Про клюку дедову

Зоя Кудрявцева
Ни в другом заморском царстве, а в росcейском государстве,  жил  давным-давно  мужик. Он  ни мал и ни велик,  и ни беден, ни богат, весь лохмат и бородат .От маковки до пояса широкой бородой зарос, оттого плохо видит, да не всегда и слышит. А что, бывает, когда борода мешает.

Был у мужика собственный дом, всё путём в доме том. Три кола в землю вбиты, да небом покрыты. Живёт в нём мужик, как хочет, главное – дождь не мочит. Худо на свете тому, у кого пусто в дому, хоть и есть четыре полы, а  бока голы. А у нашего-то  мужика всего полно: в шкапу три рогожи, да рядно, обуви тоже полнёхонько:  всё опорки, да лапти новёхонькие.

Без  дела Козьма сидеть не привык, весь в заботах мужик, цельный день по двору топочет, по хозяйству кружится. В хлеву у него таракан усатый, да  жужелица. Стоят ясли новы, рядом  коровёнка,  комола и пестра, да и та без хвоста. Богат мужик – не какая там беднота. Богач, шутник, и затейник. Ныне в  деревне все  шутники - богатеи.

Была бы у мужика  и жена, да невесту  корова сожрала,  кабы не стог прошлогоднего  сена, то и самого бы съела. Вот какая ненасытная скотина была - что ни попадя, жрала.
Всем-то мужик доволен, ходит, хвастает:- Хорошо живём, хлеб с мякиной жуём, нужду на кулак не мотаем, щей пустых не хлебаем, хоть сверчок в горшок, а всё похлёбка с наваром!

 У него даже соль в  солонке была, такие  ладные  дела! Ему ли жаловаться на жизнь, ходи, веселись!  И я бы с мужиком повеселилась, да  прибаутки  кончаются, сказка начинается, про Соловья- разбойника,  мужика и клюку.

Худо царю в граде стольном  уж который  год. Слух такой по деревням  идёт, дескать, народ там, всем недоволен, у  дворца гужуется. А зачем народу гужеваться, коли не драться?  И захотелось Козьме в граде стольном побывать, не подраться, а с царём за жизнь потолковать, узнать, как он во дворце-то живёт, морковный чай с сахаром, или вприглядку пьёт.

Отпросился в дорогу дальнюю у родной матушки. Та сына благословила, науке нехитрой обучила: « Не вести в краю чужом на хозяев  хульную речь, да и кулаки в дороге   беречь». Положила сольцы и сухариков в суму с  заплатами, да  клюку дедову горбатую. Не простая клюка дедова – с секретом, потом узнаешь об этом.

 Не простые и сухарики материнские, ой, не простые! Грызёшь - они не кончаются, теперь такие сухари в деревнях не попадаются, можно  не искать, зря времени не терять. Хозяйки в деревне заленились, стряпать в русской печи  разучились.

Соседский дед – всевед  на все случаи жизни  Козьме дал совет: « Стой, парень, не качайся, под ноги смотри, не спотыкайся! Говори - не заикайся, ври – не завирайся». Спасибо деду за науку, словно рубь вложил в руку! Рубь потеряешь, или пропьёшь, а с советом не пропадёшь!

Всё запомнил Козьма, сказал на удачу в дороге слова: « Встану блогословясь, пойду, перекрестясь,  из дверей – в двери, из ворот - в ворота, во чисто поле».  И пошёл  в град стольный по дороге долгой. Никто по ней давненько не хаживал, никого за собою не важивал.

 Мягка она  от пыли, жаворонок заливается в небесной сини, облака над головой, травка под ногой. Хорошо!  Село у леса виднеется, что-то  неладное там деется,  причитания слышны  и плач.
Худые у них вести: украл ночью вор петуха с насести. Вот уж горе-то, так горе! Петух - побудок один на всё село был, на работу будил. И кто же теперь солнышко  на небо выпустит, разбудит народ честной? Узнали, что Козьма к царю идёт, наказали: пусть царь лихоимца найдёт,  им петушка вернёт, да покарает вора  по всей строгости закона.

