одна десятая миллиграмма смерти

Мастерская Аст
Действующие лица:

Джонни-Джо - рубаха-парень.
Георгий - преуспевающий бизнесмен.
Виолетта - жена Георгия.
Лёлька - подруга Виолетты.
Анна - сестра Виолетты.
Александр - молодой человек Лёльки.

Сцена 1.
Прибрежная полоса. Александр, Лёлька и Джонни-Джо идут к морю.

Лёлька: Везет же некоторым! Виолке всегда везло. Такого мужика отхватила бесплатно! Эх, ну почему ты не олигарх, Сашка?

Александр: Неинтересно. Всё, не приставай с глупостями.

Джонни-Джо: Эх, ребята! Хорош собачиться, вы только гляньте, какое море! И яхта! Йодом пахнет и креветками, ммм! Я купаться, кто со мной?

Появляются Георгий и Анна.
Анна: Поднимайтесь скорее! Георгий, только скажи нашим гостям, чтобы было чисто. Музыку громко не включайте, у меня голова с утра раскалывается.

Георгий: Хорошо, хорошо. (в сторону) Как мне все надоело… Скорее бы на работу.

Появляется Виолетта в очках со стразами.
Лёлька: Вау! Виолетта! Это у тебя «Шанель»?

Виолетта:  Ну что ты, это «Шопард», но мне как-то не очень. Жорж больше любит «Гуччи».

Джонни-Джо: Жорж – это Гошка, что ли?

Виолетта: Да, но для меня он мой сладенький Жоржик! А это что, твой? (кивает на Александра). А бывший где, уже в бегах? Шучу. Я пойду переодеваться, ну и вы тоже можете. Через десять минут на верхней палубе!(уходит)

Джонни-Джо: Фу ты, пустышка пластмассовая. Лёлище, раз уж они все такие милые люди, у нас выход один: нажраться. Всех – спать, а самим с яхты нырять до утра.

Сцена 2.
Лёлька и Виолетта за столиком. Лёлька вскакивает.

Лёлька: Виол, ты чего?

Трясёт ее. Виолетта покачивается и падает с шезлонга.
Лёлька: Мамочки! Господи, что с ней? Эй, кто-нибудь!.. У нее пена изо рта! Помогите! Темно перед глазами, меня сейчас вырвет…

Анна, подбегая:  Что происходит?

Появляются Александр, Джонни-Джо, Георгий, подхватывают Виолетту.

Джонни-Джо: Твою мать! Сука, держи ее… вот так…

Александр: Да расстегни тут, быстрее… пульса нет… да оставь ты пуговицы, мудак, рви скорее…

Георгий: Виолочка, девочка моя, что с тобой, родная… да как же так, сделайте что-нибудь!

Александр: Всё. Без толку. Она мертва.

Лёлька:  Господи! Она мертвая, да? Почему? За что? (плачет)

Анна:  О, Господи… Ох, дышать тяжело, задыхаюсь…

Джонни-Джо: Твою мать! Твою мать!

Швыряет стакан о борт яхты.


Сцена 3.

Каюта. 10 минут спустя. Джонни-Джо и Лёлька.
Джонни-Джо: Что вы пили?

Лёлька: Коньяк, совсем чуть-чуть.

Джонни-Джо: Из этой бутылки?

Лёлька: Да, получается, что это что-то с коньяком?

Джонни-Джо: Да. Александр сказал, что яд подмешали.

Лёлька:  Я этого не делала!

Джонни-Джо:  Лёлька, присядь на минутку. Все факты против тебя. Вы пили коньяк с Виолой вдвоем, и подмешать яд ей в рюмку могла только ты.

Лёлька: Бред! Пусти меня! Я не хочу!

Джонни-Джо: Я все знаю. Я догадался, почему ты это сделала. Ты, хоть и подруга, ведь ей завидовала? Видеть не могла ее, чуть ли не зубами скрежетала. И ненавидела ее люто.

