- Может, чаю? – Спросила Лина у него, сидя за столом и теребя руками свисающую бахрому скатерти.
- Не откажусь. Черный с лимоном и без сахара.
Она молча встала, поставила чайник и начала резать лимон. Рукоятка ножа приятно холодила ладонь: «Что будет, если развернуться и вонзить острие ему в глаз? Закончатся все проблемы, не будет слез, этих мелочных ссор, постоянной ругани, битья посуды. Не надо будет больше часами выслушивать по телефону сначала упреки, потом нелепые просьбы простить. Все закончится…» Но, подумав о последствиях, о том, что на ее блестящем будущем придется поставить крест, ее привлекут к ответственности, она лишь крепче сжала кухонный прибор и продолжила нарезать лимон тонкими кругляшками. Сок так и брызгал во все стороны. И она была словно этот лимон: все чувства закупорены внутри оболочки-цедры, но стоит только поднести колюще-режущий предмет ближе, то так и польется ручьем все наболевшее, приевшееся, такое же кислое, как лимонный сок.
Для нее таким ножом был он, со всеми своими придирками, беспричинной ревностью, постоянным недовольством. Ей надоело такое положение вещей, но изменить что-то она была не в силах.
Чайник медленно начинал закипать. В атмосфере полнейшей тишины слышно было, как понемногу бурлила вода. Лина стояла к нему спиной, но чувствовала на себе его взгляд. Ее это напрягало, но повернуться к нему – значило продолжить неприятный разговор. Вот уже громко бурлило. Еще чуть-чуть и чайник засвистит.
Она погрузилась полностью в свои мысли, судорожно вспоминая счастливое прошлое без него, ворвавшегося в ее жизнь нежданно-негаданно и непонятно с какой целью. Но Лина точно знала, что он лишь сеял хаос, непонимание; со всеми ругался. Он был нехорошим человеком, но она его любила. Внешне он был неприметен, не умен, не богат, но чем-то ее зацепил. Чем? Она и сама не знала, как могла влюбиться в такого вредителя. Ее все отговаривали, но она была непреклонна, настаивала на том, что он исправится, если не ради себя, то ради нее. Но он оставался прежним…
Засвистел чайник, она очнулась от какого-то забытья, обернулась… Но его уже не было. На столе – салфетка, которую он все время мял в руке, но теперь она лежала выровненная: «Я мешаю тебе. Пора сбросить этот груз. Люблю. Миша.»
«Где он? Что с ним?»- Она побежала к входной двери, но его обувь стояла на полке. Она в спальню – никого. В ванной аналогично. Он бесследно исчез. Лина в бессилии скатилась на пол в зале и начала рыдать, от отчаяния рукой изо всей силы ударила по шкафу. Дверца открылась, и оттуда вывалился он. Совсем не такой, как раньше, внешне похорошевший, но… мертвый, с перерезанными венами.
А чайник все свистел и свистел. И единственным звуком во всей квартире был этот свист. Все также стояло блюдце с нарезанными лимоном, но сок больше не струился по кругляшкам… И нож спокойно лежал тут же, словно ожидая, что скоро он понадобится для других целей, нежели прежде.
А чайнику было все равно: он свистел еще пронзительнее, надрываясь, призывая хозяйку снять его с огня. Нож же уже валялся на полу, весь в крови, и противно усмехался: «Дескать, я нужнее, чем чайник. Свисти себе на здоровье».