Выпустив крысу на волю, мы уже не очень переживали за её безопасность, потому что Умка её любил, Куська – принципиально игнорировал, а Шарику вообще всё было "по барабану" (т.е. всё равно). А уж чужаков-то эта собачье - кошачья охрана во двор не допустит – решили мы.
Но, увы. Однажды вечером тихая идиллия прекратилась. Умка бегал вокруг кучи, и лаял, как бешеный, Куська стоял между досками у стены и шипел, выгнув спину дугой и подняв шерсть дыбом, и даже Шарик, стоя в отдалении, вяло, по стариковски выдавал своё: "Хыф… Хыф…"
А где-то в глубине кучи шла настоящая битва: оттуда доносились писк и визг, стук и треск. Постучав для острастки кирпичом по доске, я сбегал домой и взял фонарик.
Заглянув в щель между досками, я невольно замер: на меня нагло, чуть ли не в упор смотрела обыкновенная серая крыса, и даже не думала прятаться. (Правда, надо признаться, мордашка у неё была бесстрашная и даже симпатичная).
А в глубине лаза, выставив вперёд свои резцы и подняв к груди сжатые в кулачки передние лапки, сидела Машка.
Откуда-то сбоку к Машке метнулась серая тень, но она рванулась ей на встречу, и кучу мусора вновь огласили писк и треск.
"Кыш! Брысь! Пошли вон!" – я стучал по доскам, пинал кирпичи и арматуру, пытаясь отвлечь и напугать чужаков, но всё было тщетно: бой продолжался. Неожиданно резко наступила тишина, и сердце моё сжалось. Я был уверен, что изнеженная домашняя, ручная крыса не могла выстоять против двух, а может быть и больше, диких - сильных, опытных и безжалостных.
Я посветил в один лаз, в другой – везде было пусто. Сердце защемило…
Ну что ж, у Природы свои законы, и она вправе исправлять те ошибки, которые мы допускаем по своей глупости или безответственности, и Машка, в частности, одна из них.
Порода крыс, специально выведенная людьми для своих, узко утилитарных целей… Случайно выжившая особь, у которой крайне мало шансов стать родоначальницей своего племени, естественного продолжения искусственно выведенной линии… Какой смысл продолжать существование этой, заведомо бракованной, нежизнеспособной особи?
Природа, словно рефери, даёт отмашку, и на арену выходит Его Величество Естественный Отбор…
Но ведь Машка не рядовая крыса в несметной крысиной массе!
Мы же её выкормили и вырастили, мы её любим, и ничего нам взамен не надо – просто, чтобы она была. Разве такой аргумент Его Величество сможет игнорировать?
И, кроме того, наша крыса Ему даже и не принадлежит – она по прежнему под покровительством человека. Человек согрел её и напитал своей любовью, человек дал ей личное имя, выделяя её из безликого крысиного племени…
"Машка, Крысючка, выходи! – постукивая пальцем по доскам, я заглядывал в щели и цокал языком: - Давай, Красавица, выползай, мы тебе поможем!"
Надежда, что она ещё жива, ещё теплилась во мне, но разбирать кучу стройматериалов, чтобы её достать, мы не рискнули – мы могли сами задавить её в темноте.
Вдруг Умка странно тявкнул и, обежав кучу, замер с другой стороны. Я поспешил за ним следом, потому что уже знал, что означает такое его поведение.
Машка сидела на задних лапах на кирпиче, почти нос к носу с Умкой, всё такая же спокойная и аккуратная. Не веря своим глазам, я подхватил её на руки.
"Живая! Ну, надо же! Ах ты, Воительница наша, всё-таки отстояла свою территорию! Ну, уж теперь-то эти варвары сюда не сунутся" – бормотал я, ощупывая и осматривая крысу со всех сторон. К моему удивлению, никаких ран и укусов у Машки я не обнаружил. А вот насчёт окончательной победы я, как говорится, "погорячился".
Драка в Машкином жилище продолжалась "наскоками" ещё два дня, но в итоге всё закончилось её победой. Больше серых крыс во дворе мы не видели. Впрочем, возможно в этом ей помогли Умка и Куська…
Однако это событие вызвало у меня некоторые сомнения: а была ли драка?
Если судить по шуму и писку, доносившимся из кучи, то была, и нешуточная. Но за всё это время на Машке не появилось ни одного укуса, ни одной царапины. Или она и в самом деле боевая Супер-Мышь, или…
- Женя, а ты не знаешь, случайно, как у крыс проходят брачные игры? – как бы невзначай поинтересовался я у жены.
