Талантливы и гениальны все. Можно вслед за У.-С.Моэмом со всей ответственностью утверждать: “Гений – это нормальный человек. Все остальное – отклонение от нормы”. Однако утверждать это в подобной форме – это все равно, что о только что родившемся ребенке утверждать, что он человек. Человек не рождается, но становится. В этом Л.Фейербах абсолютно прав. Однако с гением (талантом) дело обстоит несравненно сложнее. Творчество (а гений, талант, одаренность и есть, на наш взгляд, различная мера его персонифицированного выражения) – было, есть и будет всегда. Вопрос в другом: в какой мере творчеством на уровне существования обретена форма практической всеобщности?
“Ищите таланты” – это буржуазный лозунг. Такое “социальное собирательство” свидетельствует лишь об одном: к гению (сиречь к творчеству) относятся как к чуду, чему-то “столь же редкому, сколь и прекрасному”, как в свое время заметил Б.Спиноза. И, пожалуй, так оно и есть – чудо. Когда марксизм-ленинизм провозглашает в качестве главного императива коммунизма “производство самого человека”, объявляет его, человека принципом (не приходится особенно настаивать на том, что провозглашает и объявляет не произвольно: это учение и есть духовный аналог исторической необходимости, и есть самое эта историческая необходимость, переведенная на язык разума, на язык науки), то это, в сущности, не означает ничего другого кроме требования выделывания, выработки (в т.ч. и воспитания, разумеется) обществом из каждого вступающего в жизнь индивида творца, то есть гения, то есть нормального человека. Разумеется, нормального человека может производить только нормальное же общество (равно, как и нормальное общество способен воспроизводить только нормальный человек). Нормальное общество – это то, что имел в виду К.Маркс, когда вел речь об “истинной ассоциации”, “истинной коллективности”, “коммунистической общественности”, “органической общности людей”...
И хотя социализм есть “незрелый коммунизм”, есть переходная форма: уже не предыстория, но еще не история в форме практической всеобщности (а общеизвестно, сколь сложна как для научного постижения, так и для практического осуществления именно переходная форма), уже сегодня нельзя не считаться, нельзя мириться с положением, когда при наличии поля приложения и развития тех или иных человеческих задатков, дарований и способностей; при наличии социальной потребности в подобном воплощении творчества и, наконец, при наличии такого человека (творца) они могут не встретиться. При этом следует принимать в расчет не только те прямые и непосредственные потери, которые неизбежно несет социалистическое общество в случае своевременной невостребованности, недобора, растраты, а порой и прямого затаптывания творчества, тот социокультурный вакуум, который непременно образуется в случае невыбора и неосуществления человеком себя, те невосполнимые уже никем и никогда впредь потери, которые несет при этом общечеловеческая культура. Необходимо принимать в расчет и те, разрывающие душу и интеллект индивида муки и коллизии, которые чреваты и нередко на практике оборачиваются для общества неисчислимыми бедствиями в виде уже голого, зряшного негативизма во всех формах его проявления. Нет и быть не может при социализме (о коммунизме и говорить не приходится) преступления по отношению к этому строю, которое по своей социальной опасности может сравниться с растратой, недобором творчества, со своевременной общественной невостребованностью его. С чем бы в каждом единичном случае мы не имели дело: с новатором, превращенным бюрократами в мытаря (вспомним, что у нас творится только в такой локальной области творчества как таковое научно-техническое) и кончая художественным, социальным, научным, педагогическим творчеством. Особенно педагогическим, где результат творчества человек-творец! Или, в случае нетворческой педагогики (читай: антипедагогики) – социальный инвалид. Ведь это же ясно, что на одном полюсе затратная экономика именно потому, что на другом полюсе явлений и процессов, которые принято называть аномалиями социализма – растратная педагогика. Педагогика, транжирящая, растрачивающая миллионы потенциальных творцов, так никогда и не актуализирующих свою уникальность, неповторимость и оригинальность. Свою самость. Ведь творчество можно сформировать, воспитать только творчеством же.