Думал Козьма недолго: далеко в деревне  до царя и закона, а тут дело срочное, отрубят голову петушку - это точно.  Коль ведает, кого карать, клюка, так петушка  и найдёт сама. Клюку достал, про петушка рассказал:- Эй, клюка моя горбатая, намни бока виноватому!
Запрыгала клюка от дома к дому, от крыльца к крыльцу.

 На конце села жил  Митроха, работать ленив, а  курятинки охота. Только приготовил топор для лихого дела - клюка подоспела.  Спину и бока лодырю  помяла, ревёт Митроха и стонет, по ногам клюка прошлась и промеж, ловко по всем закоулочкам погуляла, словно подушку взбивала. Выскочил с рёвом Митроха на улицу, не отстаёт от него клюка, а петух на маковке сидит, в темечко долбит, на всю округу кричит: «Тать ты, Митроха, и вор! Позор вору, позор!».

 Верно, позор! Собрал Митроха манатки, из деревни ушёл, где теперь обитает – никто не знает.  А, коль, нету в деревне вора, то живёт деревня без горя! От радости, что петушок нашёлся, наложили Козьме харчей целую суму, пусть пирожки ест, не только сухарями питаться. Показали дорогу, что вокруг леса в град стольный ведёт.

 Лесом, конечно, ближе идти, но  лучше  обойти. Может, сказки это и страшилки бабьи, что мужик-хулиган по имени Соловей – разбойник   в том лесу живёт, не покалечит, так побьёт, а Кикимора прохожего заведёт в болото, такая вредная у неё работа.

 Не испугался Козьма – прямиком пошёл. Чего ему разбойника бояться? Разбойнику  люд богатый нужен, а у него лишь cухари, да краюха хлебца на обед и ужин.Без царского веления, по своему хотению, идёт  Козьма к царю без кнута и принуждения. Долго ли,  коротко ли, шёл, не знает, часов нет, дней  не считает.

 Хоть на ногу и скор, но ноги до мозолей, а  лапти до дыр стёр. Отдохнуть и перекусить  надобно. Вот и лес виднеется. На опушке стоит дуб, высок и широк,  в дубе том дупло  велико – на телеге въедешь, боком не заденешь.  Никого вокруг не видать, только  рычит и  шипит из дупла кто-то,  противно и громко  шипит, ажно в ушах звенит. «Не иначе - Змей-Горыныч, кому тут ещё шипеть?».

Не испугался Козьма, чего бояться, если в котомке клюка, намнёт и змеюке бока,   храбрый он с клюкой: - Выходи, змеюка,  на бой!
Вылезает из дупла не змеюка подколодная -  дедок худющий, в одёжке рванющей. Удивился Козьма: - Ты,  что ли, дед, шипишь, али змея в дупле прячешь?
- Я, молодец, не шиплю, а свистю. Мне шипеть не положено, я Соловей – разбойник.

- Шутник ты, дед! Ну, какой, из тебя свистун и разбойник, кикимора ты лесная в натуральном виде, даже мох в бородёнке. Нам учитель в школе картинки показывал, рассказывал про соловья: как он свистнет – дубы к земле гнутся, кони богатырские вместе с вороньём  летают по поднебесью. Так  было в века давние.
 
Вздохнул дедок: - Да и ты на богатыря не похож, а в лес вхож. Может, отрок, у тебя в суме  имеются, луковица и  корочка хлебца?  Давно не было во рту хлебной крошечки. А я про Соловья  расскажу, ничего не потаю.
Жалко  дедка, немощен он и стар, пусть сочиняет,  только бы  складно врал. Достал Козьма  на  лист лопуха из сумы провиант.