Молчание.
Лёлька:  Ненавидела, ну и что? Она, зайчик мой, всего лишь сломала мне жизнь! Я бы отравила ее при первой возможности, если бы это хоть что-то изменило. Я тебе расскажу, но только потому, что устала держать все это в себе. Мы с Виолой знакомы со школы. Я маленькая была и глупая, она старше. Я к ней прибилась, как дворняжка с голодухи прибилась бы к первому встречному, который ее поманит. А она всегда манила, да еще как: самоуверенная, все отвергающая. Я спорила с ней до хрипоты, до слез, а она никогда не повышала голос. Просто кинет пару фраз, а мне и сказать нечего. И все время так снисходительно посматривала сверху, и улыбалась уголками рта. Мне тогда хотелось завизжать, схватить ее и бить об стену, пока сил хватит.
Если я зачитывалась книгой, она советовала выбросить ее. Если восхищалась человеком – она кривилась от жалости ко мне, дурочке. Она все постепенно обесценила: моих друзей, мои мечты, но сама ничего не предлагала взамен. Я подсела на нее как на наркотик – отказалась от всего, что мне было дорого, потому что мне было стыдно, чудовищно стыдно своих слабостей перед этим супер-человеком. Я стыдилась любить, плакать и страдать – всего то, что делает из каменного идола живого человека. Я старалась изо всех сил и лепила, лепила из себя идола по ее лекалу! Я отдала ей все, что у меня было, но оказалось, что ей это было не нужно. Я осталась лежать как пустая банка на дороге, через которую она перешагнула и пошла дальше. Винить некого: я сама распродала себя на дешевом аукционе. Даже через много лет я не могу избавиться от Виолиного яда, каждая моя мысль уже насквозь пропитаны горечью, а перед глазами стоит ее снисходительная, ледяная улыбка. Какой смысл был ее травить? Она первая отравила меня. Но никто, представь себе, тогда не забегал и не запричитал. Не убивала я ее. И в милиции, и перед Господом Богом могу поклясться.

Джонни-Джо: Я даже не подозревал... Не мог представить… Не надо клясться. Прости, Лёль.

Лёлька: Я знаю, у Гоши в личных вещах есть фотографии, где Виолетта развлекается с какими-то мужиками. Она сама мне об этом сказала, да еще хвасталась, что он ей все прощает. Ревность - чем тебе не мотив для убийства? Гоша озверел и подсыпал ей какое-нибудь лекарство, а она запила его коньяком. Всем известно, что это верная смерть.

Джонни-Джо: Гоша? Озверел? Да ты на него посмотри. Манная каша в целлофане.

Лёлька:  Которая миллионы зарабатывает, кстати. Откуда ты знаешь, что у него на уме? Тихоня с женой стервозой, владеющий собственной яхтой? Чтобы такие деньги зарабатывать, нужен ум и расчет.

Джонни-Джо:  Да, не складывается что-то. Нужно его допросить. Но как? Черта с два он расколется!

Лёлька: Ты ему про фотографии намекни. Надави как следует. Вот сердцем чую – это он.

Сцена 4.
Каюта 2. Джонни-Джо и Георгий. Джонни-Джо разглядывает снимки, Георгий нарезает круги по каюте.

Георгий: Дружище, я ведь любил ее. Жить без нее не мог. Пальцем не тронул ни разу.

Джонни-Джо:  Вот именно. Поэтому и отравил. Как там у классика? «Не доставайся ж ты никому!»

Георгий:  О, Господи!

Джонни-Джо: Хватит ныть. Колись, сука. Сам что-то ей подмешал и сам ждал спокойненько, когда она сама себя убьет? Так?

Георгий: Нет.

Джонни-Джо: А как?

Георгий:  Как же я устал от вас всех… Да ты хоть знаешь, какая она? Я ее когда в первый раз увидел, остолбенел. Красивая, аж дух захватывало. Рядом с ней у меня ноги подкашивались. Сначала смеялся над собой. У меня же все под контролем, я человек приличный  – что еще за глупости? Помню, как я ее поцеловал в первый раз. До сих пор трясет, как вспомню: жгучая любовь, жар какой-то безумный внутри. Я ни есть не мог, ни пить, ни спать.  Пил только воду.
Замуж она выскочила с радостью, но я видел ясно – не любит. Неделями со мной не разговаривала, а я сидел у ее кровати, гладил ее руку и все просил: поговори со мной, что я не так сделал? Плакал, как маленький, а она улыбалась. Знаешь, какая она была? Обольстительная гадина. В нее влюблялись все: женщины, мужчины, дети, животные... Помнишь, какие тем летом были грозы? Так вот я брал велосипед и в дождь ехал в лес, на озеро. Молнии во все небо, а меня трясет от любви и ужаса, как будто в водоворот затягивает. Падаешь в ледяную воду с разбегу, а не трезвеешь. Я чуть не помешался тогда. Потом фотографии эти… мерзость. Простил. Поехали с ней в круиз, две недели вместе. Разговаривали до утра и не могли наговориться. Вот сейчас вернулись в город, а она опять холодная. И опять тоска бетонная, глухая. Хотел застрелиться, но струсил, ее пожалел и мать. А вчера она призналась, что у нее с зимы роман с 17-летним мальчиком. И что «он ей надоел уже своей любовью». Этот мальчик мне пишет, что сходит без нее с ума... и я его утешаю... нам всем уже пора в больничку, как ты считаешь? Я чуть не умер, чуть с ума не сошел, но я бы никогда ее не убил. Потому что она - это самое лучшее, самое восхитительное, что было в моей жизни. Думал, пусть изменяет, пусть забирает всё, только пусть будет со мной. А теперь ее нет, и у меня ничего не осталось. Пустота, черная, глухая. Я больше никого… никогда… (закрывает лицо руками)