Когда каждый действительный человек становится целью (полагается в качестве принципа, говоря словами К.Маркса), то есть когда в действительности обеспечиваются все действительные условия, средства и предпосылки для самоосуществления его в качестве субъекта истории, в качестве целостной личности или, что то же самое – в качестве творца; когда творчество становится сознательно социально-детерминируемым, планируемым, на основе коммунистической рациональности осуществляемым и, в известном смысле – телеологическим процессом, тогда исключением из правила (закона) становится такое положение, что не все – гении и таланты, то есть нормальные люди. Творчество как способ бытия человека и общества в их коммунистической форме может быть определено также как способ бытия человека и общества, совпадающих со своей сущностью.
Творчество, как и деятельность, является формообразующим процессом, процессом созидания неприродных форм самой природы – культурных форм. Однако в отличие от деятельности (с которой у творчества много общего и прежде всего – генетически) творчество в форме практической всеобщности есть созидание и освоение культурной культуры , предполагает существование разума “в разумной форме” (К.Маркс), а посему теоретически представимо в виде перманентно осуществляющегося диалектического противоречия, двуедиными моментами которого выступают творчество свободы и свобода творчества, ибо теоретическая констатация “творчество есть наиболее развитая форма развития” (а именно таково наше, засвидетельствованное в прежних научных публикациях понимание творчества. – Авт.) означает лишь то, что это есть развитие в форме свободы, беспредельность и неисчерпаемость которой обусловлены беспредельностью и неисчерпаемостью объективной диалектики. Именно в силу этой неисчерпаемости творчество можно считать исчерпывающим основанием бытия истинного общества и истинного человека.
Недеформированный социализм – это не только строй, способный дать (накормить, обеспечить, защитить). Недеформированный социализм – это в такой же мере и строй, способный взять (востребовать, получить). Полноценный человек в этом (полноценном) обществе – это не просто человек, которому “по труду”. Это в такой же мере человек, способный адекватно отдавать и отдающий “по способностям”. Отдавать то, что только он может, способен и желает отдавать. Он и никто более. И тогда станет ясно, что человек незаменим. Что он не унифицируем и не униформируем. Что он не винтик, не рабочая сила, не трудовые ресурсы, не “простой человек” (покажите “сложного”) и т.п. Но просто человек, но творец, то есть такой человек, который действительно и по праву может быть определен теорией (и, при необходимых предпосылках – практически) как самоцельный человек, как субъект истории, как высшая ее ценность и сувереннейшая единица бытия.
Но, чтобы быть в состоянии отдать, необходимо создать условия, при которых общество было бы в состоянии взять, своевременно востребовать его (человека-творца) уникальность, его самость. То есть, само общество должно быть (последовательно стремиться к этому) обществом творческим, должно быть обществом коммунистическим. Мы склонны считать, что именно мера невостребованности творчества во всех его видах и формах как раз и равна мере тех социальных деформаций и аномалий, которые неминуемо претерпевает при этом строй реального социализма, равна мере рассогласованности между социализмом “по идее”, социализмом научным и тем, что осуществлено практически. Именно образование такой рассогласованности детерминирует вынужденность тех радикальных мер, комплекс которых и обозначается понятием “обновление”, понятием “перестройка”. Но необходимо, жизненно важно при этом не забывать, что это именно обновление и перестройка социализма, иначе есть опасность наполнения этих понятий содержанием, далеким, а порою и противоположным тому, которое предполагалось при их введении в обиход. Заметим попутно, что в современном политическом лексиконе весьма уместным был бы и понятийный блок “экология творчества”, ибо если сегодня и есть необходимость что-то спасать в первую очередь, так это, вне всякого сомнения – именно творчество. Сегодня творчество – важнейший, мы бы сказали, единственный ресурс обновления. Именно устранение всего, что мешает творчеству, составляет сущность и пафос перестройки, именно всемерное развитие творчества составляет сущность и пафос обновления. Так можно сегодня обозначить главные философские императивы социализма.
Лишь с высоты понимания творчества как наиболее развитой формы развития, как коммунистического типа социальной формы развития материи, творчества как сущности и истины деятельности, общество и человек постижимы и разрешимы как философская проблема. Точно так же, как открытие и последующая материалистическая интерпретация закона взаимного проникновения противоположностей позволили постичь развитие со стороны его источника как саморазвитие , так и понимание сущности социальной формы развития материи – деятельности – лишь тогда становится фактом научной теории, когда понимается как самодеятельность. В деятельности человек определяется извне, в самодеятельности он самоопределяется. Теоретическим (философским) отражением такой ситуации соответственно выступают: взгляд на человека как на страдательное, воспринимающее воздействие извне существо, как на голое средство и взгляд на него как на самоцельного человека.
