Повышение цен в нашей служебной столовой начальство объяснило новым сервисом. Специально подобранные девчушки убирали со столов остатки пищи, наводили чистоту. Разряженные в униформу – в голубом переднике с белыми оборочками, они неслышно, с напряженными от усердия личиками сновали между столами. Видимо, им запрещалось говорить с посетителями и даже улыбаться. Такой новоявленный менеджмент!
Я обратил внимание, что самые усердные из этих девочек, заметив, что кто-то завершал трапезу, останавливались чуть поодаль и переминались с ноги на ногу. У меня была привычка, как поем, должен посидеть, поговорить, если с кем делил застолье. Но как это делать, если чувствуешь, что девочка-подросток маячит и ждёт, когда ты прекратишь «точить лясы». Как-то я подозвал одну из них, посмотрел на неё в упор и сказал громко, что она «голубоглазенькая». Девочка покраснела. Позже, бывало, как увидит меня, слегка улыбнется и глаза отведёт.
После повышения цен мой коллега Симон перестал заходить в столовую. В ответ на предложение отобедать там он впадал в обличительный пафос:
- Я должен сильно поиздержаться для того, чтобы потом испытать облегчение, узнав, что твои объедки уберёт некое ангелоподобное существо! Вот тебе и весь «севриз»!
Была у него такая манера – слова коверкать, когда ёрничал. Таким образом он пародировал свою тёщу – малограмотную особу.
В перерыв Симон стал спускаться к станции метро, где в ларьке покупал два пончика, один пирожок с мясом и бутылочку «Фанты». Потом через подземный переход он направлялся в сквер, где, разместившись у фонтана, обедал. В этот момент на него нисходило умиротворение. После трапезы Симон тщательно мыл руки и губы у колонки с водой, вытирал их салфеткой, клал салфетку и порожнюю бутылку в целлофановый пакетик и выбрасывал его в урну.
Но одно обстоятельство нарушило заведенный Симоном порядок...
В тот день в подземном переходе он притормозил - обратил внимание на уличного музыканта. Маленького роста, сухощавый мужчина (очевидно русский) играл на гитаре и пел. Обычных размеров инструмент казался непомерно большим в его руках. Надрывисто тонкий голос достигал высоких нот. В этот момент жилы на его тощей шее очень набухали, а певец как бы вздыбливался, вставая на носочки. Но когда казалось, что лопнут от натуги связки и голос сорвётся, певец плавно переходил на более низкий регистр и принимал более устойчивую позу. Симон мало разбирался в музыке. Его больше забавляло то, как «трудился» гитарист. Наблюдая уличного музыканта, Симон стоял в сторонке и старался не попасть тому на глаза. У ног исполнителя лежала деревянная коробочка. Платить за «концерт» не входило в намерения моего приятеля.
Наслушавшись, вернее насмотревшись на певца, Симон не заметил, как машинально умял пирожки.
С той поры мой приятель завёл за правило – свой обед он стал совмещать с последующим бесплатным прослушиванием эстрадных песен в подземном переходе. Его удивляло разнообразие репертуара исполнителя. Тот пел на трёх языках – русском, грузинском и английском.
Но однажды, спустившись в подземку, Симон услышал тренькание гитары и гнусавый голос некоего юнца. Знакомый музыкант стоял в сторонке. Вся его фигурка изображала покорное ожидание. Мой приятель возвращался обратно - юнец по-прежнему что-то блеял, а тот русский мужчина терпеливо ждал. Несколько озадаченный, Симон, не останавливаясь, проследовал на службу.
Через некоторое время музыкант совсем пропал. Сервису нашей столовой Симон по-прежнему предпочитал пикник в сквере у фонтана. О "концертах" в подземном переходе он стал забывать.
