«Вечером, после работы, у нас едва хватает времени забежать в магазин, затем поесть и лечь пораньше, чтобы не проспать утром. Иногда я спрашиваю себя: живу ли я для того, чтобы работать, или же это работа заставляет меня жить?
Но что это за жизнь?!
Монотонный труд.
Ничтожная зарплата.
Одиночество.
Йоланда.
Да таких Йоланд в мире тысячи и тысячи.
Белокурых красоток, глупых или не очень.
Выбираешь одну из них и спишь с ней.
Но эти Йоланды не исцеляют от одиночества…»
Агота Кристоф «Вчера»
Моя прихоть засыпать под фантазию Моцарта приводит меня к потаенным берегам моей новоизбранной юности. Моей печали. Еще одна попытка избавиться от самого себя и тебя, изведав во многом запретное и пагубное притяжение к свежести и чистоте. Еще девственная мелодия ночного мотылька. Мановение крылышек бабочки воспаряющей к темному небу. Небу без звезд в кромешной темноте закрытых и заколоченных наглухо окон. Окна под деревом прогнивших досок. Сокрытый во мне я. В аспидном покрывале укутавшегося телесной оболочкой желания. «Ложись, я сейчас» - говорит она. Я продвигаюсь на ощупь в ту сторону, где по моим предположениям должна стоять кровать. «Ты так и будешь ложиться в постель? Раздеться не хочешь?» - говорит тихим проникающим вглубь моего сознания голосом. Я раздеваюсь, плечом упираясь в стену. Скинув одежду я прислушиваюсь к шороху ее платья. Наклонившись и достав из кармана спички, я открываю коробок. «Не надо» - говорит она, - «Не надо света». Я молча кладу коробок на место. Без одежды и без страха я отдаю свое тело ее уверенным рукам…
«Ты хочешь, чтобы у меня был ребенок?» - говорит она. «Это твоя жизнь. Ты вольна, поступать так…» - она не дает мне договорить, спрашивая снова: «Ты хочешь, чтобы у меня был ребенок?». «От меня у тебя детей не будет, не волнуйся. Я не могу иметь детей». «Совсем?» - спрашивает она. «А может быть как-то иначе? «Не совсем?» - спрашиваю я. «Не злись. Извини. Просто может быть есть какая-то возможность. Ну, не знаю там операция какая-нибудь?» - извиняющимся голосом говорит она. «Нет, возможности никакой нет и никакая операция не поможет. Совсем» - я немного раздражаюсь. «Жалко» - задумчиво произносит она. «Почему?». «Теперь мне кажется, что я хочу от тебя ребенка» - говорит она кому-то отстраненно…
В истоме мы падаем на кровать. Какое-то время молчим. Пытаемся восстановить дыхание. Я какое-то время слушаю ее дыхание, потом оно, кажется, совершенно исчезает. Я погружаюсь в полудремотное состояние. Все словно происходит с другим я. Не со мной. С другим, но не со мной. Даже вероятнее со мной, но в другом.
Сердце все еще учащенно бьется, когда она говорит: «Трахни меня, трахни как самую последнюю шлюху. Так, чтобы я действительно почувствовала, что меня отымели. Ты ведь хочешь. Я знаю. Пожалуйста. Мне очень хочется».
Я насилую ее до самого утра. И даже тогда, когда она доведенная до исступления и совершенно обессилевшая просит меня кончить, я продолжаю. На утро вся постель в крови. Словно звери после дикой случки мы, не двигаясь, лежим до полудня не смыкая глаз. Черный потолок сначала светлел, словно молоко став, поутру окрасился в розовый цвет, затем снова белый крахмал и уже гораздо позднее выдержанный временем янтарь. В обед мы встали, приняли ванну, разбили пару яиц и поджарили их на сковороде, выпили сок. Пока она приводила себя в порядок я, застелив заново кровать, бросил грязное постельное белье в стиральную машинку и выставил режим щадящей стирки на несколько часов. Пускай стирается себе спокойно до вечера. Потом мы вместе вышли из дома, и я закрыл за собой дверь. Поймав такси я отправил ее домой, пожелав удачного дня. На прощание она улыбнулась и хлопнула дверцей. Больше мы не увидимся – сказал кто-то. Я решил прогуляться до работы пешком. До моего нового одиночества оставалось всего несколько часов. Всего несколько часов до моей одинокой фантазии вечера вчера…