- Ну вот, только этого нам и не хватало! – жена мгновенно сообразила, что вызвало этот вопрос, и мои сомнения стали её сомнениями. Грядущая проблема, словно грозовая туча, омрачила светлые перспективы со-существования крысы и человека.
- И что мы тогда с этими бело-серыми будем делать? – поджав губы, чётко обрисовала проблему жена.
Расстроенный, я промолчал.
Из учебника биологии я знал, что численность популяции животных, не имеющих врагов и имеющих достаточную для воспроизводства кормовую базу, увеличивается в геометрической прогрессии. И если бы речь шла о крысе, каких миллионы, и которые если даже и не враги, то уж конкуренты человека на Земле, я бы знал, что нужно делать с её крысятами. Даже если бы у меня не поднялась рука на беззащитных детёнышей, я бы предоставил эту чёрную работу Умке и Куське.
Но речь шла о Машке, о животном, которое мы приручили, и которое приручило нас.
Она безгранично доверяет нам, и если вдруг у неё появятся детёныши...
Что мы будем делать в этом случае, я не представлял. Но, как оказалось, переживали мы зря – матерью Машка не стала.
Не знаю как остальные, а я вместе с облегчением чувствовал угрызения совести: из-за своего эгоизма мы не могли дать ей возможность создать нормальную крысиную семью. Найти самца белой крысы не проблема, но не так то просто найти желающих взять к себе на воспитание крысёнка.
Это ведь не котёнок и не щенок, которые гораздо общительнее и с которыми проблем меньше, а в будущем они ещё и пользу могут приносить.
А что крыса? Немое создание – ни мяукать, ни хвостом вилять не умеет. Но, может быть, именно этот недостаток и позволил ей свою любовь и преданность передавать человеку непосредственно, от сердца к сердцу, со-чувствуя друг другу.
Ведь для этого не нужно ни мурлыкать, ни тявкать, а нужно просто уткнуться мордочкой в ладонь человека и закрыть глазки. И наивысшим крысиным счастьем бывает миг, когда человек, это сошедшее в крысиный мир божество изольёт на неё свою благодать, накрыв её другой ладонью или просто погладив.
Может быть, это и есть та причина, по которой она не стала матерью: она посвятила себя своему богу…
Больше никаких происшествий с Машкой летом не было. А когда стало холодно, и зачастили дожди, мы опять забрали её в дом, правда, с некоторыми опасениями: а вдруг снова начнутся ночные неприятности?
Но у крысы оказалась прекрасная память, и повторять ошибки молодости она не стала. Мы тоже помнили свои ошибки, и поэтому заранее постарались не провоцировать появления проблем.
Однако проблема всё равно появилась, и серьёзная: Машка заболела.
После Нового года я заметил, что мордочка у Машки сильно растолстела, и даже пошутил:
- Ну, подруга, ты и разъелась! Скоро за тумбочкой не поместишься!
Но Серёжа засомневался:
- Как-то однобоко она толстеет. Да и вялая какая-то. Что-то с ней не в порядке.
С трудом осмотрев её, потому что она пищала и вырывалась, мы обнаружили у неё на шее, под челюстью большущую шишку.
- Наверное, нарыв, – предположил я – Скорее всего рыбьей косточкой укололась, а может быть, Куська когтём зацепил. Давай попробуем ей рот раскрыть.
Вооружившись пинцетами, ватой, тесёмочками и йодом (для себя), мы приступили к "операции открывания рта".
Машка вырывалась, верещала и извивалась в наших руках, и у меня по спине бегали мурашки: я представил, как обезумевшее от страха и боли животное своими острыми, как бритва, резцами превращает пальцы своих мучителей в строганину…
Но всё обошлось – она даже не пыталась нас укусить. Правда, мучили мы её напрасно – ничего "патологического" во рту мы не увидели.
- Надо её к ветеринару везти. Пропадёт ведь Крыска! – насупившись, сказал Сергей.
Пожав плечами, я вздохнул. Я не был уверен, что ветеринары занимаются лечением такой мелюзги. Козы, коровы, собаки и даже кошки – это их пациенты. А крыса… Кто там будет с ней возиться? Но расстраивать сына, посвящая его в свои сомнения, не стал.
- Давай подождём пару дней, может, рассосётся. А может быть, нарыв сам прорвётся. Кроме того, сейчас праздники, не то, что ветеринары - даже не все врачи работают!