Говоря о притягательной силе творчества, о наслаждении творчеством, счастье творчества и т.п., не всегда задумываются над тем, что кроме, так сказать, экзотерического слоя значений подобных констатаций есть слой глубинный, сущностный, обнаружение которого детерминировано, с одной стороны, “готовностью предмета” (Гегель), т.е. мерой практически ставшего творчества, а с другой – глубиной уже ставшей, теоретически оформившейся философской рефлексии по поводу этого феномена. Чем основательнее такая мера, тем более содержательны и конкретны выражения “притягательная сила творчества”, “наслаждение творчеством”, “счастье творчества”. Безусловна историчность этих чувств и безусловно их полное соответствие историчности самого творчества. Видимо, целостность жизнепроявлений человека-творца индуцирует и чувство полноты, целостности и осмысленности его бытия, снимая в себе все более частные определения наслаждения и счастья. Творчество как адекватная человеческой сущности форма ее осуществления не нуждается в суррогатах, имитаторах чувства наслаждения, удовольствия и счастья – праздности, перманентном ничегонеделании, обладании исключительно вещными формами богатства, наркотическом, религиозном или ином опьянении и т.п. Само творчество, само бытие индивида как самодеятельное бытие есть наиболее действенное, радикальное, да, по существу, и единственное противоядие против этих заменителей, исторически возникающих и воспроизводящихся как реакция на недобор, дефицит или полное отсутствие творчества и творческого в человеке.
В сущности, сердцевина той огромной работы, которая определяется как процесс обновления социализма, состоит в сохранении и неуклонном приумножении творчества и творческого в человеке, людях и обществе в целом, идет ли речь о неукоснительном следовании требованиям разума (диалектики), о новаторстве в производственных делах или о развитии социалистической демократии, о всемерной поддержке людей инициативных небезразличных, ищущих или о непримиримой и бескомпромиссной борьбе со всем, что мешает сегодня в полной мере развиваться тому самому “живому творчеству масс”, которое В.И.Ленин называл “основным фактором новой общественности”.
В условиях, когда начинает складываться практическая всеобщность творчества, происходит интересная метаморфоза и с точкой зрения на профессиональную деятельность как таковую, которая существенно (и выгодно) отличается от деятельности любительской. Вопрос: профессионал или любитель решался и решается в литературе, в искусстве (и сплошь – во мнении) однозначно. Под профессионализмом подразумевается основательное знание и понимание своего дела и практическая в нем состоятельность, наличие соответствующей специальной подготовки, образования, устойчивых навыков, опыта, компетентность и т.п. Под любительством, как правило – деятельность аматорская, отдающая дилетантизмом, носящая спорадический, случайный характер, деятельность с трудно предсказуемыми положительными результатами и так далее. Однако, думается нам, с такой точкой зрения рано или поздно придется распрощаться. Творчество, самодеятельность предполагает исключительно любителя. Разумеется, любителя не в смысле вышеприведенном понимаемого, но как человека, снявшего в результате отрицания отрицания и первичную притягательность избранного поприща (имманентность выбора – условие непременное), и опосредующую этот первичный выбор себя по призванию профессиональную подготовку (образование), и, в конечном счете, не утратившего, но лишь развившего и укрепившего (укрепляющего) свою любовь, свое глубокое небезразличие к тому делу, которому посвятил себя. Любовь никогда не санкционирует не твое дело, выбранное случайно, неудачно, наспех, по внешнему побуждению, либо даже – по принуждению, а то и вовсе не предполагавшее ситуацию возможности выбора и уже только поэтому неспособное обеспечить целостное (здесь – в смысле: человек цель, но не средство) в нем и к нему отношение человека. Именно поэтому для творца нет наказания тяжелее и горше, страдания мучительнее, ситуации драматичнее и трагичнее, чем отлучение его от своего дела, от творчества.