Сцена 5.
Те же на верней палубе.

Джонни – Джо: Круг сужается. Остались я, Анна и Александр. Как полезно иногда быть душой компании и все про всех знать.

Анна:  К чему это ты?

Джонни – Джо: Да я вспомнил, как ты мне о наследстве рассказывала. О родительской квартире, которую завещали твоей старшей сестре Виолетте. Помню, с какой досадой ты об этом говорила. Действительно, несправедливо. И муж состоятельный, и наследство родительское – все ей. А тебе ничего. Зависть и жажда справедливости – чем не мотив для убийства? Ну, что ты на это скажешь?

Анна: Что?! Убить сестру из-за квартиры? Чушь. Я в этом доме не была лет десять. Не могу там находиться. У нас отец там умер. Мне тогда было 15 лет. Знаешь, как это? Это когда пять лет ходишь мимо его кровати и прислушиваешься, дышит ли. Это когда ночью у него припадок, а утром тебя отправляют в школу, как обычно. Ты плачешь, а тебе говорят: ты ему ничем не поможешь. Ты. Ничем. Не. Поможешь. Поняла? Топай давай.
Та последняя весна была такая тихая, а он высох совсем и уже не срывал злобу на нас, был такой родной, как когда-то. Приготовил мне обед – я только с учебы вернулась. Знаешь, такая простая еда: яйца вареные и горошек. Мне так приятно было, «папа, ну ты даешь!» Обнять его хотелось, но неловко. А ночью он умер. У меня все тело кричало как ошпаренное кипятком, каждая клетка и еще миллион клеток внутри нее. Километры, клубки боли….
И среди всего этого ясная и радостная мысль: «Наконец-то!». Я обрадовалась, понимаешь? Я, сука, обрадовалась, что все это закончилось, что друзей теперь можно приводить! Когда эта мысль возникла, у меня все внутри обрушилось от самой себя. Как будто ветер завыл в доме, который только что был теплым и родным.
С тех пор я дома не была ни разу. Там кровать, на которой он умер. И там же в воздухе висит, навеки впечатанная в стены, моя мысль: «Наконец-то». Там мне всегда 15 лет. И не у кого просить прощения...

Сцена 6.
Те же, там же.
Лёлька:  Я не понимаю, Джонни, какого черта ты всех ходишь и допрашиваешь? В Шерлока Холмса поиграть решил? С какой стати, а? Очень удобно: пока все каются, на ус мотаешь, как отсюда смыться по-тихому? А, вот и ласты с аквалангом.

Джонни-Джо:  Я, вообще-то, дайвингом хотел… с яхты…

Анна: А это что за пузырек в аптечке? Может, яд?

Лёлька. Боже, если это и правда он…

Джонни-Джо: Ребят, вы чего? Вы что, серьезно? Да не убивал я ее!

Анна:  Ваня, я тебе не верю.

Джонни-Джо:  Да вы сговорились все! Ну да, мы не в очень хороших отношениях были…

Анна:  Здесь все с Виолой не в очень хороших отношениях. Так, рассказывай все без реверансов! 

