Ветер выдернул последние золотые ленты из кос деревьев, заткнул в небе голубые дыры серой ватой туч, выгнал из леса застрявшую, крикливую колонию перелётных птиц и присел на верхушку дерева, прислушиваясь к зябкой тишине леса.
Всё живое давно попряталось от него по норкам, дуплам и берлогам, и в этой холодной тишине только вечнозеленые сосны, кивая вершинами, скрипом и шуршанием иголок приветствовали Хозяина осени. В последний раз ветер облетел лес, проверяя, не нарушен ли где-нибудь вечный закон его Матери-Природы, змейкой пронёсся между почерневшими стволами деревьев, окропил на прощание лес дождём и вихрем вылетел на простор.
Речка выплеснула мокрую серебряную ладошку, приветствуя Хозяина, и тут же начала жаловаться:
- Плеск, блеск, Хозяин! Угомони мою рыбу! Она не даёт мне уснуть!
- Ш-ш-ш... Не пришло твоё время, - ответил ветер, - вот поля приберу, потом усыплю...
- Терплю, терплю, - сонно всхлипнула речка и вздохнув, - бурлю, бурлю, - перекатилась через камень и потекла по привычному руслу. Она хорошо знала, что ветер обязательно вернётся и закон её бытия не нарушит.
Вот уже солома, сухие травинки, весь ненужный хлам, брошенный человеком, размётан по краям полей, а ветер летел всё дальше к заветному месту, где всегда весело пел и резвился, поджидая старика Мороза. Наконец, он подлетел к старой мельнице и, тихо свистнув, дохнул в её чуткие, костлявые крылья:
- С-с-салют, с-с-старушка!
Но мельница ему не ответила.
- С-спиш-шь ш-ш-што ли? - дохнул ветер сильнее, - ш-шутишь со мной?
- К-х-ра, к-хра, - закашляла мельница, махнула крылом и остановилась.
- Ш-ш-што с-с тобой? - удивился ветер и дохнул на мельницу ещё сильнее.
- К-х-ра, к-х-ра... Р-ж-жа. рж-жа, - тяжело заскрипела мельница и вновь остановилась, вконец обессилев.
"У-у-у, да ты, подружка, захворала что ли?" - подумал ветер, облетая её кругом. Он сдул с неё многолетнюю пыль, сильным дождём смыл со старого деревянного тела налипшие комья грязи, ещё раз продул, чтобы снять лишнюю влагу с седых от старости досок, и сильно подул на крыло. Мельница с трудом, медленным вращением ответила:
- Не тревож-ж-жь, не трож-ж-жь меня...
Никому я не нуж-ж-жна, - и опять остановилась.
- Как это не нужна?! Ты всем нужна! - возмутился ветер и завертелся волчком, в гневе ломая прибрежные камыши. - По закону моей Матери-Природы всё живое должно жить: птицы - летать, рыбы - плавать, змеи - ползать, и ты, пока стоишь, должна крутиться! - Он с удвоенной силой дунул в самое сердце мельницы, где крепилась живая энергия крыльев.
Мельница вздрогнула, и ветер вновь услыхал её жалобный скрежет:
- З-з-зря! З-з-зря! Не вдохнёшь ты ж-ж-жизнь в меня!
Гряз-з-зь и мох на ж-ж-жерновах,
Нет з-з-зерна в моих краях...
Прокрутив крыльями уже дольше, чем вначале, мельница кашлянула своё "К-х-ра" и устало остановилась.
"Эх, старая, - подумал ветер. - Всю жизнь простояла на кочке, ничего, кроме своего болота, не видела, и решила, что, если давно не молола зерна, значит, всё живое умерло, и ей пришла пора умирать! Глупая! Хотя, откуда ей было знать, что жизнь продолжается. Просто люди придумали электрические мельницы и, как дети, забывающие свои старые игрушки, забросили её! Что же делать?.."
В раздумье ветер шуршал опавшими листьями и вдруг взвился вверх. А там, собрав всю свою нерастраченную энергию, ураганом бросился вниз и, обняв все крылья мельницы сразу, закрутился вместе с ними, воя в такт скрипу подруги свою песню:
- У-у-у, ты ржа, ржа, ржа, - с трудом поддавались крылья,
В порошок сотру тебя, - ещё усилие и крылья пошли чуть быстрее,
Пригоню толпу людей,
Сделают в тебе музей, - быстрее завертелись лопасти,
Только ты живи, живи
И на радость всем скрипи...