Но, увы, не прорвалось и не рассосалось.
Через два дня, придя с работы, мы увидели Машку, лежащую на полу у тумбочки.
Она подняла голову, с трудом встала и, пошатываясь, побежала к Серёже.
- Ну что ты, Крыська, совсем раскисла! – сын взял её на руки, погладил, перевернул вверх брюшком, и она вяло трепыхнулась. Опухоль стала ещё больше, и просвечивалась сквозь шёрстку красно-лиловым цветом. Серёжа укоризненно взглянул на меня и, накрыв крысу ладонью, поднёс к щеке:
- Не бойся, маленькая, мы поможем тебе.
Я надел шапку и пошёл обуваться, давая на ходу указания:
- Женя, положи в баллон газету и каких-нибудь тряпочек, только побыстрее, а то они до пяти работают, но я успею. А ты, Серёжа, в капроновой крышке прорежь пару отверстий.
Все забегали, засуетились, и через несколько минут я уже шёл к ветеринарной станции с Крыськой в баллоне. Идти пришлось напрямую, через балку, потому что так было быстрее.
Я успел, хотя был уже готов услышать ставшую обыденной для всех чиновников фразу: "Всё, приём окончен". Но не услышал.
Молодой парень в синем халате, записывая что-то в журнал, покосился на мою сумку:
- Кто там у Вас, и что с ним случилось?
- Вот, – я извлёк из сумки баллон и вытащил из него Машку – шишка у неё какая-то, уже несколько дней. Погибнет ведь животное. А она спокойная, ласковая. Жалко.
Парень с любопытством посмотрел на меня и отодвинул журнал в сторону. Ощупав опухоль, он покачал головой:
- Это абсцесс, но серьёзный. Сама вряд ли справится. Наверное, подралась с кем-нибудь. Вы гулять её выпускаете?
- Да куда же её сейчас выпускать? Грязь ведь, холодно. Летом она гуляла, вернее жила во дворе, а сейчас в доме живёт. А на счёт драки – вряд ли. Она миролюбивая, ни с собаками, ни с котом не ссорится, – я почему-то забыл о её драке с крысами, когда от её миролюбия не осталось и следа.
- Так она у Вас в доме свободно живёт? - ветеринар удивлённо посмотрел на меня и шагнул к шкафчику с инструментами.
- Ну, как сказать? У Машки есть своё место, и днём она почти всегда там. А по ночам она нас уже не беспокоит. Это очень умная и сообразительная крыса – почему-то начал я оправдываться, с замирающим сердцем глядя, как врач вставляет в хирургический зажим половинку безопасной бритвы.
- Ну, держите свою Умницу, чтобы не дёргалась, а то я ей шкурку испорчу, - парень улыбнулся и стал вдруг похожим на большого ребёнка.
Я взял крысу в левую руку и, перевернув её вверх ногами, осторожно зажал мордочку правой, понимая, что при малейшем моём усилии её челюсти переломятся, как спички.
Но врач не стал вскрывать нарыв своим странным инструментом, а использовал бритву по прямому назначению – осторожно сбрил шёрстку на опухоли.
Машка пищала и пыталась вырваться, а у меня по спине бегали мурашки. Ведь стоило ей просто открыть рот, как мой большой палец оказался бы между её резцами. А смогу ли я не отдёрнуть рефлекторно руку, если после этого она рот закроет, я уверен не был.
Взяв скальпель, парень несколько раз прикоснулся им к опухоли, но вдруг отложил его в сторону и покачал головой:
- Рискованно. Если она Вас цапнет, и Вы дёрнетесь, может получиться харакири. Пока отпустите её и успокойте.
Подойдя к шкафу, он зашелестел упаковкой одноразового шприца, звякнул какими-то пузырьками и со шприцом в руке подошёл к нам. Сделав Машке укол в заднюю ногу, он выглянул в коридор и вернулся.
- Подождите минут десять-пятнадцать в коридоре, пока наркоз подействует, а я ещё одного пациента приму.
Посмотрев на висящие на стене часы, я вышел. Было уже начало шестого.
Пациентом оказался бульдог с грустной мордой, которого держал на поводке мужчина с таким же выражением лица. Сильно припадая на задние ноги, собака вместе с хозяином вошла в кабинет.
Минут пятнадцать из за двери доносились приглушённые голоса и звяканье инструментов, затем дверь распахнулась и собака всё так же, "вприсядку", вышла из кабинета, а за ней мужчина с кучей рецептов в руках.