Джонни-Джо:  Да мне рассказывать нечего. Мы раньше в одной группе играли, почти профессионально. Зато интриги были как в Большом Театре. Продюсер какой-то ее нашел, и забрал прямо из коллектива. Я сижу на своем дне рождения, арбуз жую, а мне Виолетта звонит и томно так сообщает: «я вами больше не работаю». Я сижу с арбузной коркой во рту, мычу что-то: «ну да, Виол, конечно. Рад за тебя» а сам завитушки на ковре рассматриваю пристально, глаза щиплет от слез. Так было паршиво и обидно, как будто в лицо харкнули. И пинка под зад дали на прощание. Мне бы тогда сказать ей: предатель. За тридцать серебреников предаешь… Нет, смолчал, пожелал всего хорошего. Мутит меня и сейчас, как будто та арбузная корка до сих пор поперек горла. Сколько таких виол потом было, не убивать же каждую. Я ведь каждый раз молчал и утирался. Какого черта я всю жизнь все это жру? С обхарканной рожей раком ползаю? И буду жрать, пока дают? Ну уж нет, хватит с меня. Не буду жрать и улыбаться. В лицо буду говорить, что думаю. Все мы вот сейчас сидим на этой яхте, где каждый Виолу ненавидит втихаря. Коньячок пили за ее счет. А она наверняка считала, что мы все ей восхищаемся. Самим не противно? Как хотите, я в эти игры не играю больше.

Лёлька:  А ведь он прав.

Александр:  Нервы сдали у мужика, и все.
 
Джонни-Джо:  Что с тобой? Руки дрожат, белый весь. Есть повод нервничать?

Анна:  Остался один человек, он же убийца.

Все смотрят на Александра.
Сцена 7.

Александр:  Да, это я убил. 10 лет ждал этой минуты.

Лёлька:  Вы, что, были с Виолой знакомы? О Господи!

Александр: Прости, Лёлька, что обманул. Кроме как через тебя, к ней было не подобраться.
Мы с Виолой встречались, когда я фармацевтическим бизнесом занимался. Возможностей украсть было миллион, но это не про меня. А ей все было мало. День и ночь жаловалась, как ей плохо живется. Что грех таким шансом не воспользоваться. Что ребенка будущего не на что поднимать будет. Решил – разок попробую. Себе доказать хотел, что не трус. Украл и сразу попался. Даже не отпирался, знал – за дело. Я украл, мне и отвечать. Дали день на сборы. Я домой вернулся, а там шкафы пустые и записка: «Помочь ничем не могу. Извини». Сбежала. Меня как под дых ударило. Лупил по стенам кулаками, дверь сорвал с петель. А я все что угодно прощу, но не предательство. Особенно когда предают порхая, вот так шпилькой босоножки по яйцам. Она же крыса. Первая с корабля побежала, поджав хвост. А крыс надо давить сапогом, пока в жизнь не влезли грязными лапами. Мне потом в тюрьме все снилось, что я целую ее, а у нее язык раздвоенный, как у змеи.
Когда уже здесь встретились, она и бровью не повела. Мы даже в каюте выпили за ее новую прекрасную жизнь. Я пил и смотрел, как она цедит через трубочку яд, который я ей подмешал – одна десятая миллиграмма крысиного мора – это дешевый и грубый яд, но ничего благороднее она была недостойна. Я предвкушал, что вот она сейчас забьется в судорогах, а я ей скажу: «Ничем не могу помочь. Извини». И вот тогда этот нарыв наконец разорвется с гноем и кровью. И это случилось. Я увидел ее перекошенное лицо, которое представлял все эти годы. Я раздавил ее. Мокрое место. Теперь только пустота на месте нарыва. Она тяжелее гири висит на шее, к земле пригибает. Что я наделал…

Георгий (Александру) :  Я сейчас тебя голыми руками задушу…

Анна:  Какая мразь. Да тебя повесить надо на первом столбе.

Джонни-Джо:  Что я говорил? А с виду все приличные люди.

Достает мобильный. Лёлька бросается к Александру.

Лёлька:  Нет! Саша! Я тебя им не отдам! Это мы вместе! Я тебя подговорила, правда? Ну скажи, что подговорила. Не верьте ему!

Александр:  Не надо меня выгораживать. Не ввязывайся ты в это дерьмо.

Лёлька: Я тебя люблю! Я им не позволю тебя посадить!

Анна: Смотрите, какая любовь. Не позволит она. Убийцу выгораживаешь!

Александр: Не трогай ее. Я убил, я и отвечу. Мне к тюрьме не привыкать.

Георгий:  Ненавижу тебя, сука.

Джонни-Джо: Я звоню в милицию.

Эпилог.
7 лет спустя.
Кухня в маленькой опрятной квартире. Слышен звук работающего телевизора.
«В прошлую среду из тюрьмы был выпущен Александр Н., отбывавший срок за преднамеренное убийство бывшей возлюбленной. Хотя муж и сестра убитой настаивали на максимальном сроке, суд ограничился семью годами заключения.
Муж убитой и ее подруга живут за границей и просили СМИ не беспокоить их, поскольку в настоящий момент ждут ребёнка.»

Ольга Богинская