Уже почти без усилий мельница работала, но ветер не унимался! Обняв свою подругу, продолжал раскручивать крылья. Вот уже застучали жернова:
- Бр-раво-да, бр-раво-да!
Доживем мы жизнь не зря!
Грохот мельницы и вой ветра слились. От бешеного вращения уже не было видно крыльев, а дрожащий воздух внутри усиливал песню подруги:
- Ж-ж-жу, ж-ж-жу-жу, я вся дрожу!
Я живу, живу, живу!
Ветер уже нёсся за людьми в город, а вслед ему жернова весело стучали:
- Браво-да, браво-да, браво-да...
А в это время большой город, в который стремился ветер, впервые праздновал свой день рождения. Гремевшая с уличных эстрад музыка, разные транспаранты, красочные цепи шаров и шариков, разноцветные флажки и флаги на домах, светящиеся цветы-фонари как бы вернули на улицы города солнечное, многоцветное лето, а яркое карнавальное шествие, почти неузнаваемых в костюмах прошедших эпох, друзей и соседей, заставили всех горожан выйти на улицу.
Вдруг, молния со страшным треском расколола небо и на мгновенье осветила чёрную тучу. Люди, приняв молнию за новый, затейливый фейерверк, ахнули и восторженно зааплодировали, и лишь грозный раскат грома вызвал некоторое недоумение. Ожидая продолжения фейерверка, люди не обратили внимания на первый порыв ветра, который прижал полотнища флагов к окнам домов. Так отец закрывает глаза ребёнку, чтобы он не испугался жестокой картинки жизни.
Ещё раз сверкнула молния, прочертив на чёрной туче кольцо, погасли все фонари, и вместе с оглушительным треском, под торжествующие звуки грома и испуганные крики толпы, на площадь ворвался ветер. И вот уже завертелись в общем клубке люди, обломки эстрад и трибун, трубы музыкантов и водосточные трубы. Метались в воздухе оборванные провода, тряпки знамен, плакатов, лопнувших шаров. Сломанные деревья, перевернутые и разбитые машины, перегородили погрузившиеся во тьму улицы. Но ветер всё катил и катил этот кричащий и скрежещущий клубок в сторону лесов и полей, к ожившей мельнице, чтобы передать её в руки забывчивых людей. И только за городом ветер заметил, что клубок стал меньше, что людей-то в клубке нет...
Он вернулся в город, пронёсся по безлюдным улицам, превращённым в мёртвую свалку железа и мусора, и только на детской площадке нашёл какого-то мужика. Мужик, проклиная грязными словами весь мир со всеми его праздниками, нелепо то ползал вокруг кроны вывернутого с корнями дерева, то заползал между его мощными ветвями, пытаясь спиной приподнять тяжёлые стволы, то руками, как собака лапами, копал яму под, прижатым кроной, телом мальчика.
- Ми-и-тя-а-а! – почти по-звериному ревел мужик над сыном. – Ми-и-тенька-а-а!
Испугался этого рёва ветер. Он, Хозяин осени, которому Мать-Природа поручила хранить бытие всего живого, принёс в город смерть?!
- У-у-у...! - завыл ветер и от ужаса содеянного спрятался в чёрную тучу. А потом, чтобы скрыть следы разрушений, он покрыл улицы, ранним для этого времени года, белым саваном из снега. Улетая из города, он всё вспоминал бледное лицо ребёнка и тяжело вздыхал, выдувая из тучи снежинки.
Ветер был уже далеко от города и не видел, как люди подняли тяжёлое дерево, придавившее кроной ребёнка, и начали расчищать город, как по одной из улиц бежит плачущий от счастья отец с испуганным, но спасённым ребёнком на руках. Ветер не видел, как в окнах домов замелькали жёлтые огоньки тысяч зажжённых свечей, и как дома - немые союзники человека – свидетели воскрешения города и спасения мальчика, подмигивали друг другу светящимися глазами, радуясь поражению ветра. Дома знали, что люди - не солома в поле. Их не погонишь клубком, куда ветер подует!
Чёрная туча становилась всё меньше и меньше, потому что ветер, задумавшись, продолжал выдувать из неё снежинки на леса, поля, речку... Он никак не мог понять, почему его усилия сохранить порядок кончились беспорядком? Пролетая над мельницей, он осыпал и её мягкими кристалликами снега, но, помня о невыполненном обещании, (пригнать толпу людей) не посмел взглянуть в её сторону...
А детвора и взрослые из ближайшей деревни, привлечённые грохотом, чудом ожившей, мельницы, давно собрались под её старыми крыльями и, не замечая раннего снегопада, увлеченно обсуждали её будущее.