 Только деду и кусать-то нечем, без передних он зубов сверху и снизу. Вынес  из дупла  щит блестящий древний,  может, и золотой,  зачерпнул им водицы  из ручейка, размочил хлебушек, шамкает, обсасывает, водой  из щита запивает, жадно глотает. Поел, поикал, то ли правду, то ли сказку сказал:- Давно то было, я счёт годам потерял, а ты посчитай.  Определил меня Бату-хан в  лес здешний  на службу бессрочную, злато-серебро и добро у проезжих отбирать, понял?

- Отчего не понять, это - вроде теперешних таможников.
- О провианте и обмундировании не толковал – не ханское дело о люде военном думать. Хан-то как рассудил? Коли ты на службе, меч и лук имеешь, ими и кормись, пропитание добывай. Исхудал я, оборвался, травой и лягвами питался.

Замутило Козьму, чуть не вырвало: - Неужто вправду сырых лягушек ел?
- Едал. Поначалу-то не голодал, как свистну посвистом разбойничьим - богатырей  и дружины ветром буйным раскидает. Полно после них еды и добра валяется. Боялись меня.  Ныне  дорога вокруг леса идёт, года не те, нету зубов и того свиста.
 
Вспоминает дедок, вздыхает:- Ехал с пира княжеского Лёшка, сын поповский. Здоров богатырь, жбан мёда  хмельного выпил, весело ему, песни на весь лес орёт. Силы много, а ума мало, подвигов захотелось. Мне это не понравилось. Я в лесу покой люблю, тихого не  обижу. Вот, на свою беду, и свистнул посвистом разбойничьим, богатыря попугал.

 Вороны и белки с деревьев посыпались, дубы до земли склонились, а  он, бугаина здоровенный, на коне усидел. Кабы прочь  ускакал, всё бы путём было, а он на коне – ко мне. Кулачищем в харю двинул, нижние и верхние зубы выбил. А без них в разбойном деле – никак.

 Свистеть хочу, как бывало, а вместо свиста - шиплю по-змеиному. Вот и живу, ни Змей- Горыныч, ни Соловей- разбойник, сам сказал: Кикимора  лесная и болотная. Только она  в богачестве живёт, шалашик  замшелый в чистоте, огородик имеется, и меня, бывает, картошкой и моркошкой балует.

 Взял бы Кикимору в жёны,  пожил по-людски на старости лет, да не положено служивому на ханской службе жениться, сразу бессмертия  Аллах лишит. Может,  и лучше по-человечески жить,  на кой ляд то бессмертие,   как разумеешь?..
 Посидел, крошечки хлебные  с листа  – в рот.  Хорошо разбойнику после обеда сытного, ещё и Козьма  добрыми словами и вестями обрадовал: - Тебя, дед, как звать-то?

Долго думал дедок: - Прозвище у меня, « Свистун». А по имени, вспоминаю, матушка,  вроде, Мустафой звала, когда  малым дитём был.
Сидит дед, слёзы покатились по морщинам, пожалел себя разбойник, жалко и Козьме старика стало.

 При таких делах  никому не позавидуешь, а совет, отчего не дать:-  Женись, Мустафа,  не сумлевайся, давно твой хан умер,  даже могилы не найти, все его прокляли и забыли, а ты поживи, кончилось ханское иго и  твоё разбойничье житьё. Я вот тебе материнских сухариков оставлю, грызите с Кикиморой, только клянись, что больше  люд честной  пугать  не будете.

- Хоть басурманин я и нехристь, а совесть имею. Не  ханом же клятву держать, раз тот шайтан давно к предкам ушёл.  Да вот те крест, никого боле не напугаем, тихо заживём.
Отложил Козьма  сухариков материнских, что не кончаются, сколько ни грызи.   Был Мустафа раньше разбойником,  а теперь - старик, без  зубов, угла и пенсии, как все  служивые   русские люди.