- Да-да, в обычной, человеческой аптеке, - продолжал объяснять врач. – А уколы три раза в день, и через три дня опять сюда, на контроль. Ну, а у вас как дела, задремали? – он подошёл к нам и, погладив крысу, приподнял её мордочку. Машка была вялая и взъерошенная, но спать не собиралась.
- Ну, что ж, Машка, терпи. Большую дозу нельзя было давать, масса тела очень маленькая, можно промахнуться, - словно извиняясь, объяснил он мне, и вдруг, улыбнувшись, опять стал похожим на большого, доброго ребёнка. – Пойдём, будем Вашу Красавицу спасать!
Домой я пришёл уже в седьмом часу. Передав сумку с баллоном сыну, я пошёл раздеваться.
- Ой, что это с ней? – услышал я тревожный голос сына, и поспешил к нему.
Машка лежала, словно тряпичная кукла на ладонях у Серёжи и, тараща на нас красные бусинки глаз, пыталась поднять испачканную йодом и кровью голову.
- Ничего страшного, это наркоз – бодро ответил я, а у самого опять, уже в который раз защемило сердце. Конечно, это наркоз, но с каким запозданием начал он действовать! Животное ведь не человек, для которого дозировки наркоза рассчитаны с точностью до миллиграмма, и время его действия отработаны по минутам. Очнётся ли наша Мыша от этого наркоза?..
Жена посмотрела мне в глаза, всё поняла и поспешила мне на помощь.
- Всё, хватит Мышу таскать, пусть отдыхает. Очнётся, куда она денется. Идите мыть руки, и быстро за стол. Всё остыло уже давно. Разогревать теперь придётся… – недовольно ворча, она взяла кастрюлю и пошла на кухню.
Серёжа осторожно положил Машку за тумбочку и направился в ванную.
- Ну, и зачем вы меня ждали? Давно бы уже пообедали – пробурчал я, глядя, как жена хлопочет у плиты.
Оглянувшись на меня, она поджала губы:
- Ага, как же! Пообедаешь тут…
Жена была права: есть не хотелось и сейчас, хотя это был уже не обед, а почти ужин. Вяло ковыряясь в тарелках, мы настороженно прислушивались к звукам, вернее их отсутствию, за тумбочкой.
Вдруг оттуда донёсся шорох и тихий, сдавленный писк. Замерев, мы уставились в промежуток между тумбочками, откуда обычно появлялась Машка, хотя в этот раз мы её не ждали. Наверное каждый из нас услышал в этом писке последнее "прощай".
Но она всё-таки вышла, вернее выползла.
Оцепенев, мы смотрели, как Машка, отчаянно цепляясь коготками передних лап за палас, из последних сил ползла к нам, волоча своё омертвевшее тело.
Вцепившись лапкой в мой тапочек, она положила голову мне на ногу и закрыла глазки. Потрясённые, мы переглянулись.
У Серёжи на глазах выступили слёзы, а жена закусила губу. Вдруг она поднялась и быстро пошла в спальню.
Вернувшись с моей старой рубашкой в руках, она присела возле Машки и, осторожно укутав её, положила мне на колени.
- Пусть полежит пока здесь, а то там ей страшно сейчас одной – словно оправдываясь, пробормотала жена, понимая, что нарушает правило, которое сама же и установила.
…- Всё! Когда мы обедаем, чтобы никаких животных ни за столом, ни под столом не было. Совсем обнаглели, уже из рук еду выхватывают! - возмутилась она, когда Куська, сидевший рядом с ней на диване, куснул пирожок, который она держала в руке и собиралась куснуть сама. – И никаких кормлений, когда мы за столом. Кормите их или до того, или после!
С тех пор это правило мы старались не нарушать, но не бывает ведь правил без исключений. И разве эта ситуация не была исключительной?
Весь оставшийся вечер мы нянчили нашу крысу, передавая её друг другу, словно эстафетную палочку. Мы тормошили её, трепали за ушки, не давая заснуть, и разминали, как могли, её застывшие мышцы.
Часа чрез два она пришла в себя настолько, что могла уже потихоньку ходить, и мы оставили её в покое. А через пару дней она уже бегала, как ни в чём не бывало – спокойная, ласковая и доверчивая ко всем людям. А может быть, она всех людей воспринимала как одно большое многорукое и многоликое существо, имя которому – Человек…
Продолжение http://www.proza.ru/2012/01/29/180