Прошло время и мой коллега встретил музыканта на вокзальной площади, но в совершенно новой ипостаси. Разинув рот, мой коллега наблюдал, как из автобуса санитарной службы города высыпали дворники с метлами - все в оранжевой униформе, кепках и с фирменными значками. Среди них выделялся старый знакомый моего приятеля. Маленького роста мужчина был аккуратно выбрит и пострижен, одежда отутюжена, обувь блестела. Он проявлял энтузиазм, в какой-то момент погнавшись за обрывком газеты, который подхватил ветерок. Других дворников такое рвение их товарища только позабавило. Они ухмылялись. В отличие от него все они были небриты и неопрятны, фирменная униформа явно была не первой свежести.
И вот через неделю мой не очень эмоциональный приятель чуть не изошёл от прилива благостных чувств. Причиной стал тот самый музыкант-дворник. На маршрутном такси по делам службы Симон поднимался на Лоткинскую гору – в дальний район города. Шофёр включил магнитофон. Песня, заполнившая салон, была специфическая - тбилисский простонародный фольклор. Его обычно исполняют в дешёвых ресторанах, где собирается не столь взыскательная по части культурных запросов публика. Симон вдруг оживился, заёрзал на сидении. Он узнал голос своего старого знакомого – надрывный тенорок с мало заметным русским акцентом выводил восточные рулады. «Неужели! Какой молодец, нашёл –таки применение своим талантам!» - внутренне ликовал Симон.
Как-то я буквально силой заставил Симона спуститься со мной в столовую. На десерт мне хотелось поведать ему одну историю. Пока мы ели, он сидел напряженный и вроде как с опаской следил за девочками. Они, как обычно, лёгкими тенями передвигались по залу.
- Ты, конечно, помнишь Геру, нашего однокурсника? – обратился я к собеседнику и после его утвердительного кивка головой продолжил:
- Вчера на улице случайно встретил его мать. Женщина выглядела совершенно несчастной. Она рассказала, что Гера потерял работу. Бедняга не выдержал и у него произошёл психический срыв. Он стал пропадать из дому. Причём с гитарой. На конечной станции метро в тёмном углу его застал родственник. Совершенно отрешенный Гера стоял и бренчал нечто на гитаре, не замечая, что стоит по щиколотку в луже, что никто не обращает на него внимание. Как помню, он не умел играть на гитаре. При помощи милиции его еле удалось привезти домой. Он ещё гитарой отбивался как булавой. Симон сокрушенно кивал, когда слушал меня. Потом он рассказал о музыканте из подземного перехода...
С некоторых пор, после этой беседы я замечаю за собой, что присматриваюсь к уличным музыкантам.
Вчера вечером, выходя из гастронома, я увидел одного из них - малого роста мужчину с гитарой, по внешности русского. Он пел тенорком. Бедняга становился на носки, когда брал высокие ноты. Певец выглядел усталым, посеревшим, голос осип. Его небритое лицо было унылым. После того, как музыкант глянул в «копилку», оно обезобразилось от отчаяния. Видимо, коробочка была пуста. Певец разразился воплем. «Говно! Говно!!» - кричал он. Сидящие поблизости торговки семечками заулыбались жалостливо. Одна другой сказала:
- Каждый раз после неудачного дня он вопит. Не матерится! Только, кого он так называет?
Я подумал, неужели это знакомый Симона. Даже хотел было порасспросить о музыканте у торговок. Как я заметил, они ему благоволили и не случайно. Мне довелось стать свидетелем сценки...
Гитарист был в сильном подпитии, качался в разные стороны. Видимо, после "рабочего дня" возвращался из питейного заведения. Без гитары. Вопреки обыкновению, он не пел, а насвистывал мелодию. На тротуаре у деревянной ограды недалеко от гастронома, уткнувшись в неё, лежала убогая нищенка. Низким голосом она изображала пение. Музыкант картинно-весело подбежал и склонился над ней, бросил в её коробочку деньги. Та только заулыбалась, что, вероятно, делала редко. Торговки семечками участливо стали обмениваться взглядами.