Отнёс дед сухарики в дупло, высыпал  на щит  из горсти монеты древние золотые:         -Возьми, Козьма, за добро твоё и сухарики материнские. Богатствие в дороге и жизни пригодится. У меня этого добра полны закрома, без дела злато лежит при дороге, одни от него тревоги.

- Да ты, Мустафа, от жизни отстал, совсем одичал. Деньги городские разбойники, или слуги царские отберут, в темницу до спокончания жизни запрячут, а то и вовсе голову оторвут. Сам в руки монеты  не возьму,   они в голову западут, или к рукам прильнут – не оторвёшь, никому ещё даровые деньги добра не приносили. Злато ныне в большой цене, а жизнь человеческая ничего не стоит. Ты всё богатства подальше схорони, я на обратном пути скажу, что с ними делать.
 
И пошёл Козьма, - в кармане ни гроша,  с котомкой заплатной и клюкой горбатой в град стольный, долго его дед взглядом провожал. Впервой  человек добрый разбойнику попался. Сам в разбое жил, его тоже поколотить норовили. Эх, жизнь, в портянку её!

Вот и град стольный, в церквях малиновый звон колокольный! Народу там больше, чем у нас на ярмарке в день престольный. Всё шумит праздный люд, чудесится, с жиру, знать, бесится, кулаки дворцу кажет. Какую-то свободу требует, демократию вспоминает. Не знали в деревне их дальней таких имён бабьих.

 У них в деревне всё Нюрки, да Шурки, других имён не бывает.   А эти ещё те, видать, бабёнки, раз столько мужиков их вспоминает.
Делать-то городским нечего.  Ни огородика, ни скотины в хозяйстве, так хоть подраться, да потолкаться.

 Спокойно стоял мужик, не дрался, на порядки городские удивлялся, знать, пырнул  его рогами под бок бес,  он   тоже в толпу полез. Большая была толпа, околотила Козьме  бока, а он околотил все кулаки и локти, а кабы  околотили   уши, тогда бы матушку лучше слушал. Да чего уж теперь, колотили - терпел.

Чудны городские  порядки, Козьме  в них ничего не понятно. Мужики поорали, палки и железяки  достали, на одной стороне дороги «левые», на другой «правые», а ему-то куда – не знает, да чтоб вы все вместе пропали!  Смекнул Козьма, что накостыляют ему слева и справа, раз он в нетралах.

Вспомнил, что дед-всевед посоветовал «стой, не качайся, иди, не спотыкайся», а как не спотыкаться, если по шее крепко дали? Споткнулся, ясно, и качнулся, хорошо, на ногах устоял, кому- то нечаянно  в глаз дал. Хоть в голове звоны, а  про клюку дедову  вспомнил: - Эй, клюка дедова горбатая, покарай виноватого!

Хорошо клюка  правых и левых охаживала и оглаживала, только визг стоял, вскоре правые и левые разбежались, один  Козьма средь улицы остался. Выскочил взвод из дворца,  чёрных с лица «негры, или демоны» - решил Козьма, перекрестился с перепуга. В руках у демонов палки с полено, или поболе.  Походили, потопали  демоны. Зачем их главный беспокоил, коль на улице всё спокойно?  Постояли, палками помахали, Козьму,  схватили, в подвал на ночлег определили, больше зачинщиков беспорядков не улице не нашлось.

Храпит Козьма в подвале на холодном полу, спасибо добрым царским слугам, что  ночлег предоставили, на улице не  оставили. Непонятны дела  столичные. Надо уходить, зачем ему царь при таких порядках, пусть у него от них голова и болит. И точно, разболелась у царя голова, не иначе – мужик наколдовал, деревенские  мастера на колдовство.

 А когда у царя болит голова - у служивых её может на плечах не оказаться. Хоть царь с похмела, и болит у него голова, но про беспорядки у дворца слыхал. Доложили, что мужик простой, с заплатной сумой, бунтовщиков разогнал клюкой простой. Хотели суму отнять, да побоялись.

