как тогда в Круге. У меня же была карта. Вот и сделал монеты, которые были похожи на ту карту. Особенно изощряться было не надо – негры и так отлично поняли бы, что то, что я изготовил, - это пароль. Да только точно такая же связка оказалась у Рукова.
- У кого?
- Да у мужика у этого, который мозг съел вместо Струйкина.
- Как, как его зовут? – Бубо аж подскочил.
- Вобщем, Коренев был здесь час назад. Я смог узнать, зачем ему был нужен мозг Мышигина.
- Ну и зачем же? – нагловата спросил Томаш.
- Клад ему нужен. Древний татарский клад, который нашел Мышигин. Вот я и подумал, что если другой, совершенно случайный человек, завладел тайной, так почему бы и нам не поучаствовать?
- Логично, - уверенно заявил Томаш, - очень логично. Теперь мы , как бы, вне наших принципов. Вопрос, что это за клад? Если это пару сотен царских червонцев, то я в этом не участвую.
- Нет, это на пара сотен червонцев. Это даже не пара миллионов червонцев,- Октавиан сжал кулаки.- Был такой великий хан, Субэду хан, который прошел насквозь всю Европу матушку. И жег, и грабил все, что под руку подвернется. Только его начальник, Бату хан, приказал делиться во всем. И засосала жаба монгола, не хотел он делиться с Батыем. Темная там история, но одно известно- много кладов осталось после этого хана. Много людей было убито из-за этого богатства.
Томаш и Бубо сглотнули слюну. Первый пришел в себя Томаш:
- То есть, Октавиан, ты хочешь сказать, что Мышигин нашел один из кладов этого самого Сибиду?
Октавиан опустил голову, развел руки ладонями вверх, пытаясь расслабиться. Потом хриплым голосом спросил:
- Еще раз спрашиваю, где Мбоно?- Октавиан, не меняя принятой позы, переводил острый взгляд с одного собеседника на другого. Оба развели руками.
Октавиан тем же расслабленным голосом буркнул:
- Ладно, сейчас нам нужен Семен Руков. Бубо, готовься.
Негр послушно склонил голову и снял с себя рубашку. Все его тело было покрыто замысловатыми татуировками. Октавиан принес из кухни большой чугунный чан, наполненный водой, и поставил посреди комнаты прямо на дорогой паркет. Томаш, со странной ухмылкой, смотрел на все происходящее.
Тем временем Октавиан выдвинул припольный ящик из дивана и вытащил наружу какие-то целофановые пакеты, наполненные травой, медленно извлек содержимое каждого пакета, подержал в руках, как будто желая ощутить энергию неведомых растений, потом поднес руку к грубому, необработанному краю железного чана. Из- под сосуда вырвалось красное сильное пламя, лизнув потолок, инкрустированный гипсовыми узорами.
Томаш, застыв от ужаса, смотрел на эту фантасмагорию, ничего не понимая. Октавиан, не спеша, кинул в кипящий котел несколько щепоток трав, потом что-то начал шептать, черпая кипящую воду голой рукой и поливая исколотую рисунками спину Бубо. Рисунки пришли в движение, линии начали перемещаться и сворачиваться в некоторое подобие какой-то карты. Томаш этого уже не видел. От жуткого ужаса, охватившего все его естество, он упал в обморок....
***
Коренев сидел в мягком, дорогом кожаном кресле, с удовольствием вытянув уставшие ноги. Бессонная ночь давала о себе знать, и ему очень хотелось спать. Но только мощный, жестокий инстинкт зверя, который борется за свою жизнь, заставлял его еще и еще раз задуматься над тем, кто мог таким наглым и неожиданным образом его выкрасть.
Комната, в которой он сидел, представляла собой просторный офис, дорого и со вкусом обставленный. Белоснежные стены с картинами самобытных художников, дорогой кондиционер, наполнявший помещение прохладой, сдобренной каким-то приятным цветочным ароматом. Ноги мэра были туго и профессионально связаны толстым жгутом, руки прикреплены скотчем к подлокотникам. Поэтому, если он и мог вытянуть ноги, то руками пошевелить уже было проблематично. Судя по всему, Коренева оставили «созревать» одного, погруженного в догадки, кто и зачем это все организовал.
Его похитители не ошиблись в свем психологическом подходе, – мэр действительно был выведен из себя и старательно думал, кому и зачем нужно его похищение. Мобильный телефон у него забрали еще в машине, там же прошлись по Кореневу волноискателем, выявляя наличие жучков и датчиков, высылающих сигналы местонахождения. Нельзя сказать, что Коренев был испуган. Он был озадачен и необыкновенно зол, напряженно стараясь найти возможность сообщить о себе своей охране, милиции, жене, наконец. В своем городе он не боялся никого. Разве только опасался. И опасался он только одного - Мышигина. Мышигина уже нет. О причастности мэра к убийству знали только Октавиан и Струйкин. Последний почил в Бозе по глупости своей, ну а Октавиану сдавать Коренева было совершенно ни к чему. Более того,- даже опасно, как для жизни самого Октавиана, так и для его репутации колдуна, которая была бы запятнана навсегда. Тогда кому понадобился Коренев, да еще и в такой форме?
За спиной Коренева бесшумно открылась дверь, и кто-то вошел в помещение. Движения вошедшего были почти неслышны, но Коренев инстинктивно почувствовал, что в комнате кто-то есть. Он повернул шею, насколько было возможно, назад, и глаза его расширились от удивления. За его спиной стоял Антон Васильевич Тюкин, собственной персоной.