Согласно духу (и букве) марксизма-ленинизма, богатый человек в условиях истории (коммунизма) – это человек, адекватно удовлетворяющий свою главную потребность, потребность в творчестве (на базе, разумеется, соответствующей предметной, вещной основы). Если упускать это из виду (в теории и практике), то в реальной жизни от вещи к “вещизму” – только один шаг. Проблема потребностей вообще и разумных потребностей ближайшим образом не случайно становится в последнее время объектом все более пристального внимания философии. Разумные потребности – это, прежде всего, основанные на коммунистической рациональности и неуклонно нарастающие потребности (и, соответственно им формируемые и развиваемые способности, разумеется) в сознательном, целостном и свободном самоосуществлении, в творчестве. А уродливая, гипертрофированная, становящаяся либо уже ставшая самоцелью потребность в вещах – это, повторяем, кроме прочего (а может и в первую очередь) есть реакция на неудовлетворенную главную и основную человеческую потребность. Сущность подобной деформации состоит в том, что имеет место грубо-чувственное, по существу – чисто физиологическое потребление, не сопровождающееся адекватным распредмечиванием и опредмечиванием (практическим, теоретическим, нравственным и художественным), потребление, вернее потребительство, не предполагающее и не формирующее соответствующий уровень культуры, соответствующее качество культуры человека. О каком качестве культуры идет речь? Изложим коротко наше понимание вопроса.
Деятельность является той генетически непосредственной основой, из которой вырастает творчество. Если деятельность есть способ производства общественности, то творчество – способ производства коммунистической общественности, способ производства полностью обобществившегося, или, что то же самое, непосредственно общественного человека. И, наконец, если деятельности достаточно для производства культуры, т.е. для перевода естественных взаимодействий в искусственные (в общественные отношения), то для производства истинной культуры, “культурной культуры”, необходимо творчество.
Культура, вызываемая к жизни деятельностью, синкретична: в ней и элементы истинной культуры (в той мере, в которой сложились в деятельности элементы творчества), и субкультура, и антикультура, и суррогаты культуры, и псевдокультура – превращенные ее формы. Культура же, порождаемая творчеством содержит в себе все определения, все богатство социальной действительности в коммунистическом измерении последней. Практическая всеобщность этой культуры складывается по мере того, как на базе предыстории складывается практическая всеобщность творчества. И в этом плане категории “культура”, “творчество”, “история”, “коммунизм” являются однопорядковыми. Способ бытия каждого человека может и должен обладать одновременно (в каждом его акте) практическим, научным, высоконравственным и художественным характером, быть исполненным высокого гуманистического смысла и социально-творческого содержания. Только в таком случае человеческая деятельность обнаруживает себя в качестве человеческого творчества, человек – в качестве творца. Только это есть основание для вывода: польза, истина, добро и красота – однопорядковые характеристики и целостной деятельности (творчества), и целостного человека (творца), и целостного социума (коммунистического общества).
Уже на самых ранних ступенях социализации, понимаемой как процесс индивидуализации общественного и обобществления индивидуального, начинает в массе прямых и косвенных признаков проявляться то, что позже можно будет по праву назвать призванием вступающего в жизь человека. Уже на этих, и в первую очередь на этих, сравнительно ранних этапах социализации личности необходима тщательная и бережная, высококвалифицированная и чрезвычайно тонкая и деликатная работа (творческая педагогика) по формированию и развитию способностей ребенка и молодого человека, принимающая в расчет как социальную потребность в том или ином роде (виде) творчества, так, безусловно, и то, что психологическая наука определяет как природные задатки и дарования.
Человек является такой единичностью, которая в состоянии воспринять всеобщность актуально существующих форм культуры, вызванных к жизни и освоенных коллективным субъектом, воспринять в такой мере, которая позволяет ему осуществить сознательный выбор сферы своего творческого самоосуществления, выбор себя. И адекватной социальной формой, способной гарантировать такое самоосуществление человека может быть лишь коммунизм как “действительный гуманизм” (К.Маркс).
Строй, сознательно берущий на себя в качестве основной заботу о том, чтобы было кому выбирать, было что выбирать, было для чего выбирать и чтобы этот выбор состоялся.
(Архив 1991 года)