 Так всё царю  и рассказали, что ноне, в подвале с удобствами мужик отдыхает, никто ему не мешает. Накормили Козьму, кофий  с булкой устроили, успокоили: - Царь-батюшка ищет молодца, неприметного с лица, что вчера клюкой управлял, смутьянов от дворца отогнал. Поговорить  с тобой хочет.
 
Не оробел Козьма, на случай всякий при нём сума,  неказиста сума, с  заплатами, а в ней  сухарики и дедова клюка горбатая.  Авось, пройдём, не пропадём. Чего бояться-то, когда клюка под рукой?Царь мокрую тряпицу ко лбу прикладывает, спрос ведёт:
 - С  каких краёв, кто таков?  Отчего весел?
- Иду с деревни из-за леса.  Оттого и весел, что лапоть не тесен.

- А сколько тебе лет?
- По-моему, тридцать шесть.
- Чем занимаешься?
– А ничем, сошник я, сделал бы что, да почто? Мне и так весело и хорошо: Лёг- свернулся, встал – встряхнулся.

- А почто весело - то? – не понимает царь
- Да место у нас такое, весёлое. Мы – люди бедные, у нас ворота медные, а вы люди печальные, у вас ворота мочальные.
- Весёлый ты парень,  и место весёлое у вас. А тут не до веселья, голова гудит с похмелья.

- Рассолу огуречного выпей, пройдёт.
- Пил, не проходит.
- Есть ещё верный метод старинный » коли болит голова – остричь до гола, посыпать ежиным пухом и ударить обухом».

От наглости такой царь чуть с трона  не упал, затрясло его, залихорадило.Министр царский - в крик: - Ах ты, сошник лапотный, как посмел насмешки строить?  Неужто, не видишь, что с царём разговариваешь? Эй, стража! В наручники его, на конюшню! Суму отобрать, сильно не бить, а изрядно кнутом вразумить!

Подбежали к Козьме  три молодца, одинаковы с лица, лица-то черны, вместо глаз – щелочки во весь лоб. И откуда царь таких  уродов нагрёб? Потрогал мужик  суму, слова сказал заветные. Что тут началось! Выскочила из сумы клюка,  начала царя и министров охаживать и оглаживать, всем досталось, мало не показалось.

Царь и министры из дворца – клюка не отстаёт. Вскочили они в карету самоходную, помчалась карета подальше от дворца. Там, в карете той, на случай такой, карта лежала, путь-дорогу казала. Заехала карета  в лес, разбойный дремучий, завязла. Дальше-то куда ехать? Вышла старушонка нищая из леса, спрос устроила, кто де таки?

  А как министры старушонке рассказали, что за гости важные  в лес пожаловали, она радёхонька, довольнёхонька: - Давненько с дедом на дорогу поглядаем,  важных гостей ожидаем. Уж я вас напою-накормлю, в место надёжное провожу, с устатку  мягко спать уложу, долго спать будете!

Повела Кикимора болотная царя с министрами верными через болото топкое, никто с той поры про царя не слыхал, министров не видал, а куда они делись – это у Кикиморы можно  узнать, только никто не спрашивает. Кикимора-то с дедом при болоте живёт, сухари грызёт.
 
Учится народ без царя, своим умом жить, совет мудрецов страной правит, звали туда и Козьму, да у него корова не доена, овцы не поены – своих дел полно.Возвертался он в деревню дорогой знакомой, да нигде дуба старого не нашёл.  Нет никакого дуба, на опушке леса среди  озера камыши качаются, рыба чешуёй блестит.

 Ничего удивительного  -  в сказке всё бывает, даже град целый в озере исчезает, а тут всего-то дива - дуб пропал с златом- серебром. Неча его искать, на дармовое зариться, одни беды от него.